|
|
Воскресные сказки с Дмитрием Дейчем № 31
Попугай Гайдна
У Йозефа Гайдна был попугай, который умел передразнивать птиц, а по-человечьи говорить не хотел. Бедный Йозеф! Как ни старался он научить пернатого какому-нибудь словечку или выражению — из тех, каким принято учить попугаев, ничего не выходило! То и дело наш музыкант сурово поглядывал на упрямца, приговаривая: «Попочка! Ах ты ленивая тварь… Скажи ПАПА ГАЙДН! Скажи хотя бы ПАПА. Просто ПАПА! Что тебе стоит?» Но упрямая птица, как видно, не слишком хорошо разбиралась в чинах и регалиях, и в грош не ставила ордена, медали, а также докторскую мантию, которую Гайдну дали в одном английском университете, и он с тех пор не снимал её даже в постели (наверное, потому супруга его бывала наутро чертовски раздражительной, и говаривала слугам: «Вот стану вдовой, вы у меня попляшете». А слуги ей отвечали: «Держи карман, матушка», надеясь на то, что Гайдн переживёт её по крайней мере вдвое). Попугай молчал, несмотря на все усилия окружающих (или — вопреки этим усилиям), зато о молчании гайдновского попугая говорили в свете. Всё больше — гадости и глупости: мол, что это за композитор, который даже попугая не может научить внятной человеческой речи?
Однажды к Гайдну пришёл Моцарт, — тут нужно сказать, что Моцарт запросто бывал у Гайдна, мог и без приглашения нагрянуть, а всё потому, что Гайдн в Лондоне научился варить такой кофе, какого никто в Германии делать не умел, — и вот приходит Моцарт, и первым делом — к попугаю. «Здравствуй, — говорит, — Йозеф!» Попугай шокирован, но виду не подаёт — не хочет показать, что кумекает по-немецки. Гайдн тоже удивляется, но — молчит, будто так и положено. А Моцарт, подлец, опять к попугаю (хозяина в упор не видит): «Ну как премьера прошла? — спрашивает, и гаденько так подмигивает, — освистали?» Попугай молчит. И Гайдн помалкивает, хоть ему, видно, есть что сказать. «Ничего, дружище, — утешает попугая Моцарт, — приходи ко мне завтра в оперу, я тебя самолично императору представлю. А то ты, небось, его императорское величество и в глаза-то не видывал!» Тут попугай не выдержал и как заорёт: «Дуррррак! Дуррррак!».
Что тут началось!
Моцарт — прыг на стол, и — давай отплясывать, рад без памяти что попугая разговорить удалось. Гайдн кричит: «Мои чашечки! Мои блюдечки! Мой кофейничек!» — за сервиз переживает (в Германии таких не делали). А тут жена в дверях появляется, с лицом совершенно неописуемым, и говорит: «Йозеф, ты помнишь, что у нас сегодня барон фон Свитен с супругой?» А попугай ей: «Пошла вон, дура!»
Ужас что было!
В общем, с тех пор попугай стал разговорчив без всякой меры, и говорил на хорошем немецком языке всё, что в голову взбредёт, временами самое неприличное.
Даже когда его об этом не просили.
Даже когда его просили не говорить, а помалкивать.
Однажды всё это так надоело домашним, что жена упросила Гайдна подарить проклятую птицу Моцарту. А тот — счастлив: повесил клетку у входной двери. Как только кредитор у дверей, попугай хозяина предупреждает (эзоповым языком): «Вставай! Судьба стучится в дверь!» Моцарт — шасть в окно, только его и видели.
Раз пришёл к нему молодой Бетховен с нотами, попугай принял его за кредитора, и, понятное дело, Бетховен Моцарта дома не застал. Зато ему так понравилась голосистая бестия, что он клетку тихонько с крюка снял и к себе утащил (вообще говоря, он не слишком-то церемонился, Бетховен). Моцарт вернулся: попугая нет. Ну, думает, видно, кредиторы за долги забрали. Легко отделался!
А Бетховен клетку у себя в комнате повесил, и до того про судьбу наслушался, что оглох. Но, конечно, музыки много написал, самой разной, в том числе и хорошей.
Ну, не то, чтобы хорошей, но — довольно сносной…
…и не то, чтобы всегда сносной, но…
…короче говоря, сами послушайте, и всё поймёте — про Бетховна, и про Моцарта, и про Гайдна.
И про попугая, конечно, куда теперь без него?..
12.02.2008
Теги: анекдоты
музыка
|
Ваш отзыв автору
|
