|
|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 68
Пасхальный Агни
| |
Гриб-трутовик, видом своим подобный копыту животного, способен производить чудо исцеления расслабленных, к оному прикоснувшихся, а чадом каждения изгонять джиннов.
Аль Мактуби, Книга Джиннов |
Южноавстрийская Каринтия, особенно долина Лавантталь, где расположено бенедиктинское аббатство Св. Апостола Павла, что находится в часе езды на поезде от от столицы этой федеральной земли Клагенфурта, представляет из себя местность, в силу консервативного склада своего населения крайне интересную для непредвзятого религиоведа и ещё едва ли изученную в этом отношении.
Не сказать, чтобы здешний народ отличался какой-либо особой набожностью или живым католическим благочестием, проистекающим из истовой религиозности, заставляющей вспоминать то ли католические Польшу с Литовй и Латгалией в советские времена, то ли слёзно-суровый лютеранский пиетизм 17 века, породивший словесное чудо Силезского Ангела (Angelus Silesius).
Культурная и экономическая глобализация, захватившая Европу, не могла не оставить здесь своих следов, и весьма ощутительных. Однако, в силу самого консервативного характера крестьянства и местных культурных особенностей, в этой долине сохранились некоторые примечательные религиозные обычаи, связанные, кроме всего прочего, с церковным годом и формально в нём укоренённые.
По сути же это локальные проявления т. н. народной, «низовой» религиозности, амбивалентной по своему происхождению и форме, и над которыми, кажется, не особенно властны ни глобальная нивелировка культурного многообразия, ни столетия церковной проповеди, которые здесь издревле велись монахами ордена св. Бенедикта Нурсийского, а немного дальше, в сторону городков Санкт Андрэ и Вольфсберга — священниками из Общества Иисуса (иезуитами).
Один из таких обычаев — освящение ещё ранним утром Страстной Субботы, то есть в заключение Великого Поста, «пасхального» огня. Слово это следует взять в кавычки, поскольку нормативная церковная литургия Страстной Седмицы, пиком которой является т. н. Triduum Paschale (досл. «пасхальное троедневие»), то есть наиболее священные для верующего католика дни Страстного Четверга, Великой Пятницы и Страстной Субботы, и заканчивающиеся Литургией Христова Воскресения со всенощным бдением, предполагает освящение пасхального огня как раз на литургии Воскресения.
В бенедиктинском аббатстве св. Павла к регулярным Мессам в базилике (почётное наименование особо выдающихся храмов, не обязательно римских), добавляется также возможность для желающих участвовать в монашеской Литургии Часов (Liturgia horarum). Весь этот в литургическом, нормативно-церковном смысле безупречный богослужебный цикл является нормообразующим лишь для небольшой части наиболее активных прихожан или эпизодических гостей монастыря. Как и следует ожидать, молодёжь среди первых составляет далеко не большинство, исключая группу специально обученных ребят-«министрантов» обоего пола, регулярно прислуживающих на воскресных и праздничных богослужениях.
При этом следует заметить, что местные бенедиктинцы содержат неплохую частную католическую гимназию на полтысячи учеников, успешно конкурирующую с государственными школами округи. Основы религии там преподаются в обязательном порядке. Однако и мой личный опыт преподавания религии в гимназиях, и знание ситуации подсказывают, что на регулярной посещаемости храмов («практике») и на личной религиозной вере это едва ли сильно отражается. То есть конфессионально окрашенное преподавание основ религиозной веры, по вполне понятным причинам в австрийских частных католических гимназиях обязательное, вряд ли сделаeт из крещёного практического атеиста — верующего, а из человека, природно склонного к религиозности — нигилиста.
Любая «обязаловка» или «принудиловка» лишь научат человека приспособленчеству в самом низменном смысле: в СССР мы это неплохо проходили на опыте, однако история, даже самая недавняя, похоже, ничему и никого не научает. Замечательным было бы, на мой взгляд, преподавание НЕ «основ веры» («Закона Божия» по-старинному), пусть даже и замаскированное под «Основы православной культуры» (ну или вроде того), а некоего действительно культурологического предмета, объясняющего такие сложные явления, как как религия или религии. Однако pardon, мы несколько отвлеклись...
Так вот, если говорить о действительной религиозности населения и в особенности молодёжи: в период пасхального «Троедневия» чуть больше молодых ребят наблюдается на Страстную Пятницу, около 3- часов пополудни, когда в различных часовнях, расположенных то в лесу, то повыше в горах, проводится традиционное богослужение Крестного Пути — в память о распятии и смерти Христа. Кажется, будто само месторасположение часовенок, церквиц и поклонных крестов в живописном альпийском окружении как бы само приглашает человека отложить каждодневную суету, коей и так всегда будет предостаточно, и совершить это маленькое паломничество. Хотя на сей раз повод для него, если вспомнить события христианской «Священной Истории» и период церковного года — печален и назидателен. Однако здесь молодёжь обычно появляется в составе семьи, и подростки нередко кучкуются в сторонке. Правда, основные молитвы произносит вслед за группой.
Иная картинка наблюдается рано утром в Страстную Субботу. Около семи утра площадка перед входом в монастырь бывает заполнена волнующимся местным людом, среди которых значительное число составляют подростки и молодые мужчины, — картина, едва ли представимая в храме, пусть даже и в воскресный день, — публика, не особенно отличающаяся религиозностью.
Публика эта собралась вокруг весело полыхающего костра, на освящение огня... Человек внимательный, по опыту знакомый с католическим церковным укладом, тут же попытается возразить: как же, ведь освящение пасхального огня, как и крещальной воды, происходит в Пасхальную ночь, то есть ещё где-то почти через сутки! Ведь некогда данный литургический цикл, остатки которого мы ныблюдаем в нынешних обрядах, воспринимая их отдельно, был неразрывно связан с главным христианским таинством, «инициацией» — крещением взрослых оглашённых, которые по крайней мере год усиленно готовились к тому, чтобы стать христианами.
Однако в нашем конкретном случае огонь освящается уже в утро Страстной Субботы, причём после завершения освятительных молитв священником благоговейно стоящая вокруг молодёжь тут же нетерпеливо броисается к костру с заранее заготовленными, насаженными на длинные металлические штыри сухими трутовиками (в основном это самая распространённая дереворазрушающая губка, «настоящий трутовик» — Fomes fomentarius), погружая их в огненную стихию. После этой операции тлеющие и отчаянно дымящие трутовики вынимаются и на штырях же разносятся или развозятся по домам. Иные из присутствующие собирают лопаточкой в пустые жестянки тлеющие уголья, которые также уносят со собой. Молодые ребята с особым азартом вертят в воздухе этими импровизированными кадилами, не давая огню уснуть.
Насколько я слышал, такого обыкновения нет больше нигде в традиционно всё ещё католической Австрии. С точки зрения нормативной Литургии с её формальной укоренённостью в библейской текстовой ткани вместе с их глубинными смыслами, подобному освящению «предпасхального» огня, по сути своей предваряющему празднование Христова Воскресения, в церковной общине, живущей осмысленной литургической жизнью, вроде бы не место. И действительно, обычное священие пасхального огня свершается, как то и положено, во время Литургии Воскресения (Resurrectio Domini).
От подобного рода местной причудливой аберрации можно было бы просто досадливо отмахнуться, посчитав его, как то действительно делает большинство «просвещённых верующих» — попросту «языческим пережитком», или же просто списать на милый сердцу каринтийских пейзан местный фольклор. Однако более внимательный и беспристрастный взгляд религиоведческого анализа вскрывает корни этого явления.
Оказывается, что некогда, — то ли в эпоху барокко (17−18 вв.), то ли ещё раньше, — празднование Воскресения Христова в этих краях церковные общины проводили уже в субботнее утро. Причины такой практики не указываются, но можно предположить, что дело в «икономии», то есть в соображениях пастырской целесообразности местного клира. Ну а потом праздновать стали, как то и положено, в ночь с субботы на воскресенье. Однако огненный ритуал здешнему люду, по-видимому, так полюбился, что его оставили — исполненный языческого молодёжного веселия красочный обряд. А иначе, как в разговоре со мной по схожему поводу замечал один добрый приятель, «народ взбунтуется»!
Как мне объяснило местное бенедиктинское духовенство, если лишить людей этой утехи, будучи подвигаемым суровым зилотским рвением не по разуму, местные жители вообще перестанут ходить в храм. Так-то вот! Не знаю, так ли это в действительности, но и до наших дней в Санкт Пауле, принадлежащем к муниципальной общине Вольфсберга, сохранился этот ритуал, который язык едва поворачивается назвать церковным обрядом — исполненный треска искр, едучего дыма и рвущейся из груди радости. Краткие благословения, произносимые над костром священником, словно лишь формально от лица Церкви легитимируют живую «языческую» древнюю магию Огня, частицы «субстанции» которого бережно разносятся по домам, внося в них ощутительный сакрум (священность) пылающего очага.
Вряд ли можно объяснить трутовики с глубинно-психологической или религиоведческой точек зрения. Соображения были здесь, вероятно, сугубо рациональными — пористые древесные губки долго тлеют! Однако, что примечательно — в приходских объявлениях данное событие называется «освящением огня и трутовиков» (Feuer- und Schwammerlnsegnung). Как и для всякого религиозного ритуала, здесь важны не столько исконные богословские идеи, сколько обычай с его очевидностью.
«Так было всегда», — то и дело можно услышать от людей, неискушённых излишними знаниями, относительно церковной литургии, например. И вот в виде вторичных новообразований (иногда злокачественных) расцветает всякая причудливая «символология», различные «аллегорические», а то и «мистические» толкования. Увы, эти последние в подобном контексте порою выявляют глубинную этимологическую связь слова «мистика» — с «мистификацией»...
Завершая эту небольшую религиозно-энтографическую зарисовку, хочется поспорить с известным раннехристианским карфагенским богословом Квинтом Септимием Тертуллианом (+ 3 в. от Р. Х.), который считается отцом церковной латыни. И не одно лишь озорство тому причиной.
Этот великий катехизатор и апологет утверждал, что человеческая душа — «природная христианка» (anima humana naturaliter christiana). Мне же думается, что совсем даже наоборот: душа — она ещё какая «природная язычница», которая лишь иногда, редким нахрапом, через силу, чрез «немогу», крайне нехотя допускает в себя Христову Благую Весть об абсолютной свободе нарицаемых Сынами Божьими...
14.05.2011
Теги: Австрия
религиоведение
христианство
язычество
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
