Екатерине Малышевой с детства не везло ни в чем. Можно сказать, с самого рождения судьба повернулась к ней той филейной частью тела, которую принято скрывать от глаз: она появилась на свет в необозначенном на политической карте мира городишке с названием, вызывающим устойчивый зевотный рефлекс - Пресноводск. Единственной гордоcтью пресноводских патриотов (которых, впрочем, в городе насчитывалось не больше, чем буйнопомешанных) был сверхсекретный ядерный ускоритель, упрятанный неподалеку в сосновом бору. Впрочем, если бы в городе нашлись патриоты до мозга костей (каковых не было даже среди буйнопомешанных), они могли бы с полным на то правом гордиться пресноводскими мустангами, которых разводил на совхозной конюшне итальянский профессор, в незапамятные времена вывезенный из душного Рима в прохладные русские леса в чемодане с дипломатической биркой за какие-то там секретные заслуги перед СССР. Как бы то ни было, в наши безумные ноосферические дни лошадь - не средство передвижения, а роскошь, и при слове "Мустанг" в голове рисуется автомобиль марки "Форд", но никак не "крупное непарнокопытное животное семейства лошадиных" (если верить толковому словарю).

Не повезло Кате и с родителями: они у нее были инженерами в подсобном хозяйстве ускорителя, и если сапожник ходит без сапог, то катюшины "предки" так и не смогли толком спроектировать свою жизнь. Кроме партийной клички "техническая интеллигенция" у них не было ничего: ни достойного образования, ни приличной зарплаты, ни интересных увлечений. Тоска... В тот редкий день, когда Кате, наконец, повезло (как ей казалось) и ее приняли в пионеры, она поклялась на красном галстуке отомстить родителям за то, что они произвели ее на свет в холодном и мрачном медвежьем углу, а не в воспетом ее кумиром солнечном Рио-де-Жанейро (в детстве она считала, что Ильф и Петров - псевдоним турецкого писателя О. Бендера, который посетил СССР в 20-е годы и увековечил свои впечатления в гениальных мемуарах).

Кате не везло ни в учебе, ни в спорте, ни в любви. Школьные преподаватели вызывали ее к доске именно в те дни, когда она не учила уроков (справедливости ради нужно признать, что из необъяснимого детского упрямства она готовилась к занятиям очень редко, чтобы лишний раз убедиться в своей невезучести). Несмотря на катино хрупкое сложение, гимнастические "кони" и "козлы" приседали под ней на все четыре ноги, из-за чего она расплющивалась попой об пол и досрочно уползала с уроков физкультуры, не в силах разогнуться от боли. Наконец, в нее влюблялись самые некрасивые и злобные, но нахальные мальчишки, которые только и мечтали о том, как бы раздеть ее до трусиков где-нибудь на свалке среди гигантских деревянных катушек от высоковольтного кабеля, а умные и симпатичные юноши из хороших семей либо всячески чурались, либо совсем не замечали близкого присутствия волшебной красавицы, пусть и несчастливой, но по своему доброй и отзывчивой. Однако и в каждом невезении есть доля везения: благодаря своей от рождения хромой планиде, Катя Малышева вошла в неписаную мифологию города как первый человек, отыскавший в местном лесу псиллоцидную сыроежку.

Дело было так... На дворе стоял смутный и голодный 1990-й год. Продукты подвозили с каждым месяцем реже и реже, пока из магазинов не исчезло все, что только можно было пробовать на зуб, не опасаясь за сохранность желудка, а по осени забыли подвезти и сырье для ускорителя. Светочи науки - профессора, доценты и приставленные к ним практиканты в белых маск-халатах - остановили реактор и собрались на неформальную конференцию "Ускоренная линька-90", посвященную одному единственному вопросу: как в условиях энергетического кризиса (бензин у всех давно кончился) побыстрее слинять с академических дач на столичное зимовье. После продолжительной мозговой атаки постановили не изобретать велосипед, а запрячь в автомобили мускулистых мустангов. Решение было принято единогласно при одном воздержавшемся итальянце, которого держали за руки сноровистые "практиканты". Когда пригородный академгородок оставил последний "Жигуль" на одной лошадиной силе, а с вышек секретной зоны спустились, чтобы уйти на все готовое в банду, исхудавшие пулеметчики, на остатки "пикника на обочине" набросились толпы голодающих "сталкеров". Впрочем, ничего ценного, не говоря уже о съестном, ни в городке, ни в зоне не осталось. Холодный осенний ветер гнал по песчаной дорожке центральной аллеи пожухлые красные листья сквозь строй испохабленных академическими шутниками стендовых плакатов с пословицами и поговорками - народ безмолвствовал в шоке перед фанерным щитом, на котором под надписью "Один ум хорошо, а два лучше" была распята на гвоздях двухголовая белка.

Пресноводчанам не оставалось ничего лучшего, как перейти на подножный корм - грибы, орехи и ягоды. Именно тогда и произошла история, увековечившая Екатерину Малышеву в народных преданиях. Для начала, ей в очередной раз крупно не повезло, и она потерялась в лесу, когда собирала с родителями грибы. Потом ей не повезло еще больше: зайдя в поисках дороги в глухую чащу, она угодила ногой в капкан. Катя была в резиновых сапожках и шерстяных носках, стальные зубья впились в ногу не очень сильно, боль была терпимой, но освободиться из цепкой железной челюсти она не могла. Капкан был привязан цепью к дереву, а на цепи висел цилиндрический замок с наборным кодом из шести цифр. Привычно всплакнув над своей невезучестью, Катя принялась перебирать по порядку миллион возможных комбинаций на замке. Через несколько часов стало смеркаться, а она не дошла еще и до половины. Ее охватила паника. С утра у нее не было во рту ни крошки, и теперь она ужасно боялась потерять сознание от слабости. В корзинке у нее совсем ничего не было: ей везло только на мухоморы, поганки и волчьи ягоды, - но неожиданно она заметила недалеко от себя под опавшими листьями шляпку сыроежки необычайной фиолетово-зеленой окраски. Катя с трудом дотянулась до нее на цепи, сорвала кончиками пальцев, жадно засунула в рот, наскоро разжевала и разом проглотила.

Через несколько минут с Катей стали происходить невероятные события: она почувствовала необычайную легкость в теле и медленно воспарила над лесом. Цепь при этом не порвалась, а утончилась и удлинилась, как вытянутая изо рта мягкая жевательная резинка. Сверху Катя разглядела в редкой березовой рощице за пригорком малюсенькие фигурки своих родителей и соседей, которые, очевидно, были заняты ее поисками. Она обрадованно покричала им, но скорость полета стремительно возрастала, и было уже слишком высоко. Цепь теперь превратилась в тончайшую нить, а мимо проносилась плотная вата облаков. Внезапно в глаза ударил яркий свет: Катя вырвалась из зоны облачности и мчалась теперь прямо к солнцу. Она понимала, что скоро должна сгореть, но это ее почему-то радовало. Когда до солнца оставалось совсем недалеко, ей повстречался на пути округлый метеорит, на котором фосфорецировало слабым светом число 871081 - оно показалось Кате чрезвычайно важным, словно вся ее жизнь зависела от этого числа. Перед ней стоял выбор: облететь метеорит стороной, чтобы добраться до солнца, совершить над собой экстатическое аутодафе и забыть светящиеся цифры, или вернуться на Землю, чтобы навсегда его запомнить. Кате жалко было терять открывшееся ей число - вдруг оно магическое? - и она повернула назад. В ту же секунду цепь молниеносно сократилась, как туго натянутая резинка, и Катя очнулась в лесу под деревом, с ногой, по-прежнему зажатой в капкане. Тотчас она вспомнила число - и ее осенило. Быстрее, пока цифры не вылетели из головы, она набрала их на замке - и он чудесным образом раскрылся. Осталось только перебежать через пригорок, и в березовой рощице она бросилась в объятия родителей.

Благая весть о чудесных сыроежках-мутантах, позволяющих увидеть будущее, в тот же вечер разлетелась по всему городу. Пасмурное утро следующего дня то и дело озарялось вспышками возбужденных глаз: плотные цепи фунгофилов прочесывали близлежащие леса, перелески и рощицы. Заветные грибки появлялись не так часто, реже подберезовиков и подосиновиков, но по силе кайфа далеко превосходили все известные сорта водки. Возможно даже, они были круче гашиша, кокаина и героина вместе взятых, но этого никто не мог сказать наверняка, потому что в том забытом богом и чертом крае сроду не водилось наркоманов.

И пробил час - пресноводчан пробило на глюки! Под воздействием внутрижелудочных грибных инъекций они все как один прозрели и увидели витающие над городом стаи НЛО. Летающие тарелки видели все, от ребенка в ползунках, нашедшего под кроваткой закатившуюся в дальний угол грибную шляпку, до беззубой пенсионерки, неистово вертевшей ручку мясорубки, чтобы насладиться на старости лет сакральной грибной икоркой, проливающей свет на конец туннеля. Тем не менее, подробности явления гуманоидов народу были самые разные: одни видели затмевающие солнце исполинские блюдца в полнеба, другие - кувыркающиеся над крышами ржавые цилиндры размером не больше собачьей миски, третьи - быстро вращающиеся в небесах стеклянные карусели с зелеными человечками в разноцветных кабинках.

Когда весть о пресноводском феномене докатилась до столицы, в город приехал спецкор новой независимой газеты "По понятиям", вышедшей в свет на гребне гласности. Вкусив грибков, он воздел светлы очи к вечереющему небу, но, к своему собственному стыду, увидел нечто неожиданное: молодую обнаженную женщину в стиле ботичеллевской Венеры, стыдливо прикрывающую чрезмерно набухшие молочные железы широкими полями полупрозрачной соломенной шляпки. Вернувшись через день в редакцию, он написал бредовую статью под названием "П-ский треугольник", в которой утверждалось, будто в границах условного треугольника, образованного памятником Ленину в центре города "П", местом падения тунгусского метеорита и истоком реки Елогуй, наблюдаются аномальные явления: по небу на бреющем полете проносятся гигантские сомбреро диаметром в несколько сот метров. Этот вздорный вымысел был растиражирован в миллионе экземпляров и перепечатан несколькими центральными изданиями.

Но вернемся к скромной "первопроходимке" галлюциногенных троп "П-ского треугольника". Кате Малышевой и здесь крупно не повезло: она не увидела ни летающих тарелок, ни даже парящих шляп. Оставалось только утешаться тем, что каждая новая грибная доза неизменно забрасывала Катю в горячий источник ее заочной любви, сказочный город Рио-де-Жанейро. Она твердо верила, что в один прекрасный день ее девичьи психоделические мечты материализуются в реальный воздушный лайнер, уносящий ее на своих серебристых крыльях из края непуганых медведей в страну диких обезьян.

Долго ли, коротко ли грезила Катя далекими огнями заветного города, ее мечта сбылась... Не буду подробно рассказывать, как она к этому пришла, ибо, во-первых, рискую получить по голове от соавтора за неумеренную растянутость повествования, а во-вторых, это и не очень интересно: школа, аттестат зрелости со средним баллом три с половиной, выбор московского института попроще и полегче, вступительные экзамены, общага, первый курс, КВН, КСП и МХАТ, второй курс, дискотеки, дискотеки, дискотеки, первый семестр третьего курса, снежные улицы, темные подъезды, нервный мальчик в очках с бифокальными стеклами и с холодными губами - какое все это имеет значение по сравнению с уходящим в высь самолетом рейса "Москва-Рио-де-Жанейро"? Екатерина Малышева летит в Бразилию!!!

Катя не верила своему счастью. Неужели, и ей наконец-то повезло? А почему бы и нет? Чем она не заслужила этого после стольких лет отчаянной борьбы с коварным фатумом? Катя радовалась свалившемуся на нее везению - и сама пугалась этой радости: только бы не сглазить! Она пыталась подавить в себе счастливую улыбку, но у нее не получалось.

- К жениху? - спросила у нее сидевшая справа у иллюминатора девушка с книгой в руке, рыжеватая блондинка, на вид чуть старше Кати. Ее можно было бы назвать обаятельной, если бы не зеленые кошачьи глаза, придававшие веснушчатому лицу оторванно-развязный вид. В ней ощущалась опасная для окружающих энергия непонятной природы.

- Угу, - Катя сделала вид, что изучает самолетный каталог с хохломской игрушкой и прочими экзотическими народными промыслами.

- Как будет по-бразильски "я тебя люблю"? - потребовала ответа бесцеремонная попутчица, прижимая к груди обложкой наружу русско-португальский разговорник.

- Не знаю. А в словаре не написано?

- Не тот уровень, одни жаргонизмы. В книжном взяла, что было, теперь умею материться не хуже бразильских партизан.

- А что, там война? - забеспокоилась Катя.

- Не стареют душой ветераны, - уклончиво ответила соседка. - Но это так, мелкие эксцессы. Тебе надо главное запомнить, что друзей супруга нельзя спрашивать, хотят ли они кетчупа.

- Почему?

- Могут превратно понять. Даже страшно сказать, как. Получишь от суженого по самые бразильские помидоры.

- Вы часто бываете в Бразилии? - вежливо поинтересовалась Катя.

- Часто ли я бываю в Бразилии? - оживилась зеленоглазая бестия. - Пока что практически никогда! Но у нас обеих есть неплохой шанс побывать там хоть однажды. Этот шанс обратно пропорционален средней частотности падения самолетов над Азией, Африкой и Атлантикой вместе взятыми. Меня зовут Вася, - неожиданно закончила она, протягивая руку.

- Как?

- Василиса Хаттабовна О'Коннор-Макдугл-Младшая, дочь ирландского патриота в подполье.

- Хаттабовна? - переспросила озадаченная попутчица дочери ирландского патриота.

- За всеми разъяснениями - в паспортный стол города Белфаст. Еще вопросы есть?

- А...

- Больше вопросов нет.

- Спасибо, мне все ясно, - смутилась Катя.

- Раз так, то мы подружимся. Зови меня просто Алисой.

- Екатерина.

- Луч света в темном царстве? Очень приятно. А как зовут счастливого брачующегося? Случайно не Педро?

- Да, а как вы догадались?

- Можно на "ты". Я не телепат, я только учусь. Просто в этой Бразилии донов Педров... как у нас недорезанных Шариковых. Моего тоже так кличут.

Алиса извлекла из косметички сложенный вчетверо мятый листок - распечатку веб-страницы с брачной песней и фотографией бразильского красавчика Педро, счастливого обладателя широкой белозубой улыбки а-ля Чеширский кот. Катя с минуту обалдело рассматривала предъявленный ей матримониальный мандат - лицо ее мало-помалу темнело, пока не стало чернее тучи, и из этой тучи сверкнула молния, грянул гром и брызнули крупные капли, ударив по бумаге дробным стакатто, как ливень по крыше.

- Ну что ты ревешь, дуреха, - погладила ее по голове сердобольная дочь ирландского патриота. - Не всем ведь достаются принцы. Каждый мужчина где-то по-своему хорош, стоит только найти, где у него "то" самое. Будет и на твоей улице фиеста, как говаривал старина Хэм.

- У... у... уже не будет, - всхлипнула несчастная Катя. Она вынула из кошелька аккуратно вырезанную фотографию.

- Поразительное сходство! - неподдельно удивилась Алиса. - Кажется, мы с тобой породнимся.

- В каком смысле?

- Выйдем замуж за близнецов и станем кузинами. Маменька, какая радость! За это нужно срочно вспрыснуть по десять кубиков "Черной этикетки". Сестра! Тьфу... Стюардесса, "Блэк Лейбл"! Двойной и в двух экземплярах.

Алиса Хаттабовна всучила Кате стакан, просунула под ее руку свою, залпом выпила, притянула ее за уши и трижды расцеловала.

- Ну вот мы и посестрились.

- Они действительно братья? - недоверчиво спросила Катя, морщась от крепкого виски.

- Повоюем - увидим, - пожала плечами ее новая сестра. - Главное - боевая раскраска.

Она достала из сумки косметичку и принялась накладывать на лицо обильный яркий грим. Катя занялась тем же, но у нее тени, тушь, помада и пудра были таких невыразительных цветов, что больше походили не на боевую раскраску индейца, а на камуфляж воина-миротворца. Она глянула на себя в зеркальце и сравнила блеклое отражение с ослепительным обликом ирландской сестры - ей мучительно захотелось снова заплакать...

В международном аэропорту Рио-де-Жанейро со странной аббревиатурой GIG, вероятно намекающей на гигантоманию бразильских зодчих, их встречал брачный агент, глядя на которого невольно приходило на ум, что из одних обезьян труд сделал человека, а из других - загнанных лошадей. Впрочем, агент был довольно крупным мужчиной, хотя и не в меру обрюзгшим.

- За мной, моя верная сестра! - скомандовала пламенная дочь ирландского патриота, решительным шагом направляясь навстречу своей судьбе, вернее, ее агенту. - Белые начинают и выигрывают.

Брачный агент слегка растерялся, увидев перед собой двух обворожительных северных красавиц, но быстро взял себя в руки и по-простому набросился на девушек с объятиями, облапив сразу обеих.

- Черные кончают от радости, - прокомментировала Алиса, посвистывая сдавленными ребрами.

Брачный агент с редким именем Сильвио (наконец-то не Педро!) пытался нечто объяснить своим заторможенным клиенткам быстрыми, нетерпеливыми жестами, но все его гримасы, ужимки и прыжки были не столь вразумительны, сколь импозантны, и клиентки поняли только то, что на самом деле "вышла накладочка" и на всех присутствующих невест нет в наличности женихов, в связи с чем одной из них придется встать в очередь за семейным счастьем. Сильвио затолкал девушек в тесный автомобиль, и они помчались по замусоренным улицам Рио. Только что в городе прошел карнавал, и теперь он напоминал одну гигантскую свалку, в которой машина застревала, как "Титаник" в ледовых торосах.

- Карнавал закончился, а маски снять забыли, - посмеивалась Алиса над болтающим без умолку брачным агентом, широкое лицо которого то расплывалось в младенческой улыбке, то ощеривалось звериным оскалом. - Товарища колбасит не по-детски.

- Может, он на наркотиках? - тяжело вздохнула Катя. С каждой минутой ей становилось все тоскливее.

- Ага, причем сразу на всех, - продолжала веселиться Макдугл-Младшая. - Да ты глянь на него, он с детства такой: его не в капусте, а в канабисе нашли. А ты чего такая квелая? Не горюй, Катерина! Отхватишь себе суженого-ряженого, совьешь гнездышко и высидишь синие яйца птицы удачи.

Все произошло так, как ожидала Катя: ей и на этот раз не повезло. Когда они подъехали к дому жениха, брачный агент пригласил выйти из машины Алису.

- Пока, сеструха! - крикнула та на прощание. - Бразилия - не Россия, страна маленькая, еще свидимся.

Катя не сдержалась и горько расплакалась, глядя вслед счастливой избраннице человека, которого она заочно считала своим мужем. Куда ей теперь без сентава в кармане? На апельсиновую плантацию, зарабатывать на обратный билет, горбатясь под присмотром мастифов? Брачный агент, видно, сжалился над ней, потому что сразу не прогнал, а отвез в приличный ресторанчик. Или он хочет сделать из нее проститутку? Такая мысль раньше не приходила Кате в голову. Ей всегда казалось, что проституткой нельзя стать - ею надо родиться. И все же Кате относительно повезло: в ресторане Сильвио познакомил ее с русским иммигрантом Савелием Лукичом Запевальниковым, очень пожилым, но в высшей степени порядочным человеком, который искал себе домработницу с проживанием. Несостоявшейся невесте было обещано сто долларов в месяц и бесплатная еда. Она согласилась, не раздумывая.

Савелий Лукич всю свою сознательную жизнь был партработником: политруком, парторгом, первым секретарем райкома и, наконец, инструктором ЦК. В городе Рио-де-Жанейро он проживал с 1991 года, того самого, в котором Коммунистическая партия лишилась Советского Союза. КПСС фактически раскололась на тех, кто остался в КП, пожертвовав СС, и тех, кто боролся за восстановление СС, но уже без предавшей его КП. Савелий Лукич принадлежал к числу вторых. В бывшем ЦК он возглавлял сектор помощи братским партиям стран Латинской Америки и Карибского бассейна. Понятно, что помощь была не только моральной, и ценные наставления, типа "вы там это... ну, в общем и целом вы знаете, вашу маму консенсусом в пакете", чередовались с крупными денежными переводами, переправлявшимися со спец-курьерами в коробках из-под обуви. В ЦК это называлось "обуть товарищей по партии". Как ни смешно, рахитичные младшие братья из КПБр встали с четверенек на ноги как раз тогда, когда у их бипедального колосса подогнулись глиняные ходули. Бразильские коммунисты не только легализовались (за солидную взятку президенту), но и получили места в парламенте. Они пробили для своего старого товарища "Шавели" вид на жительство и даже назначили ему пенсионное пособие из партийных фондов. Впрочем, этой пенсии могло едва хватить на хлеб и воду, и непонятно было, на какие средства ветеран борьбы с мировым империализмом ведет сытую буржуазную жизнь. Савелию Лукичу еще на родине был чужд партийный аскетизм, в котором он безошибочно отыскивал родимые пятна пуританского ханжества, вот и теперь он с легкостью смотрел на продукты капиталистического производства как некогда на дары бесплатного цековского распределителя: приобрел просторную трехкомнатную квартиру в центре города, с лоском одевался и не чурался изысканной ресторанной еды.

Все это не мешало ему вынашивать грандиозные планы восстановления СССР в границах пятнадцати наиболее сознательных республик, в число которых входили: Аргентина, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Кооперативная Республика Гайана, Колумбия, Куба, Мексика, Никарагуа, Парагвай, Перу, Сальвадор, Уругвай, Чили и Эквадор. Учитывая, что любое начинание у прогрессивных народов Латинской Америки в обязательном порядке должно носить имя их освободителя от колониализма Симона Боливара, но название "Боливия" уже занято, Савелий Лукич решил назвать новое государство незамысловато, но выразительно - Советская Симония, в аббревиатурном обозначении СОСИ.

Домработница была нужна Савелию Лукичу преимущественно для русскоязычного общения и для готовки завтраков и обедов, но никак не для эксплуатации по уходу за квартирой. Раз в неделю он устраивал "субботники" - прибирал вещи и пылесосил полы, что вполне устраивало Катю, к которой он обращался не иначе как "деточка". Единственной ее непререкаемой обязанностью - и душевной пыткой - было участие в ежедневных политизированных беседах "за жизнь". Пытка заключалась в том, что Савелий Лукич для начала напоминал ей, какое у нее было счастливое детство, и заставлял подробно рассказывать про детсадовских воспитательниц, про первый день в школе, про верных подруг, про пионерские костры, про турпоходы, про первую любовь и тому подобное, а когда Катя размягчалась от ностальгических воспоминаний и на нее накатывало благодушное настроение, тут же вгонял острыми шпильками в нежную девичью душу безжалостные факты ее нынешнего положения, чем доводил несчастную девушку до истерики. Когда железная воля старого большевика, наконец, раскалялась до порога эластичности, он сажал свою подопечную на колени, прижимал к груди и утешал вдохновенными историями о гуманной, высокоразвитой, а главное большой Советской Симонии, на благодатные земли которой постепенно переселятся все лучшие представители бывших народов СССР. "СОСИ, деточка, это больше чем мечта", - любил повторять он высокую фразу.

Иногда к Шавели заходил его старый друг, бывший генсек КПБр камарада Жоакимо Диас, или попросту Акимыч. Они пили аргентинское "Каберне", распевали гимн чилийских коммунистов "Венсеремос" и учили Катю народным латиноамериканским танцам. В остальном катина жизнь протекала спокойно и плавно: целыми днями она загорала в шезлонге на балконе. На пляж Савелий Лукич ее не пускал, потому что там, по его словам, было небезопасно из-за присутствия множества "криминальных элементов". Сам он был абсолютно равнодушен к вопросам пола, считая, что любовь необходима только для деторождения, и Катя свободно перемещалась по квартире в нижнем белье, а загорала в одних трусиках. Такие вот у них были высокие отношения.

Выходя из дома лишь в "супермеркадо" за продуктами, Катя очень скоро загрустила по культурной жизни и напросилась помогать Сильвио в уходе за виртуальным брачным агенством. Савелий Лукич был не против, а Сильвио тем более, потому что устал преодолевать языковые барьеры в переписке со словоохотливыми русскими барышнями. Был, конечно, риск, что Катя заподозрит что-то неладное, но Сильвио свято верил в силу денег и считал, что купюрами можно заткнуть рот кому угодно, даже генеральному прокурору республики, если, конечно, наберется нужная сумма. Впрочем, до денежных вознаграждений дело пока не доходило: Сильвио платил по своему обыкновению обедами, подумывая между прочим о том, как бы этак ненавязчиво включить в круг обязанностей вебмастерицы мытье посуды в кафешке. Когда стало очевидно, что толку от Катюши больше за клавиатурой, нежели за посудомоечным агрегатом, Сильвио позволил ей работать на дому. Дело было тут еще и в том, что он стал побаиваться своей поднаторевшей в брачных делах помощницы. По своему коммерческому опыту брачный агент слишком хорошо знал, что супружество может очень быстро свести человека в могилу.

Еще в ресторанной подсобке Катя тайком заходила в IRC и часами болтала с потенциальными невестами, которые и научили ее "чатиться". Полностью завладев компьютером, она два дня буквально не вылезала из чата, отрываясь только для того, чтобы размешать борщ на плите и накрыть стол для своего покровителя. Однако на третий день Савелий Лукич, которому Катя успела все уши прожужать про чудо виртуального общения, не на шутку разозлился на нее за "праздное языкочесание" и пригрозил пустить в ход ремень, если она не возьмется за полезное сетевое дело. Он послал в Москву по электронной почте письмо "компетентному лицу", в котором просил описать ситуацию в русском Интернете. Ответ поверг Савелия Лукича в состояние тихого бешенства. С непередаваемым зубовным скрежетом он поведал напуганной его грозным видом воспитаннице, что в так называемом "Рунете" всеми информационными ресурсами заправляют три кита - обрусевший палестинский студент-фундаменталист Антон Носик, он же Абу Аш-Шарот, представитель новой волны грузинского духовенства Иван Паравозов, он же князь Сандро Гагашвили, и эсесовский недобиток Май Иванович Мухин, он же Ромуальдас Лейбниц, он же Вальтер Шильке, он же Грицай Бессрочный. Причем последний так обнаглел, что выдает себя за пенсионера.

- Знаем мы, кто пенсию ему платит, - сокрушался Савелий Лукич.

- Кто? - не поняла Катя.

- Бундесвер, вот кто! Русский народ слишком доверчив, деточка. Он как ребенок всякому злодею голову подставляет. А тот наберет в насос грязи, вставит шланг в мозги и качает, качает, качает... Пока все вокруг не замарает. Так уже русских перемазали, что тысячу лет не отмыться: и лентяи мы с тобой, и пьяницы, и шовинисты, и вообще идиоты. Застыдили и ждут, пока мы к ним приползем на коленях прощения просить. Накося, выкуси! - Савелий Лукич ткнул дрожащий от волнения кукиш в экран монитора со страницей "Вечернего Интернета".

- Что же делать?

- Что делать? - в глазах его проскочила искра, как у разбуженного Герценом Чернышевского. - Бить, деточка моя, огнем из тысяч батарей за счастье наших матерей! И дочерей! И сыновей! И отцов, отцов, отцов!

Савелий Лукич всерьез разошелся и со свистом рубил ладонью воздух, как шашкой. Пришлось отпаивать его водочной настойкой на ромашке для успокоения нервов. В тот же вечер, уложив угомонившегося старика в постель, Катя смастерила страницу обзоров русского Интернета под именем Катя Деткина и назвала ее "Наблюдения Кадеткиной". Первый блин вышел незамысловатым комом: отповедь мелким коммерсантам по части книготорговли, в электронных магазинах которых она пыталась заказать сборник рассказов модного на IRC-канале #russians писателя Пелевина, но безуспешно, потому что новоявленные виртуальные капиталисты отказывались отправлять товар без предоплаты. Приписав первому выпуску для солидности четвертый номер, она завела себе почтовый ящик по адресу "[email protected]" и отправила письмо на развлекательный сервер Чертовы Кулички с просьбой предоставить ей место для обозрений.

Наутро Савелий Лукич похвалил ее работу и дал рекомендацию смелее громить коммерческие серверы, пьющие кровь из трудовой веб-интеллигенции, и активнее толкать в народные массы его идеи по СОСИ. Засучив рукава (образно, потому что по жаре работала в купальнике), Катя с ходу наехала на тех самых жадных до наживы трех акул, замаскировавшихся под добродушных китов-основателей, которыми стращал "компетентный источник", а на десерт обозрела страницу, посвященную гербам республик СССР. Популярность "Наблюдений" росла не по дням, а по часам - на несколько человек в час. Каждый день приходило по десятку восхищенных писем с выражением благодарности и любви. Не обошлось и без скандалов: адепты тайной доктрины Паравозова по переводу Рунета на коммерческие рельсы почуяли неладное и подослали по сетевым каналам своего наймита с сенсационным сообщением о том, что под именем Кати Деткиной скрывается известный русофил-бессребреник Артемий Лебедев, настоящая фамилия которого Набоков, ибо он является сыном великого русского писателя и его ученицы, послужившей прообразом Лолиты. От Кати потребовали заверенной нотариусом медицинской справки, удостоверяющей ее половую принадлежность. Вместо этого она опубликовала страницу своего паспорта с фотографией. Ветеран коммунистического подполья Джоаким-Акимыч при помощи симпатических чернил любезно помог ей временно исправить фамилию Малышева на Деткина, а тривиальный Пресноводск на заграничный Ташкент. Злобные враги на этом не успокоились и продолжали требовать публичного предъявления первичных половых признаков.

Неизвестно, чем бы закончился скандал с Катей Деткиной, если бы он пришел к своему естественному завершению. Но конец его приключился из ряда вон выходящий. Однажды жарким днем Катя по своему обыкновению загорала на балконе. Солнце нещадно палило, а уходить было лень. Тогда Катя сняла с шезлонга матрасик и положила его на пол, в тень. Так она проспала около получаса, когда проснулась от громких криков. Сначала ей показалось, что голоса раздаются из телевизора и принадлежат героям какого-нибудь боевика, но говорили по-русски:

- Куда камни попрятал, красная плесень? Куда? Куда? Ку-да? К-да? К-да? К-да?

- А-а-а! - в ответ раздавался душераздирающий вопль.

- Координаты, координаты давай! Ко-о-рди... на-ты! На-ты! На-ты! На-ты! Наты, наты, наты, наты, н-н-наты!!!

В комнате за окном кого-то смачно избивали. Катя с ужасом поняла, что лупят ее старика Савелия Лукича.

- Адрес, адрес, адрес, адрес, адрес... а-а-а-а-дрес!

Совсем рядом что-то очень неприятно щелкнуло и хрустнуло, и тут же раздался новый вопль, еще страшнее прежнего. Савелия Лукича пытали! От этой мысли Кате стало совсем не по себе, ее затошнило и она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, вокруг было тихо, только внизу привычно гудели машины и трещали мотоциклы. "Только бы это был сон", - вспомнила Катя крики из комнаты. Она встала на четвереньки и просунула голову в щель балконной двери. На полу лежал в луже крови облепленный мухами голый человек с торчащими из кожи переломанными костями. Катя снова потеряла сознание. Когда она очнулась в очередной раз, в комнате было уже темно, и это помогло ей справиться со страхом и отвращением перед изуродованным телом. Она подошла к растерзанному старику - он застонал. Катя не знала, что ей нужно делать.

- Вы живы? - задала она глупый вопрос.

- Золото, золото, золото... - слабо прохрипел Савелий Лукич.

- Они искали золото?

- Золото партии...

- Им нужно было золото партии?

- Золото партии - это не... это не золото... это ка... это ка... ка... ка... кха... - Савелий Лукич глухо закашлялся.

"Камни. Они требовали камни. Драгоценные камни. Бриллианты", - догадалась Катя.

- Я отправил их не туда... Слушай, слушай... деточка. Я доверяю... тебе. Разыщи стулья... Стулья Ленинского райкома партии. Все... Все... Все там. Пятна... пятна... пятнадцать. Передай... Все передай Акимычу... Он отбла... отбла... отбла... - Савелий Лукич надолго замолк.

- Вы живы? - опять спросила Катя со слезами на глазах.

- Иди... иди... найди... брось меня... я не жилец... возьми под раковиной... деньги... иди... иди... Поклянись... клянись, что найдешь...

- Клянусь Советской Симонией! - торжественно произнесла Катя сквозь рыдания.

следующая глава >>>