|
|
Обертоны по вторникам с Борисом Лифановским № 44
Памяти Учителя
Одиноко становится жить на свете, дамы и господа. Друзья, семья, родственники… Все это есть почти у каждого из нас. Но у тех, кому особенно повезло, есть еще одна категория близких людей. Учителя.
Их никогда не бывает много. По правде говоря, я думаю, что только очень счастливые люди могут сказать, что у них в жизни вообще был Учитель с большой буквы. Учитель никогда не предаст своих учеников. Наоборот, к сожалению, бывает часто.
А главное, твой Учитель всегда уходит слишком рано. Вне зависимости от того, когда это случилось, остаются вещи, о которых не спросил, не узнал, не посоветовался… За которые не поблагодарил.
12 ноября 2005 ушла из жизни Татьяна Алексеевна Гайдамович. Тем, кто ее знал, не нужно объяснять, что это был за человек. Тем, кто слышит это имя впервые — останутся ее книги, статьи и воспоминания ее учеников.
Кем была Татьяна Алексеевна? Не так уж трудно перечислить список ее званий, наград и публикаций. Но ведь есть и гораздо более титулованные, но, вместе с тем, гораздо менее заметные люди…
Я пришел в класс к Татьяне Алексеевне, когда мне было двадцать лет, а ей приблизительно в четыре раза больше. Первое, что поразило меня в ней, и продолжало поражать при каждой нашей встрече — ее глаза. Абсолютно молодой, задорный взгляд. В общении — колоссальное чувство юмора, умение шутить и понимать хорошие шутки. Потом я на себе почувствовал ее изначально уважительное отношение к любому музыканту. «Объективность» в данном случае — неправильное слово. От многих других педагогов, музыковедов, критиков, ее отличало изначальное искреннее желание услышать именно хорошее исполнение, постоянная надежда на чудо, играет ли это студент или всемирно признанный мэтр.
Будучи лично знакомой со всеми, кого мы сегодня считаем легендами и гордостью русской музыки — Рихтером, Ойстрахом, Коганом, Кнушевицким, Обориным, Янкелевичем, Ростроповичем, со всеми ними — она, наверное, лучше других знала, что даже мэтр способен на громадные ошибки, а сегодняшний студент может уже завтра превратиться в настоящего мастера.
Еще бы ей не знать: у нее учились практически все, кто сегодня составляет славу отечественного музыкального искусства: Башмет, Герингас, Жислин, «Московское трио», Безверхний, Виардо, Спиваков, Постникова, Березовский… Более того: она умела способствовать такому превращению.
Татьяну Алексеевну отличала невероятная серьезность и бескомпромиссность в ее отношении к музыке и музыкантам, нежелание делать скидки. Многие считали ее жесткой. Да, она умела быть и такой: резкой, язвительной, «неудобной». Но все это не было капризом — за каждым ее словом всегда была видна четкая позиция. В основе этой позиции лежало неумение и нежелание прощать «половинчатость» как в игре, так и в жизни. Она часто говорила на уроках: «Не надо себя беречь!» Сама не умела быть равнодушной, и не способна была вынести, когда кто-либо проявлял равнодушие по отношению к профессии и к музыке вообще.
Ученик Татьяны Алексеевны, дирижер Феликс Коробов в интервью журналу «Музыкальная академия» сказал одну вещь, которая, с моей точки зрения, очень точно передает отношение к Гайдамович многих ее студентов, включая самых именитых, и может многое объяснить тем, кто никогда не бывал в Московской консерватории: «Татьяна Алексеевна — тот человек, который тебя по жизни ведет. Речь, конечно, не о какой-то протекционной помощи. Просто у каждого, наверное, в жизни есть человек, перед которым может быть стыдно. И, что-то делая в творчестве, в искусстве — я всегда проверяю себя: не будет ли тебе потом неловко попасться случайно на глаза Татьяне Алексеевне?»
В ее возрасте люди весьма неохотно меняют вкусы и пристрастия, а если учесть, каких солистов, каких дирижеров и какие оркестры слышала в своей жизни Татьяна Алексеевна… Тем не менее, она обладала удивительным талантом воспринимать музыку и ее исполнение с поразительной непосредственностью.
Слишком просто было бы считать ее всего лишь носителем интереснейших воспоминаний. Ее рассказы о встречах с величайшими музыкантами XX века можно было слушать бесконечно. Но, вместе с тем, она всегда оставалась действующим музыкантом. Вкус Татьяны Алексеевны не был заморожен богатыми впечатлениями прошлого, она всегда была открыта для новых впечатлений, менялась вместе со временем и обязательно становилась горячим сторонником и пропагандистом по-настоящему талантливых явлений.
В изданной недавно книге — сборнике публикаций Татьяны Алексеевны, озаглавленном «Избранное», есть статья о пребывании в Москве юной талантливой виолончелистки Жаклин дю Пре. Я нарочно не употребляю эпитеты вроде «великая» «гениальная» и т. п. В номере журнала Strad за май 2005 года был опубликован большой материал о дю Пре, в котором обозреватель журнала вполне убедительно пишет о ее творческом наследии. Это действительно хорошая статья. Однако статья Гайдамович, которую можно прочитать в ее книге, была написана и опубликована в то время, когда имя Жаклин дю Пре, пусть и звучало уже, однако не было овеяно таким ореолом, как сейчас. Музыкальному критику Татьяне Гайдамович было труднее писать статью о невероятно одаренной молодой виолончелистке, чем музыкальному критику из Strad — статью об одном из самых заметных музыкальных явлений прошедшего века. Тем удивительнее, насколько точны и оценки, и предсказания, сделанные Татьяной Алексеевной в отношении великой Жаклин.
Когда я решил уехать из Москвы и поступил работать в оперный оркестр Мариинского театра, Татьяна Алексеевна меня не поддержала. «Всех денег не заработаешь!» — говорила она. Я пытался объяснить ей, что мне хочется поработать в «настоящем» оперном театре, с «большим» дирижером… В конце концов отношения наладились снова, я время от времени рассказывал ей, что происходит в Мариинском театре. Находясь под большим впечатлением от деятельности и самой личности Валерия Гергиева, я рассказывал Татьяне Алексеевне о том, как он дирижирует, чего добивается, о моей работе в оркестре. Согласившись с тем, что лично для меня пребывание в Мариинке будет полезным опытом, она каждый раз говорила, что, как музыкант, Гергиев ее не привлекает.
И вот однажды, придя на очередной урок, мы заговорили о прошедшей накануне прямой трансляции «Пиковой дамы» Чайковского из Мариинского театра в постановке Галибина. Татьяна Алексеевна упомянула о том, что она смотрела трансляцию, помолчала, а потом сказала: «Постановка, конечно, слабая. Но, ты знаешь, вчера я поняла, что Гергиев — настоящий музыкант. Сегодня так мог бы дирижировать Голованов».
Я был поражен. Поражен не тем, что она согласилась со мной, нет. Меня сразило то, насколько свеж ее взгляд, раз и сегодня она способна воспринимать новые явления в музыке, насколько серьезный анализ она проделала, раз сумела так кардинально изменить свою точку зрения, в очередной раз убедился в ее удивительном умении оценивать музыкальные явления не через призму времени и богатейшего опыта, а сообразуясь прежде всего со своим собственным ощущением музыкальной правды, с позиций именно сегодняшнего дня.
Трудно объяснить словами тяжесть утраты. Трудно даже в нее поверить. Татьяна Алексеевна любила и поддерживала — делом ли, просто ли словами ободрения — всех своих учеников без исключения. Она из тех людей, в отношении которых всегда кажется — недоговорил, недорассказал, недополучил… С другой стороны, каждое слово, сказанное ею, теперь будет вновь и вновь пересказано, осмыслено и бережно уложено в корзинку памяти.
Татьяна Алексеевна, Вы останетесь с нами навсегда.
15.11.2005
|
Ваш отзыв автору
|
