|
|
Сурок по вторникам с Ханной Таупекка № 5
Сурок ехидный: о приличиях, традициях и прочей чепухе
| |
Он думал — перед ним Венок
Величья и побед;
Протер глаза, а это был
Без Ножки Табурет.
«Все кончено! — воскликнул он. —
Надежды больше нет!
Льюис Кэррол, Песня садовника |
Все началось при подготовке к первому же экзамену по специальности: преподавательница сделала страшные глаза и осведомилась, у всех ли наготове парадная юбка. Э, жалобно спросила я, вспоминая виденный в продаже ассортимент парадных юбок, страшных, как сама жизнь, а нельзя ли надеть вместо нее парадные штаны? Исключительно парадные, мамой клянусь. Ответный взгляд выражал все негодование по поводу такого святотатства: да, и еще вам придется снять очки.
Это был удар ниже пояса: передвижение по миру без очков превращается для меня в увлекательнейшее, но небезопасное мероприятие — ввиду ступенек на сцену, по которым надо будет как-то взобраться, я спасовала и взвыла: но за что?! Линзы запрещает врач, очки запрещает педагог, наощупь я рискую триумфально снести уважаемую комиссию, и чем, собственно, так провинился злополучный предмет: неужто кто-то всерьез попытается углядеть во мне страдалицу-Дамаянти или, пуще того, векерленовскую бабочку? Ответ был предельно информативен: так положено. Принято. Традиция. Между прочим, к концертам готовьте соответствующего фасона платье, ну и все прилагающиеся аксессуары.
О-о, подумала я, судорожно вспоминая детский балетный опыт — единственный опыт ношения чего-то подобного: в обыденной жизни я нечасто надеваю открытое, обтягивающее и неудобное. О-о, подумала я, вспоминая все виденные мною классные концерты и всех несчастных девиц, пытающихся приспособить к своим нежурнальным фигурам то, что выдается у нас за вечерние платья умеренной стоимости, снабженное розочками, стразами и оборками в самых неожиданных местах. О-о, подумала я и вежливо попросила небеса об одном: чтоб никого из моих памятливых и ехидных друзей не угораздило присутствовать при этом цирке.
И вот ведь в чем состоит главная прелесть происходящего: таких вот нас подавляющее большинство. Признаем честно: среднестатистическая жизнь не слишком располагает к ношению чего-либо, что могло бы подготовить вас ко встрече со смокингом или вечерним платьем. Поэтому когда оная встреча все-таки происходит, на выходе мы имеем картину вполне душераздирающую — просто потому, что, в отличие от джинсов, подобная одежда предполагает определенную культуру ношения, приобретение которой нам несколько подпортила, правильно, революция. Каким образом выжила при этом традиция напяливать на себя «рукава-кружева» на концерт — загадка, но в отрыве от историко-культурной среды она служит скорее поводом для закономерных анекдотов про безразмерные сопрано, выпадающие из собственных декольте.
Дальше — больше: как модно во все времена сокрушаться, что академическая музыка-де страшно далека от народа. От молодежи, в частности. Правомерность такого утверждения мы в данном случае даже не рассматриваем, шут бы с ним. Вокальная музыка, голосят уважаемые популяризаторы, истинный клад для новичка: где же еще тебе словами расскажут, о какой-такой любви вся эта песня. Ну да, расскажут — благо любовь, которой посвящено абсолютное большинство текстов, есть штука неистребимая и потому близкая и понятная кому угодно. Однако же, как мы понимаем, визуальная составляющая происходящего тоже имеет свое значение — а визуальный стереотип девицы в плохо сидящем вечернем платье, заламывающей руки и строящей «бровки домиком», на данный момент несколько, скажем прямо, устарел. Чуть-чуть. И, натурально, воспринимается непривычной аудиторией в точности по английской шутке: such a nice how do you do — в диапазоне от недоумения до вышеупомянутых анекдотов.
Кстати, да, о «бровках домиком». Подойдите к зеркалу. Откройте рот максимально широко. А теперь, не закрывая рта, попытайтесь выразить всем собой, например, неземную страсть. На людях, сразу предупреждаю, лучше не практиковаться: не поймут. Получилось? Отсмеялись? А теперь вообразите, что я это говорю всерьез. Нет, правда: в процессе обучения пению обращается немалое внимание на, э, драматическую составляющую. А поскольку способы выражения этой самой составляющей ограничены необходимостью собственно петь, то сводится все обычно к набору шаблонов, которые знакомы любому посетителю академических концертов: ручки заломили, брови приподняли, вперед вытянулись, «месье, я вся ваша» ©. Да, не забудем еще о том, что в начале, в конце и, внимание, В ПАУЗАХ положено улыбаться. То есть, пока ты поешь, ты по уши в неземной страсти. Как только проигрыш — улыбайся. Улыбки в абсолютном большинстве своем выходят столь же ненатуральными, как и предыдущие страсти. Ну либо же выражают искреннее облегчение от благополучно миновавшей каденции. Зрелище, в любом случае, то еще.
По здравом размышлении получается несложный, в общем, парадокс. Актерское мастерство и вокальные данные совпадают в одном лице не всегда. Вокальные данные и пригодность к ношению вечернего платья — тем более. При этом вокальный жанр, как любой синкретичный, априори избыточен: один и тот же смысл мы, по сути, выражаем а) музыкой, б) текстом, ц) пением, д) и, может, обойдемся без скверного актерства? Наденем что-нибудь общечеловечески-нарядное, уберем в классе некрасивую мимику, но в остальном оставим как есть, позволим носить очки или нестандартные стрижки. Вон смотришь иногда на видеозаписи с небольших европейских концертов — сердце радуется: никаких эксцессов, все максимально естественно, и не видать, чтобы хуже пели или играли от такого вопиющего нарушения традиций. Публика, опять же, реагирует вполне живо. И к чему, спрашивается, все эти ухищрения, напоминающие древний неприличный анекдот про гамак и лыжи.
Высокое искусство, твердят поборники приличий, должно подаваться в соответствующей обстановке, дабы в полной мере соответствовать. Не смейте, говорят, ступать на ковры наших концертных залов в ваших ужасных джинсах. Не прикасайтесь, говорят, к нашим веками освященным традициям, по которым будь ты тысячу раз толст, хром или слеп, ты вынужден снять очки, втиснуться в полный парад и с картонной улыбкой прошествовать к роялю, сшибая все на своем пути.
Наверное, в этом даже есть свой какой-то смысл: музыка как праздник, как событие, как зрелище. Возможно, кто-то действительно ищет в произведении персонажа: так на школьной литературе нас учили искать в стихах лирического героя, который то любовался природой родного края, то негодовал при виде народных бедствий. Это само по себе бессмысленно: превращать достоинство в недостаток, толковать неизъяснимое, низводя его до уровня немудреной пантомимы — но мало ли. И всякий раз я вспоминаю в этой связи слова Дмитрия Дейча: «Хорошо, что мы можем позволить себе жизнь без „прекрасного“, „возвышенного“ и „духовного“, а „здравый рассудок“ что ни утро, ничтоже сумняшеся, посылаем по матери. Какое счастье: нам не нужно „ценить“ музыку, вместо этого мы намазываем её на хлеб, хлещем её вместо водки и ею же забиваем в стену дюймовые железные гвозди».
04.09.2007
Теги: классика
музыка
смешное
|
Ваш отзыв автору
|
