- Баяннн... Баяяяан! Куда ты запропастился, ленивая сволочь?! Опять
икру жрешь в своей лакейской?
- Барин, ну что вам все неймется, тут я, с ног сбиваюсь, по вашему зову
всячески спешу. А икра вся давно беспризорникам роздана, красная и черная,
как вы и наказывали, мамашу вашу, - откликнулся из-за стены Баян
Ширянов. Он стоял перед высоким трюмо и, расправив веером лопатистую
бороду, вычесывал гребнем засохшие зерна белужьей икры.
- Дурак, сколько раз тебе говорить, не барин я, а мистер! Понял, болван?
- Отец родной, да ведь минуту назад смотрел, тудыть ее в поп-три.
- Не перечь мне, скотина! Есть чего? Есть чего мне, я тебя спрашиваю?
- Ничегошеньки, барин-мистер. Ровным счетом ничегошечки, - Баян обкусал
с расчески икринки и запил шампанским "Дом Пириньон" из горла.
- Ведь врешь, шельмец! Как сквозь стену вижу, врешь!
- Никак нет, ваше пресвеченсво.
- И с листов ничего? С Ежей? С Погоды? С Баннерсов? Намедни они, канальи,
как скаженные друг в дружку мылом швырялись.
- Ничего, батюшка, растудыть вашу матушку.
- А я тебе, дубина, как Станиславский Немировичу-Данченко заявляю: не
верю, не верю, не вееееерю!
- Да чтоб мне сисадмином стать, прости господи! Спам один, да и только.
- Распечатай спам, балда! И вслух зачитай, потешь мои уши.
- Ох, батюшки, спама нам только не хватало.
Баян, конечно, нагло врал: на всех мейл-листах, будь то Погода, ЕЖЕ
или Баннерс, жизнь кипела, бурлила и пенилась "мылом". Но, умудренный
опытом, он слишком хорошо знал, что его велеречивый сюзерен воспринимает
любое послание на публичный лист как приглашение к собственной проповеди;
знал он и о том, что не пройдет и полдня, как все подписчики взвоют от
самозваного проповедника виртуальной белугой, модераторы предадут е-мельного
е-ретика анафеме, а сам опальный оратор будет в кручине пить горькую текилу,
закусывать пейотами и перечитывать "Икстлан-Петушки" или психоделические
письма Троцкого Сикейросу. Закончится все это безобразие тяжелым похмельем:
выйдя из образа трибуна революции, хозяин войдет в роль его киллера и будет
гоняться по всему дому за Баяном с историческим альпенштоком, приобретенным
за сто тысяч долларов на аукционе Кристи.
Как уже догадался проницательный читатель, хозяином Баяна был небезызвестный
мистер Паркер,
сетевой меценат и культовый культуртрегер. В начале перестройки он прибыл
в Москву из Солт-Лейк-Сити с благородной целью обратить бывших преданных
коммунистов в не менее рьяных мормонов. Мама Мистера Паркера, урожденная
Кононенко, еще ребенком была вывезена с неньки-Украины в мормоньку-Юту,
но сохранила язык и передала его сыну, хотя и нашпигованный американизмами.
В Москве мистер Паркер живо освоил братскую русскую мову и сразу после
первой проповеди, произнесенной с постамента памятника Пушкину, собрал
вокруг себя довольно большую паству, но к большому огорчению миссионера
российские прозелиты наотрез отказались забыть свои богатые питейные традиции,
а козырные намеки на то, что у мормонов не возбраняется многоженство, вселяли
в русских мужчин надежду, но не так, как бы того хотелось: "Может,
и мою возьмешь?" Самой стойкой оказалась разбитая параличом 80-летняя
старушка, которая во избежание алкогольного искушения попросила залепить
ей пластырем рот, но и та на четвертые сутки умудрилась вывалиться из окна
второго этажа в сугроб, проползти километр до ближайшего винного магазина,
сделать подкат выходившему из дверей студенту с "Московской",
завалить его так, чтобы разбилась бутылка, и пару раз втянуть носом из
разлившейся по асфальту лужи, пока ее не оттащили за ноги. Мистер Паркер
стал в отчаянии собирать чемодан, но напоследок все же решил впервые в
жизни испробовать, что за сила скрывается в русской водке, которая заставляет
людей творить такие чудеса. С отвращением пропустив первые 50 грамм, он
с еще большим отвращением допил бутылку, а потом с полнейшим отвращением
опустошил вторую, и так в течение трех дней, пока с удовольствием не пропил
обратный билет в Америку.
Причащения к водке действовали на Паркера благословенно: на него нисходили
просветления. В один из таких светлых моментов он притронулся краем головы
к одной большой истине: хороша та религия, проповедь которой приносит средства
на возлияния. Паркер добавил еще сто, и уже всей головой ударился о великое
откровение: русскому человеку с его поэтической душой близок буддист, потому
что он рифмуется с пофигистом, а мормон ему абсолютно чужд в силу того,
что сонарно ассоциируется с неприличным словом на "-дон". Наутро
Паркер, хорошенько опохмелившись, побрился наголо, замотался в простыню,
обвешался колокольчиками и отправился не куда-нибудь, а прямо на Красную
площадь собирать пожертвования на строительство первого в Москве буддистского
храма. На главную площадь страны его, несмотря на перестройку, не пустила
милиция, и тогда он обосновался в Александровском саду. Буддистов тогда
еще никто живьем не видел, и возле Паркера быстро собралась толпа зевак.
Денег, однако, никто не давал, кроме фотографирующихся молодоженов, которые
за рубль просили его вывести толпу из кадра. Но Паркеру все-таки сказочно
повезло: в тот самый день в сопровождении премьер-министра Рыжкова возлагал
венок на Могилу Неизвестного Солдата король Непала Бирендра Бир Бикрам
Шах Дева. Милиция не успела выгнать упиравшегося Паркера из сада, и он
попал в поле зрения глав правительств. Рыжков тут же подсуетился: "Вот
видите, ваше высочество, у нас тут буддисты свободно по улицам расхаживают,
а вы у себя Всенепальский комитет защиты мира зажимаете!" Король не
поверил, заподозрив в мистере Паркере переодетого агента КГБ, и приказал
своему послу поближе познакомиться с молодым человеком буддистской наружности.
Посол вприпрыжку побежал за уводившим Паркера милицейским нарядом, вызволил
его из лап стражей порядка и не сходя с места пригласил на торжественный
ужин в свою резиденцию. Это был Шанс с большой буквы, и Паркер использовал
его на все сто процентов: тем же вечером, завернутый в чистый отутюженный
пододеяльник, в присутствии короля, членов его семьи и членов советского
политбюро он вместо тоста зачитал сочиненный экспромтом лимерик под названием
"Пробуждение Будды":
Удалившись от шумного мира,
боги спали в небесной квартире.
Только Будда не спал,
разбудил весь Непал
и вручил ему звонкую лиру.
Перевод этого небольшого, но глубокомысленного стишка и его застольное
толкование заняли добрых сорок минут, после чего растрогавшийся Бирендра
Дева провозгласил мистера Паркера братом непальского народа и своим "официальным
личным другом".
На следующий день свободомыслящая "Комсомольская правда" опубликовала
портрет "первого советского буддиста", и религиозная карьера
мистера Паркера резко пошла в гору. Он теперь успешно приторговывал на
Старом Арбате кришнаитской литературой, которой его щедро одарило, как
друга короля, непальское посольство. Доход был небольшой, но мистеру Паркеру
вполне хватало на импортные сорта водки. Удручала только необходимость
весь день толкаться на улице, невзирая на жару, холод, слякоть, солнечные
бури и метеоритный дождь, а на приобретение магазина не было средств. Паркер
просил непальских покровителей помочь материально, и они ему прислали с
курьером набитый деньгами чемодан - деньги выглядели подозрительно красиво,
как фантики. Еще подозрительней Паркеру показалось то, что курьер деньги
вывалил на пол, а чемодан забрал с собой. Поразмыслив, после третьего стакана
он решил, что лучше не позориться в обменном пункте, и заклеил тонкими
полупрозрачными бумажками окно на манер церковного витража. Медитируя на
медленно плывущие по полу разноцветные блики от пестрых рупий, Паркер двое
суток не сходя с места упорно думал над проблемой крытой торговой точки,
подкрепляя свой мозг "Абсолютом", и наконец количество перешло
в качество - на рубеже декалитра его как током ударило: нужно поступить
в Литературный институт, чтобы торговать без отрыва без учебы, обогащаясь
при этом не только материально, но и духовно.
В Литехе торговля шла легко и бойко. Буддизм, помноженный на способность
мистера Паркера увлекать за собой людей в атаку на пивные точки, прививался
быстрее оспы и семимильными шагами вошел в моду, на раз вытеснив джинсы
"бермуды". Паркеру удалось обратить в новую веру весь курс поголовно,
включая Виктора Пелевина и Баяна Ширянова, первый из которых сделался впоследствии
известным детским писателем, а второй - культовым детективщиком и наркотрибуном.
Но про Баяна и про то, как он опустился до положения слуги, речь еще впереди.
Настоящий звездный час мистера Паркера пробил с приходом к власти ГКЧП
- не долго думая, он побежал в непальское посольство просить политическое
убежище, которое и было ему тотчас предоставлено "за заслуги перед
престолом". Чтобы как-то оправдать в глазах Кремля такой смелый шаг,
непальцы назначили Паркера атташе по вопросам культуры. Путч закончился
как раз в тот день, когда Паркер официально вступил в новую должность.
Бросать такую синекуру было в его глазах преступлением почище государственной
измены, но и сидеть без дела он не привык, и в итоге энергичный атташе
развернул бурную деятельность по приобщению россиян к буддизму. Желающих
нашлось более чем достаточно. Дело в том, что Паркер не только обращал
граждан России в новую веру, но и буквально делал их непальцами и непалками,
выписывая непальские паспорта. Поначалу к нему на прием выстраивались в
длинную очередь алиментщики и бегающие от армии призывники, а потом потянулись
и солидные люди - новоявленные российские бизнесмены, предпочитающие платить
символические налоги королевству Непал, нежели немеряные - родному отечеству.
Паркер переписал тарифную сетку своих услуг, добавив ко всем цифрам два
нуля, быстро разбогател и отгрохал в центре Москвы трехэтажный дворец,
помесь Нотр Дама и Тадж Махала, с оранжереей, птичным двором, конюшней,
псарней и слоновником - просторным ангаром, в котором он держал белого
слона по кличке Бабель, дар непальского племени невары.
Баян поселился во дворце Паркера несколько лет назад. Поначалу их союз
был равноправным. По вечерам за рюмкой коньяка они зачитывали друг другу
свою новую прозу, обстоятельно обсуждали и редактировали ее. Их стили почти
не пересекались: Баян под псевдонимом Кирилл Воробьев пописывал жутковатые
детективчики про следователя по кличке Пономарь, а Паркер строчил оригинальные
рассказики на грани бытовухи и мистики. Но однажды Баян изменил своему
амплуа и написал роман про наркоманов "Низший
пилотаж". Паркер остался от него в восторге и послал на интернетовский
литературный конкурс Тенета. Произведение
было, мягко говоря, альтернативное - в стиле советских романов про сталеваров,
но вместо чугуна герои трудовых будней варили тяжелые наркотики. И случилось
чудо: жюри под председательством фантаста Бориса Стругацкого объявило "Низший
пилотаж" жемчужиной пост-соцреализма и провозгласило Баяна Ширянова
победителем конкурса! В одно прекрасное похмельное утро Баян проснулся
знаменитым, а Паркер зеленым не то от алкогольной интоксикации, не то от
зависти. Как бы то ни было, с той поры Паркер почем зря шпынял Баяна, напоминая,
кто в доме хозяин, а тот лениво отбрехивался. Их вялая перепалка приобрела
совсем уже странные формы, когда они вдруг заподозрили, что находятся под
колпаком у ФСБ, которое прослушивает их разговоры, и стали разыгрывать
для "товарища майора" радиопостановки в стебовом стиле "а-ля
Облом-off". Строго говоря, Паркеру нечего было опасаться, поскольку
он обладал статусом дипломатической неприкосновенности, но на всякий пожарный
случай он решил прикрыть тылы и открыл веб-страницу "Сумасшедший
дом Мистера Паркера", на которой при помощи заумных произведений
в стиле Кастанеды доказывал свою полную психическую невменяемость.
- Баяяяяяан!!! Ты где, змей? Распечатал спам, что ли?
- Бегу, барин. Лечу аки "Першинг" на Багдад.
- Ну что там, не томи, убивец!
- Чичас, чичас, - Баян прокашлялся и зачитал глубоким голосом Ефима
Левитана. - Всем! Всем! Всем! Срочно! Коля Кошкоправов, 11-ти лет, страдающий
раком груди в запущенной форме, срочно нуждается в деньгах на приобретение
донорского органа для операции по пересадке. Переводите деньги на счет
номер такой-то...
- Да что он, Коля этот, с дуба рухнул? - искренне удивился мистер Паркер.
- Какой еще рак груди у мальчика 11-лет?! Даже если бы он девочкой был
- какие груди в таком-то возрасте?
- Так, мил человек, все остальное Коле уже вырезали и пересадили, -
резонно заметил Баян. - На мозговую опухоль ему с мира по нитке насобирали,
на простату по сусекам наскребли, на прямую кишку скинулись.
- Ах, да... Стар я стал, запамятовал... Нет, постой-ка, постой! - встрепенулся
Паркер. - Ему ведь в позапрошлом году 12 лет было, в прошлом 13, а в этом
11 - это как получается?
- Так ведь это... Даже не знаю, как и сказать...
- Говори прямо, кретин!
- Докладаю, ваша честь: ему в прошлом месяце ноги ампутировали, он в
размерах и уменьшился.
- Вот шельмец! - искренне восхитился мистер Паркер. - Ты вот что, любезный:
купи на рынке коровье вымя, выскобли его хорошенько, набей золотыми крюгеррандами
и отнеси этому смышленому отроку от моих щедрот. Порадовал он меня, старика!
Растет смена. Ну, что там еще?
- От "Мипки" циркулярная депеша: приобретайте новую книгу
Михаила Армалинского "У писки четыре ноги: садомазохизм в детском
фольклоре".
- Опять дети, - вздохнул Паркер. - Ну ладно, читай уже до конца.
- Выдержка из книги: "Вспомните известную детскую считалочку. Вышел
Месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить - все равно
тебе водить. Так и представляется выходящий из лесного тумана на поляну
отпетый маньяк с финкой и арматуриной..."
- Тьфу, гадость какая! Прекрати немедленно, и слушать не хочу. Закажи
лучше этому дуралею Армалинскому книгу про Пушкина. Если сам писать не
умеет, пусть про других пишет. Забаксай ему аванс десять тысяч, хватит
с него.
- Помилуйте, барин! Про Пушкина он уже написал "Тайные записки
Пушкина".
- Ну, пусть тогда работает над "Тайной перепиской Достоевского
с Чайковским". Только проследи, чтобы правду писал, без вранья. Чтоб
не марал светлую память моего любимого композитора! С этим все. Следующее
зачитывай, сукин сан-овэ-бич!
- Товарищ майор, разрешите пожалиться, - проголосил Баян в хрустальную
люстру. - Барин опять по-иностранному выражаются.
- Вот остолоп, нашел к кому за справедливостью обращаться! - возмутился
Паркер. - Да я сам капеллан королевского эскадрона летучих слонов в чине
полковника. Мне твой командир не указ. Читай дальше, башка твоя ослиная!
- Ой, не пойму я чивой-то... На транслите написано, - вздохнул Баян.
- Коме то висит оур хидден ливе камера то чек хот щоол гирлс ин шовер роом...
Ни рожна не просек. В какой это кодировке? Камера какая-то... Виртуальный
цугундер, что ли?
- Дикхед! - взвился мистер Паркер. - Когда ты, наконец, выучишь язык
Шекспира, Шиллера, Шелли и Стивена Кинга?! Сколько можно... О, постой!
Какая-то "хоть гирл" в нашу камеру попала, - он ткнул пальцем
в монитор в верхнем углу комнаты. Возле ворот стояла, нажимая на кнопку
звонка, симпатичная девушка. - Где-то я ее видел...
- Никак опять адвентисты седьмого трудодня пришли за жисть гутарить,
- демонстративно зевнул Баян.
- Кому ты гонишь? Бывшему мормону? Не сметь мне мозги морочить! - Паркер
нажал кнопку на селекторе. - Бахадур! Дрыхнешь, морда?
- Але, слюшу, барын, - раздался из динамика хриплый голос с визгливыми
нотками.
- Там у тебя возле будки овечка пасется - хочу поближе на нее взглянуть.
Будь любезен, укрупни план.
- Слюшу, бюд сдылано!
На экране за спиной девушки показался сгорбленно крадущийся на цыпочках
кривоносый смуглый человек в чалме. Не успела девушка ничего понять, как
была крепко схвачена сзади за бедра и поднесена лицом к камере.
- Злая она какая-то, - недовольно заметил Паркер.
- Волнуется, должно быть. Кричит что-то... Не слышно ни зги.
- Чего-чего не слышно?!
- О, да это Амазонка! - обрадованно вскричал Баян.
- Во придурок, козлом запрыгал! - отвесил ему подзатыльник Паркер. -
Амазонка головой об пол у Гельмана трахнулась. Ее в больницу отвезли. А
эта... Как ее, которая с Болота?
Кикина? Нет, Аникина! Ольга Аникина. Ты вот что, слушай сюда. Не в службу,
а в дружбу. Встреть ее, переодень в нимфетку, накорми лолипапками - и ко
мне в опочивальню. А сам ступай в людскую винт варить. Да смотри, шельмец,
чтоб эфедрин свежий был! Ежели опозорюсь перед девушкой, как в прошлый
раз, самолично отведу тебя на конюшню и прикажу плетей задать. Все понял?
В приемной, отделанной по последней моде в псевдо-попсовом стиле постерами
Валерия Леонтьева, семейства Пугачевых и Земфиры, стоял легкий запах кошачей
мочи и рассерженная девушка. Из потрепанного двухкассетника "Сони"
образца 86-го года сипло гундосила Алена Апина: "Узелок завяажется,
узелок развяажется..."
- Кого я ви-и-ижу! - Баян подскочил к Кате, схватил ее ручку и с причмокиванием
облобызал. - Хороши, как никогда! Воротнички, пояски, чулочки... А эти
туфельки с бантиками! Шарман, шарман, шарман...
- Я к вам по делу, - строго заявила Катя, вырывая руку.
- Ох, дела наши скорбные, - вздохнул Баян. - Суета, суета, суета сует
во все суетные суеты. Кстати, как там драгоценное самочувствие вашей ненаглядной
подруги?
- Плохо. Ей сшили череп и сделали пластическую операцию. Вся голова
в гипсе, только щелки для глаз и дырка для рта. Два дня была в коме, сегодня
очнулась, но ничего не помнит и никого не узнает. В бреду кричит, что хочет
быть мужчиной.
- Кто бы мог подумать! Какое несчастье! - всплеснул руками Баян. - Может,
нужны средства на лечение? Ради такого дела готов отдать последнюю рубашку.
- Спасибо, я уже заплатила за операцию и за гипс кредитной карточкой.
У меня к вам вот какая просьба: отдайте мне стул.
- Какой стул? Разве мы брали у вас стулья? - искренне удивился Баян.
- Тот стул, который вы взяли из галереи Гельмана.
- А-а-а... Не припоминаю.
- Ну как же: там была презентация пирамиды из стульев, на нее влезла
Амазонка, пирамида развалилась, Амазонка разбилась, а гости растащили стулья
на сувениры. Вспомнили?
- Ах, да! Кажется, что-то такое там на самом деле приключилось. А зачем
вам, позвольте узнать, понадобился наш сувенир?
- Мне неудобно за подругу, что она разрушила произведение искусства.
Хочу собрать все стулья, вернуть Марату Гельману и извиниться за вандализм.
- Как это чертовски благородно! - восхитился Баян. - Но стул, к большому
моему сожалению, я вам отдать не могу.
- Как это не можете?! - возмутилась Катя. - Он ведь не ваш.
- Ну, знаете ли... Этот стул - часть произведения искусства. Искусство
принадлежит народу. А я - часть народа. Понимаете, милочка? Я и стул -
две неразрывные части одного целого.
- Вы надо мной издеваетесь, да? - вспыхнула Катя.
- Что вы, как можно?! Ни капли! Скажу даже больше, лично для вас мне
не жалко никакого несчастного стула.
- Так вы мне его прямо сейчас отдадите?
- Да! Но не прямо сейчас... Дело в том, что этот стул принадлежит не
только мне, но еще и мистеру Паркеру, а он успел горячо полюбить его и
прикипел к нему всеми фибрами своей души. Более того, скажу вам по секрету,
это стул заменил ему любимую жену, старушку-маму, верного друга и преданную
собаку. Он с него ест, он не нем спит, он на нем пишет свои романы, а когда
выходит из дома - оставляет на нем стопку своих сочинений. Мне очень непросто
будет уговорить его расстаться с полюбившимся стулом.
- А когда вы с ним поговорите?
- Нескоро. Дело в том, что в сию минуту он почивает. У него послеобеденный
сон. Часа три еще проспит, не меньше.
- Можно, я здесь посижу подожду?
- Боюсь, это бесполезно. Пока он проснется, наступит время укладываться
на ночь. Вам придется ждать до утра.
- А нельзя его разбудить?
- Что вы, что вы! - испуганно замахал руками Баян. - Это исключено.
Для мистера Паркера нет ничего священнее послеобеденного сна. Он твердо
верит в то, что долгий послеобеденный сон - главная гордость русского человека.
Знаете, на чем Лжедмитрия раскусили? Он, гад, сиесту не соблюдал, как нерусский
какой-то.
- Может, все же попробуете? - настаивала Катя.
- Нет.
- А может все же...
- Не думаю.
- Я вас очень прошу...
Катя ссылалась на свою занятость, на нехватку времени, на необходимость
ухода за больной подругой, пыталась давить на жалость, взывала к совести
Баяна, пускала слезу и заламывала руки на манер княжны Ярославны - Баян
стоял скалой. Он знал одну маленькую донжуанскую хитрость: женщин приводит
в объятия мужчин не ум, обаяние и красота последних, а банальное занудство,
плохая погода и отсутствие зонтика. На каждой реплике он в очередной раз
с удовольствием окидывал ладную Катину фигурку оценивающим взглядом, и
в его голове рождалась в творческих муках первая рунетовская порнозвезда.
- Ну хорошо, я попытаюсь, - наконец согласился он. - Но сначала мне
нужно закончить центр-фолдер для последнего номера журнала "Море"...
- Вы издаете журнал? А про что он?
- Как это про что?! Про ветер дальних странствий, заморские круизы и
экзотические острова. Кроме того, я учу читателей вязать морские узлы,
натягивать паруса, кататься на реях и плавать с аквалангом, - самозабвенно
врал Баян. На самом деле он издавал бульварно-эротическую газетенку "Исчо"
под женским псевдонимом Кира Мурашова. К морю она имела косвенное отношение,
разве что в части скабрезных рассказиков про приключения жен русских бизнесменов
в круизных плаваниях. - Вы согласны сняться для цветного вкладыша в бескозырке
и тельняшке?
- Если фотография будет приличной.
- Как вы могли подумать! Все на редкость целомудренно, никакого плейбойства
и пентхаузщины. Кстати, если вы опасаетесь, что после этого вас никто не
возьмет замуж, можете взять себе новое имя. Или вовсе представиться иностранкой.
Например, литовкой. Скажем, что вы из Литвы, а зовут вас... гмн... Бирма!
Вот! Или нет, не Бирма... Бирма - это штамп. Ирма!
- Хорошо, я согласна, - сказала Катя, серьезно подумав.
- Брава, Ирмочка, брависсима! Идите в мой кабинет и раздевайтесь, а
я пока возьму краски.
- Краски?!
- Ох, миль пардон, совсем забыл вас предуведомить, - хлопнул себя по
лбу Баян. - По моей задумке тельняшка должна быть выведена синькой на вашей
прекрасной белой коже. И подпись: "Своя тельняшка ближе к телу".
Катя возмущенно отпрянула, коротко размахнулась и отвесила Баяну смачную
оплеуху.
- О-го-го! - изумился Баян. - Майк Тайсон в колготках! Ладно, постойте
здесь, я доложу хозяину. Что-нибудь для вас придумаем.
Держась за щеку, он просеменил в кабинет мистера Паркера - тот примерял
перед зеркалом сиреневый шлафорк и красную феску с кисточкой.
- Ну что, лиходей? Готова? - строго спросил Паркер.
- Кочевряжится. Мне по мордам-с надавала.
- А что ж ей тогда, болезной, надоть?
- Гельмановский стул требует зачем-то.
- Чокнутая, что ли? - пожал плечами Паркер. - Ну, раз она такая строптивая,
давай-ка мы ее на охоту снарядим, а? Жива останется - стул в награду выдадим.
- Батюшка, вы гений!
- Сам знаю! Я в твоем признании не нуждаюсь, олух, - Паркер надавил
сразу на все кнопки на селекторе. - Алло, слоновник? Седлать Бабеля! Птичник?
Снаряжайте Осипа. Псарня, вывести во двор Дезарма и Детанта! Всем остальным
- готовиться к выезду. Зайца травить будем.
Не прошло и получаса, как облаченную в белую заячью шубку Катю вытолкали
в шумный двор, наполненный лаем борзых, лошадиным ржанием и соколиным клекотом.
Впереди на большом холеном слоне, одетом в расписной островерхий шлем типа
буденовки, обутом в шитые золотом сапожки с остро загнутыми носами и сверкающем,
как медалями, мелкими золотыми бляшками, величаво восседал сам мистер Паркер
в буро-зеленом охотничьем костюме от Армани; правая его рука была одета
в кольчужную перчатку, на которой нетерпеливо подпрыгивал, позванивая серебряными
колокольчиками, пегий сокол Осип в инкрустированном рубинами кожаном капюшоне.
Справа от Паркера гарцевал на белом коне с красным плюмажем Баян Ширянов
в мундире кавалергарда, слева псари сдерживали рвущихся с поводков гончих
Дезарма и Детанта, а сзади выстроились в каре наездники в малиновых чалмах:
члены касты дипломатически неприкасаемых - прижившиеся во дворце Паркера
непальские дип. работники.
- Оглашаю правила, - прокричал сверху Паркер. - Заяцу дается фора в
десять минут. Он не может пользоваться транспортными средствами, забегать
в закрытые помещения, выбегать за пределы Садового кольца и прибегать к
помощи посторонних. Снимать с себя шкуру зайцу запрещается. Платье отобрали?
- обратился он к Баяну, понизив голос.
- Отобрали, батюшка, как же не отобрать-то, - кивнул Баян.
- Это хорошо, а то, бывает, и мошенники попадаются, - одобрил хозяин.
- Охота заканчивается ровно через два часа после начала. Баян, баянь...
Тьфу! Трубач, труби!
Баян протрубил в рог, раскрылись ворота и Катя зайцем рванула на свободу.
Легко одетые прохожие с удивлением оборачивались на перепрыгивающую через
весенние лужи девушку в полушубке.
- Гражданка, вам не холодно? - крикнула ей в спину голосистая старушка.
- Ночью по области заморозки, - отозвалась Катя.
- А я не в области, - неожиданно оскорбилась старушка. - Отморозка!
Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания и, главное, запутать следы,
Катя свернула под арку большого сталинского дома и побежала дворами. Тут
же она едва не попала под колеса выскочившего из-за угла прыщавого переростка
на подростковом велосипеде - он со скрипом резко затормозил, полетел вперед
и плюхнулся руками в грязевое месиво растоптанного газона.
- Извините, - прокричала Катя, не останавливаясь.
- За тобой что, собаки гонятся? - заорал парень, разглядывая свои черные
ладони.
- Да!
- Издеваешься, шиза?
Злобный переросток вскочил на велосипед и рванул за Катей. Она прибавила
скорости, но он быстро нагонял.
- Чего тебе? - закричала она.
- Хочу об тебя, белую и пушистую, руки вытереть, - нагло заявил парень.
- Вытирай, мне не жалко. Только скорей!
Катя остановилась и, обернувшись, героически подставила вздымающуюся
от тяжелого дыхания грудь под грязные лапы преследователя.
- Ты чо, в натуре больная? За тобой, типа, санитары с овчарками гонятся,
да? - удивился парень, не слезая с велосипеда.
- Давай быстрее, мне некогда! - взмолилась Катя.
- А поцеловать? - гнусно заржал переросток.
- Да иди ты на букву "х"! - Катя снова бросилась бежать.
- Стой! - завопил парень, снова ее догоняя. - Я, может, это... влюбился
с первого взгляда. Я и жениться в случае чего... Вот прям сейчас возьмем
винца - и под венец! А хошь подвезу? Ты куда чешешь-то?
- Далеко.
- Не, я это... честносердечно. Прыгай на багажник!
- Не могу. Мне запретили пользоваться транспортными средствами.
- А ты чо, идейная, да? Таких и с собаками не найдешь! А хочешь, в натуре
поженимся? Мне честная нужна. Я, знаешь, какой крутой? Круче американских
горок! У меня мебельный на Тверской, пельменная на Смоленской. Папа у меня
в Думе, коллекция тачек с Брабусом...
Ну, не ломись ты так, вот чумовая! Там внутри мобильников три, телевизоров
два. Интернетов тоже два, спереди и сзади. И одна навигационная хренотенька.
В Москве она не навигачит нифига, город ей не нравится, солнца не хватает.
А мама у меня солнечная, тоже думером будет. А Брабус до 200 в час выжимает,
- коротко выкрикивал переросток на каждом выдохе.
- Ты в каком классе, мальчик? - огрызнулась Катя.
- Я - в первом. А вы, бабушка, в турклассе?
- Ха-ха-ха, - спародировала Катя. - Так смешно, что животики надорвешь!
Сзади послышался азартный лай. Катя, не сбавляя скорости, вывернула
голову и увидела в другом конце улицы несущуюся во весь опор гончую.
- Ну вот, догнали...
- Во, дела! В натуре собаки, - восхитился парень. - А я думал, ты брешешь.
Ну, ты беги, а я тут разберусь, - он остановил велосипед и смотал с рамы
запасную цепь.
- Не смей! - завопила Катя, притормаживая. - Живодер несчастный!
- Беги-беги, - подбодрил ее парень. - А я тебя через "Русское радио"
найду. Жди балерО от ФранкО НерО! Или
чего по-роковее? Ты этого любишь? Как его... "Праснулась ночью девочка
такая не при ступная, чутка пиль кура сер жена, падушка вся в крави..."
Переросток, напевая, раскрутил над головой цепь и ловко стеганул ей
по хребту проносившуюся мимо борзую - раздался пронзительный визг, и собака
кубарем покатилась по тратуару. У Кати сжалось сердце от жалости.
- Садистище! - она кинулась на парня, глотая брызнувшие слезы, но ее
отвлек раздавшийся сзади трубный вой, грохот и скрежет: по краю улицы легкой
рысью бежал, без разбору топча "Мерседесы" и "Запорожцы",
вислоухий Бабель.
- Дави меняк ак слонг овном не в сер авно, - скороговоркой пропел переросток,
запрыгивая на велосипед. - Со слонярами не базарим. До встречи в эфире!
Он нажал на педали и скрылся в переулке. Кате ничего не оставалось делать,
как броситься под очередную арку в надежде, что слон за ней не пролезет.
До конца охоты оставалось больше часа...
