|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 27
Хронотоп и способы его существования
|
Время изменяет всех в этом мире, счастливых и несчастных, разбивает их и вновь из себя извергает. Время шествует во всех существах беспрепятственно... Время бодрствует в спящих, ибо оно непостижимо.
Махабхарата 1, 1, 189 [с критического издания, г. Пуна, перевод автора статьи] |
Все мы помним из школьного курса физики о связи пространства и времени. Математическую формулу можем при этом, конечно, не знать. «Пространственно-временной континуум» или иные мудрёные выражения такого рода с готовностью используются в качестве маркеров научности стиля нашей речи. Или как минимум интеллектуальной элитарности. Найденное, примерно подходящее слово создаёт иллюзию, что и само явление сделалось понятным. А между тем не всё так просто, каким бы нам хотелось это видеть.
Одним из таких экзотических словесных гибридов является «хронотоп», придуманное, кажется, М. Бахтиным для описания пространственных и временнЫх отношений в их взаимосвязи — для художественного текста. М. Бахтин разработал эту категорию в основном на примере романа. Нас же будет интересовать хронотоп как явление более универсальное, не ограниченное своей знаковостью лишь письменным текстом (последнее — никоим образом не оговорка. Имеются тексты устные, существующие в бесписьменных культурах). Знаками культуры могут быть и вещи, это почти что трюизм.
Наверное, никто по зрелом размышлении не станет спорить, что всё то, что мы называем культурой, вся совокупность разнороднейших явлений — создавалось или возникало, а также «культивировалось», то есть совместно возделывалось, в определённых условиях и в определённое время.
Время порождает «вещность» культуры, как бы кристаллизуется и застывает в вещах. Совокупность этих вещей, в том числе идеальных, вроде различных текстов, музыки и проч., и образует хронотоп. То, что мы в повседневном словоупотреблении называем «эпохой». Эпоха классицизма, эпоха барокко, эпоха символизма, романтика... Сейчас модно иронизировать над хронотопом, в котором мы живём — «плюшевая эпоха». Вспомним Г. Гессе с его касталийской «Игрой в бисер» и «фельетонной эпохой». Мне вспоминаются в этой связи и статьи-эссе Татьяны Горичевой.
Все мы, наверное, также догадываемся, что не существует культурных хронотопов в чистом виде, но что каждая эпоха представляет собой нечто вроде археологического среза, где древние римские монеты соседствуют с остатками терм, но где не исключено найти по каким-то неведомым причинам затесавшеийся туда же современный эмалированый ночной горшок или пробку от Кока-Колы.
Записки на манжетах Убедительная просьба к снисходительному Читателю рассматривать данные рассуждения не как законченную статью, а лишь как предварительные тезизы, по самому своему характеру отрывочные и незаконченные. В общем, «семинар», требующий дальнейшего обсуждения и доработок. Отдельные хронотопы образуют более сложные надсистемы, состоящие из «осколков» различных эпох, в которых пространственно-временные отношения перемешаны порою причудливым образом. Например, мне приходилось слышать мнениe, что «культурное пространство» (на примере России, для большей наглядности) последних двух веков «обжито», оно вроде как понятное и родное. Ну, может быть, ещё петровская эпоха отностится к освоенным популярным сознанием обывателя периодам. В то время как допетровская — это уже нечто гораздо дальше отстоящее, не только по времени, но и по «вещному» и «текстовому» выражению (в качестве формул для двух сторон культуры — её материальной и идеальной составляющей).
Для существования той или иной культуры важно, естественно, не только её порождение, но и трансляция, передача последующим поколениям. Иначе она просто вымрет с теми, кто её породил. И не только сам факт передачи имеет значения, но и ключ к пониманию, расшифровке «культурного кода». На примере «системообразующих» текстов (различные священные Писания) мы знаем, что матрицей передачи является традиция (Предание), как правило, поначалу бесписьменная, в научном обиходе — нарративная или оральная. То есть передающаяся из уст — в слух, и далее опять в уста.
В некоторых традиционных культурах письменная фиксация центральных, системообразующих текстовых потоков, как например Вед в брахманической культуре индийских ариев, считается признаком порока или заката Традиции. Чистой традицией признаётся лишь устная передача. Для точнейшей и практически безошибочной устной фиксации ведийских текстов и их дальнейшей трансляции древняя индийская культура выработала целый ряд стратегий.
На первом месте здесь — запоминание наизусть в результате многократного повторения («свадхьяя», «абхьяса»), сопровождаемое определённой жестикуляцией («мудры»), интонацией распева (акцентуация ведийских мантр), положениями тела («асаны»). Итак, имеется инкарнация (облечение в плоть), материализация идеального (текст) аспекта культуры в лице его живого носителя. Такое воплощение происходит в процессе ритуала. Так что можно сказать, что ритуал является местом («топосом») актуализации, осуществления времени («хроносa»), это встреча и синтез «вещного» и «текстового» аспекта религиозно-культурной традиции.
То, что мы вкратце показали на примере индийской ведического предания («шрути»), частично сохранившегося в течение тысячелетий и дожившего до наших дней (это необходимо заметить, с великим удивлением и благоговением перед индийским культурным гением), верно с определёнными оговорками и конкретизацией — и для любых других религиозно-культурных «цепочек передачи». Например, для христианства.
Вспомним, что изначально Священным Писанием ранних христиан была Библия, как мы теперь говорим, Ветхого Завета. Новый Завет записывался и редактировался значительно позже, живое знание исторического Иисуса из Назарета и последующее осмысление Его как Христа веры — в свете уникального опыта Его Воскресения — передавались в ранних церковных общинах изустно. Говоря совсем просто, о Христе — рассказывали, сначала те, кто его знал лично, потом их ученики, и так далее. Лишь позже рассказы собирались, записывались и редактировались. Следующим этапом была канонизация Священных писаний Нового Завета, произошедшая столетия спустя после самого события — первоначальной проповеди Благой вести. Здесь необходимо присовокупить, что не все Писания, признававшиеся в ранней Церкви каноническими, входящими в корпус Нового Завета, остались таковыми в последующие века. Достаточно вспомнить хотя бы судьбу высокоавторитетного «Пастыря Ермы». Канонизация — это всегда результат более или менее продолжительного процесса.
Что здесь важно иметь в виду — это примат Предания как живого опыта церковной Общины над Писанием. Новый Завет и по сегодняшний день осуществляется в христианской Литургии (ритуал), представляющей, в нами выбранной терминологии, идеальный хронотоп.
В нём пересекается: 1) время (причём историческое, линейное время, «хронос» — становится уникальным благодатным временем, «кайросом») и 2) пространство (где «у-топия», — Царство Божие, — в идеале становится «топосом», то есть реальным местом — живой общиной), а также осуществляется трансляция Традиции. Это, конечно, богословское рассуждение, но оно типологически сходно с принципами осмысления жизни других сакральных хронотопов, как мы попытались показать на примере одного из центральных индуистских понятий.
Другим наглядным примером первоначально изустной передачи фундаментальных для Традиции сведений может явиться (если взять для примера ислам) список-цепочка передаточных звеньев, носителей традиции (в данном случае, Сунны Пророка), называемая «иснад» и восходящая, в идеале, к самому первоисточнику.
Определённой проблемой актуализации Традиции как хронотопа является в идеале необходимость её понимания. Пониманию же заложенных в ней значений служит истолкование посредством экзегетического комментария (письменных текстов), диалектические дебаты как стратегия схоластического философского осмысления, проповедь как популярное изъяснение и т. п. Если утерян «герменевтический ключ», то есть непрерывность Традиции была по каким-либо причинам пресечена, понимание становится затруднённым или даже абсолютно невозможным.
Поэтому мы и наблюдаем следующее явление — многие символы некогда живого организма, сохранив сквозь века лишь свою вещную структуру, кажутся нашим современникам непонятным анахронизмом. Мне приходилось слышать буквально глумление современных римо-католиков над символикой папской тиары (кстати, упразднённой папой Иоанном XXIII). Акцент я здесь делаю не на тиаре как таковой со всеми pro и contra её символики, а на ситуации непонимания.
Такая же маловероятность постижения Традиции при подходе к ней с чисто обывательскими культуртрегерскими мерками. С точки зрения бравирования своей «культурностью» немалая, конечно, заслуга в том, чтобы на досуге «почитать», развалившись на диване, Коран или Ведийские поэтические антологии-самхиты (естественно в переводе на русский — соответственно И. Ю. Крачковского или Т. Я. Елизаренковой). Но жалобы таких горе-читателей на якобы невразумительность древних текстов свидетельствуют не только о несовместимости хронотопов — нашей современности и указанных древних произведений, но и на наш ошибочный подход. В конце концов, надо иметь в виду, что указанные Откровения создавались не для нужды современного потребителя лёгкого культурного чтива, а совсем для других целей.
Я специально взял более экзотические для русского культурного пространства примеры — текстов ислама или индуизма. Однако то же примерно можно сказать и о «родном», но столь же превратно понятом христианстве.
Ещё одна проблема в этой связи мне видится в другом универсальном явлении — инкультурации, важнейшей стратегией которой является прежде всего перевод. Не только механическое перенесение из одного языка в другой (как будто бы это возможно!), но смена хронотопа. Насколько возможен, и возможен ли вообще, адекватный перевод, особенно поэтического или древнего религиозного текста, и не происходит ли при этом разрушение исходной Традиции и создание в лучшем случае новой — всё это требует подробного, вдумчивого осмысления
01.06.2009
|
Ваш отзыв автору
|
|
|