Прежде чем двинуться дальше, я хочу поблагодарить своих читателей, любезно разъяснивших мне ситуацию с загадочной «альтернативной» арией Князя Игоря. Оказывается, она не такой уж раритет и многим хорошо известна благодаря тому, что в последней постановке Мариинского театра её вставили в третье действие оперы. Существует как видео-, так и аудиозапись этой версии.
Самое смешное, что я смотрел этот спектакль по телевизору и даже упоминал о нём в одной из колонок. Но третий акт по каким-то причинам пропустил — что-то меня отвлекло, и мы с этой арией досадным образом разминулись. Ну, теперь-то уж она от меня не уйдёт — спасибо за наводку.
Половецкий акт или акт вандализма?
А пока что поговорим о «классической» версии третьего действия, сценическая судьба которого поистине плачевна. В советских постановках этот третий акт почти всегда выбрасывался, что иначе как вандализмом не назовёшь. Ведь в четырёхактовой драматургической схеме третье действие всегда самое напряжённое, самое богатое на события. Достаточно вспомнить основные чеховские пьесы. Попробуйте-ка выбросить третий акт из «Дяди Вани» или из «Трёх сестёр»! А третий акт «Аиды»!
«Князь Игорь» не исключение. В этом сценическом произведении самое драматичное действие — тоже третье. Кроме того, в этом третьем действии характеристики персонажей уточняются и обрастают новыми подробностями. В частности, именно в третьем акте мы узнаём, что половцы — это не только ансамбль песни и пляски, работающий в стиле «этно», но ещё и воинственный, жестокий народ. Только здесь Бородин показывает нам, что князь Игорь не идиот, что в его бескомпромиссной борьбе есть своя правда.
Ну и, наконец, в третьем действии «Князя Игоря» просто много хорошей музыки. Причём некоторые важные темы из увертюры появляются только здесь и больше нигде. Любят говорить, что многое в этом третьем акте написано Глазуновым. Даже если и так, то что ж поделать. Другого третьего акта у нас всё равно нет, а с драматургической точки зрения он необходим.
К тому же «многое» — это далеко не всё. В частности, у замечательного половецкого марша с хором авторство Бородина не вызывает сомнений:
Войско хана Гзака возвращается из похода с богатой добычей и русскими пленными. Вот как! Оказывается, эти половцы, ещё недавно так лихо отплясывавшие, умеют и маршировать! Музыка этого марша агрессивная и неприятная, даже страшная. Своими диссонансами и острыми ритмами она предвосхищает многие великие партитуры XX в.
А вот песня Кончака. Щедрый и радушный хозяин, обрисованный в арии второго акта, — это только одна сторона личности половецкого хана. Оказывается, Кончак мог принимать и совершенно другое обличье:
Без этой песни представления публики о Кончаке останутся, мягко говоря, неполными. Это всё равно как из «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» изъять все страницы про Хайда.
Итак, выясняется, что, пока князь Игорь тут балет смотрел, русские земли и, в частности, Путивль подверглись катастрофическому разгрому и разграблению.
Реакция наших пленённых героев на это ужасающее известие показана в энергичном фугато:
Первым обретает дар речи Владимир Игоревич. Его страстная и несколько сбивчивая вокальная линия не оставляет сомнений в том, что княжич искренне и глубоко потрясён. Он уговаривает отца бежать на Русь, но — что интересно — сам бежать не собирается! Владимир Игоревич поёт о том, что Овлур раздобудет Игорю коня. Хотя Овлур обещал коней. Удручённый князь Игорь, похоже, таких нюансов не замечает (или не хочет замечать). К этим уговорам присоединяется только что приведённая новая партия русских пленных. И князь решается на бегство.
Мрачная атмосфера этой и без того тяжёлой сцены ещё больше нагнетается тем фактом, что происходит она на фоне того, как половцы приветствуют новый обоз с добычей и рабами.
Один из самых ярких номеров третьего действия — это хор сторожевых «Подобен солнцу хан Кончак» и следующая за ним дикая, воинственная пляска:
В середине этого хора можно услышать уже знакомый нам первый лейтмотив Овлура. Перебежчик выносит бурдюки с кумысом и таким образом подпаивает сторожей, которые пьянеют и засыпают.
Сам момент побега князя Игоря решён в опере в виде трио, прямо-таки «голливудского» по своей напряжённости:
Всё уже готово к бегству, и вдруг появляется Кончаковна. Она умоляет Владимира Игоревича остаться или взять её с собой. Тот по мере сил сопротивляется. Любопытно, как обращение к возлюбленной «лада» сменяется в его устах на более официальное «княжна». Из своего шатра выходит князь Игорь. Судя по музыке, мысленно он уже скачет по степи, наслаждаясь долгожданной свободой. Теперь можно видеть, что Владимир Игоревич не зря скрывал от отца своё увлечение дочерью хана. Несмотря на всю чрезвычайность обстоятельств, князь Игорь находит время почитать мораль: «Аль в половецком полону сам половцем ты стал и Родину забыл?» Представляю, в какую лекцию вылилось бы это, попадись они ему во втором акте, когда он маялся от безделья!
Игорь велит сыну бежать с ним, Кончаковна вцепилась в своего возлюбленного мёртвой хваткой, а сам Владимир разрывается, как говорится, между чувством и долгом. Раздаётся условный свист Овлура, медлить более нельзя. Конец всем препирательствам кладёт Кончаковна, угрожая разбудить весь стан. Князь Игорь убегает один, бросив сыну душераздирающее «Прощай!», в котором всё сразу: и упрёк, и горечь расставания, и любовь, и последняя надежда, что Владимир последует за ним. Кончаковна ударяет в гонг…
И начинается финал третьего действия, где решается судьба Владимира, оставленного отцом в затруднительном положении:
Сторожевые хотят немедленно казнить княжича, но им, естественно, препятствует Кончаковна. Появляются ханы во главе с заспанным Кончаком, который объявляет своё решение: «Сторожевых казнить, а княжича не трогать». Другие ханы не согласны, считая такое великодушие излишним. Тогда Кончак предлагает «опутать соколика красной девицей» и подводит к Владимиру сияющую Кончаковну. Эта сцена спора Кончака с остальными ханами представляет собой трансформированный диалог Гзака и Кончака из «Слова о полку Игореве». Приведу этот отрывок в переводе Николая Заболоцкого — самом, на мой взгляд, лучшем из переложений «Слова» на современный русский язык:
И сказал Кончаку старый Гзак:
«Если сокол улетает в терем,
Соколенок попадет впросак —
Золотой стрелой его подстрелим».
И тогда сказал ему Кончак:
«Если сокол к терему стремится,
Соколенок попадет впросак —
Мы его опутаем девицей».
— «Коль его опутаем девицей,-
Отвечал Кончаку старый Гзак,-
Он с девицей в терем свой умчится
И начнет нас бить любая птица
В половецком поле, хан Кончак!»
Однако в реальности Кончак настоял на своём, а Гзак оказался прав в том смысле, что через несколько лет Владимир Игоревич с женой действительно вернулся домой.
Ну, теперь решайте сами, можно ли давать «Князя Игоря» без этого замечательного и увлекательного третьего акта?
Ни со щитом, ни на щите
А четвёртое действие возвращает нас в разорённый Путивль. Начинается оно со знаменитого «Плача Ярославны» — арии столь же прекрасной, сколь и сложной для исполнения. Этот «Плач» — одно из самых потрясающих мест во всём творчестве Бородина, а возможно, и самое. Его главная тема стонет какими-то доисторическими, животными интонациями. И в то же время насколько русская она по духу! Это вечная и нескончаемая женская скорбь, тянущаяся из глубины веков. Обращаясь к различным стихиям, Ярославна делает свою скорбь вселенской. Она плачет и весь мир плачет вместе с ней:
Не могу удержаться от того, чтобы привести здесь текст «Плача Ярославны» из «Слова» (опять в переводе Заболоцкого). Видно, что Бородин обошёлся здесь с литературным первоисточником крайне бережно, сохранив его содержание практически неприкосновенным:
Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землей
Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слезы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»
В музыкальной версии этого монолога роль «слов автора», перемежающих реплики героини, выполняет та самая «тема плача». Она же начинает и завершает этот номер. Таким образом, по форме «Плач Ярославны» представляет собой своеобразное рондо. Эпизоды, разделяемые главной темой, в большей или меньшей степени родственны «теме любви», до этого встречавшейся в увертюре и в арии князя Игоря.
Когда Ярославна обращается к ветру, Днепру и солнцу, то каждая из этих природных сил охарактеризована в оркестре с поразительной изобретательностью и поэтичностью. Очень советую обратить внимание. Тем более что это оркестровка самого Бородина.
Как будто бы ответом на плач Ярославны звучит скорбный хор поселян. Городские стены Путивля, как и предсказывали бояре в первом действии, выдержали осаду. А вот окрестным селениям пришлось несладко. Музыка этого хора является блестящей стилизацией под протяжную народную песню, но с одной оговоркой: никакой народ так не напишет.
На всём протяжении этого хора Ярославна находится на сцене, что придаёт эпизоду конфликтность и напряжённость. Конечно же, Ярославна не может не слышать упрёка в смиренном и скорбном пении разорённых поселян.
Как мы видим, начинается четвёртый акт весьма печально. Что ж, тем более радостным, по контрасту, будет следующий эпизод — речитатив Ярославны и её дуэт с Игорем:
Княгиня замечает двух всадников. Взволнованная музыка говорит нам о том, что Игоря она узнаёт очень быстро, но разум ещё какое-то время отказывается в это верить. Мелодия дуэта «Всё мнится мне, что это сон» — не что иное, как радостно преображённая тема тревожного центрального эпизода ариозо Ярославны «Мне часто снится лада мой» из первого акта. Не успев толком поздороваться с женой, князь Игорь (вполне в своём духе) почти сразу же начинает излагать ей план своих дальнейших действий по борьбе с половцами: «Я кликну клич из края в край, на хана вновь ударю я». Пассионарий, что с него взять!
С умом да с вином
Князь Игорь и Ярославна уходят, но на этом опера не кончается. Появляются наши гудочники Скула и Ерошка. Они поют издевательскую величальную песню в адрес князя Игоря. И, если отбросить всякие агитационно-патриотические бредни, то надо признать, что песня эта совершенно справедлива. (Кстати говоря, диссидентскими наклонностями наши гудочники никогда не отличались. И тот факт, что они без страха распевают такую песню на улице, говорит о том, что…) Вдруг вдалеке они замечают вернувшегося князя. Ерошку охватывает паника, но Скула не теряется. «С умом да с вином на Руси не пропадём», — изрекает он. Друзья забираются на колокольню и возвещают о прибытии Игоря. На радостях их прощают.
Вот эта сцена, которую можно было бы назвать «Апофеозом конформизма»:
Здесь мы между делом узнаём и о судьбе Владимира Галицкого. Оказывается, Ярославне всё-таки удалось спровадить своего братца из города.
Есть данные, что Бородин планировал закончить свою оперу грандиозным финалом, по масштабности не уступающим прологу, и использовать там тему вступительного хора «Солнцу красному слава». Однако руки у него до этого так и не дошли, и, думаю, неспроста. Тот же заключительный хор, который он написал, получился симпатичным, но скромным и непритязательным:
В этой музыке присутствуют радость и надежда на то, что с возвращением князя полоса невзгод закончится. Однако на картину народного ликования этот хор никак не тянет. Солируют только «массовики-затейники» Скула и Ерошка, которые пытаются немножко «расшевелить» исстрадавшийся народ, а сам главный герой после своего дуэта с Ярославной не проронит больше ни звука.
