|
|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 72
О вере, о «священном» и его дебрях
| |
Вот, например, видишь — плющ! — захлёбывался Агабек. — Тоже волшебный! И вон тот лопух — тоже! Кругом — волшебная трава! Простой даже и нет, всё — волшебная... Кроме того, здесь и камни — волшебные. Прямо валяются на земле — только подбирай! Этот чернокнижник увёз целый мешок! И ещё два кувшина волшебной воды! Я забыл сказать, что здесь неподалёку есть волшебная вода. Совсем рядом. Здесь всё, всё — волшебное!
Против такого сочетания — волшебной травы, волшебных камней и волшебной воды — кто бы мог устоять?
Л. Соловьёв, Повесть о Ходже Насреддине |
Недавно я, вдохновлённый разговором с одним старым другом и его трепетной любовью к уникальности библейской Вести, в который раз уже слушал протяжное рыдание молитвы «Шма Исраэль» (Слушай, Израиль!). Этот возглас-плач, которыми так богата библейская традиция с самых своих истоков, воплощает в своей интонации то, что воплотить едва ли едва ли представляется возможным во всей полноте — неизбывную тоску измученного человека по живому Богу, который не в «дыме от сожигаемых жертв», не в священных предметах, не в великолепии храма или богатой литургии, но в разбитом человеческом сердце, проливающем кровавые слёзы.
Другая традиция из авраамических, кораническая, приводит слова Творца, зафиксированные в 15-м Аяте 50-й Суры (Qaf): «Мы сотворили человека и знаем, что нашёптывает ему душа, и Мы ближе к нему, чем ярёмная вена/шейная артерия».
Вот эта в откровении явленная близость Творца всего к своему «главному изделию» даёт право называть Его не только «Господом миров» (ср. «Открывающая» Сура 1) [Такое космическое понимание Господа-Ишвары, или Брахмы, или Шивы, например, творящего и разрушающего бесчисленные миры-вселенные, встречаемое в различных религиозных традициях, объединяемых несколько искусственным термином «индуизм», с точки зрения индуизма же вполне логично].
Фундаментальная дерзость библейской вести, апекс которой был явлен, с точки зрения христианства, в личности самого Христа, в том, что каждый может называть этого непостижимого «Владыку и Творца миров» просто и даже несколько фамилиарно «папой» или «папочкой». Ведь именно таково значение арамейского слова «абба», которое переводчики синодального извода Библии вслед за церковнославянскими толковниками стыдливо-строго перевели в звательном падеже как «Отче».
Но как раннее христианство, требующее смелого исповедания веры перед лицом нечестивых властителей, было уделом смелых мужей и мужественных же жён, готовых держать за своё упование последовательный ответ даже до самой смерти, так, похоже, нынешнее «христианство» оппортунистического большинства стало делом несмелых по духу граждан, главным для которых является мудрость чеховского человека в футляре — «как бы чего не вышло» (надо же во что-то верить! а вдруг там что-то есть?). «Мудрость» эта заставляет переосмыслить традиционно высокое понимание «раба Божия» как Господня «служителя». Носитель её становится самым настоящим рабом с рабским же душевным устроеним, что заставило в своё время Чернышевского воскликнуть своё знаменитое: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу все рабы!»
Если окинуть пытливым взглядом исследователя-религиоведа, не чуждого приватных религиозных интуиций, ситуацию в нынешней Российской Федерации, то наблюдается взывающий к религиоведческой рефлексии целый ряд характерных явлений.
Религиозные чудеса, понимаемые совсем в духе европейского Нового времени, как «сверхприродная отмена естественного порядка вещей», стали как бы элементами обыденности, широко освещаемыми средствами массовой пропаганды. Вспомним поклонение пасхальному священному огню, «частицы субстанции» которого привозятся на самолёте в Москву в сопровождении важных государственных чиновников, утверждающих, что это чудо — свидетельство превосходства (русского) православия перед всеми иными вероучениями. У всех в памяти недавнее многочасовое стояние очередей к «поясу Богородицы», которое многие облечённые лица назвали «подвигом веры» и свидетельством того, что РФ — страна «православная».
Сам я с детства был воспитан в глубоком почтении к подвигам христианских (и иных религиозных) мучеников, ещё совсем недавно подвергавшихся разнообразным преследованиям в стране, по историческим меркам вчера ещё дружно строившей «светлое будущее» на костях и муках миллионов своих сограждан, а ныне почему-то надсадно именуемой «православной». Хотя, как говорится в одном старом анекдоте, «увы, люди всё те же».
В то же самое время я с юности недоверчиво отношусь к такому затасканному выражению и стоящей за ней жизненной позиции эстетически красивого гуманизма, как «уважение к вере» любого человека, — вне зависимости от того, в чём эта вера выражается. Это уважение, обычно в качестве элемента своего Credo декларируемое представителями секулярной интеллигенции, предполагает как уважение к беззаветным верованиям «простых коммунистов» в светлый облик их «Партии», несмотря на «отдельные искажения её линии», так и к магическому миросозерцанию многих именующих себя христианами, которые крестят своих младенцев, потому что «это наша национальная традиция», да «чтобы ребёночек не болел», и выстаивают на холоду очередь, чтобы «прикоснуться к святыне» (некоему поясу) и тем самым «освятиться», исцелиться, получить просимое и т. д., забывая, что совершающаяся ежедён в любом самом затасканном деревенском храмике Литургия — святыня, со здравой христианской точки зрения, гораздо более значительная и великая, нежели вера в волшебно-чудодейственные целительные свойства некоей вещи, к тому же несколько сомнительного происхождения.
Традиция подсказывает мне, что Христос не «уважал веру людей» (какое там «уважение»? — бич в руках изгоняющего торгашей из Храма, повалившего лотки с благочестивым товаром...), он просто любил и принимал любого человека, когда тот с крупицей веры касался полы его туники.
Впрочем, любая истовая вера собственными своими свойствами может творить чудеса над её носителем. Это я говорю не для того, чтоб обидеть кого-то, верующего в подлинность и святость той или иной реликвии, но чтобы расставить вещи по своим полочкам. Не всякое чудо бывает от Бога, и не всякая духовность благодатна, происходя непременно «сверху». Имеется целый ряд явлений как «сбоку», так даже и «снизу», и об этом не следовало бы забывать.
Вера вообще штука очень опасная и неоднозначная. Вера Матери Терезы в преображающую силу любви — это одно, а вера салафитов в необходимость насильственного обращения или уничтожения «кЯфиров» (нас с вами: хоть христиан, хоть атеистов или агностиков, хоть буддистов или кого угодно ещё) — согласитесь, несколько другое. Хотя и первое, и второе явление относится к категории религиозной веры. Увы, согласно словам апостола Иакова (2:19), «и бесы веруют, и трепещут» (ta daimonia pisteuousin kai frissousin, дословно: «...верят и трясутся»).
Итак, где граница между верой в уникального библейского «Бога Живого», который «поругаем не бывает», и обычной для самых разных религий верой в чудесное, самые разнообразные ритуалы освящения, строгое разграничение «мирского и священного», проекцию каких бы то ни было «небесных иерархий» (сакрума) на общественное устройство в виде властных структур особого жреческого сословия?
Когда-то довольно давно я возмутился фразой одного моего однокашника по католическому богословскому факультету, ныне профессору-литургисту в Германии: «Христос самим своим приходом отменил всякую религию». Возмутила меня эта фраза её тогдашней для меня новизной и неожиданностью. Так ошарашивает всякое проговаривание другим того, что человек едва ли посмел бы выразить вслух. Как же так, думалось мне, ведь «не отменить пришёл, но исполнить»!
Опасность для веры уютного материнского ложа религии, тем более в нечестивом союзе с государством, понимали первые христиане и особенно первые иноки, бежавшие в пустынные места от соблазнов мира с его властными структурами, влиянием, религиозными традициями и их «плюрализмом», национальными и родовыми обычаями и иными «незыблемыми общественными ценностями».
Это перестали понимать христиане, массово нахлынувшие в Церковь после того, как она стала religio licita, то есть разрешённой, и уж вовсе её затопившие после того, когда Церковь стала в том же 4 веке государственной. Это, похоже, перестало понимать большинство христиан нынешних, — в отличие от христиан советских времён, — которые обрадовались реституциям, присутствию жреческого сословия в медийном пространстве, взаимопроникновению Кесаря и синодальной бюрократии, по старой привычке называемого «симфонией властей».
Подлинное чудо, оно ведь всегда интимно, как и настоящая любовь, далеко не сводимая к возлежанию на одном ложе или — к кувырканию на одной койке (каждый да выбирает по своему вкусу и разумению!). Подобно любви, оно может выражаться намёком, незаметным для постороннего знаком, пожатием, лёгким касанием сновидения...
Понятно, что верить в общепризнанную «святыню», вокруг которой вершатся яркие чудеса исцелений и исполнения желаний, пусть даже и нарушающие пресловутый «естественный порядок», вера в каковые чудеса поддерживается группой единомышленников и даже государственными органами, много легче и приятней, нежели рискнуть упасть в объятия непостижимого Бога, который есть страшный «Огнь поядающий», в то же время остающийся «аввой», то есть «папенькой», что ближе к тебе, чем все твои сонные артерии или вены.
У дзен-буддистов имеется шокирующий многих добропорядочных обывателей и сладко-привлекательный своей экзотикой для искателей нектара всевозможных восточных «духовностей» призыв «убить Будду при встрече». Для христианина, искренне взыскующего эсхатона «Небесного Царства и правды его», этот коан был бы подобен призыву раскалывать безжизненных идолов, где бы те кумиры ни возникали: на уровне «тела, речи и сознания». Но многим ли это делание по силам?..
Да позволят мне читатели следующую печальную аналогию по следам недавних событий: то многочасовое религиозное стояние в очереди за прикосновением к мнящемуся чудесным поясу фактом своего изнурительного «подвига», боюсь, подобно всплеску секулярной веры во всеобщую доброту человеческой природы и грядущее глубокое изменение общественных отношений в результате только что прошедших демонстраций за «честные выборы».
Вряд ли лицезрение реликвии чудесным образом, без изнурительного и вовсе негероического ежедневного делания воцерковит прошедшие перед ней миллионы. А если даже воцерковит, сделает ли хоть на миллиграмм или миллиметр лучше — в самом обыденном, повседневном смысле? Добрее, терпимее, сострадательнее, щедрее, трезвее...
Сделают ли даже десятки тысяч воодушевлённых под влиянием минуты, добрых и как бы от сна воспрявших лиц на митингах (насколько могу судить по свидетельствам участников) — извечное в своём дурном кружении в бесконечности унылого вечного возвращения болото России хоть чуточку более плодородным пахотным полем, приносящим в надлежащее время добрые плоды?
Позволю себе и в первом, и во втором предположении с глубоким вздохом усомниться.
11.12.2011
Теги: актуальное
вера
политика
религия
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
