Глинка как драматург многих приводит в недоумение. Огромные арии героев «Руслана» могут восприниматься как длинноты и нередко провоцируют исполнителей на сокращения. Мол, подумаешь, выбросим этот кусок, всё равно там ничего не происходит. В принципе, верно. Сцена, в которой ничего не происходит, должна быть безжалостно вырезана — зачем впустую тратить зрительское время? Но по отношению к «Руслану и Людмиле» этот железный принцип не работает. Сокращение «длиннот» как раз-таки и делает оперу скучной и бессодержательной. Это говорит о том, что Глинка — драматург хороший. Но на каких принципах строится его драматургия?
Оперы бывают разные. Есть оперы-комедии (как лирические, так и эксцентрические), оперы-мелодрамы, оперы-детективы, оперы-триллеры и даже оперы-комиксы. Жанр «Руслана и Людмилы» я бы определил как опера — картинная галерея. Чем больше полотен убрать, тем меньший интерес она представляет. А развёрнутые арии — это не что иное как превосходно выполненные портреты. Пусть ария большая — но зато после неё персонаж тебе уже как родной, и следить за его судьбой интересно. А это удаётся далеко не каждому драматургу и дорогого стоит.
В прошлый раз мы послушали первое действие «Руслана». Давайте послушаем наиболее интерсные отрывки из оставшегося. Вот, например, оркестровое вступление ко второму акту. Построенное на двух темах — суровая мелодия рассказа Головы и болезненный, «прихрамывающий» лейтмотив Наины — оно создаёт зловещую и интригующую атмосферу бабушкиной сказки.
А теперь замечательная баллада Финна — отшельника, на пещеру которого набрёл Руслан. В этой арии Глинка использовал мелодию финской народной песни, подслушанной у финна-ямщика. Написана она на пушкинский текст, и хотя Глинка благоразумно отверг самые лихие пассажи вроде этого:
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье.
Вообрази моё страданье! —
тем не менее, гротеск остался гротеском, стёб стёбом, а смехотворная история старика Финна — мудрым предостережением для всех излишне настойчивых влюблённых. О какой эпичности можно тут вообще говорить?!
Финна в этой записи (хор и оркестр ГАБТа, дирижёр Юрий Симонов, 1979 г.) поёт тенор Алексей Масленников. Даже по аудиозаписям заметно, насколько разным мог он быть, какие особые — иногда очень яркие — краски умел найти для каждого создаваемого им образа. Финн у Масленникова получился немножко выжившим из ума, но очень деятельным старикашкой.
А вот сцена Наины и Фарлафа, напряжение которой взрывается головокружительным рондо Фарлафа. Бешеная скороговорка кажется даже более быстрой, чем на самом деле, благодаря умелой оркестровке. Борис Морозов блестяще справляется с виртуозной арией и поёт её очень серьёзно и интеллигентно, не поддаваясь соблазну «изобразить» труса и подлеца — Фарлаф ведь себя таковым не считает. А голос Галины Борисовой в роли старухи Наины звучит неожиданно молодо и обольстительно. Обратите внимание, как точно указан в музыке момент появления колдуньи.
Теперь Фарлаф появится только в финале оперы, а мы снова встречаемся с Русланом. Вот его знаменитая ария в исполнении Евгения Нестеренко. После речитатива «О поле, поле» начинается медленный задумчивый раздел «Времён от вечной темноты» (на пушкинский текст). Потом выясняется, что у героя типичная героическая проблема: нет достойного меча-кладенца. Не найдя ничего подходящего среди валяющегося под ногами оружия, Руслан обращается к Перуну с просьбой о мече и вспоминает о Людмиле. Нестеренко — возможно, последний великий бас великого советского Большого театра — подчёркивает в Руслане не столько героические, сколько человеческие черты, что не может не импонировать.
Дальше, как известно, витязь встречает огромную голову. Голова начинает дуть, но Руслан всё равно побеждает. Голова эта, как оказалось, стерегла заветный меч, которым можно победить Черномора. По замыслу Глинки за Голову поёт помещающийся внутри её хор. Получается довольно эффектно. Вот сцена с Головой:
Бывают ли арии для хора? По крайней мере, одна есть точно. Это завершающий второе действие оперы рассказ побеждённой Головы. Великан излагает Руслану ещё одну карикатурную историю про то, как его, дубину стоеросовую, перехитрил его братец Черномор. Соло виолончели, однако же, берёт за душу и заставляет посочувствовать одинокому умирающему монстру.
Третье действие оперы, возможно, самое упоительное. Оно происходит в замке Наины, куда злая волшебница решила заманить витязей с помощью обольстительных дев. Вот одна из вершин творчества Глинки — так называемый персидский хор, в котором прелестные негодяйки зазывают гостей.
Мимо пройти невозможно. Даже некоторые женщины не в силах противиться. В частности, в волшебный замок забрела Горислава, одна из наложниц Ратмира, влюблённая в него. Этого персонажа в пушкинской поэме нет. Гориславу придумал Глинка. И он сразу же рисует нам портрет беззаветно любящей девушки — каватину Гориславы. Эта ария получила известность ещё до премьеры оперы, поскольку Глинка любил исполнять её на салонных концертах своим приятным баритоном.
В предлагаемой вашему вниманию записи Гориславу поёт замечательная певица Нина Фомина.
Теперь очень прошу послушать моё самое любимое место во всей этой опере — арию Ратмира, в которой сладостное томление постепенно сменяется щекочущим возбуждением:
Вступление, исполняемое английским рожком, сразу же переносит нас в атмосферу тёплой ночи. Медленный раздел «И жар, и зной» Глинка написал насколько только можно тягучим и вальяжным. Никакие слова так не способны передать это состояние медленно отходящего к сладкому сну молодого организма. Второй раздел тоже обещает быть медленным. Звучит обстоятельное тягучее вступление, потом тему этого вступления начинает петь Ратмир (на словах «Хазарии роскошный цвет»). И вдруг Глинка всех обводит вокруг пальца! Вместо ожидаемой тягомотины возникает волшебный вальс, юношу окружают красавицы — и тут уж не до сна! Заключительный раздел этой арии иногда так и называют «вальсом Ратмира».
В партии Ратмира — Тамара Синявская. И образ у неё получился что надо: страстный, томный, чувственный. Единственный недостаток её исполнения состоит в том, что она не контральто. Несмотря на всю актёрскую убедительность, облегчение, сопутствующее каждому «подъёму наверх», к сожалению, заметно. Возможно, вы заметили и немножко неудачно взятую низкую ноту в самом конце арии: «Чудныя де-е-э-э-э-ы-ы-ы-э-э-э-вы мои»?
Синявская — певица выдающаяся. Мне однажды довелось услышать её живьём, и это было здорово. (К тому же она, как и я, окончила ГИТИС!) Тут претензия скорее не к ней, а к звукорежиссёру: у любого может слегка сорваться голос, но вот выпускать неудачный дубль в широкий тираж не стоит. И тем не менее, в целом это очень хорошее исполнение изумительной арии. И об этой незначительной погрешности я заговорил не ради зубоскальства, а с совершенно другой целью.
Если вы откроете клавир, то будете, вероятно, удивлены, но этой низкой ноты там не увидите. И ферматы в этом месте тоже нет. Однако замечательная артистка и один из самых выдающихся отечественных дирижёров вопреки воле автора, здравому смыслу и даже голосовым связкам исполняют эту арию именно так! И это отнюдь не единичный случай, подобное происходит сплошь и рядом. Такие «невидимые» ноты имеются почти в каждой мало-мальски популярной опере. Почему? Ответ на этот вопрос, так же как и на многие другие, коренится в истории, и мы обсудим его... да в следующий раз и обсудим!
А теперь вернёмся к «Руслану и Людмиле». После арии Ратмира начинаются танцы. Небольшой балетный дивертисмент, все номера которого представляют собой вариации на тему «вальса Ратмира». То есть танцы не просто следуют за арией, но непосредственно «вырастают» из неё. Фантазия композитора в этой балетной сцене кажется просто безграничной.
Что же это всё-таки за замок, где так сладко убивают? Опять враги у Глинки получились неотразимо обольстительными!
Финал третьего действия странный. Горислава находит Ратмира в толпе девиц из кордебалета и бросается ему на шею. Но Ратмир, видимо, уже меняющий десятую позу, попутно излагает своей «бывшей» свою новую жизненную философию: «Зачем любить, зачем страдать — нам жизнь для радостей дана». Горислава не находит ничего лучшего, как обратиться за помощью к только что забредшему в замок Руслану, и тот в меру своих способностей пытается утешить брошенную девицу. Вся эта вакханалия прерывается появлением Финна: чары Наины рассеиваются, волшебный замок исчезает, а Ратмир с удивительной лёгкостью отказывается от притязаний на Людмилу и воссоединяется с Гориславой. Заканчивается всё простеньким, но очень красивым квартетом «Теперь Людмила от вас/нас спасенья ждёт». Ратмир и Горислава не будут принимать непосредственного участия в «военных действиях», но останутся сопровождать Руслана в качестве «обоза». Вот самая концовка этой сцены, с момента появления Финна:
И всё-таки, что же это был за замок?..
Четвёртое действие происходит в садах Черномора. Здесь так же, как и в замке Наины, Глинка сумел в полной мере раскрыть свой талант симфониста. Вот знаменитейший марш Черномора, где удивительным образом сочетаются чванливая помпезность и полнейшая несолидность. Старый карлик, будучи врагом номер один, не имеет «права голоса» и за весь спектакль не поёт ни ноты.
Если вы услышали нежный звук челесты, то это не галлюцинация. Челеста была изобретена только в конце XIX в., однако в «Руслане и Людмиле» она теперь заменяет стеклянную гармонику, которая была выведена из оркестров за то, что травмировала музыкантам пальцы.
После марша Черномора снова начинаются танцы (в логове неприятеля как же без них?!) На этот раз восточные: турецкий, арабский и зажигательная лезгинка, концовка которой своим авангардным звучанием даст фору многим великим какофониям XX в.
Танцы прерываются прибытием Руслана, вызывающего Черномора на битву. Сама битва сценически решена Глинкой очень элегантно: «через» наблюдающих за ней рабов Черномора, сочувствующих... своему хозяину. Вот их экспрессивный хор!
В пятом акте на себя обращает внимание гипнотический романс Ратмира, почти на всём протяжении которого юноша на все лады распевает один и тот же текст: «Она мне жизнь, она мне радость, она мне возвратила вновь мою утраченную младость, и счастье, и любовь». Казалось бы, ну зачем он нужен? Однако музыка этого романса столь изысканна, столь исполнена гармонии, а главное, ставит такую драматургически необходимую жирную точку в истории юношеских метаний Ратмира, что... Впрочем, слушайте сами:
Ну что? Это плохо? Если вы скажете, что это плохо, значит, вы мой кровный враг на всю жизнь.
В финале оперы обязательно надо послушать два отрывка. Во-первых, это пробуждение Людмилы. Руслан надевает своей супруге волшебный перстень, полученный, разумеется, от Финна, и она выходит из беспробудного сна, в который её погрузил Черномор. Бас и колоратурное сопрано сливаются в дуэте, абсолютная мужественность соединяется с абсолютной женственностью, вот и сказочке конец.
Заключительный хор «Слава великим богам», на теме которого была построена увертюра, надо послушать прежде всего ради прелестного эпизода, в котором Ратмир и Горислава прощаются с Русланом и Людмилой. У хэппи-энда имеется одно неприятное последствие: теперь друзьям придётся расстаться. Тут весь Золотой век с его культом дружбы, любви и тихих спокойных радостей, с его 19 октября... Всё это так трогательно, что прямо-таки хочется плакать и верить, что они ещё когда-нибудь встретятся...
А нам пришёл черёд попрощаться с Глинкой. Конечно же, не навсегда!
Глинка как драматург многих приводит в недоумение. Огромные арии героев «Руслана» могут восприниматься как длинноты и нередко провоцируют исполнителей на сокращения. Мол, подумаешь, выбросим этот кусок, всё равно там ничего не происходит. В принципе, верно. Сцена, в которой ничего не происходит, должна быть безжалостно вырезана — зачем впустую тратить зрительское время? Но по отношению к «Руслану и Людмиле» этот железный принцип не работает. Сокращение «длиннот» как раз-таки и делает оперу скучной и бессодержательной. Это говорит о том, что Глинка — драматург хороший. Но на каких принципах строится его драматургия?
Финна в этой записи (хор и оркестр ГАБТа, дирижёр Юрий Симонов, 1979 г.) поёт тенор Алексей Масленников. Даже по аудиозаписям заметно, насколько разным мог он быть, какие особые — иногда очень яркие — краски умел найти для каждого создаваемого им образа. Финн у Масленникова получился немножко выжившим из ума, но очень деятельным старикашкой.
Мимо пройти невозможно. Даже некоторые женщины не в силах противиться. В частности, в волшебный замок забрела Горислава, одна из наложниц Ратмира, влюблённая в него. Этого персонажа в пушкинской поэме нет. Гориславу придумал Глинка. И он сразу же рисует нам портрет беззаветно любящей девушки — каватину Гориславы. Эта ария получила известность ещё до премьеры оперы, поскольку Глинка любил исполнять её на салонных концертах своим приятным баритоном.
