|
|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 47
Танцующий Шива, Псалтырь и Нагорная Проповедь (часть первая)
| |
Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие моё, и счастье моё унеслось, как облако. И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня.
Иов 30:15–16 |
Индия, одно из последних прибежищ души для «демифологизированных» европейцев, поставляет нашему жадно ищущему воображению великое множество картинок и мифов, альтернативных усреднённому, обеднённому представлению обывателей о религиозных реалиях христианства. Эти клишированные формулы обыкновенно сводятся к повторению «полезности» религии для общественной нравственности, а также о том, какую важную роль религия сыграла в истории современной цивилизации. Наиболее проникновенные светские апологеты снисходительно добавят слово о религии как психотерапии, то есть некоей сводке традиционных психотехник для решения конкретных человеческих «проблем», назвав в качестве примера индивидуальную исповедь.
Во всех случаях религии отводится вспомогательная, хорошо если второстепенная роль. Это прекрасно заметно даже из школьных программ для начальных, средних школ и гимназий по конфессиональному предмету — «католической религии», — в таких европейских странах, как Австрия или Германия. Всякая там «консолидация общества», «вклад Церкви в дело объединения и примирения» и тому подобное. То, что реально имеется в практике европейских обществ, пока ещё по привычке или ради политической конъюнктуры продолжающих называть себя христианскими, кажется, грядёт в Россию в виде нового школьного предмета. Правда, пока не совсем понятно (или даже вовсе непонятно), ни кто будет готовить будущих специалистов, ни откуда эти кадры будут браться.
СведEние Евангельской вести к проповеди морали, вбиваемой в головы учеников наставительным вещанием учителя-консерватора, либо же, наоборот, утверждение весёлой социальности в «брате-Иисусе» под молодёжное бренчание гитары «либеральным» педагогом не может не отвращать от религии значительную часть искренних молодых умов в их исканиях, сомнениях и нередком смятении. Это лучшие ученики по школьному предмету «религия». Большинство же, как водится, ходит туда лишь из соображений оппортунизма и за дешёвой положительной оценкой.
Одной из наиболее трудных тем для всякого школьного (да и иного) учителя христианства является тема утверждения бесконечной благости Божественного Создателя на фоне безобразий, издревле творящихся на Земле, в том числе и Его именем. Кроме того, просто существование страданий невинных, которые «допускаются» благим Богом, не может не вызывать вопросов человека внутренне честного. Рискну сказать, что это вообще один из самых сложных пунктов христианской апологетики (то есть защиты христианского вероучения от упрёков его недоброжелателей или просто скептиков), а также т. н. «теодицеи» (оправдания благости Бога). Вряд ли он был когда-либо по-настоящему разрешён, оставаясь болезненной раной христианства, наподобие сочащейся кровью от удара копья раны в боку его умирающего на кресте основателя.
Помните эту самую, к месту и нет, цитируемую «слезинку ребёнка» и «почтительнейше возвращённый билет» Ивана Карамазова? Так вот, это именно то: сусальный «Бог» нравоучений, профессия которого — всё прощать и безоговорочно принимать, и всенепременно спасать меня и помогать мне во всех случаях и обстояниях жизни, нередко отвращает от любой попытки пробиться сквозь всю эту шелуху к иным, более глубоким смыслам.
А сублиматором нереализованных мистических стремлений в бытующей в католических и протестантских общинах добропорядочной бюргерской религиозности может стать либо какая- нибудь причудливая, а то и опасная секта, или Индия. Индия как поле бесконечных религиозных проекций, тем более «эротически» привлекательная, чем меньше о ней имеешь подробных сведений. Рядом с Индией или как бы вместо неё может стоять Тибет или ещё какая азиатская страна в её мифологическом измерении.
Так вот, в противовес благому Богу христианства (или, точнее, слащавому «доброму боженьке» — lieber Gott, — европейского мещанства) в Индии нас ожидает огромное разнообразие образов Божественного, буквально на все вкусы и пожелания. Поток ярких картин, граничащих с китчем, изливается из всех индуистских храмов, ослепляя человека малоподготовленного своей фантасмагорией, небесной красотой или, наоборот, поражая уродством и даже леденящим ужасом.
Одной из квинтессенций поразительного индийского религиозного опыта является древний образ «Великого Бога» — Махешвары-Шивы. Многие почему-то считают, что Шива — Бог исключительно разрушения, противопоставляемый Творцу-Брахме и Поддерживателю мира Вишну. Не входя в детальный анализ и критику этой сравнительно поздней синкретической (пуранической) концепции представителей индуизма, с готовностью перехваченную позже европейцами, скажем, что в Шиве наиболее полно воплощается «нуминозум», Священное, о котором много писал Мирча Элиаде и другие классики изучения религий. Популярные христианские представления об исключительной «благости» Бога, проецирующие всё мировое зло на его индивидуального носителя — Дьявола или Богопротивника-Сатану, придающие ему как бы онтологический статус, отдельный от Бога и почти равный Ему по (злому) всемогуществу, сродни учениям манихеев или некоторых гностиков античной древности. Таким образом, одним из философских соблазнов христианства является резкий онтологический дуализм между добром и злом.
Индийский шиваизм же, наоборот, завораживает своим кажущимся решением доселе неразрешимых противоречий между нравственными полюсами. Свойством его воззрений нередко (в отдельных его течениях) является монизм — единство мира и его Создателя. Но Шива не только Созидатель. Он также тот, кто непрестанно поддерживает мир в его развитии, он же сокрывает истину под покровом великой иллюзии, он и податель благодати всякой твари, но он и великий, жестокий и устрашающий (Бхайрава) Разрушитель, сама ужасная смерть, исполненная дикого воя (Рудра), танцующая свой неистовый танец на уничтожаемом мире, а также на отдельном поверженном существе. Таковым предстаёт Шива в своём знаменитом, южноиндийского происхождения, иконографическом образе Царя Танца-Натараджи.
Одним из толкований тайного смысла символики танца Шивы на поверженном демоне является аллегорическое объяснение этого образа — как человеческого эго. Человеческое «я» является микрокосмическим отображением, малой аналогией Вселенной, которая должна быть уничтожена, чтобы вернуться к своему Создателю. Демон эго, умирая, в последний раз, на этот раз с благодарностью, вглядывается в Бога, который его убил и тем самым даровал вечное спасение. Известная мистикам «всех времён и народов» метафора о необходимости смерти для достижения Бога (сравните евангельский образ зерна, которому, чтобы жить и принести плод, надо сперва умереть) воплощена здесь с предельной иконографической ясностью.
Мысль о том, что порою нечто, кажущееся мне злом, обращается Богом во благо, или даже есть единственное благо, свойственно не только религиям индуизма, привлекательным для изнеженного европейского интеллектуала или редкого истового искателя своей экзотической романтикой. Это понимание пронизывает своим живым опытом всю Библию. Однако, что любопытно, оно основательно вытеснено из дискурса современного постсоборного католичества, оставив обывателю в качестве альтернативы лишь инфантильные обиды на «доброго боженьку» и, в перспективе, отказ от веры в него, если что-то в моей жизни пошло «не так».
Популярна реакция на Библию, особенно на Ветхий Завет, исключительно как на памятник мировой литературы или сборник, содержащий освящённые традицией нравственные предписания, но не имеющий прямого отношения к опыту духа современного европейца. Отсюда — обращение за «духовным опытом» к «мудрости» далёкой Индии и игнорирование припорошенных пылью жемчужин, лежащих прямо под ногами. Что это за «полезные ископаемые» — более подробно попробуем показать в другой раз.
29.11.2009
Теги: Индия
религиозный опыт
религия
теодицея
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
