|
|
Перемены истории с Виктором Сонькиным № 14
Об этрусском языке, загребской мумии, лемносской стеле и о том, хрен ли жили русы
Что значит «мертвый язык»? Большинство языков мира было и остаются бесписьменными; когда умирает последний носитель такого языка, сам язык, безусловно, можно считать умершим. По некоторым оценкам, в наши дни какой-нибудь язык умирает в среднем каждые две недели. Лингвистов с полевым опытом, способных хотя бы в общих чертах зафиксировать особенности умирающего языка (а это занятие по-хорошему требует как минимум нескольких лет напряженной работы) на свете гораздо меньше, чем языков под угрозой исчезновения. Так мы, как биологический вид, добровольно, по крупице теряем свое разнообразие.
Другой пример — язык с богатой историей и письменной традицией, постепенно выходящий из употребления. Такая участь постигла многие региональные языки Европы, и, несмотря на активные попытки возродить их, удач мало. Вымирают или почти вымерли бретонский язык, язык острова Мэн; все меньше людей говорит на сорбском (серболужицком) языке (это небольшой западнославянский анклав в восточной Германии); на валлийском пока что говорят многие, но и ему приходится нелегко под напором английского. В этих случаях мы по крайней мере можем быть уверены в том, что письменные памятники, грамматики, аудиозаписи языков сохранены для будущего.
Есть и более сложные случаи. Человек без специальной подготовки не может читать древнерусские тексты — например, «Слово о полку Игореве». Значит ли это, что древнерусский язык — мертвый? С одной стороны — конечно, ведь уже много веков на таком языке никто не говорит. С другой стороны — этот язык не исчез, он постепенно превратился в современный русский (а также украинский и белорусский), и нельзя точно указать, в какой момент эти превращения свершились. Сходная судьба постигла и латынь — она постепенно превратилась в романские языки. Правда, с латынью дело осложняется тем, что на протяжении истории Европы не было такого момента, когда «настоящую», классическую латынь никто бы не знал — она была и в значительной степени остается живым языком, который так или иначе знают тысячи или даже миллионы людей — хотя никто не говорит на нем как на родном языке. «Мертвое» состояние классической латыни означает то, что нам неизвестны некоторые слова (потому что литература их для нас не сохранила); что мы плохо представляем себе диалекты (потому что диалектология — в основном полевая дисциплина, и в случае с мертвыми языками применение ее методик очевидным образом затруднено); мы не знаем особенностей латинского произношения (а говорящие на современной латыни, в свою очередь, обладают разными диалектами в зависимости от своих родных языков и особенностей обучения) и довольно мало можем сказать о живой разговорной речи. Но все-таки назвать латынь мертвым языком сложно, раз на нее переводят «Гарри Поттера» и «Винни-Пуха».
Еще один вариант — письменный язык, который долго хранил свои тайны, но который все-таки удалось расшифровать. Самый известный пример — конечно, расшифровка древнеегипетских иероглифов; благодаря упорству и гению Шампольона, Томаса Янга и их коллег нам открылись секреты удивительной цивилизации, одной из самых старых на Земле. Но не менее захватывающие истории можно рассказать про то, как были расшифрованы разные виды клинописи — шумерской, аккадской, хеттской — или про то, как английский архитектор Майкл Вентрис прочитал линейное письмо Б, оказавшееся архаической формой греческого языка.
Наконец, есть языки, которые мы пока не можем ни прочитать, ни тем более расшифровать. Мы не знаем, какой язык записан линейным письмом А; нам непонятны надписи на печатях из долины реки Инд; и что написано на фестском диске, найденном на острове Крите — родине обеих форм линейного письма — тоже неизвестно. Может даже оказаться, что ничего, что на нем просто отпечатаны картинки — хотя многие данные указывают на то, что это все-таки текст.
В этом ряду этрусский язык стоит слегка особняком. Прочитать его никогда не составляло особого труда: он использует алфавит, западносемитское изобретение, перешедшее потом к грекам и римлянам. Все средиземноморские алфавиты похожи друг на друга; некоторые уточнения понадобились (например, что означает символ ‡), но уже к середине XIX века этрусский алфавит был полностью понятен. Но от этого непонятность языка становится только заметнее. Мы можем прочитать текст, но плохо понимаем, что он означает. В этом смысле этрусский язык «мертвее всех мертвых». Он не то чтобы не расшифрован — он темен для нас, порой — непроницаемо.
У такого положения дел есть две основные причины. Первая заключается в том, что этрусский язык — изолированный; родственников у него почти нет, а те, что есть, ничуть не более понятны. Это означает, что традиционный для дешифровщиков этимологический способ в данном случае бесполезен. Ученые не имеют единого мнения даже о том, к какой языковой семье он принадлежит. Большинство склоняется к тому, что не к индоевропейской — то есть этруски либо пришли откуда-то из других мест, нежели все остальное население Европы, либо, наоборот, были остатками доиндоевропейского, автохтонного населения, впоследствии растворившегося в волнах индоевропейских пришельцев. В пользу такого вывода свидетельствует базовый словарь этрусского языка — на том уровне, на котором он нам известен. Самые устойчивые элементы лексики — это, в числе прочего, термины ближайшего родства и простейшие числительные. Этрусские слова клан («сын») и сех («дочь») не похожи ни на что индоевропейское; этрусский счет начинался тху, зал, хутх — тоже ни на что не похоже; правда, ша, семпф и нурф могут быть с натяжкой объяснены из праиндоевропейских числительных, означавших шесть, семь и девять.
Здесь нельзя не упомянуть о многочисленных любительских гипотезах, возводящих этрусский язык буквально к какому угодно, в зависимости от объема знаний, пристрастий и воображения любителя. В качестве фона для объяснения этрусского языка предлагался китайский, арабский, латинский, древнеегипетский, румынский, армянский, албанский, и, конечно, русский. Ведь даже самое беглое знакомство с этрускологией наводит на конспирологические мысли: не означает ли слово этруски простое указание на то, что это русские? А уж если автор вслед за этим выясняет, что самоназвание этрусков — Рашна или Расена, тут всякие сомнения улетучиваются. Правда, украинские криптолингвисты считают, что этруски — это древние украинцы, а про русских в своих предсказаниях они, наоборот, говорили всякие гадости.
Вот небольшой мемуар М. Л. Гаспарова из книги заметок и воспоминаний «Записи и выписки» (2000 г.):
Можно читать на неизвестном языке, подставляя под звуки и буквы чужих слов похожие из своего языка. В «Вестник древней истории» самоучка прислал расшифровку этрусского языка: этруски значит «это русские» (как же иначе), поэтому их греческие буквы нужно читать, как русские; надпись на вазовом рисунке (буквы: хи, коппа, дигамма, эта, пси, иота…) читается: «хрен жили русы». (И редакция должна была подробно объяснять, почему это не может быть напечатано.)
Однако вот факт из области менее фантастических допущений. В 1885 г. неподалеку от деревни Каминия на острове Лемносе французские ученые Кузен и Дюрбах обнаружили надмогильную стелу с изображением воина с копьем и надписью на неизвестном языке. Довольно скоро выяснилось, что этот язык близок к этрусскому; впоследствии было найдено еще несколько черепков с фрагментами надписей на этом же языке. Остров Лемнос расположен в Эгейском море, неподалеку от побережья Турции; поэтому лемносская стела — сильный аргумент в пользу тех, кто вслед за Геродотом считает этрусков иммигрантами из Малой Азии. Это даже дало ученым основания говорить о целой семье средиземноморских языков — «тирренской» или «тирсенской». Надпись на стеле переводится разными специалистами по-разному, но общий смысл примерно таков: «Холайес, фокеец, в могиле здесь принес смерть. Жил на своем поле вдали от Фокеи. Жил лет столько-то [то ли 40, то ли 60], но начальником был один год».
И здесь мы переходим ко второй причине, по которой этрусский язык известен нам так плохо. Практически все памятники языка, находящиеся в нашем распоряжении — это что-то вроде лемносской стелы (и это еще отличный экземпляр!). Этруски были крайне немногословны. Все, что у нас есть — это разного рода надписи, в основном погребальные. К загробной жизни этруски относились серьезно; такой богатой культуры урн, гробниц, некрополей и погребений не было, пожалуй, ни у одного другого народа Средиземноморья. Но серьезность не оставляет места для импровизации. Поэтому траурные надписи строятся сухо, по-деловому: Такой-то, сын такого-то и такой-то, умер там-то, жил столько-то, дар богу такому-то принес. Из тысяч надписей, входящих в этрусский корпус, подавляющее большинство именно таковы. Представьте себе, что вы вынуждены изучать абсолютно неизвестный язык по газетной страничке, сплошь состоящей из крошечных некрологов.
В этом есть известные плюсы. Поскольку этимологический способ к этрусскому неприменим, остается комбинаторный — угадывание значения и формы слова по его месту и контексту. Однообразие позволяет вычленить повторяющиеся элементы и с большой вероятностью предположить, какие слова означают умер, жертва, год, сын, дочь, разобрать личные имена и имена богов. Но на этом успехи заканчиваются, потому что кроме некрологов читать нам, в общем, нечего. Кое-какие глоссы оставили нам римские авторы; благодаря им мы знаем еще десяток этрусских слов, в частности — слово ферсу («маска»), которое вошло в латынь, а через него — в большинство современных западных языков («персона»). Маловато.
Есть ли в нашем распоряжении какие-то другие, более осмысленные и главное — более длинные тексты? Да, есть, но, к сожалению, толку от них тоже немного.
Экспонат номер один — Tabula capuana (табличка из Капуи). Терракотовая табличка, на которой читается около четырехсот слов. Найдена на кладбище (где же еще!) города Капуи в 1898 году. Содержит очень архаичный этрусский текст, по всей видимости — ритуальный календарь. Ныне хранится в Берлине.
Экспонат номер два — Tabula cortonensis (табличка из Кортоны). (Кортона в древности была этрусским городом и называлась Куртун.) Это самая недавняя из значительных находок — бронзовая табличка была найдена в 1992 г., а текст опубликован только в 1999. 34 строчки юридического текста — то ли раздача недвижимого имущества наследникам, то ли акт купли-продажи. Хранится в Этрусском музее Кортоны.
Экспонат номер три — Cippus Perusinus (плита из Перуджи). Каменная плита, обнаруженная в окрестностях Перуджи в 1822 г. 46 строк. Распространенное мнение о том, что это юридический текст и чуть ли не свод законов, ныне отвергнуто большинством ученых — все-таки это обычный для этрусков могильный камень, просто более подробный. Хранится в Национальном археологическом музее Перуджи.
Экспонат номер четыре — Печень из Пьяченцы. Бронзовая модель овечьей печени, разделенной на сектора и подписанной именами богов. По всей видимости — учебное пособие по гаданию на внутренностях жертвенных животных — дисциплина, в которой этрускам не было равных. Отчетливо видно, например, имя Фуфлунс — этим смешным именем этруски называли бога виноделия (Диониса/Вакха). Хранится в Муниципальном музее Пьяченцы (Палаццо Фарнезе).
Экспонат номер пять — Таблички из Пирги. Уникальная финикийско-этрусская билингва, найденная в 1964 г. при раскопках в средневековом замке деревушки Санта-Севера, в 50 километрах от Рима. Филологи надеялись, что золотые таблички станут долгожданным «Розеттским камнем» этрускологии. К сожалению, и финикийский текст оказался недостаточно ясен, и этрусский ему со всей очевидностью не соответствует буквально — видимо, формульность каждого языка диктовала свои законы. Речь в табличках идет о посвящении, совершенным этрусским царем города Цере (современный Черветери) в честь богини Астарты. Хранятся в Национальном этрусском музее Рима на Вилле Джулия.
И, наконец, экспонат номер шесть — Liber linteus (Льняная книга). Это отдельная детективная история.
В 1848 году Михайло Барич, чиновник Венгерской королевской канцелярии, ушел в отставку и отправился путешествовать. В Александрии он купил настоящую мумию в саркофаге — все египетское тогда было в большой моде. Дома, в Вене, он поставил мумифицированную женщину в гостиной и развлекал гостей выдумками о том, что это сестра Св. Стефана (Иштвана), первого венгерского короля. Мумия была, как и положено мумии, вся замотана разными тряпочками. Эти тряпочки наш путешественник в какой-то момент довольно аккуратно размотал и выставил их в отдельной стеклянной витрине, попутно заметив, что на них что-то написано. В 1859 г. Михайло умер, его сокровища достались брату, священнику Илие — а тот передал их в национальный музей в Загребе. Первое серьезное исследование загребской мумии предпринял немецкий египтолог Генрих Бругш — он посчитал, что на тканях записаны египетские иероглифы. Только десять лет спустя случайный разговор с британским авантюристом Ричардом Бертоном навел египтолога на мысль о том, что, может быть, то не был древнеегипетский. В 1890-е годы ткани отвезли в Вену, где ориенталист Якоб Краль наконец-то установил, что текст написан по-этрусски.
Загребская Льняная книга — самый длинный из сохранившихся этрусских текстов (230 строчек, около 1200 слов; правда, больше половины из них — повторы). По структуре и некоторым косвенным данным можно предположить, что это некий религиозный календарь. Такие календари были весьма популярны в античности и составляли костяк отсчета времени; самое монументальное произведения Овидия, «Фасты» — это, в сущности, именно римский религиозный календарь с накрученными на него мифологическими историями. Упоминания конкретных богов указывают, что Льняная книга была создана — вероятно, храмовыми жрецами — в районе Тразименского озера, там, где располагались богатые этрусские города — нынешние Ареццо, Перуджа, Кьюзи, Кортона. Историки довольно долго лелеяли романтическую идею о том, что сама женщина-мумия как-то связана с этрусками. Однако же египтяне если чем и походили на этрусков, так это серьезным, бюрократическим отношении к загробному миру; при покойнице нашелся документ на папирусе, который указывал, что зовут ее Несихенсу, и она — жена Пахерхенсу, портного из Фив.
Появление уникальной этрусской тканевой книги в Египте, видимо, объясняется экономическими причинами: когда до Римской империи добралась мода на все египетское, в том числе мумификацию, возник ажиотажный спрос на лен, и жители бывшего этрусского поселения были рады избавиться от старого хлама, который внезапно оказался в цене. Хотя — кто знает, кого взял в жены фиванский портной.
Таково не слишком веселое положение дел в этрускологии: не только язык одинок и малопонятен, но и читать на нем, в сущности, нечего. Что не мешает безумцам всего мира искать новые и новые параллели — может быть, с баскским? грузинским? языками банту? — а серьезным филологам — надеяться на появление из глубины веков связного этрусского текста, в котором, для разнообразия, речь пойдет не только о том, кто, когда и в каком возрасте помер.
16.12.2007
Теги: история
Рим
этруски
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
