|
|
Собачья жизнь в России по понедельникам № 9
Жизнь седьмая, жизнь восьмая, жизнь девятая. Люськи
На следующий день я подошла к двери сарая, в которую уползла раненая собачка, и позвала ее. Люська так и не показалась, зато из дыры выкатились три крошечных щенка: два ярко-белого цвета и один темно-серый. Три маленьких комочка, как оказалось, девочки, были совершенно дикими и очень голодными. Судя по их поведению, раненая мать отлеживалась где-то в другом месте, и дети оставались в подвале одни. Щенки с жадностью бросились к миске с молоком и, расталкивая друг дружку, принялись шумно лакать теплое молоко. Когда миска опустела, они так же быстро и пугливо исчезли в темноте сарая.
Вот так под мою опеку попала люськина семейка. Самой мамаши не было видно пару недель, и все это время я регулярно кормила ее щенков. Сначала детвора с аппетитом уплетала манную кашу, а потом с удовольствием перешла на мясной бульон с крупой или хлебом. Собачий выводок был вовсе не однородным, хотя я стала всех звать маленькими Люськами. Главной среди них была белая Люська с небольшим желтым пятном на мордочке. Она первой устремлялась к миске, и лишь после нее к еде приступала точно такая же белая малышка, только уже с темным пятном на симпатичной мордашке. Белые сестрицы всячески третировали самую маленькую и некрасивую из выводка — серую Люську.
Каждый день щенки разыгрывали наивный собачий спектакль. Стоило только их позвать, как две белые малышки выскакивали из сарая и с дружным рычанием бросались на младшую серую Люську. Та, заваливаясь на спину, громко скулила, а белые Люськи артистично изображали свирепую расправу, наглядно демонстрируя свою преданность и нетерпимость к «врагам». Я понимала, что малыши действуют по своей собачьей логике, как бы отрабатывая кормежку, и никогда не вмешивалась в их отношения.
Вскоре Люська-мама выздоровела. Больная лапка срослась криво, и собачке приходилось прыгать на трех остальных, постоянно держа изуродованную лапу слегка приподнятой. Она так похудела, что спина немного согнулась, шерсть «заплохела», в общем, мать семейства выглядела неважно. Оставалось надеяться только на время и нормальное регулярное питание, что я и старалась делать.
В семье царила строгая субординация. Люська была суровой матерью и не допускала никаких вольностей. Теперь уже она занимала у миски непререкаемо первое место, а детям оставалось то, что не доедала их мать. Зная характер двух маленьких белых Люсек, я стала кормить серую малышку отдельно, заранее оставляя ей самые вкусные кусочки.
Все три «девочки» были похожи на свою мать только малым размером. В отличие от нее шерстка у них была очень короткой и гладкой, мордочки красивыми, а фигурки пропорциональными и подвижными. Серая «девочка» среди сестер выглядела гадким утенком. Зато ее забавно кривые лапки, большая голова и нелепо крупные уши (настойчиво напоминающие о внешних особенностях Ржавого) полностью компенсировались кротким и добрым характером. Серая Люська безропотно принимала тумаки от сестер, оставаясь самой нежной дочерью.
При виде матери все Люськи махали хвостиками, радостно кружа вокруг нее, и только серая малышка, смешно приподымаясь на задние лапки, принималась с любовью лизать материнскую морду. Люська-мама часто отлучалась на несколько дней, зато щенки всегда были на месте. Они четко усвоили распорядок дня, и мне уже не приходилось их звать. Щенячья команда всегда сидела в полной боевой готовности пообедать, от нетерпения еще активнее разыгрывая свой ежедневный спектакль.
Всеобщее миролюбие иногда нарушалось появлением владельцев сарая. Трезвыми я их встречала редко, зато, находясь «под градусом», хозяйка и ее сожитель заводили пространные разговоры о том, что собаки шумят, гадят перед сараем, а в перспективе разведут во дворе псарню. Не зная, что представляет собой территория двора на самом деле, хозяев покосившегося сарая можно было бы даже заподозрить в излишней тяге к гигиене. Но наши встречи проходили в эпицентре такого количества человеческих отбросов, что слушать их разговоры было просто уморительно. Все сводилось к одной и той же мысли — хорошо бы мне забрать всех собак себе домой. В ответ я молча уходила, понимая бесполезность полемики с нетрезвыми людьми. Чтобы не встречаться лишний раз с дворовой публикой, я стала кормить люськино семейство рано утром и поздно вечером.
Время шло, и маленькие люськины дочки подрастали. Они уже не были дикими и беспричинно пугливыми, как раньше, а главное — привыкли ко мне. Когда надо было куда-то уезжать, я просила одну из своих знакомых кормить собачек. Они и с этой женщиной быстро освоились и стали так же узнавать и радостно приветствовать перед кормежкой. Во дворе Люсек не обижали, вернее, не замечали. Если бы щенки были «мальчиками», думаю, их бы без труда кому-то раздали, а так собачки остались жить в том же месте, где выросла их мать.
Через полгода белые Люськи превратились в симпатичных небольших собачек, а серенькая так выросла, что стала крупнее сестер. Внешне она выглядела более хорошенькой, чем в детстве, но по-прежнему во всем уступала своим сестрам. Характер у нее совсем не изменился. Повзрослев, серая Люська осталась тихой и робкой собачкой.
26.04.2004
|
Ваш отзыв автору
|
