|
|
Воскресные сказки с Дмитрием Дейчем № 21
Диковины и сюрпризы (часть 1)
~
Музыка — идеальный предмет в том смысле, что она наименее привязана к т.н. «реальности» человека (социальной реальности — в отличии от кинематографа, пластических искусств и даже поэзии). Я хотел бы говорить о музыке как о феномене природы (оставив в стороне шпенглеровскую антиномию). В этом смысле отношения человека с музыкой превосходят поверхностно-эмоциональное и происходят там, где человек остаётся наедине с неким первобытным, изначальным звуком, из которого, как растение, выходящее из семени, появляется весь спектр звучаний.
Можно сказать, что музыка — то, что приводит нас туда, где мы в большей степени являемся нами. При этом средства её — не средства исключительно человека, а природы вообще. Я говорю о той музыке, которую слышит (видит?) композитор, когда пытается её записать, исполнитель, когда ему удаётся услышать то, что услышал композитор (не в точности тоже, ведь живое никогда не бывает тем же, что и прежде), и, наконец, слушатель, когда он включается в этот природный круговорот.
~
Марсель Понселе играет Телеманна так, будто не было никакого Телеманна и сольная партия гобоя — чистейшей воды импровизация. Или — будто он, Понселе, и есть — Георг Филлип Телеманн. Так, будто вообще никакой музыки никогда не было, а — вошёл он — Марсель Понселе (Телеманн), дунул, и всё образовалось — из воздуха, прямо теперь.
~
Голос — орган осязания, нечто такое, что можно протянуть навстречу, чем можно коснуться. Я способен использовать его наподобии ладони, стирающей пыль с полированной поверхности, в качестве боевого снаряда или стрелы с раздвоенным наконечником, голос может быть рентгеном, просвечивающим насквозь, или иглой, легко проницающей ткань и выходящей наружу.
Человеческая психика — настолько сложный и хрупкий аппарат, что просто диву даешься — как вообще удается в быту понимать друг друга и сосуществовать ежедневно и ежечасно. И настолько мы далеки друг от друга, что само по себе редчайшее чудо полного понимания, со-знания почти никогда не переживается именно как чудо. Божественная ирония проглядывает в ежедневном приятии незамысловатой истины, утверждающей, что наиболее близки мы там, где менее всего являемся нами.
~
Соната Мортона Фельдмана напоминает почтовое уведомление: серый потёртый бланк с печатями, на обратной стороне мелким курсивом — длинный рекламный текст, в соответствующую графу расплывшимися синими чернилами вписан адрес. Твой или соседа — не разобрать. Отправитель неизвестен. Содержимое — загадочно.
~
Легкое постукивание жалюзи о фрамугу отозвалось живым воспоминанием о каденции Штайера к Andantino моцартовского Jeunehomme концерта. Поймал, как бабочку, и пришпилил. Неизвестно что лучше — просто смотреть, затаив дыхание, или поддаться охотничьему инстинкту, как Набоков.
~
Клавикорд похож на человека, который имеет неприятную манеру, обращаясь к вам, говорить немного в сторону. Вдобавок, у него, кажется, хронический насморк. Он гнусавит. Тембр его голоса напоминает звук игрушечной шарманки с вечной «калинко-малинкой» внутри — родом из босоногого детства. Ни один ценитель прекрасного, находясь в здравом рассудке, не предпочтёт концертному роялю эту «кастрюльку», эту «пукалку», этот щёлкающий и лающий ящичек.
Хорошо, что мы можем позволить себе жизнь без «прекрасного», «возвышенного» и «духовного», а «здравый рассудок» что ни утро, ничтоже сумняшеся, посылаем по матери. Какое счастье: нам не нужно «ценить» музыку, вместо этого мы намазываем её на хлеб, хлещем её вместо водки и ею же забиваем в стену дюймовые железные гвозди.
В последние дни я слышу это ласковое бормотание с утра и до вечера: приходя на работу, заряжаю полную обойму эммануэлевых пьес для клавикорда: сад сонат, где я могу часами прогуливаться, мурлыкая, напевая и похмыкивая в своё удовольствие.
~
Кейджевская музыка для подготовленного рояля создаёт удивительное ощущение близи — будто в соседней комнате движутся, слегка задевая друг друга, разнообразные предметы: металлические, деревянные, фарфоровые, и мы — на расстоянии шёпота — распознаём приметы их самостоятельного, сопредельного нашему существования.
~
Один мой приятель по переписке, музыкант и эрудит, обмолвился недавно, что по его глубокому убеждению минор — признак своего рода честности и — как результат — долговечности музыкального произведения. Я тут же припомнил как три-четыре года назад всякий раз, собираясь слушать «Хорошо темперированный клавир», настраивал электронную память проигрывателя таким образом, чтобы при воспроизведении он пропускал прелюдии и фуги, написанные в мажоре и проигрывал лишь минорные. Тогда мне это вовсе не казалось странным или подозрительным (как показалось бы теперь). «Правильная» музыка — это «когда хорошему человеку плохо», но если человеку хорошо, должна всё же присутствовать «лёгкая грустинка» (вот оно, роковое наследие романтизма).
Конечно, наивно было бы свести «светлое» и «тёмное» к простому противопоставлению мажора и минора. Тем не менее, в этом есть определённый (бытовой, что ли) смысл. В любом случае, говоря здесь о «миноре», я имею в виду не столько нотную грамоту, сколько общий «градус» произведения, часто выносимый самим композитором за скобки.
Ликование, искренняя радость в искусстве вызывают у нас смешанные чувства. Прежде всего — подозрение. «Не верю!» — первая инстинктивная реакция. Затем человек морщится. Он ещё не понимает почему это происходит, но чувствует раздражение, способное обернуться агрессией. Альфред Шнитке говорил о том, что длящееся простое мажорное трезвучие способно воздействовать на психику подготовленного слушателя отрицательно, вызывая эффект диссонанса. Суммируя впечатление, интеллект выносит диагноз. Неутешительный.
Если представить себе некую абсолютную шкалу расстояний, то Моцарт и современники окажутся дальше от нас, чем Бах. Моцарта мы понять не можем, не споткнувшись о ступеньку неприятия «наивного» сильного чувства. Эмоциональная сфера «классицизма» по большому счёту закрыта для нас. Принять эту музыку за чистую монету — всё равно что разрыдаться в людном месте. Всё равно что признаться в любви первому встречному. Слишком ярко. Слишком хорошо. Слишком сладко. Приторно на наш вкус. Может и стошнить. Настолько сильное чувство ликующей радости не может быть естественным.
Зато музыка барокко не вызывает раздражения даже у тех, кто, вообще говоря, далёк от «классики» (кургузое слово, которым часто приходится пользоваться — за неимением лучшего). Я часто подлавливаю на этом молодых людей, подсовывая вовремя то рок-н-рольного Вивальди, то страдающего Перголези. В конце концов они приходят ко мне за Мессианом.
Альбом Жозе Мигуэля Морено с записью музыки лютниста и композитора Сильвиуса Леопольда Вейсса называется «Ars Melancholiae». Грусть, меланхолия. Весьма соответствует моменту. В эпоху недоедающих фотомоделей немного искренней грусти. Я и сам с удовольствием поддаюсь этому очарованию. Светла печаль моя.
Понятно, что подобным образом дела обстоят не только в музыке. Но вот — благородная грусть уступила место отвращению. Ирония — сарказму. «Можно ли писать после Освенцима?» Мы можем любить, но на фоне глубокой тоски, гнева или негодования. Лучше, если прежде свадебного звучит траурный марш.
Проблема шире, чем страница текста: ничего нового я, конечно, тут сообщить не могу.
Тем не менее, резюмируя сказанное, добавлю, что на мой взгляд музыка Моцарта — событие религиозное. Я не имею в виду «Реквием» и прочую литургику, а — симфонии, сонаты для фортепиано, квартеты, и прочая, прочая, прочая…
Эта музыка всегда открыта для нас, мы же чаще всего закрыты для неё.
Впрочем, положение поправимо.
~
Телеманн наутро — как уголька подкинули. За окном едва тлеет, а у меня — солнышко за пазухой.
Шалмеи задают темп: жизнь вытанцовывается.
~
Тель-авивский старьевщик так чисто выпевает утреннюю арию — altisa(до)hen(соль), что просто диву даёшься: как человек совершенных вокальных данных умудрился выбрать профессию столь скудного муз. репертуара.
~
Порой после того, как звук прозвучал и уже исчерпал, выговорил себя, в воздухе остаётся (таится, длится) послевкусие, напоминающее лёгкий аромат духов в комнате, покинутой женщиной.
11.09.2007
Теги: музыка
словесность
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
