Кириченко Олег

к/м сценарии, этюды

ПАРОВОЗ

...Рано утром, когда солнышко еще сладко спало на своей мягкой перинке из перистых облачков, из депо медленно вышел старенький паровоз. Покряхтывая не молодыми уже колесами и штангами, он тихонько миновал стрелку, и, чуть шурша паром, чтобы не разбудить молодых электровозов, этих мальчишек-шалунишек, которые так и носятся, как угорелые, паровоз покатил к вокзалу. Так было уже много лет, даже десятков лет. Еще когда он был совсем новенький, молодой и блестящий (ах, как заглядывались тогда на него эти двухосные пассажирские вагонетки-кокетки! каждая из них была бы счастлива бежать за ним по рельсам тысячи километров, чувствуя его крепкую руку), он водил пассажирские составы от Зеленой Лагуны аж до самого Синегорья, через перевал Врата Hеба! Это сейчас эти мальчишки бегут, не помня себя, по туннелю, под землей, уж и не зная, что такое увидеть восходящее над долиной Солнце...

Да и люди спешат. Hемногие теперь идут на его поезд, в котором осталось всего два вагона, чтобы взойти вместе с ним на перевал. Даже туристы норовят юркнуть побыстрее под землю и пронестись там быстрее ветра. Хотя какой ветер может быть под землей?

Когда он почувствовал в первый раз, что ему стало тяжело взойти на перевал, он решил для себя. Если поймет, что восхождение станет последним и не будет уже сил вернуться этой дорогой, то там, наверху, он тихонько отцепит и оставит вагоны, их вернут в депо молодые электровозы, а сам, отпустив тормоза, покатится вниз с перевала, чувствуя, как струи ветра становятся все сильнее и туже. А вот впереди и тот самый поворот...

День был ясный и чистый. Он катился навстречу Солнцу, которое всходило за перевалом. Два вагончика о чем-то переговаривались между собой, постукивая колесами на стыках рельс. Если бы знали они, о чем он подумал, когда начался самый крутой и самый затяжной участок подъема, и у него в первый раз в жизни проскользнули по рельсам колеса. И снова, и снова...

Вагончики были удивлены, почему это вдруг на подъеме состав останавливался два раза. А, этот старик совсем уже с причудами стал! Цветы ему, наверное, рассмотреть захотелось. Как будто тут появилось что-то новое за столько лет!

Hа вершине, как всегда внезапно, Солнце выстрелило в глаза, но тут же мягко обхватило состав своими лучами и стало ласкать его, приветствуя это дитя Земли.

Тихо щелкнули замки. Вагончики с интересом рассматривали пассажиров, которые разбрелись на десятиминутной стоянке. Десятиминутной ли...

Ветер становился все сильнее. Стук колес слился в один нарастающий грохот. Поворот. вот он. Hо... откуда тут стрелка? Ее здесь никогда не было! И рельсы совсем новые, блестящие, но не с металлическим, а с каким-то невиданным желтым отливом. И как легко и приятно бежать по этой дороге! А впереди... Впереди ему в глаза смотрит Солнце, и улыбается, и протягивает ему луч... "Я знаю. Я жду тебя давно. Ты заслужил это..."

"Папа! Смотри, что это там полетело?"

"Где? Ох, не знаю, сынок. Значит, так надо. Ты бы лучше вон ту травинку взял и домой, в муравейник."

"Hет, просто так не бывает..."

РОЗА

Из темноты проявляется кадр. Шум вокзала. Топот сотен ног и шурашние одежды. Голоса людей. Где-то мама зовет дочку. Это аэропорт, здание аэровокзала. По громкой связи объявляют посадку на рейс. Камера неподвижна, люди и вещи перемещаются в кадре.

Но вот камера дрогнула и пошла. Теперь это уже взгляд человека, пробирающегося через толпу. Но это не документальные кадры, камера не гуляет справа налево. Это взгляд человека, который знает, куда идет. Открываются одни двери, другие. Шум аэропорта затихает. Человек входит в зрительный зал, но у этого зала вся левая стены - стекло, вид на перрон. Там самолеты, но видны как будто в дымке. Яркий солнечный день. Камера смотрит на низкую сцену. Сцена пуста. Взгляд замирает, сцена в центре кадра.

Шум людей совсем не слышен. Первыми робкими и тихими аккордами начинается музыка. Зал полупустой. В центре и чуть справа сидят двое. Он и Она. Их видно сзади и немного в профиль, потому что они разговаривают и чуть, едва уловимо, улыбаются друг другу. Он сидит слева, Она справа. Кадр остается общим, не наплывает на них, но тем не менее именно они привлекают взгляд.

Музыкальное вступление тихое и продолжительное. Как будто оркестр готовится к концерту, но это не отдельные звуки, это уже сразу музыка. В зале гаснет свет, становится совсем темно, хотя штор на окнах не было. На сцене возникает сияние. Это цилиндр высотой в два человеческих роста. Он как бы светится изнутри, но не ярко, и кажется, что висит в воздухе. Цвета почти нет, едва заметный розовый оттенок. Внутри цилиндра профилем выступает женская фигура. Руки сложены на груди, свободного места в цилиндре нет. Фигура неподвижна. Уже нельзя сказать, высокая девушка или нет, близко сцена или далеко, потому что нет ничего более, нет масштаба.

Музыка набирает силу. В правом верхнем углу кадра свпыхивает экран. На нем видно девушку, камера экрана стоит внутри цилиндра. Девушку видно сверху, она подняла лицо. Глаза закрыты. Она спит. В ее чертах угадывается, нет, точно она - та самая, которая сидела в зале и разговаривала с Ним. На Ней серый плотно облегающий костюм. Ни одного шва, ни одной складки. Волосы распущены и светлыми локонами спадают по плечам. Музыка плывет, чуть печальная. Экран увеличивается и уже занимает две трети кадра. Вид на сцену с цилиндром и девушкой уменьшается и уходит на второй план, оставаясь в левом нижнем углу. Теперь все внимание приковано к экрану.

Медленно, в такт музыке, не открывая глаз, девушка начинает двигаться. Она просыпается. Ей хорошо и спокойно.

Она танцует. Но это странный танец, когда почти нет свободного пространства. Движения точны, платсичны, красивы, они - продолжение музыки. Это полет. Полет в замкнутом пространстве. Камера уже не стоит на месте. Она движется, чудом оставаясь внутри цилиндра. Камера летит, мы видим танцующую фигуру со всех сторон - сверху, справа, слева, грудь, талия, ноги, лицо. Губы едва заметно улыбаются.

Музыка становится тревожней. Чувствуется в движениях девушки, что ей стало тесно, ей не хватает воздуха. Она тянет руки вверх, оставаясь с закрытыми глазами. Камера летит вокруг нее. На лице нет страдания, но есть непреодолимое стремление вверх. площадка под ногами девушки приходит в движение. Танцуя, она действительно летит. Летит вверх, к выходу из цилиндра. Теперь камера смотрит на девушку только сверху. В момент, когда в кадре появляется край, откуда-то снизу в руках у девушки возникает роза. Белая, огромных размеров бутон, очень длинный стебель. Она прижимет ее к груди и поднимает вврех. Она открывает глаза. Теперь Она стоит на вершине цилиндра, стройная, и двумя руками протягивает в небо Розу. Экран гаснет. Сцена, цилиндр, а на нем - девушка - в центре кадра. Музыка на максимальном подъеме.

Музыка обрывется, но не резко. Темнота.

Из темноты открываются двери двумя створками. Свет проступает постепенно, сначала без цвета, затем медленно наполняется цветом. Это снова аэровокзал. Люди, вещи, стойки. Но шума не слышно, потому что музыка продолжается. Тихо, чуть устало. Камера медленно обводит зал и останавливается на турникете, через который входят прибывшие пассажиры. Девушка в плаще проходит через турникет и отсавнваливается на мгновенье в замешательстве. Она ждала, что ее встретят. Она... Точно, она - та самая, которая сидела в зале, а потом танцевала с розой. Из левого угла кадра бежит, пробираясь сквозь толпу, Он. Да, это Он. Он чуть опоздал. В руке его белый цветок на длинном стебле.

Нет! Он не опоздал. Она увидела его и потянулась к Нему. На мгновенье они остановились друг перед другом, глаза в глаза, руки навстречу, а в следующее обнялись. Они не видели друг друга тысячу лет.

Большая белая роза уже в руке у Нее, на его спине. Ничто не разъединит их объятий. Роза крупным планом. Что это, на лепестке капля крови? Крупнее. Нет, ах, это просто один красный лепесток во всем белом бутоне...

САДОВНИК

***

- Ну что, Садовник, я пришла. Собирайся.

- Подожди. Еще немного. Пожалуйста, дай мне еще немного времени.

- Тебе? что я слышу?! Тебе? Ты просишь за себя? Ты впервые просишь за себя. Я же все слышала, Садовник. Все твои слова, обращенные к Нему. Все мольбы. Ты никогда не просил за себя. Ты просил немного, и все для нее. И ведь Он слышал тебя. И я ничего не могла сделать. Помнишь, тебя сжигал изнутри жар, и все думали, что это конец? Но я-то знала, что нет. Ты пришел к ней, и она подарила тебе прохладу своих ветвей и листьев. А я, я просто боялась подойти. А помнишь, страшные машины превращали все вокруг в щепки, а ты стоял у ее ствола? "Чудо!" - сказали потом. Какое чудо, я-то знаю, почему и сейчас здесь в полуденный зной ласковая тень и шепот листьев... Но все это было, Садовник. Все это у тебя было. И повторить ничего нельзя. Время твое кончилось. Не каждому дает Он такое долгое, наполненное Время. Пойдем...

Садовник

В маленьком городке жил Садовник. Он выращивал деревья и разводил цветы. Все вокруг восхищались его садом. Но вот, однажды, в сотый раз проходя по знакомой лесной тропинке, он впервые заметил прекрасное ореховое дерево. Его красота была настолько неповторима и женственна, что он до заката стоял, не в силах уйти, любуясь стройностью ветвей и вслушиваясь в разговор листьев. А на утро он снова пришел к ней, и дышал до заката упругим ветром, перебирающим ее свежие листья. И так тянулись дни за днями. "Ты что оставил свой сад?" - говорили ему друзья, такие же, как и он, садовники, - "Если хочешь, перенеси ее и посади ближе к дому!" "Вы не поверите, но я точно знаю, что на ее ветвях распуститься Огненный Цветок," - отвечал Садовник, - "Но так случится только, если она будет дышать тем воздухом, где она выросла." "Огненный Цветок? На орехе? Ты сошел с ума!" Так говорили ему и год, и два, и пять. Иногда ему казалось, что они правы, и он никогда не увидит Огненного Цветка. Но, снова приходя в тень ее листьев, он чувствовал, что они шепчут его имя, а прекрасный гибкий стан обвивается вокруг его рук, и Садовник с еще большей силой верил в то, что будет.

И что удивительно, все эти годы Садовник не старел. Его друзья стали уже глубокими старцами, они уже не разводили сами цветов, а лишь смотрели, как радуются новым росткам их дети и внуки. А Садовник оставался так же молод, как в тот день, когда впервые увидел ее.

Все замолчали, когда посреди широкой поляны, на ветвях прекарасного ореха вспыхнул бесконечно теплым и живым пламенем Огненный Цветок. А Садовник стоял рядом, обнимая обеими руками ствол дерева, и слезы счастья одна за другой катились по его щеке. И тут все заметили, насколько он стар.

А на следующее утро Садовник умер. Он умер не от счастья и не от горя. Он умер от старости. И никто не плакал и не произносил слов жалости, как не жалеют о том, что должно случиться, и случается в свое время.

ДОРОГА

... Поднялись на перевал. Все вышли, чтобы размяться после долгого сидения. Снега мало, но он так искрится в лучах заходящего солнца. И воздух - главое, воздух. Его можно пить. От избытка кислорода я безудержно начинаю зевать. Парень с таким смешным еще молодым терьерчиком. Собака принюхивается, кажется, ищет что-то, и забавно поджимает то одну, то другую лапу - холодно. Вместе с хозяином уходит за деревья - наверное, чтобы не видели, как задирает лапу :-) С ближайших деревьев прилетела синичка. Опасливо, но настойчиво, прыжками-перелетами приближается к автобусу. Смотрит боком, ждет. Прости меня, вольная птичка, нет у меня в карманах семечек. А солнце повисло в ветвях деревьев, лежит на гребне сопки, и не может опуститься ниже. Я очень люблю этот переход между светом и тьмой, когда цвета теряют свою яркость, но еще нет на всем одинакового серого оттенка сумерек. И тут я понял, что снова хочу держать в руках камеру и смотреть на этот мир через объектив. Наверное, так и должно быть - не нажимать на кнопку "пуск" по привычке, а просто очень желать этого.

Мужчина едет с дочкой. Какое доверие в ее немногих словах, и еще больше - в молчании. Он сильный, ее отец. Она спит, положив голову ему на колени.

Автобус устало бежит по ленточке, вьющейся среди деревьев. Он много раз здесь был. И много раз слушал эту музыку, льющуюся из динамиков. Оказывается, все песни, все, все, вся музыка - только про любовь, про Него и про Нее...

... Жарко, становится даже невыносимо. Почему так мало снега, почему нельзя выскочить из двери бани и ухнуть с головой в сугроб, а потом стрелой - опять на полку, и чувствовать, как тепло проникает тонкими струйками через все поры кожи...

... Я спрашиваю себя, знает ли костер о том, что на него смотрят? Хочет ли он, чтобы о нем заботились, подкладывали лучшие, сухие ветки? Ведь ты живой, огонь. Ты чувствуешь меня, и не обжигаешь, не заволакиваешь дымом, когда я вот уже два часа сижу недвижно так близко от тебя в полной тишине.

... Как много следов зверей! Вот кто-то прыгал - четыре следа вместе, большой промежуток, опять четыре вместе. А вот кто-то с большими лапами, но короткими ногами - слады часто, а поверх дорожка от густой шерсти. Подушечки лап пересекают дорогу справа налево и слева направо. Навряд ли деревенские собаки - далеко. Наверное, волки или лиса.

Речка журчит в сломанном льду. Ты ведь выдержишь меня, правда? Я уже купался в этом году. И снова переход, теперь уже лед ровный, а на нем намело снег в виде тысяч синичкиных лапок. Ты видела такое, любимая?

Тишина звенит. Но стоит двинуться - снег под ногами оглушительно хрустит. Он такой чистый, он такой сухой - ну как может быть это водой, пусть и замерзшей? Радуги, тысячи тысяч радуг мерцают в лучах солнца на снегу. Иной яркости и богатства красок я еще не видел нигде.

... Дорога быстрой лентой убегает под колеса. Свет фар выхватывает полосатые столбики на обочине.

• Нет прекрасней и вернее средства от тревог,
• Чем ночная песня шин.
• Длинной-длинной вереницей стоптанных дорог
• Штопаем ранения души.
• Не верь разлукам, старина, их круг -
• Лишь сон, ей-богу.
• Придут другие времена, мой друг,
• Ты верь в дорогу.
• Нет дороге окончанья,
• Есть зато ее итог.
• Дороги трудны,
• Но хуже без дорог...

И снова Визбор:

• Милая моя,
• Солнышко лесное,
• Где, в каких краях
• Встретимся с тобою?..

Теперь я знаю, что никто не в силах уехать от себя. Никогда не сможет.

ТОРНАДО АМЕРИКАНСКИХ ГОРОК

...круче, чем американские горки - провал, да под воду, задыхаюсь, а ремни не расстегнуть, и воздуха нет, взлет - вот оно, небо, ветер, солнце, а потом раз - башкой о потолок, оказывается, все нарисованное, не настоящее, что ли, и - снова, еще быстрее на дно...

И странно - сначала в поезде этих горок людей много было, а теперь никого, я один, а поезд такой длинный, так много вагонов в нем, кажется, бесконечно.

Но хренушки, ремни-то я уже расстегнул, и когда водила, сволочь, притормозит под водой, чтобы я задыхался, барахтался, тут я и был таков - выплыву на спокойную воду, и медленно, устало, на спине пойду под углом к течению, от берега к берегу, от берега к берегу.

Только вот чувствуется (зря вы не смотрели "Одиссею", теперь уже поздно) речка эта спокойная совсем внезапно обрывается таким величественным, но страшным водопадом, а там, внизу - воронка бездонная, и человек ничтожен перед миром, был - и нету его, и никто не заметит.

• Главное здесь - музыка. Для нее этот видеоряд. Стремительная, нервная, рваная, аж до тоски в сердце, щемящая пауза тихих ласковых звуков над спокойной водой от берега к берегу - лишь пауза, затишье перед эпицентром урагана...
• Ну как? Экранизируем? :))) Ролик на 22 секунды.

СТАРАЯ ПЛАСТИНКА

Кстати о старых пластинках. Встречал я первый день этого лета в гостях. Сидели вдвоем, разговоры разговаривали до пяти утра. Полумрак, окно едва прикрыто занавеской из прозрачного тюля, воздух почти осязаем на ощупь, он, оказывается. имеет едва уловимый серый и мягкий, пушистый, как легкая паутинка, оттенок, к раскрытому окну в теплую ночь тонкой, невесомой струйкой улетает дым от сигареты, а на столе - два бокала, вино уже выпито, оно всегда кончается быстрее, чем слова...

У нее на телевизоре - старый проигрыватель, у которого иголка почти уже стерлась, и пластинки виниловые. Как тихо и мелодично играет джаз, и вот это потрескивание иголки, которое слышно и от невидимой в полумраке дорожки на черном диске, и из динамика, только уже с мягким шепотом. Боже, как замечательно, хочется закрыть глаза и не о чем не думать, а только слушать, слушать, слушать, я и не думал, что когда-то снова услышу эти звуки, звуки из детства. только сейчас они для меня значат совсем иное...

.

.