|
|
Музыкальный диалог по вторникам № 4
Метафизика: абсолютно совершенно
Как-то раз внешний экран переговорного устройства «Nokia» вывел поразительное сообщение: «21 missed calls» — и это значило, что давний знакомый, тенор, не мог дозвониться до меня в течении нескольких часов. На мой удивленный вопрос относительно причины столь активного желания диалога, певец А. сообщил, что хотел бы поделиться впечатлениями от прослушивания свежекупленной записи оперы Джузеппе Верди «Травиата» в исполнении звезды мирового вокала Анны Нетребко. «- И как?» Трубка трагически простонала: «На ми-бемоль не пошла…» (исполняя арию «Sempre libera», особо отважные солистки берут не предписанную композитором указанную верхнюю ноту — призванную, по всей видимости, иллюстрировать бесшабашную отвагу Виолетты Валери).
Через несколько дней телефон запищал снова: лично знакомая с Рене Флеминг (американское сопрано и не догадывается о том, что получила от русской поклонницы убийственную для любой дивы характеристику: «Простая совершенно баба…») экзальтированная поклонница вокального искусства была на грани нервного приступа. Поводом для визита к кардиологу стал просмотр видеозаписи «Лючии ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти с Эдитой Груберовой и Альфредо Краусом. Выпуская на DVD спектакль Метрополитен-Опера (Нью-Йорк, 13 ноября 1982 года), продюсеры «Deutsche Grammophon» разбили одну из арий Лючии на два трека, при этом момент переключения одной дорожки на другую совпадает с кульминационной верхней нотой Груберовой, убивая всё впечатление — как муха, севшая на праздничный торт.
Лейбл «Golden Melodram» снабжает серию архивных оперных записей «Connoisseur» чудесным предупреждением: «Attention! The sound quality of these recordings reflect the poor conditions under which the recording was made. Purchase is advised, therefore, only to the connoisseur whose experience has schooled him to fully appreciate their high documentary value». И действительно: «only to the connoisseur»…
Что такое оперное искусство? Чем объяснить природу пристального внимания к высоким нотам и точно/неточно исполненным пассажам и виртуозным каденциям? Что побуждает вполне здоровых с виду людей посвящать всё своё время вслушиванию в хрипы и пофыркивания архивных записей 1930-1950-х? Вышедший в российский прокат фильм Рустама Хамдамова «Вокальные параллели» мало того что гениален сам по себе: он еще на редкость внятно объясняет, чем же на самом деле является опера, причем делается это гораздо лучше образовательных передач BBC.
Попадающие в объектив кинокамеры оперные дивы — сюжет в искусстве не новый. Но Хамдамов не был бы гением, если бы не перевернул все зрительские чаяния вверх ногами. Чего можно было бы заочно ожидать от фильма с подобным сюжетом? Грустных признаний, запоздалых восторгов, воспоминаний о былой славе, потертого соболиного манто, надтреснутого голоса. Ничего этого у Хамдамова нет. Как нет и сюжета — и это, право, радует больше всего. Сюжет фильма Хамдамова — эти самые дивы, с годами лишь приобретшие дополнительное сходство с медиаторами между земным и небесным. В шестьдесят, семьдесят их голоса звучат столь же свежо, как и тридцать лет назад (удивительно, но факт).
Хамдамов помещает своих героинь в разреженный космос казахской степи, которая аукается «пустынной местностью» Шекспировского «Макбета» — тем самым, в котором царят ведьмы-пузыри земли. Арии Верди и Пуччини словно рождаются и организуют этот вневременной хаос безлюдной вечности.
Вот народная артистка Казахстана Роза Джаманова в окружении внуков на фоне степного пейзажа, а вот — уже в японском платье, и тут она не вовсе не Джаманова, а Чио-Чио-Сан. Оперная вампука возводится в квадрат: через секунду ракурс меняется, и вот уже мадам Баттерфляй бодро бредет по степной глуши.
Обладательница удивительного сопрано Бибигуль Тулегенова поет арию Виолетты Валерии «Sempre libera» (ту самую), будучи наряженной в платье из листков газеты «Астана» — ни дать не взять местный hautte couture.
В противовес и в дополнении к казахским дивам у Хамдамова припасена пара персонажей «извне», словно бы созданных друг для друга: Эрик Курмангалиев и Рената Литвинова. О последней умолчим — хотя её репризы в «Вокальных параллелях» роскошны (чего стоит хотя бы: «Одна сопрано ненавидит другую сопрано, одна меццо-сопрано ненавидит другую меццо-сопрано»), как и в десятке остальных фильмов своего портфолио актриса играет в неумелую подражательницу Марлен Дитрих. И только Хамдамову удалось разглядеть в этой фигуре чахоточно-гламурной кокотки плохо замаскированные инфернальные черты. От того, с какой легкостью необычайной Литвинова (а она в фильме играет лощеную квазисовдеповскую конферансье оперных концертов) отчитывает свои монологи, веет развязностью потустороннего.
Что же до Курмангалиева, то «Вокальные параллели» стали актерским апофеозом и одновременно бенефисом советского контратенора № 1. О том, что Курмангалиев обладает потенциалом великолепного актера было понятно уже несколько лет назад, когда в сетях информационной паутины забилась запись радиоинтервью певца — абсолютная нетленка, тут же расхваченная интернет-коммьюнити на фольклорные присказки («Журналисты — абсолютные подушки» и др.).
Выряженный в тулупчик Деда Мороза Курмангалиев исполняет ариозо Вани из «Жизни за Царя» Глинки, утопая в бутафорской пене пенопластового снега, в котором в итоге погрязает и Рената Литвинова (вероятно — в роли сестры Антониды). Природа оперной условности объяснена с легкостью и изяществом, достойной истинного мастера.
Хамдамов мало того что интеллектуал, так еще и эстет. В первых мгновениях фильма Курмангалиев бежит по каменной дорожке на высоких шпильках (из того же радиоинтервью: «Я полюбила наводчика…»), поминутно озираясь и поправляя вуаль. Из-под вуали Курмангалиев будет томно поглядывать исполняя «Сапфическую песнь» Брамса — лежа на закрытом рояле, заигрывая с белоснежным котёнком. В юбке чуть ниже колена, на шпильках и в вуали Курмангалиев — не травести, не пародия на самого себя. Он тот самый призрак оперы, та самая ускользающая и томная душа оперного жанра, в которой от пошлости до чистоты ровно один шаг — шаг по пустынной степной дорожке.
В финале фильма Курмангалиев и Тулегенова исполняют романс Полины и Лизы из «Пиковой дамы» — сидя в трофейном самолете времен Второй мировой, с авиаочками на лицах. И в этой сюрреалистической картинке вдруг начинает работать обратная логика: очищенная от налета привычных смыслов и знакомых ситуаций музыка начинает дышать. В этом — главная тайна и главный секрет фильма Хамдамова.
07.11.2006
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
