|
|
Сурок по вторникам с Ханной Таупекка № 6
Сурок высокопарный, или Панегирик музыковедам
| |
Всем знакомым музыковедам — с любовью.
Guido d'Arezzo: Qui facit, quod non sapit, diffinitur bestia.
(в вольном переводе: «Те, кто делают, чего не разумеют, суть скотина») |
Когда я была маленькая и прилежно пиликала на скрипочке «Петушков» и «Заек», неутомимо вдохновлял меня в этом вопросе веселый господин Вивальди. Ах, думала я, издавая какой-нибудь особенно отвратительный звук, вот вырасту большая и как выйду, как сыграю Вивальди, чтоб душа развернулась и свернулась, и тут-то они все ПОЙМУТ! Что именно должны были понять все, было не очень понятно мне и самой-то, но это, в общем, детали.
С течением времени стало, однако, понемногу очевидно, что это все же вряд ли: выйду, сыграю, и ПОЙМУТ. Жизнь складывалась-складывалась и сложилась в результате по-своему, попутно избавив от мечты о всеобщем понимании, но тут я наткнулась в библиотеке на пластинку с мессой Палестрины и немедленно породила следующую мечту: вот как выйду, как спою что-нибудь подобное, и все ПОЙМУТ, что такое неземная красота! Этот порыв, впрочем, тоже кончился недвусмысленным крахом: мои несчастные знакомые, будучи отловлены, усажены и приобщены, стоически терпели некоторое время, после чего вежливо спрашивали, нельзя ли лучше чаю, или ссылались на неотложные дела — и на этой-то мажорной ноте я навсегда отказалась от идеи нести просвещение куда бы то ни было.
Но просвещение просвещением, а простой человеческий инстинкт — присвоить понравившееся — сделал свое черное дело, отправив меня учиться пению и тем самым лишив покоя, сна, денег, времени и остатков здравого смысла. Прилежно распевая уже вокальных «Петушков» и «Заек», я листала на досуге партитуры замшелых месс и думала: ну, погодите. Скопив же на давно позабытую услугу — переписывание музыки с библиотечных пластинок на аудиокассеты просителя — ткнула в изрядно запиленную уже пластинку и жалобным голосом попросила сотрудника фонотеки «только поскорее!». Пока магнитофон шуршал пленкой, мы разговорились, и это стало началом очередного конца.
Собеседник мой оказался музыковедом, что, в некотором роде, довершило мою участь: после пятиминутной беседы горизонты мои расширились неимоверно, а сама я доверху преисполнилась готовности немедленно посвятить свою непутевую жизнь этой прекрасной, прекрасной профессии — знать про музыку ВСЁ. Пока участливый сотрудник собирал для меня здоровенную стопку книг по истории музыки, которую я представляла себе, в основном, по навязшему музлиту в ДМШ, в воображении моем рисовались волшебные картины будущей музыковедческой жизни: книги, ноты, фуги и бахи порхали вокруг головы, в точности как птички в диснеевском мультфильме.
Суровая реальность, впрочем, не замедлила поднести очередной сюрприз: для приобщения к гвардии музыковедов требовалось играть на фортепиано, чем я сроду не занималась. Книги и ноты прекратили порхать и пребольно вдарили по макушке. Ну, утешал главный виновник, превратившийся к тому моменту в хорошего знакомца, это же не помешает читать и слушать. Да-а, ныла я, прикидывая, сколько тысяч лет понадобится, чтобы перечесть и переслушать хотя бы половину самой минимальной программы. Да-а, думала я, еще не подозревая, насколько права в своих расчетах.
Лет с тех пор прошел добрый десяток, но знание ВСЕГО и не думает, конечно, приближаться: даром, что ли, великий Гвидо говаривал, мол, «musicorum et cantorum magna est distantia» — сиречь, «вокалист и музыкант суть две большие разницы». Однако же, всякий раз, встречая музыковеда, я впадаю машинально в благоговение перед тем, кто владеет богатствами невообразимыми, зная о концертах Вивальди и мессах Палестрины то, что известно не всякому и исполнителю, а главное — видит все огромное полотно музыкальной истории со множеством деталей, фигурок и связей между ними: так некогда меня необъяснимо обрадовал факт, что тот самый Вивальди учился композиции у того самого Легренци, который написал те самые прекрасные мотеты, которые так здорово спел Ярусски.
Морали в этой истории нет — да и вовсе ничего особенного нет, кроме восхищения и толики зависти: недавно наша преподавательница по истории музыки в ответ на мой какой-то вопрос развела руками: ну, это уже курс хорошего теоретического отделения.
18.09.2007
Теги: классика
музыка
смешное
|
Ваш отзыв автору
|
