Глеб Капустин как зеркало русской контрреволюции

Есть произведения, известность которых значительно превосходит их популярность. Вот, скажем, «Фауст» Гете. Все про него наслышаны и знают — штука сильная, навроде тротилового эквивалента, но кто-нибудь его читал? Разве что сам Гете, да и то не до конца.

Или вот вторая часть «Мертвых душ» — то и дело её поминают к месту и не к месту. Иная сволочь так раздухарится, расписывая, какие ещё язвы российской действительности вскрыл в ней великий украинский писатель, так зальется соловьем, бичуя людоедскую сущность крепостничества, что так бы и взял его за грудки, вперился бы в его глазные донья синими брызгами, да и спросил: «А ты, …, ЕЁ ЧИТАЛ?!? Отож!»

Тут как-то стало модно всех спрашивать о знакомстве с рассказом Шукшина «Срезал!». И ежели спрашиваемый не читал, значит, этого рассказа, то настоятельно рекомендовать к прочтению. И при этом ещё так победно высоко задирать подбородок, нацеливая на противника беспощадные дула ноздрей. Самый мощный аргумент, значит, прямо копдеграс какой-то.

Когда при мне в третий или четвертый раз за неделю применили этот прием (не ко мне, конечно, меня, видать, об этом даже спрашивать не имело смысла) стало меня любопытство одолевать, что это за новый рассказ написал Шукшин, чтобы так враз стать моднее Даши Донцовой и Дэна Брауна?

Стал, я, значит, искать там, где, по поверию народному, все найдется, но не в Греции, конечно. Вбил в окошко название без ошибок, автора приписал, ну и ещё добавил слово «читать», чтобы, стало быть, найти дорожку к пиратской библиотеке покороче. Гляжу, не показалось мне, действительно есть такая тенденция всем этот рассказ почитать советовать, прямо промо-акция какая-то. И так много, значит, тех, кто этот рассказ читал и другим советует, что ссылку на сам рассказ я только на третьей страничке нашел.

Я уж, было, подумал, что это какой-то новый ЖЖаргон для тех, кто понимает. Это, значит, вместо того, чтобы по русскому обычаю послать животное в Бобруйск или Офелию в монастырь, им теперь советуют «Срезал!» почитать. А самого рассказа, вроде, как и нет вообще, как нет на самом деле никакого Бобруйска. Но нет, помстилось. Нашелся голубчик!

Почитал я его, хоть мне и не советовали. Рассказ как рассказ. Про деревенского мужика Глеба Капустина, славного тем, что приезжающим на побывку домой местным «знаменитостям», то есть выходцам из села, по понятиям земляков достигшим в городе успеха, неизменно в диспутах умел затыкать рот. Он и настоящему полковнику про сожжение Москвы все объяснил, и филологу-«кандидату» рта не дал раскрыть, неся в пулеметном темпе белиберду о проблемах шаманизма в районах крайнего Севера. 

Думал я думал, каким боком этот мужик с пилорамы похож на тех, кого в споре били влет сравнением с ним, но окромя очевидной мысли, что человеку интеллигентному приятнее считать себя тем самым кандидатом-филологом, чем сельским работягой, никаких прозрений меня не посетило. Решил я тогда умных людей, тех самых филологов почитать, что они про этого Глеба понимают.

Оказалось, нехорошо «кандидаты» к нему относятся. И даже не просто как к обычному мужику, а как к «социальному типу» и даже «чудовищному продукту разрушения традиционного быта». И даже ещё с каким-то бунинским мужиком его сравнивают, тоже, видать не очень положительным.

Бунину-то, конечно, было, за что мужиков не любить. Они его, бедолагу, аж в Ниццу загнали, оставив прозябать на гонорары с собрания сочинений и подачки нобелевского комитета. Хотя если так разобраться, то и баб ему любить было не за что, однако ж, все егозил и даже хвастался, что как-то раз целкового не пожалел какой-то самой что ни на есть деревенской бабе. 

Ну, да бог с ним, с Буниным, а за что было Шукшину мужика разоблачать? Он же этим мужиком в люди выбился, кормился, его в кино представляя и книжки про него по квотам на народность в издательства пропихивая? Это ж все равно, как Саше Коэну кусать руку Бората Сагдиева. Да и сами кандидаты не забывают напомнить, что рассказ этот для Шукшина не типичный. И даже какая-то обида в их тоне сквозит, мол, будь в его творчестве побольше таких рассказов, они бы его ещё сильней зауважали.

Ладно, думаю, с кем не бывает. Может он перед тем, как этот рассказ писать разозлился на кого. Не нашел, например, понимания и поддержки в своих женах, Федосеевой и Шукшиной, перебрал бедной минералами и неочищенной молоком советской водки, а наутро чувствовал себя плохо, вот и написал такой рассказ. И сам про себя подумал: «Вот ещё раз эти бабы мне слово поперек скажут, а я их так, ехидно, с подковырочкой, и спрошу: «А читали ли вы рассказ великого русского писателя Шукшина „Срезал!“? Ах, не читали?!… Так о чем тогда с вами разговаривать, с темными! Идите и почитайте, и все сразу про себя поймете!»

Или может ему этот самый Глеб Капустин, чем насолил, может даже и «срезал» его, расслабившегося в деревенской пасторали. Вот и решил он его ущучить печатным словом, пользуясь тем, что Глеба в Союзе Писателей с книжкой, в которой тот нехорошие вещи напишет про актера и писателя Шукшина, на порог не пустят, а другие органы и без Глеба все про его поведение знают.

Но ведь не зря филологи Глеба «социальным типом» честят. Шукшин же в том рассказе, получается, не одного Глеба задел, но и других мужиков не помиловал. Это ведь они Глеба водят к «городским» как отборного кулачного бойца, да и победу ему присуждают тоже они. Стало быть, не он один этих самых городских недолюбливает, да и его винегрет из обрывков газетно-телевизионного содержимого на взгляд других мужиков вполне себе убедителен. То есть, ничем они, получается не лучше его, а даже хуже, поскольку даже того, чего он нахватался из книг и газет, не знают, а городским завидуют обреченно, без утешения победами в спорах. И кандидаты, выходит, также как и Бунин, мужиков не очень жалуют.

У них, конечно, такое право есть, они люди ученые и успешные, со своих пилорам перебрались в теплые кабинеты и твердо выучили, что никакой «стратегической философии» нет и быть не может, а над тем, как общаться с инопланетянами им думать не положено, для этого другие кандидаты есть. И не их проблема в том, что, забыв язык своей деревни, они научились производить то, что для всех остальных представляет маловразумительную кашу. Они эту кашу на Глеба вываливают и пусть он, сволочь такая, не смеет ею в них обратно швырять. Потому как, когда актеры со сцены в зал кидаются тухлыми яйцами — это находка режиссера, а когда наоборот — хулиганство и проявление низкой культуры.

Капустину же, дураку, надо знать свое место. И на этот счет у Бунина все очень правильно написано — место этим капустиным на лестнице для прислуги, а коли, забудутся, надобно их сечь.

Так, стало быть, и запишем. Ну, а если что — Ницца ещё никуда не делась и Нобелевский комитет исправно функционирует — будет чем заливать ностальгию.