Спящие

Слыхал я от нашего раввина, а тот — от р. Йосефа из Каменки, а тот — от одного заслуживающего доверия человека из Полонного, что однажды дочь градоначальника Рашкова занедужила, тамошние доктора перепробовали все средства, и в конце концов, не найдя ничего лучшего, обратились к башмачнику Менделю из Шаргорода. А был он баалшемом, но о том знали только домашние, да один русский доктор, который к нему обращался за советом или помощью — когда врачевание не помогало. Сказанный доктор и послал за Менделем, когда градоначальник был готов уже с горя утопиться или утопить кого-нибудь, а хоть и самого доктора, а хоть и всех докторов в округе. Ведь как бывает: простому человеку недужится — пол беды, непростому — двадцать две беды с гаком.

Послали за Менделем телегу, а в Шаргороде такой телеги и таких коней не видывали. Призадумались: за кем прислали из области? А это за башмачником Менделем. Удивительно — зачем бы градоначальнику Рашкова понадобился башмачник из Шаргорода? И ладно бы — фасонный, а ведь — так себе башмачник, тяп-ляп башмачник. Обувку селянину выправить — это ничего себе, а попроси Менделя сапоги купчишке какому или приставу, не возьмётся — материал у него грошовый, а приставу или торговому человеку сапоги — не столько для хождения, сколько для уважения.

Ну вот.

Пришёл к Менделю р. Ишмаэль, доброй души человек, и спрашивает:

— Зачем за тобой?

Мендель как есть отвечает:

— Дочь градоначальника занедужила, лечить нужно.

Изумился р. Ишмаэль, благословенна память о нём:

— Слыханно ли чтобы башмачник гоев лечил. Недаром говорят, что врачи областные — мало что не башмачники. Вылечишь, я к тебе самолично приду, потолкуем.

Так и уехал Мендель, а дочь градоначальника исцелилась одним говорением Имён. Градоначальник на радостях полную шапку монет насыпал и отпустил восвояси. Вернулся домой башмачник, и оказалось, что слух о его талантах прибыл раньше него самого. Как и было обещано, пришёл р. Ишмаэль, с порога принялся расспрашивать:

— Почему я, святой человек, искушённый в науках, не дерзаю говорить Имена, а ты — башмачник — гоев пользуешь?

— Сам скажи, святой человек! — ответил ему Мендель, — а то я ведь не обучен премудростям, не могу знать почему то и зачем это.

— А ты не прост, — засмеялся р. Ишмаэль, — ответишь, дам денег, не ответишь — ничего не дам, так уйду.

— Иди ради Всемилостивого, — ответил башмачник и поклонился р. Ишмаэлю в пояс. Так и ушёл святой человек, не узнав ничего сверх положенного. Всю ночь он ворочался, кряхтел, и жену свою Зааву звуками бессонными разбудил.

— Что ты? — спросила Заава, тот всё и выложил.

— Спи, — сказала жена, — завтра сама пойду, узнаю и тебе скажу.

На следующее утро Заава пришла к Менделю:

— Нужно вылечить одного цадика. Бессонница замучила.

— Кто я чтобы лечить цадиков? — спросил тот.

— Говорят, ты гоев лечишь… нешто цадик хуже гоя?

— Здоровый цадик лучше больного гоя, — сказал Мендель. — Но больной цадик хуже здорового гоя. Иди, женщина, пусть цадик сам себя вылечит.

Тут Заава принялась стыдить башмачника: как это, мол, цадик, и — хуже гоя? Что за напасть? Тогда Мендель загадал ей загадку, и вот какую:

— В одном царстве все люди до единого живут во сне. Ходят во сне, едят во сне, работают во сне, и даже любят друг друга во сне. И только один изредка просыпается. С кого спрос больше — с тех, кто спит или с того, кто просыпается?

— С того, кто просыпается, — ответила Заава.

— Передай р. Ишмаэлю, что здоровый сон лучше говорения Имён. Небесам угоден лишь тот, кто спит как младенец.