|
|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 48
Ислам как проект перманентной революции
Наверное, никогда не прекратятся споры обывателей по поводу различных религий: какая же из них «истинная», какая более терпимая к инакомыслию, какая из них — «религия мира», а которая — более всего благ дала человечеству. При всегдашней разгорячённости споров на подобные темы их отличает некая особенность: дискуссии в большинстве случаев ведутся неспециалистами.
Что это означает? Спорят, как мне кажется, в большинстве случаев обыватели, то есть люди, по определению — не потратившие на изучение предмета многих лет своей жизни. Достоверным источником знания для обывателя является публицистическая статья в газете, журнале или в интернете, в лучшем случае — научно-популярный очерк или популярная книжка.
В связи с известными событиями и всяческими терроризмами, как и с объявлениями им официальных войн на высоком государственном уровне резко повысился уровень заинтересованности общеобразованной публики в первую очередь к исламу: как к потенциальной угрозе мироустройству, условно называемому «западным», как к источнику действенного терроризма, как к альтернативной целостной политической модели.
Не будем забывать, что терроризм — это прежде всего событие, существующее и вершащееся в умах обывателей, полагающих источниками достоверного познания средства массовой информации. «Обывателем» в этом смысле вполне может быть и учёный в какой-либо иной области, но в другом — полагающийся в чём-то на изготовленную для миллионов стряпню журналистов.
Для меня лично давно стало ясным — не будь массовой информированности, а особенно массовой заинтересованности, и непременно — самыми свежими новостями, не было бы и такого явления, как усиленно раздуваемый «терроризм». Так же как не было бы «проблемы глобального потепления». А что было бы? Вероятно, были бы отдельные акции бандитов или им сродных революционеров любых мастей и религиозой принадлежности (вроде взрывов и убийств. А мало ли их бывало за человеческую историю?). А с другой стороны — были бы естественные изменения климата, которые могут быть благотворными или неблагоприятными, но никак — не «глобальное потепление».
Если следить за публикациями на темы ислама вообще, «евроислама» как альтернативы «исламскому экстремизму», войны или противостояния цивилизаций (исламской и западной), бросается в глаза очевидная стратегия — упрощение проблематики предмета, подгонка её под планку среднего обывателя. Планка же любого «среднего» субъекта всегда будет чрезвычайно низкой. Это как в разговоре в компании — общая тональность и содержательность разговора практически всегда устанавливается по нижней отметке. По словам С. С. Аверинцева (по крайней мере, именно от него я в своё время услышал подобное выражение) — налицо «спекуляция на понижение».
Вообще сам разговор о такой-то «религии вообще» — представляется подменой. Заменой реального многообразия инвариантов, существующих в умах «статистического большинства» нередко под вывеской одной-единственной «религии». Говоря об «исламе вообще», забывают или, чаще всего, не знают о том, что доминирующий тип ваххабитской интерпретации ислама где-нибудь на Аравийском полуострове в чём-то сильно отличается от течений ислама в Южной Азии. В этом же смысле некорректным представляется говорить о «христианской традиции» или о «буддизме», а тем более об «индуизме».
Интересно, что проблематизация ислама в виртуальном общественном сознании, например, в центральной и западной Европе породила в качестве своего последствия огромный наплыв студентов на востоковедческие специальности исламоведения, арабистики, тюркологии и т. п. Мне это хорошо известно на примере Венского государственного университета, где на вводном курсе по арабскому языку сиживало в последние годы по 200 с лишним человек (даже чуть ли не 300). С одной стороны, если отвлечься от конкретных проблем с преподавательским составом и помещениями, для популяризации академической науки это вроде бы неплохо. Однако, ради дешёвой популярности и массовости (что связано, опять же, с финансированием, оплачиваемыми проектами и проч.) страдает образовательный стандарт. Например, по тому же арабскому языку. А уж так называемые «семинары» с участием 40 с лишним человек — про то вообще молчу. Происходит внедрение принципа массовости и эгалитарности в европейские университеты, а вместе с этим и массовых стереотипов, и актуальных, «животрепещущих» интересов взамен методичных академических занятий.
И тут «спекуляция на понижение», каковое понятие скоро надо будет вводить в качестве значимой константы современной массовой культуры! Но любое понижение и упрощенчество неизбежно вымарывает нюанс, затушёвывает почти всегда положенную из умственной честности оговорку, привносит пафос уверенности туда, где может быть только слегка виноватое предположение.
Популярности ислама в сознании европейских обывателей способствует и ореол запретного и потому опасного, что, тем не менее, магнетически притягивает. Я неоднократно беседовал с некоторыми своими знакомыми, отличающимися, как вообще многие европейские интеллектуалы-гуманитарии, ярко выраженными левыми взглядами. Их суждение относительно недавно произошедшего в Шейцарии референдума по поводу допустимости (или нет) строительства минаретов, как и следовало ожидать, прямолинейны: впредь недопустимы такие скандальные референдумы, да ещё с подобными скандальными (для левых) результатами!
Главный аргумент, помимо прав человека, состоит в том, что левая публика, опять же — из соображений политкорректности, возведённой в степень тяжёлой аллергии, чает постепенно создать способную к евроинтеграции, да ещё и на основе европейского секуляризма, модель «беззубого» евроислама, растерявшего весь свой религиозный и особенно политический пафос и естественный «экстремизм» истовой религиозной веры.
Кажется, эти чаяния сродни ожиданиям известного «города-сада», которому — всенепременно «цвесть»! То есть это ни что иное, как мифотворчество, подпитывающее очередную утопию. Носителями этой утопии, заменяющей собой традиционные модели христианской религиозной эсхатологии (всеобщего воскресения мёртвых, «небесного Иерусалима» и т. д.), в которых таким ёмким символом является библейский волк, мирно возлежащий рядом с ягнёнком, являются не слишком обременённые глубоким образованием обыватели. Средствами же распространения психической инфекции (это слова Карла Густава Юнга по схожему поводу), её переносчиками выступают средства масовой информации.
Позволю себе процитировать выдержки из писаний одного из столпов политического ислама 20 века, пакистанца Саййида Абу-ль-А’ля Маудуди (Mawdudi, ум. 1979). Будучи последователем фундаменталистского движения «Салафия», Маудуди так писал о неразрывности ислама с политическим действием, а также о цели джихада [цитирую по изданию: Richard Bonney, Jihad. From Qur’an to bin Laden. Palgrave Macmillan: NY 2007, поэтому даю в переводе с английского]:
«Целью исламского джихада является уничтожение правления неисламской системы и установление вместо этого исламской системы государственного устройства. Ислам не намеревается согласовывать это правление ни с какой-либо отдельной страной, ни с несколькими странами. Целью ислама является разжигание всеобщей революции. Членам Партии Ислама вменяется в обязанность способствовать революции в тех государственных системах, к которым они принадлежат, конечной их целью должно быть ничто иное, как мировая революция» (ср. стр. 200 указ. издания).
Идеология исламизма — вполне внутренне присущий исламу фермент, формирующий один из «пассионарных» инвариантов ислама и явно несовместимых не только с моделью европейского секуляризма, но и с ожидаемым европейскими левыми либералами мирным «евроисламом». Повсеместное распространение этого воинственного инварианта порождается глобализмом, массовой миграцией населения из традиционных исламских стран в Европу и последующими поисками своей идентичности. То, что поиски идентичности скорее удовлетворятся простыми и однозначными ответами, чем нюансированными оговорками, не должно никого удивлять.
Положение не исправить ни благодушным, с вегетарианским помаргиванием, разрешением строить гигантские мечети и проповедовать там исламскую мировую революцию, ни огульным запретом, которого требуют отдельные европейские правые радикалы. Ислам в своих разных формах давно уже стал фактом повседневности, с которым Европе нельзя не считаться. Вряд ли здесь имеются простые решения вроде шариковского «взять всё и поделить» (читай «запретить»).
Ислам как альтернативный секулярно-потребительскому проект глобализма, только иного глобализма, основанного на жёсткой религиозной идеологии, не может не столкнуться с новоевропейскими «общечеловеческими ценностями». Исламская теология и более того, теократия, не может не конфликтовать с новоевропейской «теологией смерти Бога» и специфической антропологией — учением о суверенности Человека и вытекающей из этого демократией.
Конечного победителя в войне цивилизаций или столкновении глобализмов предсказать несложно. Понятно, что истовая религиозная вера, возогреваемая конкретным грандиозным политическим проектом, носители которой не боятся смерти и преследований, более жизнестойка, чем ориентация на потребление материальных, а иногда и иных благ. Но это всегда будет именно «потребление», в то время как активная религиозная позиция ориентируется скорее на отдавание, на служение и на жертву.
Привлекательны, конечно, своей однозначной простотой призывы к «новой евангелизации Европы», а по сути дела, к реанимированию религиозного (христианского) радикализма, что частично происходит сейчас в России. Но что-то мне подсказывает, что это так и останется благим пожеланием. Гораздо более реальна возможность дальнейшего расслоения общества в отдельных странах по этнически-религиозным признакам, рост ксенофобии и противостояния, чреватых гражданскими войнами. Спасением мне бы виделся нюансированный, вдумчивый взгляд на реальные проблемы. Но он ведь всегда остаётся уделом меньшинства! Cценарий малоутешителен.
26.12.2009
Теги: глобализм
идеология
ислам
религия
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
