Кровавое воскресенье с Владиславом Исаевым № 29
Прощание с Петром Ивановичем
От физиков, математиков и прочих «технарей» часто приходится слышать, что мол, история — не наука. Что нет в ней ни одного признака нормальной научной дисциплины: ни эксперимент не проведешь для проверки гипотез, ни законов внятных не выведешь, а уж построить на базе исходных данных какую-нибудь мало-мальски работоспособную модель прогнозирования и вовсе невозможно.
Как ни претит корпоративной этике такой шаг, а придется с ними согласиться. История, да и прочие общественные дисциплины, не являются науками в том смысле, в котором являются ими химия, физика, биология и проч. Но вовсе не по перечисленным выше признакам, а по самому своему месту в формировании мировоззрения человека. Ведь смысл изучения естественных или точных наук состоит в том, чтобы лучше понимать окружающий мир, и для адепта, упорно овладевающего знаниями в этих дисциплинах, с каждым шагом все меньше остается вокруг тайн и загадок.
Скажем, выучил закон всемирного тяготения — и уже не будешь удивляться, получив по башке яблоком, а то и чем потяжелее. Разобрался в сложных процессах смешивания спиртов с водой, и уже не задаешь вопросов, почему бутылка водки стоит дороже, чем бутылка спирта и бутылка воды вместе взятые. Изучил теорию происхождения видов и начинаешь понимать, почему некоторые люди больше похожи на представителей животного царства.
С общественными науками все наоборот. Тут, чем больше объем знаний о предмете, тем сложнее вычленить главное, тем многовариантней становится ответ, и тем менее авторитетно твое суждение для тех, кто не отягощен лишними знаниями. Серьезный историк, например, капсулируется в своих знаниях настолько, что уже для ответа на детский вопрос о том, откуда есть, пошла Русская земля, вынужден читать многочасовую лекцию, из которой ребенок все рано ничего не поймет. Вот Шариков знал, как решить проблему неравенства — «взять все и поделить». А Преображенский хоть и понимал, что это не поможет, а внятной альтернативы предложить так и не смог.
Поэтому знания профессионалов в этих областях публикой не востребованы, а у многих внешних наблюдателей и вовсе возникают сомнения в том, что они вообще что-то знают. Зато увереннее всех об этих предметах судят те, кто ограничился учебниками для средней школы и популярными книжками. Поэтому в истории у нас лучше всех разбираются инженеры и драматурги, политическими процессами берутся манипулировать галеристы-любители из бывших связистов, а в экономике уютнее всего себя чувствуют выпускники курсов повышения квалификации для комсомольского актива («за сто покупаю, за триста продаю, вот на эти два процента и живу»).
Тем же, кто вовремя этого не осознал, и успел нагрузить себя избыточными килобайтами информации, приходится возвращаться на интуитивный уровень познания, чтобы получить в итоге хотя бы видимость ответа на вопросы бытия. Вот скажем, в пору студенчества, я столкнулся с неразрешимой задачей — я не мог понять, каким образом человечество могло на долгие средние века забросить на дальнюю полку все знания и культурные достижения античной эпохи.
На уровне знаний школьника ответ был прост — пришли злобные неграмотные варвары, перебили утонченных интеллигентных римлян, библиотеки сожгли, а сами зажили своим привычным диким укладом, ковыряясь в носу и не моя рук перед едой. А то, что не успели уничтожить варвары — припрятали от народа по своим сырым подвалам не менее злобные и такие же тупые священники, для того, чтобы удобнее было угнетать темную крестьянскую массу. Но уже институтский курс истории древнего мира не позволял принять такую трактовку. И варвары на поверку оказались не такими уж темными, поскольку достаточно давно подвергались воздействию античной культуры, и грамотных они перебили далеко не всех, пристроив их к управлению своими варварскими королевствами, да и тот образ жизни, который они принимали на территории Рима, не сильно отличался от уклада позднеримского бытия. Что же до тупых католических попов, то и их роль в утрате античных знаний представлялась не столь уж однозначной. Более того, даже говорить о том, что в средневековье замерла в развитии наука и культурная жизнь, можно только с большими оговорками.
Вот и терзала меня мысль о том, почему же тогда основной массив римского культурного наследия деятелям Возрождения и их последователям пришлось открывать миру заново, если и до них количество грамотных людей в Европе было достаточно велико, а ксендзы, хоть и охмуряли народ помаленьку, но особого секрета из своих библиотек для представителей дворянства и ученых не делали.
Тогда, задача эта для меня осталось неразрешенной. Хотя поломал я над ней голову немало, и был уже близок к тому, чтобы поверить в то, что никакого античного наследия и вовсе не было, а всех этих платонов, аристотелей, плутархов и прочую братию выдумали активисты Ренессанса, чтобы под этими псевдонимами продвигать в массы свои идеи.
Только много позже, и в большей степени под влиянием окружающей действительности, чем благодаря углублению в предмет, мне удалось найти этому феномену какое-то вразумительное объяснение. Основывалось оно на том, что для наилучшей адаптации к изменяющимся условиям умение избавляться от лишних знаний порой оказывается эффективнее умения их накапливать. Жизнь показала, что после крушения советской системы наиболее успешны оказались те, кто быстрее избавляется от утративших актуальность знаний, включая и знания о том, «что такое хорошо и что такое плохо».
Возможно, и в пору крушения античного мира произошло то же самое. Наиболее успешны оказались те, кто первым выбросил из головы ненужные знания. В условиях торжества права сильного, или даже феодального права, тот, чья голова была забита нормами римского законодательства, заведомо проигрывал тому, кто не зубрил в свое время кодексы и речи Цицерона. Купцу, делающему бизнес в условиях господства натурального хозяйства ни к чему было знать о биржах и банках, закладных и векселях. Политику, чей путь к трону мог лежать лишь через убийства и узурпации, знание о тонкостях предвыборной борьбы эпохи Республики могло только повредить.
Именно поэтому, а не благодаря свирепым лесным воинам и хитрым клирикам благоразумное человечество на долгие века задвинуло на дальнюю полку античные наработки. И только в них вновь возникла потребность ввиду выхода на новый уровень воспроизводства античной схемы мироустройства, эта база данных оказалась востребована и на энузиастов-возрожденцев перестали смотреть как на опасных идиотов.
Все это было бы всего лишь безобидным историческим экскурсом, если бы мы опять не находились на этапе серьезного изменения правил игры. Современная ситуация вновь готовит нам черный список знаний, от которых стоит избавиться в кратчайшие сроки для собственной пользы. Те, кто первым освободился от груза знаний о реальной экономике и перешел на экономику финансовых спекуляций, получили все. Те, кто еще пытается строить производство и создавать материальные ценности, отданы им в рабство. После Косово, Афганистана и Ирака и недавних ливанских событий назрела острая необходимость освободиться от знаний такого предмета, как международное право. Блаженны народы, которые первыми это осознают и отправят учебники по этой дисциплине в спецхраны, ибо они наследуют землю.
А России в первую очередь нужно освободиться от знания истории. К чему нам, например, знание о том, что некогда рядом с нами жил древний культурный грузинский народ, который в трудный час пришел к нам за помощью и был спасен от турецкого геноцида? Что проку нам в памяти о том, что плечом к плечу с ним прошли мы через самые трудные времена и достигли наибольших успехов в своей истории? Если сам этот народ предпочел об этом забыть, если даже имя Гагарина в названии одной из улиц своей столицы он заменил именем нового покровителя. Если века совместного государства стали для него веками оккупации.
Эти знания нужно выскоблить из памяти, выжечь каленым железом, вытравить «царской водкой». Чтобы в нужный момент палец не дрогнул на спусковом крючке.
01.10.2006
|