Лютеция 2005. В ожидании Атиллы

Первое подобие, которое просто просится на язык — восстание Спартака. То же стихийное бессмысленное разрушение, то же отсутствие позитивной программы. Первоначальная беспомощность государственной машины также сменилась избыточным «закручиванием гаек» и всплытием на поверхность политического бульона сторонников жестких мер. Нелепый человечек Саркози, ранее известный лишь забавным казусом с превышением скорости на дороге, которую по его же приказу оборудовали автоматическими датчиками скорости, вдруг благодаря паре брутальных реплик и героическому решению о применении армии против подростков стал самым популярным политиком Франции, а может быть и всей единой Европы. Точно также некогда никому не известный спекулянт Марк Лициний Красс заработал репутацию великого полководца, собрав против необученных рабов всю мощь военной машины Рима. Разве что участь нынешних восставших не столь трагична. Французы не стали украшать обочины автобана Париж-Марсель телами тысяч распятых афро-арабских недорослей. Ограничились депортацией нескольких подвернувшихся под руку. Возможно, в отличие от древних римлян поняли, что не стоит так расточительно разбрасываться своими рабами, коли без них все равно не обойтись.

Я уже слышу вопль коллеги-историка или, не к ночи будь помянут, экономиста: «Бред! Да тебе лечиться надо, парень! Эко хватил! Где рабы, а где французские иммигранты? Раб это ошейник и цепь, кнут надсмотрщика и миска баланды. А эти негодяи имели все, о чем только может мечтать большинство наших соотечественников: вид на жительство в центре цивилизованного мира, возможность получить работу и даже перспективу со временем стать гражданами одной из богатейших стран ЕС! А многие уже гражданами являются и могут преспокойно бить баклуши на пособии, превышающем среднюю зарплату в России!» Все так, но я придерживаюсь гипотезы, что при всех этих «дарах просвещения», в структуре современного западного общества многочисленные гастарбайтеры занимают ту же нишу, которую в Древнем Риме первого века до нашей эры занимали рабы. И сейчас я попробую эту гипотезу обосновать.

В Европе и Америке, в бурно развивающих свою экономику «азиатских тиграх» и благоденствующих на свалившемся с неба нефтяном изобилии арабских микро-государствах, а теперь ещё и в небольшой части России, прокручивающей все финансовые потоки с 1/9 (а то и больше) части суши, есть определенные виды работ, выполняемых почти исключительно иммигрантами разного уровня легальности. И это не только тяжелый и грязный труд, как у дорожного рабочего или мусорщика, посудомойки и грузчика. Это ещё и профессии, которые коренные жители считают для себя недостойными — связанные с пребыванием в услужении позиции домашней прислуги и официанта, таксиста и дворника. В эту же категорию попадает торговля собственным телом и большая часть сельскохозяйственных работ, не только изнурительных и грязных, но ещё и связанных с отрывом от бурлящей жизни культурных центров. Практически все перечисленные специальности в Риме эпохи разложения республики были уделом рабов, завозившихся со всех концов известной римлянам Ойкумены. Свободные римские граждане зачастую предпочитали нищенствовать и прозябать на подачки борющихся за симпатии народных масс нобилей, но не опускаться до подобной работы. 

И дело, на мой взгляд, не только и не столько в нежелании перенапрягаться, унижаться перед кем-то или возиться в чужой грязи. Просто большинство перечисленных видов труда не могут обеспечить трудящемуся достаточных средств для нормального воспроизводства рабочей силы при капиталистическом способе производства (который, кстати, был и для античности господствующим). Если платить нынешним гастарбайтерам достойную зарплату, на которую можно поддерживать средний для общества уровень жизни, их работодатели попросту «вылетят в трубу». А ведь многие из перечисленных работников, как домашняя прислуга или дворники, вовсе не производят никакой прибавочной стоимости, на которой оборотистый хозяин мог бы окупить свои вложения. А значит, если оставить за скобками идеи социалистов, остаются только «внеэкономические методы принуждения». И можно хоть до посинения повторять либерально-экономическое заклинание «Рабский труд не эффективен», но обойтись без этого труда в той или иной форме не удается. И, в конце концов, не очень важно, выступает ли в качестве угрозы строптивому рабу кнут надсмотрщика или полицейская дубинка, право хозяина казнить его или возможность депортации. Внешние отличия статуса полулегальных иммигрантов от положения рабов в Риме тем более несущественны. И в римское рабство многие некогда свободные люди, особенно из Греции, продавались добровольно, и в древности многие подневольные вместо своей миски похлебки получали мизерное денежное содержание и даже жили не в доме хозяина. И у них впереди была светлая перспектива стать вольноотпущенниками, а то и гражданами. Современные рабовладельцы устроились даже лучше римлян. Им не нужно тратиться на приобретение и перевозку рабов — те сами рвутся к ним в услужение со всех концов Земли.

Но рано или поздно, рабы, которые уже освоились на новом месте, приблизившись по численности к новым хозяевам и поняв, что те вовсе не высшие существа, а всего лишь изнеженные никчемные потомки некогда грозных завоевателей, сорвутся с цепи. И тогда никакой Красс-Саркози не сможет остановить их, призывая к оружию своих сограждан, которые давно доверили свою защиту иностранным легионерам, благоразумно сочтя, что солдатская доля тоже слишком грязна и непристижна для цивилизованного человека. 

На этом бы можно и закончить, но восстанием Спартака не закончилась история падения Рима, а потому у меня есть все основания предполагать, что недавние события тоже лишь часть процесса, который ещё далек от завершения. Собственно говоря, процесс этот вечен и непрерывен и имя ему — Великое Переселение Народов. Хотя в традиционной историографии этот термин и закреплен за конкретными событиями середины первого тысячелетия нашей эры, я склонен применять его шире. Ведь и походы Александра, и возникновение/падение Pax Romana, арабские завоевания и реваншистские рейды крестоносцев, медленное и печальное вытеснение византийцев турками и приход всесокрушающей лавины орд Чингисхана, эпоха великих географических открытий с последующей колонизацией, две мировых войны и множество других, менее шумных перемещений человеческих масс — суть звенья одного непрерывного броуновского процесса. Под влиянием различных факторов, начиная от эколого-демографических (перенаселение монгольской степи в результате цикла урожайных лет), заканчивая политическими (походы китайцев против хунну в первых веках нашей эры), народы оказываются в ситуации, когда просто не могут выжить и прокормиться на своих традиционных территориях. Когда напряжение достигает предела, приходит Вождь, которому удается направить в единое русло энергию междоусобных стычек и мелких грабительских набегов. И тогда старые империи исчезают без следа, уступая место новым, политические карты мира перекраиваются, а кровь течет миллионами ниагар. Только нужно ещё, чтобы на пути новых завоевателей оказалось государство, граждане которого утратили способность к сверхусилиям, требующимся для того, чтобы остановить лавину врагов. Гумилев эту способность называл пассионарностью. На пути киргиз-кайсацкого переселения в 18 веке оказалась Россия, жители которой тогда ещё не утратили воли к жизни и той самой способности к сверхусилиям. И потому имен вождей киргиз-кайсацкой орды никто не помнит. Зато все помнят имя Атиллы, у которого на пути оказались выродившиеся наследники римских легионеров.

Ещё совсем недавно казалось, что современный мир навсегда обезопасил себя от подобных потрясений, не только провозгласив нерушимость существующих границ, но и разработав систему «перепускных клапанов», позволяющих утилизировать излишки пассионарного населения для вливания свежей крови в жилы дряхлеющих государств «золотого миллиарда». Ан нет. Оказалось, переселившиеся пассионарии и их потомки не хотят ассимилироваться в «плавильных котлах» и не испытывают восторга от предоставляемых им блистательных перспектив замещения рабских вакансий. Как и положено пассионариям, они хотят все и сразу. Кто-то для осуществления своей мечты о красивой жизни вливается в мафиозные структуры, но и там количество «рабочих мест» ограниченно. И тогда взрываются шикарные автомобили, которые переселенцам не по карману, и пылают школы для бедных, в которых можно получить минимальный уровень знаний, потребный для выполнения несложной работы, но никогда не добыть себе другой судьбы, взамен той, что проиграна уже в момент твоего рождения.

То, что жертвами нового переселения народов станут в первую очередь Западная Европа и США, вполне справедливо. И германские племена и гунны шли на Рим не просто так. Они видели, что все встречающиеся им на пути народы уже ограблены римлянами и продолжают пополнять сокровищницы населения Капитолийского холма, кто, платя дань, а кто, будучи вынужден торговать на несправедливых условиях хозяев мира. И направляли своих коней туда, где богатства концентрировались гораздо интенсивнее, чем создавались. Лев Николаевич тоже как-то отмечал, что во время грабительских набегов кочевники лишь возмещают то, что было ими недополучено в результате нечестной торговли с оседлыми народами.

Сколько ни придумывай красивых экономических теорий, но принцип эффективного предпринимательства, приносящего прибыль, а не крутящегося в круговороте простого воспроизводства, неизменен с древнейших времен. Каждый, кто занимался бизнесом, его знает: «Подешевле купить (в идеале украсть или отнять у кого-нибудь) и подороже продать (лучше тому, кто не имеет возможности выбирать и торговаться)». В приложении к промышленному производству это означает, что надо либо недоплачивать за сырье и рабочую силу, либо поддерживать спекулятивную цену на свой товар. Пока эта схема прокручивается в рамках одной страны — страна в целом разбогатеть не может, потому что в ней каждый продавец (товаров или своего труда) одновременно и покупатель. В результате возникают кризисы, забастовки, банкротства, так что общий эффект равняется нулю. Для того чтобы страна богатела, надо бесчестную часть этой схемы прокручивать в той или иной форме в других странах. Например, скупать в колониях сырье за бесценок или принуждать их в монопольном порядке покупать только товары метрополии. Можно ещё платить гроши рабочим из стран третьего мира, у себя в отечестве оставляя только управляющие конторы. Потому-то и не могла разбогатеть Германия, опоздавшая к распределению сфер влияния, потому и дралась так яростно в прошлом веке за свою дольку пирога. Все богатство и процветание стран Запада, согласно закону сохранения бабла, куплено ценой нищеты всего остального мира, точно так же, как относительное благополучие Москвы основано на нищете всей остальной России. И потому, когда новый Атилла опрокинет застойный мирок нынешних «хозяев жизни», это будет вполне закономерно. 

Вот только мне почему-то кажется, что наше Отечество вновь не останется в стороне от чужих разборок. Как не смогло соблюсти нейтралитет ни во времена Фридриха II и Наполеона, ни в 20-м столетии, во время двух мировых мясорубок, вопреки географической логике, оказавшись буфером между германо-американскими и британо-французскими охотниками до чужого добра. Почему так получается, разговор отдельный и к нему я думаю вернуться как-нибудь в другой раз.