Хорошо забытое новое

Интересно наблюдать, насколько популярной сейчас стала идея кавер-версий. Лучше всего это заметно, наверное, в поп-музыке. Количество выпускаемых каверов популярных песен прошлых лет сегодня приняло масштабы лавины. Причем это касается как российской, так и западной эстрады. В России большой популярностью пользуются песни советских лет в трактовке современных мастеров, на Западе перепевают что-то другое, но, так или иначе, сегодня уже трудно найти хоть одну мало-мальски популярную старую песню, не перепетую кем-нибудь в течение последнего года.

Поп- и рок-индустрии делают на каверах неплохие деньги, наверняка в разы превышающие доход с банальных сборников greatest hits даже самой популярной группы. Но самое забавное, на мой взгляд, заключается в том, что если копнуть глубже, выяснится, что идея кавера в действительности пользуется еще большей популярностью, чем кажется на первый взгляд. К примеру, сегодня я смотрел передачу, в которой рассказывалось о том, что не так давно во Франции был сделан новый перевод Библии — адаптированный к современному французскому языку. Эраст Фандорин шагнул со страниц романов на киноэкран, а Борис Акунин уже подготовил новый проект — серию «жанровых» книг. К настоящему моменту я заметил на лотках минимум три выпуска: «Детская книга», «Шпионский роман» и что-то, связанное с фантастикой. Полистав эти труды, я пришел к выводу, что это самые натуральные каверы. Вероятно, их интересно было писать. Не менее вероятно, что их будет интересно читать, однако ощущение вторичности текста при беглом знакомстве с ним не покидало ни на секунду.

Впрочем, что там литература, если кинематограф, особенно американский, уже давно и успешно использует потенциал каверов. Впрочем, в кино это называется «римейк»…

Сам факт взятия чужого произведения за основу для своего собственного, на мой взгляд, не является чем-то постыдным. В конце концов, академические музыканты уже лет сто пятьдесят как разделились на композиторов и исполнителей. Кто-то из авторов, как, например, Шостакович или Рахманинов, может одновременно являться блистательным исполнителем, в том числе и собственных произведений, однако в основном исполнение чужих произведений не является чем-то зазорным, а наоборот, всячески поощряется.

Другой вопрос, что у поп-музыки другие традиции, там у произведения, как правило, есть только один исполнитель. Так что же, ответит мне кто-нибудь, возможно, поп-музыка выходит сейчас на новый уровень? Время покажет.

Позволю себе повториться: проблема не в существовании каверов как таковых. Проблема если и существует, то заключается в размахе, который приняло это явление, а главное, в том, чем спровоцирован этот размах.

Оставим в покое поп-музыку. В прошлой колонке я упоминал новую оперу Леонида Десятникова. В этой опере, безусловно, нет прямых заимствований, но зато там довольно успешно и даже остроумно демонстрируются общие черты, присущие стилю того или иного композитора. Фактически, если я верно уловил авторский замысел, каждая из пяти картин оперы является своего рода «оперой в опере» — произведением каждого из пяти композиторов-героев оперы. Таким образом, у Десятникова заимствования, пускай даже на уровне стиля, обусловлены особенностями сюжета. Пусть так.

Собственно, мысль, которая не дает мне покоя, выходит за рамки разговора о кавер-версиях тех или иных произведений. Прямое заимствование либо так и называется — заимствование, либо именуется обидным словом «плагиат». Так или иначе, его легко распознать. Труднее с заимствованием идей. Многие современные композиторы сочиняют весьма оригинальные вещицы, исполнение которых зачастую может стать далеко не тривиальной задачей для музыкантов. Загвоздка в том, что они делают это не потому, что именно так поет их душа, а потому, что им хочется написать «не как раньше». Это парадокс, но тем самым они отталкиваются от творчества старых мастеров, а значит, связаны с ними накрепко. Такой композитор никогда не создаст ничего по-настоящему новаторского.

Мне хотелось бы привести еще один пример. Известно, что Гайдна или Моцарта сегодня уже невозможно играть так, как это делали двадцать лет назад. Мощная волна под названием «аутентичное» или «исторически верное» исполнение вскружила головы тысячам музыкантов по всему миру, в результате чего значительные изменения претерпели общая манера игры, отношение к звуку и другие подобные вещи. Кстати, меня уже давно забавляет тот факт, что очень часто люди, занимающиеся аутентизмом (не путать с аутизмом!), одновременно считаются непревзойденными интерпретаторами современной музыки. Примеры такой универсальности в обилии можно обнаружить на специальном факультете, созданном в Московской консерватории несколько лет назад.

Так вот, «исторически верные» исполнители в своем творчестве, как правило, опираются на давно изжившие себя, но тем или иным способом зафиксированные традиции исполнения барочной музыки, венских классиков, а во многих случаях даже романтических авторов. Идеи аутентичного исполнения оказались настолько популярными, что к настоящему моменту даже те, кто играет на инструментах современного вида, вынуждены в той или иной мере считаться с ними.

Трудно сказать, звучала ли музыка во времена Баха именно так, как сегодня она звучит под управлением, скажем, Тревора Пиннока, но, таким образом, аутентичные исполнители, отталкиваясь от неких старых традиций, фактически искусственно создали принципиально новую манеру исполнения.

Вместе с тем, существует также некоторое количество людей, являющихся поклонниками стиля игры, зафиксированного на многочисленных записях. Многие профессионалы сегодня говорят, что играть сейчас Моцарта в той же манере, в какой когда-то его играл Давид Ойстрах, нельзя. В каком-то смысле это действительно так — это по себе знают многие российские молодые исполнители, пытавшиеся исполнять Гайдна или Моцарта на международных конкурсах.

Мы не знаем, как играл свои произведения Моцарт. Более того, нам неизвестно, как вообще надо играть Моцарта. В искусстве существуют правила, но нет законов. Но в данном конкретном случае не честнее ли тот, кто является поклонником манеры игры Ойстраха? Он, конечно, не защищен трактатами, которым исполнилась уже не одна сотня лет. Более того, если этот человек не законченный кретин, он не может даже сказать, что он играет «как Ойстрах» или «как Стерн», потому что играть «как Ойстрах» мог только сам Ойстрах. Так что такой музыкант не защищен ничем — только собственной уверенностью и ощущением, как именно надо играть.

Но не этот ли музыкант закладывает основы той традиции, на которую станут ссылаться в будущем? Безусловно, мы не можем не опираться ни на что, играть «с белого листа». Но это и не требуется, напротив, существуют такие понятия, как «школа», «профессионализм» и т. п. Традиция жизнеспособна лишь тогда, когда она подпитана биением живого сердца, искренним чувством. Тогда традиция не только живет, но и развивается, становясь фундаментом для последующих поколений.

Существует ли у нас что-то свое, самобытное, не заимствованное, рожденное именно нашим временем, но при этом не циничное и надуманное, а искреннее? Являющееся не продуктом интеллектуального усилия, а эмоциональной реакцией? Что такое кавер — временное недомогание или недоброкачественная опухоль?