Овация в зале, улюлюканье за сценой

Сама идея этого оркестра невероятно хороша. Выдающиеся музыканты — концертмейстеры лучших оркестров мира, включая Чикагский симфонический, Венский филармонический и им подобные, собираются вместе раз в несколько лет для того, чтобы дать совместные концерты. Искушенный слушатель скажет, что у такого проекта есть как минимум один серьезный недостаток: даже самые лучшие музыканты должны какое-то время поработать вместе для того, чтобы их игра стала профессионально убедительной. С другой стороны, известно, что настоящий дирижер может заставить играть даже самых плохих музыкантов. Сэр Георг Шолти умел собрать оркестр, тем более, такой. Маэстро Гергиеву также не откажешь в этом умении.

Так или иначе, августовское выступление оркестра мира вызвало весьма неоднозначную реакцию у слушателей. К сожалению, я не смог лично присутствовать на этом концерте, но его обсуждение, которое имело место на форуме «Классика», будило не самые лучшие мысли.

Я редко изучаю программу телепередач, поэтому тот факт, что российский канал «Культура» транслировал этот концерт позавчера оказался для меня полной неожиданностью. Рабочая неделя выдалась достаточно сложной, поэтому я был вовсе не расположен смотреть вечером телевизор, однако, включив канал «Культура» по приходе с работы позавчера, я оказался не в силах выключить его до окончания концерта.

Нет смысла подробно обсуждать это выступление Оркестра мира, поскольку о вкусах все-таки не спорят. С моей точки зрения, концерт был прекрасный, и для меня это в очередной раз доказало давний тезис о том, что, слушая отзывы о концертах, не стоит верить никому.

Одновременно с этим я снова подумал о том, что многих раздражает одно имя Гергиева, вне зависимости от того, насколько удачным или неудачным оказалось то или иное его выступление.

Плюс ко всему мне давно хотелось процитировать высказывание одного весьма известного американского критика, Джона Роквелла, относящееся аж к 2002 году. Мало того, что многие соображения, высказанные г-ном Роквеллом в 2002-м году, не потеряли актуальности и сегодня. Дело еще и в том, что его статья, опубликованная в Нью-Йорк Таймс, разительно отличается от всего того, что имеют смелость публиковать российские газеты как по поводу концертов Гергиева, так и по поводу концертов любого другого музыканта.

Обратите внимание, что цитируемая ниже статья базируется отнюдь не на соображениях самого Джона Роквелла, хотя это достаточно известный и влиятельный американский критик. Тем не менее, он считает необходимым обширно цитировать другие источники. На основе высказываний других людей он делает некоторые собственные выводы, однако, согласитесь, это вовсе не похоже на ситуацию, ежедневно наблюдаемую в российской прессе, когда человек, фактически, вообще не имеющий имени в музыкальном мире, берется комментировать выступления выдающихся мастеров.

Повторяю, что многие соображения, изложенные в цитируемом ниже с незначительными сокращениями материале, не потеряли актуальности и по сей день. Не стану оспаривать тот факт, что желание опубликовать свой перевод этой статьи у меня возникло именно после прослушивания записи концерта Оркестра мира и Валерия Гергиева. Но я был бы рад, если бы читатель, ознакомившись с предлагаемым ему здесь материалом, попытался сравнить его с теми статьями, которые он найдет в завтрашней российской прессе. А сравнив, задумался бы, какие из российских изданий, пишущих о музыке и дающих оценки музыкантам, он купит послезавтра.

«В оперном театре и в концертном зале, в Соединенных Штатах и Европе, на компакт-дисках и DVD, в рецензиях и обзорах — везде дирижер Валерий Гергиев.

Он возбуждает публику и критиков своим талантом и напряженной работой. Помимо того, что он вдохновенный интерпретатор, он (как Уильям Кристи с Французским Барокко) является воскресителем целого репертуарного пласта, связанного с русской оперой. Мы должны поблагодарить г-на Гергиева и его Кировскую оперную и балетную труппы, ведь благодаря их гастролям и записям на Philips мы смогли заново открыть для себя оперы Римского-Корсакова и Прокофьева, а также широкий спектр оперных и симфонических партитур других замечательных русских композиторов.

Но, как и в случае любой другой столь же яркой карьеры, в последнее время выявились некоторые неприятные подробности. На протяжении многих лет администраторы ворчат, что сверхчеловеческая занятость г-на Гергиева часто приводит к внезапным отменам концертов, запыхавшимся приездам в последнюю минуту (а иногда и позже) и вообще способствует созданию общего ощущения беспорядка. Также можно услышать жалобы на его дирижерскую технику. Музыканты оркестра Нью-Йорк Филармоник, по слухам, отвергли кандидатуру г-на Гергиева на самом раннем этапе мучительного процесса поиска музыкального руководителя для оркестра, который смог бы заменить Лорина Маазеля.

Все это раздраженное недовольство всплыло прошлым летом, во время серии показов опер Верди в постановке Кировского театра в Лондоне. Их постигла печальная судьба, постановки были заклеймены как малоинтересные и плохо подготовленные. Приблизительно в то же время вышла нашумевшая книга Джоханны Фидлер «Molto agitato: скандалы и музыка в Метрополитен-опера». Книга полна едких, анонимных цитат, в том числе там цитируется «один американский дирижер», который говорит о г-не Гергиеве: «Его единственная проблема в том, что он отвратительный дирижер. Не понимаю, как людям удается разобраться».

Цитируется Ричард Дайер, музыкальный критик из «Бостон Глоуб», называющий г-на Гергиева «глубоко провинциальным музыкантом». «Он хорош только в его собственной небольшой репертуарной нише», добавляет г-н Дайер, «но совершенно некомпетентен во всем остальном».

«Один сотрудник Метрополитен» говорит о Джеймсе Левайне: «Да ну! С его ледяной практичностью в выборе других дирижеров, Джимми знает, что оркестру Гергиев не особенно нужен, Джимми знает, что Гергиев — плут, а все остальные либо это поймут, либо нет».

А в «Нью Критерионе» в прошлом месяце один из их постоянных музыкальных критиков, Джей Нордлингер, сдержанно одобрив кое-что, все же написал, что г-н Гергиев «представил исполнения, которые были либо непонятными, либо совершенно нелепыми». Когда под его управлением исполнялся «Дон Карлос» Верди в Метрополитен, г-н Нордлингер написал: «многие куски этой страстной оперы были действительно скучными». «Большая часть исполнения», добавляет он, «была механистичной, вялой и совершенно заурядной». Тем не менее, иногда, отмечает г-н Нордлингер, г-н Гергиев демонстрирует проблему противоположного толка. «Если вы все время выкладываетесь полностью, то выходит, что на самом деле у вас… не получается выложиться полностью» говорит он и заключает: «Как совместить склонность Гергиева к перевозбуждению с его же уклоном в скуку? Загадка — этот Гергиев.»

Для него — возможно. Даже для убежденного поклонника Гергиева некоторые упреки, касающиеся его рабочих привычек и интерпретаций, кажутся правдой. Но они меркнут в контексте его ярких добродетелей. Большую часть закулисного скулежа, который цитирует г-жа Фидлер, можно спокойно списать на зависть. Оркестровые музыканты, особенно в Америке, довольно странно судят о дирижерах, возможно, утомленные бесконечной чередой репетиций и повторением произведений стандартного репертуара. Всколыхнуть их может только лихо проведенная репетиция и суровый профессионализм. Впрочем, это тема для другой статьи.

Надо признать, что пока г-н Гергиев носится по миру, постоянно расширяя свой репертуар, он не может мгновенно освоить каждую новую партитуру, к которой обращается. Действительно, его выступления иногда просто кипят страстью (а не, хочу поспорить, перевозбуждением), но иногда бывают и совершенно тусклыми.

Мне почти не приходилась слышать, чтобы он был неубедителен в русской музыке: ни в операх, ни в оркестровых произведениях, таких, как симфонии Чайковского или «Весна священная» Стравинского. Однако если оставить Россию, многое меняется. В Зальцбурге исполнение «Парсифаля» было плавным, почти стремительным, полным драматизма и лирики. Зато в «Дон Жуане» не хватило характера, как будто он просто отдал все исполнение на откуп музыкантам Венского филармонического.

Я бы сказал, что многие музыканты и критики просто боятся харизмы. Как молодой Леонард Бернстайн, которого отвергали похожим образом — в его случае как хвастуна, технически неподготовленного и несколько жуликоватого в своей театральности нахального чужака с Бродвея — г-н Гергиев, кажется, раздражает людей тем, что действует шире, чем от него ждут. Ворчание г-на Нордлингера о том, что «театральность на дирижерском подиуме редко служит музыке» мне очень напоминает упреки в адрес «скачущего Ленни».

Вторая половина двадцатого века, с распространившимися повсюду эпигонами Тосканини и опрятными дирижерами «ранней музыки», стала эрой чистого, классически пропорционального исполнения. Музыканты, которые настроены более романтично (г-н Нордлингер сравнивает Гергиева с Мартой Аргерих), обязательно получали критические замечания. <…>

Г-н Гергиев будет благоденствовать, невзирая на слухи. Он мог бы гордиться уже тем, что слухи рождаются вокруг него.

24 марта 2002 г.

Нью-Йорк Таймс

Джон Роквелл»