Говорить о «Тристане и Изольде» легко и приятно, а вот приводить какие-то конкретные фрагменты в качестве примеров затруднительно. Бесконечная мелодия она на то и бесконечная, чтобы слушать её целиком. Попробуйте оторвать кусочек от бесконечности!
Тем не менее, что-нибудь надёргаю для ознакомления. Но предупреждаю, что от прослушивания произведения целиком такое ознакомление не освобождает! Любую оперу лучше слушать от начала до конца, а уж эту и подавно.
Итак, действие оперы начинается на корабле, который везёт ирландскую принцессу Изольду в Корнуолл, где она должна будет выйти замуж за тамошнего короля Марка. Принцесса не в духе, а если называть вещи своими именами, так и просто в истерике. В протяжной песне молодого моряка ей чудится насмешка, и она мечет громы и молнии, сидя в своём шатре, разбитом на палубе.
Сопровождающей Изольду служанке и компаньонке Брангене такое поведение госпожи непонятно. Непонятно оно покуда и нам.
Тут уже напрашивается ряд соблазнительных и в то же время очевидных вопросов. Что это за личность — Молодой моряк? Почему Изольде чудится насмешка в его любовной песне? Да и чудится ли — может, она там и в самом деле есть? Случайно ли партию Молодого моряка поёт тенор — тот же голос, что и у Тристана? Может быть, Изольде послышался голос Тристана, и поэтому почудилась насмешка? Ну и, наконец, так уж ли Брангена не знает или хотя бы не догадывается, в чём дело? Эти компаньонки, прислужницы, наперсницы и т. п. обычно так чертовски проницательны!
Не ждите, что я прямо сейчас дам вам однозначные ответы на эти вопросы. Пусть у каждого будет своё мнение! Я только хочу сказать, что от того, какие ответы мы сочтём верными, будет зависеть всё наше понимание логики поведения персонажей. И логика эта может быть совершенно различной.
Шерше ля фам
Итак, для начала предлагаю послушать драматичное начало второй сцены первого акта. Вновь слышится протяжная песня Молодого моряка. Изольда же сквозь приподнятый полог шатра неотрывно смотрит на стоящего на корме витязя и бормочет себе под нос непонятные слова: «Мне предназначен, для меня потерян…» — Mir erkoren, mir verloren… Вы уже слышали вступление к опере и потому наверняка узнали мелодию, поющуюся на этих словах — ту самую, которая «вырастала» непосредственно из «тристановского аккорда». «Сердце и голова, обречённые на смерть», — заключает Изольда, — Todgeweihtes Haupt! Todgeweihtes Herz! И вот тут внимательно слушайте оркестр! Прямо с первого же слога Tod, означающего, как известно, «смерть», начинается лейтмотив смерти — музыка словно делает шаг в мрачную, бездонную пустоту. Этот лейтмотив будет играть важнейшую роль во многих ключевых моментах оперы.
Вообще говоря, чтобы проникнуться любовью к музыке Вагнера, надо прежде всего слушать оркестр — именно там находится «центр тяжести» разворачивающейся драмы. Голоса солистов используются Вагнером как входящие в состав оркестра музыкальные инструменты, имеющие равные права с кларнетами, фаготами, арфами, литаврами и т. д. Равные — но не более! Нам даже сложно теперь представить, до какой степени новаторским был такой подход и насколько вразрез он шёл с общепринятыми в то время представлениями о примате голоса в опере. Вспомним, например, высказывание Верди: «Оркестр — большая гитара».
Поэтому именно в операх Вагнера явственнее всего виден провозглашённый Мейерхольдом мудрый принцип: «Опера — это пантомима на музыке». Не случайно этот свой тезис Мейерхольд сформулировал сразу же вслед за тем, как поставил «Тристана и Изольду» в Мариинском театре.
Но вернёмся на корабль. «Что ты скажешь об этом холопе?» — спрашивает Изольда у Брангены. (Тут все певицы совершенно справедливо стараются задействовать весь отпущенный им природой артистизм и вложить в слово Knechte максимум презрения). «О ком ты?» — недоумевает Брангена. «Да вон о том детине, что стыдливо от меня отворачивается» — отвечает будущая королева. Но — опять-таки! — слушайте оркестр! В оркестре в это время томится на медленном огне тема любви или, как её ещё называют, тема взгляда, на которой было построено практически всё вступление. (Я стараюсь по возможности избегать этих ярлыков, приклеиваемых музыковедами к лейтмотивам, но иногда для краткости их всё же использую. В сущности, такие обозначения очень удобны — главное, не забывать о том, что это условные обозначения).
«Ты про Тристана?» — удивляется Брангена и на торжественной — несколько, быть может, «милитаристской» — мелодии восхваляет «героя, не имеющего себе равных». «И робко избегающего встречи, поскольку добыл своему сюзерену труп невесты» — подхватывает Изольда ту же мелодию, которая с таким текстом звучит как мрачная насмешка. Порывисто и решительно звучит приказ принцессы своей служанке: Zu dem Stolzen geh — «Ступай к этому гордецу и передай ему, что госпожа немедленно требует его к себе». «Сказать ему, что нужно поприветствовать тебя?» — робко уточняет Брангена. «Сказать ему, что нужно трепетать перед Изольдой» — слышит она в ответ и выходит из шатра, вряд ли воодушевлённая.
Пока Брангена идёт по палубе, в оркестре, причём у меди, звучит мелодия песни Молодого матроса? Почему? Что это — насмешливые взгляды команды, воспринимающей ирландских женщин, как пленниц? Не исключаю. Итак, вот весь этот небольшой, но содержательный фрагмент:
Состав исполнителей не оставляет желать ничего лучшего. Тенор Герхард Унгер известен прежде всего в характерном репертуаре, но здесь, в партии Молодого матроса его голос звучит нежно и лирично, по-настоящему красиво. Изольду поёт Марта Мёдль — легендарная певица, на тот момент, вероятно, лучшая исполнительница этой партии. Вообще-то говоря, у Мёдль было меццо-сопрано, но силы голоса и диапазона для исполнения партий, написанных для вагнеровского героического сопрано, вполне хватало. Особо придирчивые критики иногда выискивали у неё «некоторую неуверенность в верхнем регистре», но все единодушно отмечали её невероятный артистизм. Стопроцентное погружение Мёдль в образ слышно даже в аудиозаписи. Подозреваю, что «вживую», на сцене это было ещё убедительнее. Впрочем, не факт.
В роли Брангены Ира Маланюк — австрийская певица украинского происхождения. Её родители эмигрировали после революции и вывезли её маленькой девочкой. Вообще-то партия Брангены написана для сопрано, но её исполнение певицами-меццо стало обычной практикой. Маланюк, пожалуй, несколько менее знаменита, чем вся окружающая её в этой записи звёздная компания, но, как вы и сами можете слышать, «уровень держит» безо всяких скидок, ничуть не уступая более прославленным Брангенам, таким как Криста Людвиг, Бригитта Фассбендер, Бланш Тебом и др.
Итак, пока что мы видим, что, выражаясь на театральном жаргоне, «сквозное действие» этой драмы ведёт Изольда. Это ей неймётся. Это она предпринимает по отношению к Тристану какие-то действия, которые не доведут до добра (и смысл которых на данном этапе развития сюжета нам не вполне понятен). Угомонись она сейчас, и этой истории бы не было. Все бы прожили долго и счастливо. Ну, может, и не очень счастливо, но ничего смертельного. Ну, поглядывали бы Тристан с Изольдой друг на друга время от времени, ну, вздыхали бы тайком. Потом бы забылось, отболело, перемололось. Но сейчас, пока корабль неумолимо приближается к английскому берегу, Изольда делает всё для того, чтобы обычную и, в сущности, житейскую ситуацию повернуть так, чтобы она стала исключительной и экстремальной. И если в финале оперы вы, глядя на лежащую на сцене кучу трупов, зададитесь банальным вопросом, кто виноват, ответ будет не менее банальный: «Шерше ля фам».
Флэшбэки или История проясняется
Посольство Брангены оказалось неудачным. Тристан учтиво отклонил приглашение принцессы, сославшись на то, что не может оставить руль корабля. Тогда служанка оказалась вынуждена передать приказ Изольды дословно - то есть в ультимативной и унизительной форме. Как бы стал выкручиваться Тристан теперь — неизвестно, но тут ему неожиданно пришёл на помощь его слуга и друг Курвенал.
До чего же всё-таки интересно выстраивает Вагнер систему персонажей этой оперы! Казалось бы, глубоко личная, интимная драма двух человек. И тем не менее, у обоих главных героев имеется ещё и своя «тень» или «альтер эго» в виде преданной служанки и преданного слуги, которые невольно подталкивают Тристана и Изольду навстречу друг другу, а тем самым и навстречу гибели. Изольда с Брангеной и Тристан с Курвеналом образуют, если можно так выразиться, женский и мужской «штабы», которые порой выносят совместные решения по поводу взаимоотношений Изольды и Тристана. Как всё это жизненно, не правда ли?!
Так вот, Изольдин приказ разозлил Курвенала своей непочтительностью по отношению к его господину, и Курвенал ответил за Тристана. Ответил разухабистой песенкой, прогорланенной так, чтобы слышал весь корабль:
Курвенала, кстати, здесь поёт Ханс Хоттер — ещё одна легенда вагнеровского исполнительства. Многие считают Хоттера вообще величайшим вагнеровским бас-баритоном XX в. Я противник подобных категорических оценок, но то, что певцом он был очень выдающимся — это бесспорно.
Из песенки Курвенала мы узнаём новые подробности. Оказывается, Тристан — наследник корнуоллского престола, и тот факт, что он взялся сватать принцессу враждебной Корнуоллу Ирландии своему дяде королю Марку, говорит о том, что Тристан ради мира и благополучия державы пожертвовал собственными интересами: ведь теперь право престолонаследия перейдёт к Изольде и к её будущим детям. Называть такого великодушного человека вассалом, да ещё и командовать им как мальчиком на побегушках, согласитесь, неудобно как то, — напоминает Курвенал своей будущей королеве. Более того, сват оказался хорошим дипломатом и теперь в качестве приданого Изольда везёт не что-нибудь, а ирландскую корону. Вот почему песню Курвенала подхватывает вся команда: у них есть повод считать себя победителями, возвращающимися из удачного завоевательного похода. Выясняется также и то, что прежде Корнуолл был вассальным княжеством по отношению к Ирландии, но Тристан убил Морольда, приплывшего за данью, и вместо дани отправил в Ирландию его голову. Впоследствии мы узнаем, что Морольд был женихом Изольды.
Начинает потихоньку вырисовываться и образ Тристана. Это не бледная немочь, не томный воздыхатель, а могучий, жестокий воин и в самом буквальном смысле слова головорез, вполне способный, в соответствии с нравами раннего средневековья, отрубить врагу башку и отправить её ему домой.
Видите, какая многослойная и конфликтная ситуация сложилась на этом корабле. И всё это Вагнер подаёт нам через маленькую песенку. Вот что значит гениальный композитор-драматург.
Но и это, оказывается, ещё далеко не все подробности. В отчаянии Изольда рассказывает Брангене предысторию своих отношений с Тристаном. Замечательный рассказ Изольды — это пространный музыкальный «флэшбэк».
Вагнер вообще обожал такие рассказы-флэшбэки. Мы знакомимся с событиями не в хронологическом порядке, а из бесед персонажей между собой. Это придаёт сюжету объём и создаёт у слушателя «эффект присутствия». Мы будто бы подглядываем за тайной жизнью героев. До Вагнера никто из композиторов не использовал этот приём так активно и так умело.
Итак, к ирландскому берегу однажды прибило лодку, в которой лежал рыцарь, умирающий от раны. Он приплыл к Изольде, известной своим умением врачевать, как к последней надежде. Рыцарь представился Тантрисом — не слишком тонко, прямо скажем. Изольда пожалела его, приютила и начала выхаживать. Но однажды она заметила на его мече выемку, к которой идеально подошёл кусок стали, найденный в голове Морольда, и поняла, что перед ней её враг Тристан. В гневе она занесла меч над больным, чтобы отомстить за гибель жениха и за оскорбление. Но тут рыцарь посмотрел ей прямо в глаза, и она была так тронута, что выронила меч и выходила больного, только чтобы поскорее отправить его домой и не видеть больше этого взгляда. Уезжая, выздоровевший витязь поклялся вечно служить ей.
Тут, опять-таки, я призываю слушать оркестр, который превосходно передаёт все нюансы настроения рассказчицы и все события повествования. Когда речь заходит об этом судьбоносном взгляде, в оркестре снова сладостно и торжествующе звучит основная тема вступления к опере (поэтому-то её и называют иногда «лейтмотивом взгляда»). В оркестре можно услышать даже то, как из рук Изольды выпадает меч.
Брангене остаётся только изумляться: «Так тот гость, которого я помогала лечить…» «Ему только что тут пропели хвалу», — отвечает Изольда и цитирует отрывок из песни Курвенала. Вот весь этот кусок:
Изольда продолжает свой рассказ. Тот, кого она отпустила, как Тантриса, вернулся снова, уже как Тристан. Вернулся, чтобы просить её руки… для своего дяди, короля Марка. О, восклицает она, если бы Морольд был жив, разве допустил бы он такой позор! Ирландская наследница в руках у вассала! И винить некого: сама пригрела на груди змею.
«Могла ли я помыслить, что когда все праздновали мир, дружбу, жвачку, ты, оказывается, так терзалась!», — горестно восклицает Брангена. Но Изольда её уже не слушает, а вслух казнится, обвиняя себя в легковерности и в трусости. «Тот, кому я сохранила жизнь, так меня отблагодарил!» Дальше Изольда изображает, как, вернувшись на Корнуолл, Тристан, вероятно, хвастался перед своим дядей: фрагмент Das wär ein Schatz, mein Herr und Ohm — «Это сокровище, мой господин и дядя… Я добуду вам её в жёны… Дорога мне известна… Это будет отличное приключение!» Ослеплённая яростью, Изольда проклинает Тристана и произносит приговор: «Смерть! Смерть нам обоим». Тщетно Брангена пытается успокоить свою госпожу, объясняя ей, что намерения Тристана благородны, что избрав её своей королевой, он выполняет данную ей клятву, что Марк — блестящая партия и т. д. Видно, что Изольде нужно что-то совершенно другое. Слушаем:
Обратите внимание, что когда Изольда описывает хвастовство Тристана, в оркестре появляются мажорные созвучия, которые ослепительно сверкают и тут же исчезают — как блёстки. Этот музыкальный материал — не что иное, как характеристика Дня. Того самого Дня, обманчивый свет которого сбивает людей с толку и делает их жертвой суетных и лживых устремлений.
Катастрофа
Дальше происходит много интересных событий, для которых Вагнер написал много замечательной музыки. Волевым усилием заставляю себя быть предельно кратким.
Путём шантажа Изольда всё же заманивает Тристана к себе в шатёр и приказывает Брангене приготовить чашу с ядом. От пришедшего рыцаря принцесса допытывается, отчего он её избегает. Тристан отвечает, что благонравие предписывает держаться в стороне от невесты друга. Тогда Изольда припоминает ему гибель Морольда. Реакция Тристана оказывается неожиданной. «Раз он всё ещё тебе дорог — что ж, закончи то, что недоделала. И пусть на сей раз твоя рука не дрогнет», — говорит витязь, протягивая свой меч. Однако вместо этого Изольда предлагает вместе выпить чашу мира, но при этом делает Тристану такие «толстые» намёки на смертельное содержимое кубка, что её намерения начинают доходить до его спецназовских мозгов. Тристан принимает вызов: залпом опрокидывает он питьё. Изольда вырывает чашу из его рук и успевает допить остатки.
И вот тогда начинается ужас. Этот ужас я и предлагаю сейчас послушать. Корабль приближается к берегу, матросы приветствуют своего короля, Брангена в ужасе осознаёт, что перепутала снадобья, а Тристан и Изольда перед лицом близкой смерти могут больше не скрывать правду ни друг от друга, ни от самих себя. Начинается сладостный дуэт Was träumte mir. «Что снилось мне о чести Тристана?» — спрашивает Тристан. «Что снилось мне о бесчестье Изольды?» — спрашивает Изольда. Забыв обо всём на свете, влюблённые жадно бросаются друг на друга. Курвеналу и Брангене еле-еле удаётся вернуть их к реальности. «Брангена, что я выпила?» — спрашивает Изольда. И — какой фарс! — узнаёт, что вместо смертельного яда приняла любовное зелье, припасённое предусмотрительной матерью, чтобы разогреть пожилого жениха в брачную ночь.
Тристан в отчаянии восклицает: «О горький миг блаженства! О день коварный счастья!» — и подводит помертвевшую Изольду к довольному королю Марку. Так заканчивается первое действие оперы:
Тристана поёт знаменитый чилийский тенор Рамон Винай. Это его первый сезон в Байрёйте, где певец будет выступать с успехом ежегодно в течение шести лет. Внимание руководителей Байрёйтского фестиваля Винай привлёк триумфальным исполнением партии Отелло в опере Верди на фестивале в Зальцбурге. Безусловно, во время своего расцвета Винай был лучшим Отелло в мире. Именно с ним сделал свою эпохальную запись этой оперы Артуро Тосканини. Будучи «певцом широкого профиля», Винай обладал достаточной вокальной выносливостью, чтобы петь в том числе и в операх Вагнера.
Более того, его голос был уникален не только по силе и по тембру, но и по своему диапазону. Начинал Винай как баритон, потом переключился на теноровые партии, а на закате своей карьеры он снова вернулся к партиям, написанным для баритона и даже для баса! Вероятно, Винай — единственный певец в истории человечества, который пел и Канио в «Паяцах», и Великого Инквизитора в «Дон Карлосе».
А страдания несчастных Тристана и Изольды, увы, только начинаются…