Две истории. Этот милый Борис

А что же Борис?

От тоже правил, только не Московским княжеством. Будучи в фаворе и у Иоана Васильевича и у Симеона Бекбулатовича, а потом став шурином и самого Федора Иоановича, Борис накопил неслыханные богатства и к концу царствования Федора был не только самым богатым человеком на Руси, но, видимо и в Европе. Ему принадлежали все луга по пойме Москвы реки (кроме самой Москвы) все Поволжье и низовье Волги. Будучи формально наместником Астраханского и Казанского ханств, он де-факто был их владетелем. Влияние Бориса простиралось далеко на восток, до Урала, а может и дальше.

Борис выстроил на своих землях собственную административную систему, независимую от администрации Русского царства. Все ключевые административные посты в этой системе, вплоть до самых высших занимали не бояре и дворяне, а личные холопы Бориса. Конечно это были не простые холопы, они были богаты и влиятельны, у них были собственные поместья и собственные холопы, но при этом они оставались несвободными, «личными» людьми Бориса. И они были сверхпреданы Борису. Потому что без Бориса, вне созданной им административной системы они автоматически становились никем, обычными, бесправными и бесхозными рабами.

Будучи человеком не вполне русским, Борис тяготел к Западу, охотно приглашал иностранных специалистов и стремился выстроить у себя подобие Западных стран. Хозяйственник он был хороший и умел поощрить тех, кто того заслуживал. В итоге земли Бориса процветали, народ не голодал, были созданы огромные запасы продовольствия на случай обычных тогда неурожаев. Перепадало и москвичам. Борис регулярно устраивал в Москве раздачи хлеба неимущим, и чем дальше на Запад, тем больше гуляли в народе слухи о богатых землях Бориса и о его счастливых холопах.

Ко двору Бориса в Москве потоком шли свободные люди, чтобы записаться в холопы, и тем самым избежать нужды.

Нельзя сказать, что Борис был богаче и могущественней Федора Иоановича, но он умел выглядеть таким, особенно в глазах иностранцев. Как-то в кругу иностранных послов он похвалился, что может в неделю собрать стотысячную армию из своих холопов, и те потом передавали эти слова как непреложную истину.

Чем дальше от Руси тем сильнее приукрашивались рассказы, и владетели дальних европейских государств порой обращались к Борису то ли по ошибке, а может и «на всякий случай», как к главе независимой державы.

Как бы то ни было, будет недалеко от истины сказать, что к концу шестнадцатого века существовало не одно, а два русских государства, настоящее где царствовал Федор Иоанович, и на его восточных границах — опричное государство «лорда Бориса» (так именовала его в письмах Елизавета I).

Вот такой был Борис.

Но и Федор Романов тоже был не промах. Как бы не был могущественен Борис в своей «опричине», насколько бы правдивы не были его слова о возможности собрать в одночасье стотысячную рать, за пределами своих земель он был никто. Чуждый русскому боярству и по духу и по крови, он как человек умный и богатый возможно и пользовался уважением, но не авторитетом.

Авторитет был у Федора Романова. Он был умен, решителен, богат, и главное — был прямым потомков Дмитрия Молодого последнего коронованного русского царя московской династии. И, что немаловажно, в отличие от другого «старшего» Рюриковича, Василия Шуйского, не примыкал ни к какой из исторически сложившихся боярских группировок, был сам по себе. Идеальный претендент на престол с точки зрения «чтобы никому обидно не было». Но были и другие резоны. Федор декларировал стремление вернуть старину, чтобы все было как при Иване Молодом, что грело боярские души. И подобно Борису, Федор также мог в одночасье собрать армию. Она у него уже была.

Одна из прошлых колонок закончилась тем, что трех внуков старца Романа разлучили, отправив в разные края. Так вот, они выросли. Старший, Федор, является героем нашей истории. Младший Иван, выросший у татарских друзей, стоял во главе казацко-татарского войска у южных границ Руси, как раз у подбрюшья Борисовой опричины, периодически это подбрюшье щекоча. А средний Дмитрий, выросший при дворе Курбского, устроился лучше всех — прожигал жизнь при польском дворе и вполне мог в случае спора за трон попросить для старшего брата несколько полков под обещания рассчитаться после восхождения на престол.

И вот представьте, что ощущал бездетный Федор Иоанович, оказавшись промеж двух этих хищников. Салического закона на Руси не было, он был в полном праве оставить трон жене, но это значило бы поставить её между наковальней и молотом.

А потому когда к постели умирающего царя подошел патриарх и спросил: «На кого оставляешь царство, Государь?», Федор Иоанович ответил: «На волю Божью».

Наскоро собравшаяся боярская дума передала трон жене Федора, Ирине. Ирина, будучи женщиной разумной, уехала в девичий монастырь и постриглась в монахини.

Когда Патриарх вышел на площадь к собравшемуся народу и рассказал об этом, из толпы полетели крики: «Хотим Бориса!».

А кого ещё мог хотеть народ, имея перед глазами благополучнейшую Борисову опричину! Спасаясь раздачами Борисова хлеба!

Но Борис царствовать не захотел и отправился в тот же монастырь, к сестре. Многие из современников видели в этом поступке хитрость и интригу. Но думаю, это было искренне. По здравому рассуждению Борис должен был понимать, что в этом царстве ему опереться не на кого. Высшее боярство было ему враждебно, новое дворянство, начавшее формироваться при Федоре Иоановиче было чуждо по взглядам, а привести с собой верных холопов из опричины, значило бы настроить против себя всех и вся.

И началось долгое противостояние. Народ требовал Бориса и осаждал монастырь. Борис изъявил желание постричься. Народ пригрозил клиру, что убьет всякого, кто пострижет Бориса, будь это хоть сам Патриарх. Патриарх созвал на собор выборных делегатов от городов. Собор избрал Бориса на царство, уже официально. Патриарх пригрозил Борису отлучением, если тот не согласится. 21 февраля Патриарх уединился в келье в Борисом и Ириной. О чем они говорили несколько часов так и осталось неизвестным. По выходе Патриарх объявил, что Борис — согласен.

Началось несчастное царствование Бориса.

Все пошло так, как Борис и опасался. Государственная машина, оставленная покойным Федором в полуразобранном состоянии, подчинятся отказалась. Старые приказы не могли поделить полномочия с новыми административными органами и мешали, а то и вредили друг другу. На местах каждый чиновник старался урвать как можно больше полномочий без оглядок на центр. Государство начало расползаться на лоскутки.

Грянул голод. И причиной этого голода не был неурожай. Неурожаи случались периодически и до и после того. Но только в царство Бориса, и это, наверное, единственный случай в истории цивилизации, голод достиг такой степени, что на базарах открыто продавалась человечина.

Причиной голода был развал государственной власти. Запасов хлеба на Руси, и в частности в закромах самого Бориса, было с избытком, чтобы пережить несколько неурожайных лет.

Борис распорядился открыть хранилища и организовать раздачу хлеба. «Аргументы» локальных спекулянтов оказались сильнее власти Бориса. Хранилища раскрыли, но зерно досталось не голодающим, а перекочевало в амбары скупщиков, которые взвинтили цены до небес. Борис приказывал раздавать голодающим деньги из собственных средств. Деньги у Бориса брали, но до голодающих они не доходили. Только в Москве за зиму умерло от голода 127000 человек — население целого европейского княжества.

От недавней популярности Бориса не осталось и следа. В народе пошли гулять слухи, что Бог наказывает Русь за то, что отдала трон узурпатору.

Слухи возникали не сами по себе.

К тому времени в среде высшего боярства уже оформился заговор. В центре его стояли князья из знатнейших фамилий: Федор Мстиславский, Андрей Трубецкой, Андрей Голицын, Иван Воротынский, Федор Шереметьев и Борис Лыков-Оболенский.

Целью заговора было возведение на престол Федора Романова. При посредстве Дмитрия Романова с западным духовенством и польским королем было достигнуто соглашение, что Речь Посполитая предоставит заговорщикам столько войска, сколько потребуется.

Платой за помощь должно было стать присоединение России к Флорентийской унии. Польская армия под предводительством Дмитрия Романова должна была начать интервенцию с запада и соединиться с войсками мятежных князей. Младший брат, Иван Романов, должен был одновременно нанести удар с юга по землям самого Бориса.

27.11.2008

Теги: Борис Годунов история России Федор Иоанович