Кровавое воскресенье с Владиславом Исаевым № 18
Сказка о Военной Тайне и еще кое о чем — 1
Как, наверное, любому человеку, не достигшему высшей мудрости, мне случается говорить или делать глупости. Утешаюсь я тем, что эти неприятные моменты обусловлены не врожденным тупоумием, а недостаточными знаниями в ряде отраслей человеческой деятельности или нехваткой времени на принятие взвешенного решения. Хорошо обдуманных глупостей мне, кажется, удается избегать. Но вспоминать о своих проколах все-таки неприятно.
Тем более меня потрясают примеры глупости коллективной, невынужденной и хорошо подготовленной. Когда у людей было и время на глубокое изучение предмета, и возможность все тщательно обдумать, и посоветоваться со специалистами, а они все равно произвели на свет такое, от чего впору усомниться в том, что человек — разумное существо.
Вот, на День Подводника посмотрел широко разрекламированный российский блокбастер «Первый после бога». О художественных достоинствах и исторической достоверности применительно к этому фильму говорить не приходится. Последние годы наши киношники успешно нагоняют по уровню маразма голливудские военно-исторические поделки. Кому интересно — почитайте рецензию Гоблина, там все изложено в достаточно мягких выражениях, боюсь, у меня не получится удержаться в рамках нормативной лексики.
Но меня фильм впечатлил вовсе не своей бездарностью или удаленностью от исторической правды. В конце концов, не могут все сценаристы-режиссеры-актеры быть талантливыми, да и требовать от людей искусства каких-то познаний в истории было бы слишком наивно. Но вот грандиозная тупость, которую обрушивают на зрителя авторы с самых первых кадров картины, вызывает сомнения уже в теории Дарвина. Поскольку люди, способные на такой массированный идиотизм, согласно правилам естественного отбора должны погибать ещё в раннем детстве.
Для тех счастливчиков, кто фильма не видел. Сие масштабное историческое полотно о Великой Отечественной Войне начинается со сцены, в которой один из условно положительных героев, сын священника и жертва кровавого сталинского режима, пытается вместе с неким уголовником совершить «самострел», дабы избежать выполнения своего воинского долга в составе экипажа подводной лодки Краснознаменного Балтфлота.
Что ж, дело на войне обычное, я сам знаком был с одним старшиной, которому потрясающе меткий чеченский снайпер прострелил ботинок, умудрившись лишь слегка ободрать кожу на пальцах. В РККА за такое «везение» обычно пускали в расход или отправляли для воспитания личного мужества в штрафные роты. В современной РА, бывает, ещё и боевыми наградами «везунчиков» поощряют.
Но в данном случае важна не моральная сторона дела, а, так сказать, ситуативная. Дело в том, что этот криминальный акт совершается на базе подводных лодок, откуда до ближайшего немецкого солдата, способного вести по героям фильма огонь, многие километры. Как в таком случае самострельщики собирались объяснить появление у себя пулевых ранений, из фильма понять невозможно, идиллию интимного уединения членовредителей нарушает некстати появившаяся команда «особистов». Но ведь автор сценария, режиссер, продюсер и ещё сотни людей, читавших сценарий и воплощавших его на экране, должны были бы об этом задуматься? И если не подправить логику сцены, то хотя бы пояснить её как-то дальше по ходу фильма.
Ан нет. То есть, для всех этих людей, видимо, неочевидна не только моральная, но и логическая сомнительность действий героя. И сами они, оказавшись в аналогичной ситуации, вполне могли бы поступить точно также — прострелить себе «мягкие ткани» из краденого пистолета и радостно явиться в свою часть, требуя от удивленных командиров отправить их, как получивших ранение на фронте борьбы с фашистскими захватчиками, на лечение в тыл (где они собственно, и находятся). Вот такое кино.
Характерна и причина, которой авторы фильма объясняют, мягко скажем, не совсем мужественное поведение поповского сына. Он, видите ли, не умел плавать, оттого и не желал служить Родине именно на подводной лодке. То есть, не имел шансов на спасение в случае потопления последней и от этого очень нервничал. Вот в пехоте воевать — пожалуйста, бегать-то он умел.
Понятно, что мысль о том, что военный моряк, подобно Горацио Нельсону, не имеющий возможности спастись вплавь, будет более яростно бороться за живучесть своего корабля и общую победу, нашими богемными «общечеловеками» не рассматривается, как варварская. Но вот мне интересно, как они вообще себе представляют спасение из утопленной подводной лодки и ценность в этом деле умения плавать, да ещё в холодной балтийской воде?
Если следовать логике этих гуманистов, в авиацию нельзя было призывать тех, кто не имеет крыльев, а в танковые войска — не обладающих способностью мифической саламандры проходить через огонь. И вот в связи с этим у меня возник вопрос — можно ли наделять активным и тем более пассивным избирательным правом людей, демонстрирующих такую неспособность к мышлению? Ведь если они в своей основной работе демонстрируют столь низкую эффективность мыслительной деятельности, то уж допускать их в той или иной форме к управлению страной и вовсе опасно. Кого они выберут? А если, не дай бог, они сами прорвутся к рулю, каковы будут последствия принимаемых ими решений?
Для примера приведу случай из собственного опыта. Как-то в 1999 году, вместе с другими магистрантами и преподавателями «Школы Шанина», заманили меня на встречу с кандидатом в депутаты от одной либеральной партии — известной писательницей, прославившейся борьбой за права женщин. Не знаю уж, почему она пошла на выборы именно от этой партии. То ли и впрямь считает себя либералкой, несмотря на явный уклон в сторону «шведской модели», то ли партийные функционеры ориентируясь на тиражи и популярность её книг, предположили наличие за ней поддержки «электората» (они бы ещё госпожу Донцову привлекли к себе в список). Но «назвавшись груздем», госпожа литераторша честно «лезла в кузов», то есть наряду со своими феминистскими взглядами отстаивала на встречах с избирателями и все благоглупости, которые господа демократы внесли в свою предвыборную программу.
Была среди провозглашенных просвещенными правыми целей и такая как немедленная замена всех военнослужащих, несущих службу в Чечне, контрактниками. Боевые действия велись тогда на Кавказе очень интенсивно, значительно большими силами, чем теперь. А вот с бюджетом дела обстояли значительно хуже: свеж ещё в памяти был август 98-го, а нефть стоила раза в четыре дешевле, чем сейчас. Естественно, я поинтересовался у потенциального представителя моих интересов в парламенте, откуда её политические единомышленники планируют взять деньги на вербовку порядка 200 000 наемников и такое количество кандидатов в «солдаты удачи».
Ответ дамы был явно домашней заготовкой из числа тех, над которыми дружно напрягает мозги весь предвыборный штаб. Выпалила она его как первоклашка-отличница, радующаяся возможности впечатлить учителя результатами старательной зубрежки. Звучал он примерно так: «В настоящий момент в армии уже есть 200 тысяч военнослужащих по контракту, вот их и отправим воевать!».
Я не смог совладать с собой и зашелся в пароксизме истерического хохота, препятствуя нормальному продолжению мероприятия. Пришлось покинуть зал. Этот приступ веселости был вызван картиной, которая встала в тот момент перед моим мысленным взором — вторгающимися в Чечню железной лавой полками офицерских жен: писарей, бухгалтеров и канцеляристок, бригадами поваров, оркестрантов, завскладов и каптенармусов, дивизиями водителей и старшин.
Далекие от армии люди могли, конечно, не знать, что наличествовавшие в те годы в армии контрактники в большинстве своем были распределены равномерно по тыловым и обеспечивающим службам. Естественно, этого не знали и бойкие политтехнологи демократов, видимо, прошедшие армейскую «школу жизни» заочно. Но ведь у них было время и возможность это выяснить, если не путем изучения статистических данных, то хотя бы просто спросив об этом у тех, кто об армии знает не понаслышке. Но, потрясенные своей гениальной находкой, они даже не дали себе труда задуматься, отчего это само армейское командование, имея под управлением десяток дивизий головорезов-наемников, гонит на войну плохо укомплектованные части из сопливых пацанов. И вынесли свою либеральную программу на суд публики.
И ведь за эту программу тогда проголосовал, чуть ли не каждый десятый из пришедших на выборы, причем, как утверждают социологи, эта партия привлекла голоса наиболее образованной и экономически успешной части избирателей. Вот и гордись после этого принадлежностью к «интеллигенции» и «среднему классу». Прямо клеймо какое-то позорное.
Единственное, что удерживает меня от демонстративного сожжения многочисленных дипломов и ухода в грузчики, это те старательно подготовленные глупости, которые творят на той же ниве армейского строительства люди, вроде бы не склонные к либерализму и имевшие возможность познакомиться с армией ближе, чем мэнээсы и завлабы, подавшиеся в политику.
Вот министр Иванов, при поддержке многочисленных генералов и прочих носителей погон, взялся за сокращение срока службы по призыву в два раза. Не иначе как девяти процентам военнообязанных, добирающимся все-таки через рогатки медкомиссий и военкомов до частей, уже совсем нечем там заняться? Или наши офицеры овладели методическими секретами, позволяющими обучать призывников и готовить из них резерв на случай войны в два раза быстрее? Что ж, здорово если так. Может быть даже, идея тут, как и со снижением налоговой ставки в том, что на год заманить призывников в армию будет легче, чем на два? Тогда, почему бы, не сократить срок службы до месяца? Тут уж и вовсе «косить» никто не станет, даже депутатские сынки пойдут долг родине отдавать. Или все это затеяно для того, чтобы успокоить негатив по поводу дедовщины и привлечь в поддержку министру на выборах 2008 года голоса матерей призывников? Мол, если парню, призванному на два года, в итоге отрезали две ноги, то призванному на год, отпилят только одну? Интересная идея.
Но какими бы соображениями ни руководствовался господин министр, я не могу понять, почему переход на годичную службу надо осуществлять в два этапа? Зато я, как человек, служивший после института год вместе с полуторагодичниками, которым ещё и объявили посреди службы, что срок увеличен до 2 лет, прекрасно себе представляю, во что на практике выльется такая реформа.
В первую очередь она отразится на комплектности ближайших призывов. Потому как у будущих солдат появляется выбор — пойти служить на полтора года сейчас, или как-нибудь перекантоваться до светлого 2008 года, когда срок ещё «скостят». В ход пойдет все, от взяток военкомам и до липовых медицинских справок. Получить полугодичную отсрочку не так уж и сложно. Мне помнится, знакомая медсестра, уговаривая погодить с уходом в армию и отправиться с ней и её друзьями в поход по живописным местам черноморского побережья, предлагала липовую справку о переломе и полноценный гипс для предъявления военкому.
Но вот те, кто отвертеться не сможет и пойдет на два-полтора года, потом встретят «духов», призванных на год, особо нежно. И тому, кто в 2008 будет главным по армии, придется не одну-две истории с беглецами, самострелами и дедовщиной «разруливать», а сотни и тысячи. Не уверен, что все это положительно скажется на боеспособности армии и желании молодых ребят в ней служить.
Или может быть, я ошибаюсь? Может быть, министр со своими многочисленными полководцами знают какую-то Военную Тайну, которую нам, мальчишам, не говорят? И все производимые эволюции позволят нашей армии впервые в своей истории оказаться хорошо подготовленной и не учиться воевать уже в процессе? Дай-то бог.
На следующей неделе, пожалуй, попробую по производимым в армии мероприятиям последних лет понять, как наши военачальники готовятся к войне и как они её себе представляют.
03.04.2006
|