Полковник Окунь (Часть 4)

Начало: часть 1 →, часть 2 →, часть 3 →

2.

— Вот ты скажи: сейчас утро или ночь?

— А какая разница, товарищ полковник?

— Одна любит, другая дразнится… Ночь — время покоя, утро — время действия. Чему вас только учат в академии…

— Хэхххх… да ведь как мы с вами решим, так и будет. Хотите — ночь, а не хотите — утро. Я уже давно перестал задумываться. Иногда просто забываешь о том, что там за окошком — солнце или луна… такая работа у нас.

— Это верно. Я до сих пор — как Штирлиц — могу прикемарить где угодно минут двадцать-тридцать, а после — сутки напролёт не сплю вовсе. В кино это красиво выглядит — главный герой роняет голову на руль, и голос Копеляна звучит за кадром: «Через двадцать минут Штирлиц проснётся отдохнувшим.» Чего хихикаешь? А в жизни всё гораздо сложнее — приобретённое таким образом расстройство сна природа карает по своим законам — безжалостно и неотвратимо. Не зря нас в пятьдесят лет на пенсию выгоняют — это тех, кто дожил до этого возраста, да…

Вот и Яков Самуилович, небось, мается в своём Израиле… хотя нет, он-то как раз не мается.

— Это почему?

— Этот прохвост у японцев чему-то такому выучился, какая-то хитрая самурайская наука, благодаря которой мужик до старости силу и ловкость сохраняет. Одна беда: с бабами — ни-ни…

— Так он… что?..

— Вот именно. Совсем. Помню, на него Ниночка из отдела кадров глаз положила. И так ему подмигивает, и эдак… и попой виляет… а хорошенькая! Он — ни в какую. Я говорю: Яша, у тебя, наверное, жена в Москве? А он знаешь что мне ответил? Я, говорит, жену свою с собой ношу. Вон, говорит, в портфеле лежит.

— Это как?

— Я тоже удивился. А он портфель открывает, достаёт круглый резиновый бублик и мне показывает. У меня просто челюсть упала: я от него такого не ожидал. В его присутствии даже каптёрщик наш Иван Сколобородько матом загнуть не решался… А тут… Швицер моё смущение заметил, и сам смутился, поясняет: «Вот как только жениться захочется, беру эспандер в правую руку, и делаю двести пятьдесят жимов. Если не перехочется, беру в левую — ещё двести пятьдесят. На, попробуй…» Я этот эспандер и пяти раз выжать не смог — такой тугой…

— А может он просто… того?

— Чего «того»?

— Не про баб…

— Ааааа… я тоже сперва подумал. Тем более — он так и выглядел по нашим медвежьим понятиям. Слишком какой-то ухоженный… чистюля и пижон… и ногти — как у артиста… или как у артистки, ага… Нет, Витенька, тут совсем другой случай. Вот и Боровинский Станислав Фёдорович про него говаривал: «Серьёзный мужик этот ваш Швицер».

— Это который Боровинский? Не папа нашего Боровинского? Который ведёт «Удивительное-непонятное» по телевизору?..

— Он самый. Академик Боровинский. Физик-теоретик. Его специальным авиарейсом прислали, вечером того же дня, когда мы голову Короленко нашли в ящике… Надо же! Вспомнил! Аркаша Короленко, охранник. Аркадий. Аркан…

Ни за что ни про что пропал, бедолага. За пол года до этой истории демобилизовался, артиллерист бывший. Два ранения и контузия… Жена Нюра и трое детей остались. Жуткое дело, Витюха. Я жене его, конечно, про голову ничего не сказал. Тем более, что тела-то мы так и не нашли. Даже хоронить было нечего. Соврал: погиб, мол, Аркадий ваш смертью храбрых во время ограбления поезда. Он и три его верных товарища.

Если до этого момента у нас и была какая-то надежда — увидать живыми и невредимыми ребят, которые вместе с вагоном сгинули, то после этой бандерольки — с подстаканником — всякая надежда испарилась. Так и похоронили — четыре опечатанных гроба, сказали, мол, обгорели сильно — в результате взрыва… никто не догадался что там, внутри — обрезки рельсов, а не люди…

— Что же с ними случилось, с этими охранниками?

— Что с ними случилось мы после узнали — на своём собственном опыте. Но это гораздо позже было, а в тот день мы даже приблизительно не предполагали чем вся эта история обернётся. Тем более, если до поры — до времени все думали, что имеют дело с обыкновенными преступниками, ну, может быть — хитрожопыми, вооружёнными какой-то необыкновенной техникой, то после того, как мы открыли все три ящика, дело окончательно запуталось…

— А что в других-то ящиках было?

— Тут, понимаешь, такая загвоздка, Витя: ЧТО там было я до сих пор не знаю. Знаю только как это выглядело. Мне уже после Станислав Фёдорович пытался объяснить, но я так ничего и не понял. Ясно было только, что сам он, академик Боровинский, тоже не понял что было в этих ящиках, но он хоть понимал до какой степени он этого не понимает…

— Экая хрень, однако…

— Верно. Чем глубже увязаешь в этой истории, тем сложнее объяснить всё на словах, по-человечески. Но я всё же попробую…

Продолжение: часть 5 →