Дамскер Юлия

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

МОСКВА. 1915 ГОД. ЗИМА. ВЕЧЕР.

По переулку на Арбате идёт молодая хорошо одетая госпожа.

Звонит в двери небольшого особняка. Дверь открывается.

В ПРИХОЖЕЙ ЭТОГО ДОМА.

ПРИСЛУГА, взяв пальто ГОСТЬИ, показывает ей, куда пройти. ГОСТЬЯ входит в какую-то комнату.

В КОМНАТЕ.

Здесь полутемно. Единственная лампа повёрнута так, что освещает лишь портрет мужчины, висящий на стене, оставляя всю комнату полуосвещённой.

На диване под портретом лежит молодая дама, укрытая пледом. Она протягивает руки к вошедшей.

Та бросается к ней. Они целуются. ХОЗЯЙКА усаживает ГОСТЬЮ на диване рядом с собой. Они держатся за руки.

— Валечка, — говорит ХОЗЯЙКА, — Как хорошо...

— Лариса, — говорит ВАЛЯ, — Как я рада...

ВАЛЯ смотрит на портрет мужчины.

— Это мой муж, — говорит ЛАРИСА, — Писатель Нильвич. Уже два месяца, как он на фронте, и от него никаких известий.

В комнату входит женщина с ребёнком на руках. Лицо ВАЛИ озаряется. Она вопросительно смотрит на ЛАРИСУ.

— Это мой сын, Парис, — говорит ЛАРИСА, — Ему год.

— Я подержу его, — говорит ВАЛЯ.

Она протягивает к ребёнку руки. Лопочет с ним. Он доверчиво идёт к ней.

— Стол накрыт, — говорит вошедшая женщина.

ЛАРИСА кивает женщине. Та уходит. ЛАРИСА откидывает плед. Поднимается с дивана, оказываясь беременной.

— Пойдёмте ужинать, — говорит она.

ВАЛЯ удивлённо смотрит на неё.

— Это Елена? — говорит ВАЛЯ, прикладывая руку к ларисиному животу.

Они обнимаются. ВАЛЯ целует подругу.

— Не дай бог, будет девочка, — говорит ЛАРИСА, — Нильвичу хочется дочку, а мне нет. Я не буду любить её. Девочки делаются без смысла. Они вообще нужны только для того, чтобы рождать мальчиков.

ВАЛЯ удивлённо смотрит на неё. Потом улыбается, машет рукой.

— Ты и в гимназии всегда высказывалась абсурдно, чтобы прослыть оригиналкой, — говорит она.

ЛАРИСА усмехается, смотрит на неё снисходительно, поправляя смятую от лежания причёску.

ЛАРИСА, а за ней ВАЛЯ с ребёнком на руках идут по коридору. Возле одной из комнат ЛАРИСА останавливается, достав ключ из кармана, открывает дверь.

— Здесь всё осталось так же, как было при Нильвиче. Никому не даю прибираться, — говорит ЛАРИСА.

ВАЛЯ заглядывает в комнату. Видит незастеленную кровать со сползшей простынёй. ЛАРИСА запирает дверь на ключ. Смотрит на Валю с ребёнком.

— А у вас с Серёжей так и нет детей? — говорит она, — Жаль, вам, Валечка, очень подошло бы материнство.

ВАЛЯ опускает голову.

МОСКВА. 1954 ГОД. ОСЕНЬ. УТРО. КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ.

Под его своды медленно въезжает бесконечный состав пассажирского поезда.

В ЭТОМ ПОЕЗДЕ.

В купе у окна сидит мужчина в хорошо сшитом костюме. В отличие от попутчиков, которые повскакивали с места, его худая фигура неподвижна. Изможденное, продолговатое лицо окаменело. Бывшие голубыми, но выцветшие глаза его равнодушно глядят на надвигающийся перрон вокзала с бегущими по нему встречающими, с частыми фуражками милиционеров, военных и носильщиков. Кто-то открывает уже дверь купе.

По коридору идёт ПРОВОДНИК. Он проходит тамбур. Переходит в тамбур другого, общего вагона, где уже толпятся пассажиры с вещами. Входит в этот вагон.

В ОБЩЕМ ВАГОНЕ.

Суета. Волокут вещи. Слышен чей-то плач. ПРОВОДНИК, расталкивая пассажиров, проходит по вагону. Осматривает полки. Вскакивает на лавку. Трогает за плечо лежащую на третьей полке, отвернувшуюся к стене, ЖЕНЩИНУ. Она вздрагивает всем телом. Приподнявшись на локте, оборачивается. Равнодушный ПРОВОДНИК идёт по вагону дальше. ЖЕНЩИНА, сощурившись, смотрит ему вслед.

ПЕРРОН КАЗАНСКОГО ВОКЗАЛА.

ЖЕНЩИНА, лежавшая на третьей полке, кивнув ПРОВОДНИКУ, который стоит на площадке вагона, сходит с поезда.

Быстро идёт по платформе, держась к людям поближе. Пристраивается к большой компании встречающих какую-то девушку молодых людей. Они несут её чемоданы, нагрузив саму девушку букетами. ЖЕНЩИНА, в руках которой только небольшая дамская сумка, идя с этой компанией в ногу, достает из сумки пудреницу с зеркальцем. Глядясь в зеркальце, поправляет на голове плюшевую беретку.

Проходя мимо милиционера, она вдруг звонко смеётся, так как в это время "её" компанию как раз поразил взрыв хохота. Молодой человек из компании, идущий рядом с ЖЕНЩИНОЙ с удивлением оглядывается на неё. Она приотстает, сделав вид, что поправляет туфлю.

На нее натыкается МУЖЧИНА с измождённым лицом, ехавший в купейном вагоне этого же поезда. ЖЕНЩИНА скачет, пытаясь удержаться на одной ноге. Он подхватывает её за локоть.

— Извините, мадам, — говорит он.

ЖЕНЩИНА вздрагивает. Освобождает локоть, испуганно взглядывая на него. В одной руке его кожаный саквояж, через другую — перекинуто красивое пальто из раунатина.

ЖЕНЩИНА быстро опускает глаза. Опять открывает сумку, роется там, больше не глядя на него.

— Не стоит,.. — бормочет она.

МУЖЧИНА идёт дальше, перехватив поудобнее своё пальто. ЖЕНЩИНА тоже медленно идёт по платформе, постепенно отставая от него.

СОЛНЕЧНОЕ УТРО. УЛИЦА МОСКВЫ.

ЖЕНЩИНА идёт по улице. Исподтишка она с любопытством оглядывает дома, автомобили и встречных граждан. Видит стоящую на углу компанию мальчиков-студентов, поедающих пирожки. ЖЕНЩИНА медленно проходит мимо, заглядывая им в рот. Подходит к лотку с пирожками, украдкой взглядывает на ценник. Затем она отходит на два шага от лотка и, отвернувшись к стене дома, пересчитывает монетки на ладони, шевеля губами. Задумывается, производя в уме какие-то подсчеты. Тут она видит, что зажёгся зеленый светофор, и мальчики, положив недоеденные пирожки на подоконник, перебежали через дорогу и остановились у лотка с мороженым.

ЖЕНЩИНА ссыпает монетки в сумку. Оглянувшись по сторонам, хватает недоеденные пирожки. Убегает, зажав их в руке.

ЖЕНЩИНА, медленно идя по улице, откусывает пирожок. Жует, блаженно улыбаясь на солнце. На ней тёмное пальто. Она снимает с головы беретку. Прячет её в сумку. Осеннее солнце припекает ещё по-летнему.

АРБАТСКИЙ ПЕРЕУЛОК.

ЖЕНЩИНА сворачивает в арку. Оглядывает двор. Небольшой особняк, стоящий в глубине.

НА ЛЕСТНИЦЕ ОСОБНЯКА.

На подоконнике сидит мальчик лет двенадцати. Он курит папиросу, зажав её между большим и указательным пальцами. Наблюдает за ЖЕНЩИНОЙ во дворе. Вдруг вскакивает с подоконника, видимо узнав её. Прилепившись к немытому стеклу, присматривается повнимательнее: точно ли она. Увидив, что она направилась к флигелю и скрылась в подъезде, бросается бежать вверх по лестнице.

В ПОДЪЕЗДЕ.

Поднявшись на несколько ступеней, ЖЕНЩИНА принюхивается. Услышав убегающие шаги, перегибается через перила, смотрит вверх, в лестничный пролет. Тоже бежит вверх по лестнице.

У чердачной двери она хватает за шиворот МАЛЬЧИКА лет двенадцати. МАЛЬЧИК закрывает голову руками. ЖЕНЩИНА отпускает его.

— Я тебя узнала, — говорит она, — Ты из второй квартиры. Сын Раисы.

МАЛЬЧИК смотрит на неё исподлобья.

— Это ты куришь? — говорит она.

— Это не мама, это тетя Зина на вас написала, — говорит МАЛЬЧИК.

— Где твои папироски? — говорит ЖЕНЩИНА.

МАЛЬЧИК достаёт коробку "Казбека". Протягивает ей.

— Нате, только маме не говорите, — говорит МАЛЬЧИК.

ЖЕНЩИНА хватает папиросы.

Она спускается вниз. Толкает одну из дверей на площадке.

ЖЕНЩИНА оказывается...

В КУХНЕ КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ.

На звук открывшейся двери от плит к ней оборачиваются три соседки. Открыв рты, они некоторое время молча смотрят на ЖЕНЩИНУ. У них капает с ложек, которыми они мешали пищу в кастрюлях. На руках одной из них — грудной ребёнок. Другой ребёнок, чуть постарше, сидит в корыте с мыльной водой, которое стоит посреди кухни на высокой табуретке.

ЖЕНЩИНА застыла на пороге, прижимая сумочку к животу.

— Это Зиныны комнаты уже, Зиныны! — вдруг выкрикивает одна, нестарая ещё соседка /РАИСА/.

— Полезли, полезли тараканы ото всех щелей, — зло шипит другая соседка, старуха, — Все глаза мы проплакали: знали, что добра теперь не будет.

— Зина, чего молчишь? Или ты детей не родила? Или у тебя отца на фронте не убило? Или у тебя мужик не воевал? Кого ты испугалась? Рот разинула! — кричит РАИСА.

Она толкает локтем молодую ЗИНУ. ЗИНА бросает ложку в кастрюлю, воет, прижимая к груди ребёнка.

— Ой! Ой! Юра! Юра! — кричит она.

Ребёнок на её руках плачет. Ему вторит другой, который в корыте.

— Это Зиныны комнаты, поняла? — кричит РАИСА, — Поди в жилправление, узнай.

Она надвигается на ЖЕНЩИНУ, так и стоящую на пороге.

— Юра! — кричит ЗИНА.

— Думают, Сталин умер, так все им обратно будет. Лезут ото всех щелей, — шипит старуха.

— Мне ничего не надо, — хрипло говорит ЖЕНЩИНА.

— Что тебе надо? — кричит РАИСА.

Толкнув ЖЕНЩИНУ дверью с лестницы, в кухню юркает МАЛЬЧИК. Из глубины квартиры появляется ЮРА в голубой майке.

— Может быть, сохранились хоть какие-то бумаги моего мужа, его дневники? — говорит ЖЕНЩИНА.

— Никакой мебели нет. Все забрали, — говорит ЮРА.

МАЛЬЧИК смотрит на ЖЕНЩИНУ с жалостью. РАИСА отталкивает его от двери. Даёт ему затрещину. МАЛЬЧИК закрывается руками.

— Не лезь ко взрослым, сколько раз говорить! — кричит ему РАИСА.

Потом распахивает дверь на лестницу.

— Уходи отсюда, — говорит РАИСА.

ЮРИ и РАИСА молча надвигаются на ЖЕНЩИНУ. Та отступает. РАИСА выталкивает её за дверь.

ЖЕНЩИНА выходит во двор.

ВО ДВОРЕ

Останавливается. Закуривает.

ОСЕННИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ. КЛАДБИЩЕ.

Среди могил пробирается МУЖЧИНА с измождённым лицом, который утром прибыл в Москву в купейном вагоне поезда дальнего следования. Он внимательно читает надписи на плитах. Он оглядывается, услышав чьи-то шаги. Видит ЖЕНЩИНУ в тёмном пальто, идущую по дорожке. Она сворачивает на участок кладбища и двигается теперь между могилами, направляясь в его сторону. Теперь и она тоже внимательно оглядывает могильные плиты. МУЖЧИНА становится за ствол дерева. Едва выглядывая из-за него, наблюдает за ЖЕНЩИНОЙ. Вдруг ЖЕНЩИНА кидается к одной из могил. Разгребает руками легкие засохшие листья с каменной плиты. Падает перед ней на колени. Кидает на землю свою сумку. Могильная плита густо заросла по краям. Получилась, как картина в раме из травы с цветущим допоздна клевером.

ЖЕНЩИНА уже не так судорожно гладит пальцами буквы на могиле, выбирает сор из травы. Потом подбирает сумку. Слюнит носовой платочек. Протирает буквы.

МУЖЧИНА смотрит на ЖЕНЩИНУ, выглядывая из-за дерева.

— Я хочу только немножко поспать, — говорит она, — Тут у тебя так спокойно. Я так устала!

Она ложится на могильную плиту, обнимая её широко раскинутыми руками. Лежит так некоторое время. Потом переворачивается на спину. Зажмуривается на солнце. Слегка улыбается, сложив руки на груди.

— Только бы немножко поспать, — бормочет она.

МУЖЧИНА выходит из-за дерева. Склоняется над ней.

— Извините, мадам,.. — ласковым тихим голосом говорит он.

ЖЕНЩИНА вздрагивает всем телом, открывая глаза. Из груди у неё вырывается вопль страха. Она вскакивает, оттолкнув МУЖЧИНУ. Хватает свою сумку. МУЖЧИНА, потеряв равновесие, падает на колени. Протягивает руки к убегающей ЖЕНЩИНЕ.

— Постойте! — кричит он.

Тут он видит надпись на могиле, где она лежала.

— Не может быть! — вскрикивает он.

Он бросается за ЖЕНЩИНОЙ вслед.

Догоняет её в два прыжка. Хватает за локоть. Пристально всматривается в лицо ЖЕНЩИНЫ.

— Послушайте, мадам, — говорит он.

— Я не мадам, — хрипло говорит ЖЕНЩИНА, пытаясь высвободить локоть.

— Извините, мадемуазель, — поправляется он.

— Да вы что, в конце-то концов! — зло выкрикивает она, — Вы меня на этом не поймаете! Пустите, мне больно локоть! Я не мадемуазель!

Удивлённый МУЖЧИНА отпускает её.

— Простите? — говорит он озадаченно.

ЖЕНЩИНА потирает локоть.

— Не прикидывайтесь, — презрительно говорит она, — Я гражданка! Вам это понятно? Не преследуйте меня! Я ничего не сделала.

Она поворачивается. Идет по дорожке к выходу с кладбища. МУЖЧИНА идёт за ней.

— Гражданка! — говорит он, — Это мой отец. Это могила моего отца.

ЖЕНЩИНА останавливается. Медленно поворачивает к нему лицо.

— Зачем вы лжёте! Зачем? Я привыкла к вашей лжи, — устало говорит она, пожимая плечом, — Говорите прямо, что вам надо. Вы преследуете меня с утра, с вокзала, я запомнила вас. Вы толкнули меня нарочно.

ЖЕНЩИНА медленно идет в сторону выхода. МУЖЧИНА — за ней. Говорит скороговоркой.

— Я вас вижу впервые, но узнал по фотографии. Я забрал у ваших соседей те бумаги моего отца, которые сохранились... Я приехал сегодня с Урала, там десять дней назад умерла в заключении моя мать.

ЖЕНЩИНА усмехается.

— Меня незаконно осудили, — гордо говорит ЖЕНЩИНА, — Я прекрасно понимаю, откуда вы, зачем вы за мной следите. Я ничего не хочу иметь с вами общего, с вашей организацией. Всё, что я сделала — это приехала в Москву, не дождавшись разрешения. Я приехала на один день. Послушайте, оставьте меня в покое, я сегодня же — обратно. У меня уже билет.

— Выслушайте меня, — умоляет её МУЖЧИНА, — У меня никого не осталось, кроме вас. Я просто хочу помочь вам...

— Вы мне помешали, — бормочет ЖЕНЩИНА своё, — От вас нигде не скроешься: даже на кладбище нет покоя.

МУЖЧИНА бежит перед ней, заглядывая ей в лицо.

— Давайте вернёмся, — просит МУЖЧИНА, — Поверьте, я не тот, за кого вы меня принимаете. Я ничего вам не сделаю.

ЖЕНЩИНА резко разворачивается. Идёт обратно, в глубину кладбища.

— Умоляю, замолчите! — кричит она, — Мне надоели ваши причитания.

ДЕНЬ. Они сидят на могиле. Она достаёт из сумки коробку "Казбека". Вытряхивает оттуда последнюю папиросу. МУЖЧИНА раскрывает портсигар, протягивает ей. Она закуривает его сигарету. Ложится в траву. Курит, глядя в небо сквозь ещё густую зелень листьев.

— Меня зовут Александр, — говорит МУЖЧИНА.

ЖЕНЩИНА молча курит. Он смотрит на неё.

— Скажите, как ваше имя? — говорит он.

— Вы что, не знаете, как меня зовут? Не спросили у соседей?.. Лидия Сергеевна , — нехотя говорит ЖЕНЩИНА.

— Лида... Лида,.. — говорит он задумчиво, — Это имя напоминает что-то такое... Мёд... Сладкий запах скошеных трав...

Он закрывает глаза. ЛИДИЯ смотрит на него, приподнявшись на локте.

— Да вы поэт. Может быть и правда: сын? — говорит она, усмехаясь, — Обыкновенное имя, затасканное.

— У матери моего сына было имя, похожее на ваше, — говорит он.

— Что это значит, похожее имя? На что вы намекаете? На мое прошлое? Так его больше нет, — говорит она недовольно, — Не бывает похожих имен! А впрочем, у моего первого возлюбленного тоже было имя... похожее на ваше...

ЛИДИЯ отворачивается.

КЛАДБИЩЕ В ПАРИЖЕ. 1930 ГОД. ЛЕТО. ДЕНЬ. /ВОСПОМИНАНИЯ ЛИДИИ/.

ЛИДИЯ и её жених сидят в траве возле одной из могильных плит. Им обоим по пятнадцать-шестнадцать лет. ЛИДИЯ протирает каменную плиту с надписью носовым платочком. На плите выбиты имена: ВАЛЕНТИНА КОНСТАНТИНОВНА ГАГАРИНА /ГРИНЁВА/, СЕРГЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ ГАГАРИН.

— Вот, мама и папа, — это и есть мой жених, а теперь уже даже и мой муж, — разговаривает ЛИДИЯ с могильной плитой, — Если бы вы его видели, какой он, вы бы очень радовались за меня...

МАЛЬЧИК ложится в траву, наблюдает за ЛИДИЕЙ.

— Ты очень плачешь по родителям? — говорит он.

— Зимой плакала, а теперь — не очень, — говорит ЛИДИЯ.

Она оборачивается от плиты, склоняется над МАЛЬЧИКОМ, быстро целует его в губы.

— Теперь у меня есть ты, — говорит она, опять принимаясь за уборку.

МАЛЬЧИК тянет её за руку. Она ложится рядом, обнимает его. Они оба смотрят в небо.

— У тебя такое имя, — говорит МАЛЬЧИК задумчиво, — Напоминает и лёд, и запах цветущего поля. И лёд, и мёд одновременно.

— Если бы я жила в Советском Союзе, меня звали бы Лида или Лена, — говорит ЛИДИЯ, смеясь, — говорят, там никто не должен выделяться даже именами. Там все равны.

— Как же! Тебя звали бы Индустрия Ивановна или Марксена Петровна, — дразнит её МАЛЬЧИК.

— Чем не имена греческих богов! — слегка обижается она.

— А меня звали бы, — фантазирует МАЛЬЧИК, — Даздраколл Сергеевич или Компарт Николаевич. Или на худой конец — Борисом.

— Это тоже красивые имена. Там все красиво. Но тебя звали бы Александром, — серьёзно говорит ЛИДИЯ.

— Почему?

— Потому что у Париса на случай социалистической революции было ещё другое имя — Александр, — объясняет ЛИДИЯ.

ЛИДИЯ тянется, срывает травинку, покусывает её стебелёк.

— Если бы мы были греческие боги, у нас было бы кровосмешение, — говорит МАЛЬЧИК, — Ведь Леда и Парис кем-то друг другу приходились?

— Никем, — говорит ЛИДИЯ, — Ты необразованный. Там были боги, а были просто герои. Леда была матерью Зевса-громовержца — богиня. А Парис был просто герой. Сын троянского царя Приама.

— Всё правильно: ты и есть богиня, а я — просто герой.

ЛИДИЯ освобождается из его объятий, встает перед могильной плитой на колени.

— Прощайте, мама и папа, — говорит она, — Завтра я уезжаю в Чехию, в интернат-гимназию для бедных эмигрантов из Советского Союза и русских детей-сирот. Но мы расстаёмся ненадолго. Скоро всё равно я буду лежать рядом с вами, на этом тенистом кладбище...

МАЛЬЧИК вскакивает, зажимает ей рот ладонью.

— Не смей говорить так! — кричит он.

Она всхлипывает, прижимается к нему.

— Ведь ты не разлюбишь меня? — говорит она.

— Никогда! — говорит он.

Они оба стоят на коленях перед могилой, крепко обнявшись.

1931 ГОД. ЗИМА. ПОСЁЛОК МОКРОПСЫ ПОД ПРАГОЙ.

ЛИДИЯ-ЛЕДА лежит в постели. Возле стола сидит ПАРИС. Он подает ей тарелку. Хочет кормить её с ложки. ЛИДИЯ отворачивается.

— Мне не хочется, — говорит она слабым голосом.

— Доктор сказал, ты должна хорошо кушать, — уговаривает её ПАРИС, — У тебя потеря крови.

— Я не люблю котлеты с макаронами, — говорит ЛИДИЯ.

— Я тоже люблю гордон-блю, а мама кормит меня толчёной картошкой. А ты представь, что это телячьи котлетки а ля Жардиньер, — говорит ПАРИС, — Я так всегда делал, когда мы с мамой были еще в Москве, и ей нечем было кормить меня, кроме подгоревшей несолёной пшенной каши без масла. У неё всегда подгорала каша...

— Я хочу в Москву, — плачет ЛИДИЯ.

ПАРИС вскакивает. Ходит по комнате взад-вперед.

— Не вспоминай про Москву, — говорит он, — Той Москвы, которую ты помнишь, больше нет! Золочёные иконы, ампирные дворцы, деревянные домишки, церкви с золотыми куполами, литургии, пасхальные перезвоны — ничего этого больше нет! Есть жестокость: коллективизация, депортация граждан, доносы, массовые репрессии. Это чудо, что нам удалось бежать. Ты давно сидела бы в тюрьме со своим дворянским происхождением.

— Я хочу к маме, — шепчет ЛИДИЯ.

— Скоро ты поправишься, ребёночек окрепнет и мы поедем в Париж, к моей маме, — говорит ПАРИС.

Он склоняется над ней, берёт её за руку. ЛИДИЯ вырывается.

— Я не нужна тебе, ты не приехал ни разу. Ни разу! — плачет ЛИДИЯ.

ПАРИС гладит её по волосам.

— У нас не было денег! Успокойся! — умоляет он.

ЛИДИЯ отталкивает его руки.

Открывается дверь. Входит МЕДИЦИНСКАЯ СЕСТРА с ребёнком на руках. ЛИДИЯ рыдает.

— Мне не нужен этот ребёнок, я ненавижу его! Унесите его! — кричит ЛИДИЯ истерично, — Не показывайте его мне! Всё равно его убьют на войне, я знаю. Зачем, зачем у меня родился этот мальчик? Я ненавижу его!

Быстро входит другая СЕСТРА с блестящим биксом в руках. Ребёнка уносят. ПАРИС выскакивает за ним в коридор.

— Не приходи больше! — кричит ЛИДИЯ ему вслед.

СЕСТРА укладывает её на подушки, открывает крышку бикса, берёт её руку. ЛИДИЯ отворачивает своё лицо, залитое слезами. Для неё всё погружается в темноту.

НОЧЬ. ЛИДИЯ открывает глаза. Приподнявшись на локте, чиркает спичкой, загорается фитилёк свечи. ЛИДИЯ оглядывается. Она одна в комнате. В доме — тишина.

— Где мой ребёнок?! — кричит она на весь дом.

Где-то заслышались голоса, потом быстрые шаги. В доме загорается свет. По коридору бежит сестра в ночной рубашке. Забегает в комнату, где должен спать ребёнок.

— Украли моего ребёнка! — кричит оттуда ЛИДИЯ на весь дом.

Она выскакивает в коридор. Мечется в разные стороны.

СЕСТРА пытается её поймать. /КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЙ/.

1954 ГОД. КЛАДБИЩЕ В МОСКВЕ.

ЛИДИЯ срывает травинку. Покусывая стебелёк, украдкой рассматривает АЛЕКСАНДРА, который сидит на траве, закрыв глаза, подставив лицо солнцу.

— Вы говорите, вашу жену звали похоже. Почему в прошедшем? Она что, умерла? — говорит ЛИДИЯ.

Он вздрагивает. Открывает глаза.

— Все умерли, — говорит он, — Моя мать, мой отец, мой единственный сын, моя сестра — наверное тоже умерла. Не думаю, чтобы и жена была жива. У меня остались только вы. Вы — единственная...

— Хватит, — грубо говорит она, — Это хорошо, что все они умерли: меньше страдать.

ЛИДИЯ выкидывает окурок, поднимается, отряхивает полу пальто. АЛЕКСАНДР тоже встает. Смотрит на неё с ужасом.

— У меня тоже все умерли, — говорит она, — Я очень рада! Если бы мои бедные родители знали, как повернется моя жизнь, мне было бы в десять раз больнее, чем просто потерять их в ранней юности... Главное в жизни — это умереть вовремя.

ЛИДИЯ стоит, отвернувшись. АЛЕКСАНДР украдкой наблюдает за ней.

— Я хочу попросить вас об одном: чтобы вы рассказали мне про моего отца, — говорит он.

— А я хочу есть, — говорит она.

— У меня достаточно денег, — говорит АЛЕКСАНДР, — Мы можем пообедать, где вы захотите. Поедемте в "Националь".

— Нет! — резко говорит она, — Я не поеду в "Националь".

— Куда захотите, — успокаивает её АЛЕКСАНДР.

Она поворачивается к могиле своего мужа.

— Прощай! — говорит она, — Я больше не приду! Я долго не переживу тебя. Я хотела бы лечь к тебе сюда, но это невозможно. Меня зароют в общую яму, и никто не будет знать, где она.

АЛЕКСАНДР с жалостью смотрит на неё. Хочет сказать что-то. Но она поворачивается. Идёт прочь.

ДЕНЬ. УЛИЦА МОСКВЫ.

ЛИДИЯ и АЛЕКСАНДР идут по улице.

— Не надо меня уговаривать! — говорит ЛИДИЯ, — Вы сами сказали, что мы сможем пообедать, где я захочу.

Они заходят в дверь, над которой вывеска: "СТОЛОВАЯ

МОСМЕТРОСТРОЯ".

В СТОЛОВОЙ.

АЛЕКСАНДР брезгливо оглядывается. ЛИДИЯ принюхивается.

Она хочет сесть за столик, заставленный тарелками с остатками пищи. АЛЕКСАНДР проходит за более или менее чистый столик у окна. Отодвигает стул.

— Лидия Сергеевна, идите сюда, здесь убрано, — зовет он, кивая ей на стул.

ЛИДИЯ молча садится за выбранный ею столик. Сдвигает тарелки. Ставит на чистое место свою сумку. АЛЕКСАНДР пожимает плечами. Идет к столу с горкой подносов. Брезгливо берёт один поднос.

ЛИДИЯ достает из сумки носовой платок, расстилает его на столе. Складывает на платок куски котлет и остатки хлеба с неубранных тарелок. К этому столику подходит как раз МОЙЩИЦА ПОСУДЫ с тележкой. Начинает составлять в тележку грязную посуду со стола. МОЙЩИЦА берет одну тарелку. Её же хватает и ЛИДИЯ.

— Что вы делаете? — возмущается ЛИДИЯ, — Вы же видите: тут хорошие куски.

Из-за стойки с тарелками на подносе выходит АЛЕКСАНДР. МОЙЩИЦА ПОСУДЫ отпускает тарелку. Хватает другую. ЛИДИЯ вцепляется ей в руки.

— Отдайте, — говорит она, — Здесь осталась ещё еда.

— Не мешайте, женщина, — говорит МОЙЩИЦА, — Меня ругают, когда грязно.

Она выхватывает у ЛИДИИ тарелку. Швыряет её в тележку. АЛЕКСАНДР ставит поднос на стол перед ЛИДИЕЙ.

— Что вы делаете? — с ужасом говорит он.

— Я собираю остатки еды, — твердо говорит ЛИДИЯ.

Она завязывает концы платка с едой в узелок.

— Оставьте это, — умоляет АЛЕКСАНДР, — Я куплю вам еды, сколько вы захотите. Вы не будете больше голодать. Я обещаю это вам.

АЛЕКСАНДР протягивает к её узелку руку. ЛИДИЯ отстраняется.

— Это я возьму с собой, — говорит она твердо.

Она прячет узелок с едой в сумку. АЛЕКСАНДР, смирившись, ставит перед ней тарелку со щами. ЛИДИЯ хватает ложку. Начинает поедать щи.

— А хлеб есть? — жадно шарит она глазами по столу.

АЛЕКСАНДР пододвигает ей тарелку с хлебом. Повеселевшая ЛИДИЯ смеётся от удовольствия, глядя на тарелки с едой, стоящие перед ней.

— Котлеты с макаронами — моя любимая еда, — говорит она, — И щи, и компот из сухофруктов.

Она вдруг замечает, что он не ест. Тарелки стоят только перед ней.

— А почему же вы не кушаете? — говорит она.

— А я не люблю щи, котлеты с макаронами и компот из сухофруктов, — говорит АЛЕКСАНДР брезгливо.

ЛИДИЯ перестает смеяться. Прищурившись, смотрит на него.

— Ну, взяли бы борщ, гречку с жареной рыбой и чай, — говорит она со злостью.

АЛЕКСАНДР молчит, погрузившись в свои мысли.

— А что же вы любите? — говорит она с вызовом.

— Гордон-блю,.. — говорит он рассеянно.

ЛИДИЯ вздрагивает.

— Так говорил один человек, — говорит она задумчиво, покусывая ложку.

Потом опять принимается за еду.

— Икру белужью, парную, поросеночка с хреном, селянку с осетринкой, со стерлядью, телячьи натуральные котлетки а ля Жардиньер, спаржу...

— Да вы поэт, — прерывает его ЛИДИЯ, усмехаясь, — Неужели — сын своего отца? А, между прочим, ваш отец, если вы действительно его сын, больше всего любил картошку в "мундире" с постным маслом.

— Расскажите мне, пожалуйста, про моего отца, — говорит АЛЕКСАНДР.

— Принесите мне, пожалуйста, ещё хлеба, — говорит ЛИДИЯ.

Он поднимается. Она провожает его глазами.

МОСКВА. АРБАТ. 1941 ГОД. ЗИМА. ДЕНЬ. /ВОСПОМИНАНИЯ ЛИДИИ/.

ЛИДИЯ идёт по переулку. Мимо неё женщины-зенитчицы проносят огромный аэростат воздушного заграждения. ЛИДИЯ смотрит на номер дома над аркой и сворачивает в неё. Она оказывается в знакомом нам дворе. Оглядывается, осматривая его. И направляется к небольшому особняку, стоящему в глубине.

В КВАРТИРЕ.

ЛИДИЯ стоит на пороге большой комнаты с буржуйкой у окна. Комната заставлена старинной мебелью. Вдоль стен — книжные шкафы и полки с книгами. Всё навалено, сдвинуто со своих мест. Под потолком неуютно и тускло горит маленькая пыльная лампочка. Голые окна занавешены пыльными пожелтевшими газетами. В глубине комнаты — пожилой мужчина, почти старик /НИЛЬВИЧ/, что-то пишет за большим письменным столом. На столе — в беспорядке еда, посуда /чистая и грязная/, бумаги и книги.

ЛИДИЯ стоит, прижимая к груди сумочку.

— Наверное, вы меня не возьмете,.. — вздыхая, говорит она.

— Я же попросил вас не мешать мне ещё одну минуту! — кричит НИЛЬВИЧ, не переставая писать, — Всего одну минуту!

ЛИДИЯ отшатывается к дверям, опускается на связку книг, стоящую под вешалкой.

— Не садитесь туда! — кричит НИЛЬВИЧ, — Это бесценные книги.

ЛИДИЯ вскакивает. НИЛЬВИЧ, дописав, откладывает ручку, поворачивается к ЛИДИИ.

— Если вы не умеете писать на машинке, я не возьму вас, -говорит он.

Он скидывает вещи со стула перед пишущей машинкой, стоящей на круглом обеденном столе.

— Нет, я умею писать на машинке, — говорит ЛИДИЯ.

— Тогда что же? — кричит НИЛЬВИЧ, — Что же вы мне морочите голову!

ЛИДИЯ садится за машинку, вставляет в каретку лист бумаги. НИЛЬВИЧ наблюдает за ней. Подает ей лист бумаги, который он только что исписал. ЛИДИЯ, по-прежнему одетая в пальто, строчит на машинке, не глядя на клавиатуру.

— Может быть, вы с ошибками пишете? — говорит НИЛЬВИЧ подозрительно.

— Я без ошибок пишу на четырех языках, — гордо говорит ЛИДИЯ.

— Тогда что же?! — грозно спрашивает НИЛЬВИЧ.

Он выхватывает лист у неё из машинки. Изучает его. Вопросительно смотрит на ЛИДИЮ.

— Тогда почему же я вас не возьму? — повторяет он.

ЛИДИЯ опускает голову. Теребит платочек пальцами.

— Я восемнадцать лет жила за границей, — говорит она, — Меня брать на работу опасно. Никто не берет. Все боятся. Я не шпионка. Я приехала искать своего сына. Говорят, что его увезли в Советский Союз. Я ищу его десять лет по всему свету. Я даже не знаю, как его имя...

— Хотите чай? — говорит НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ поднимает голову. Видит, что НИЛЬВИЧ возится с чайником возле буржуйки.

— Не растапливается, злодейка! — говорит он недовольно, кивая на печку.

ЛИДИЯ вскакивает со стула.

— Давайте, я умею, — говорит она.

ЛИДИЯ растапливает буржуйку. НИЛЬВИЧ наблюдает за ней.

— Где вы научились? — говорит НИЛЬВИЧ.

— В интернате, в Мокропсах, — говорит ЛИДИЯ.

— Где? В Мокро-что? Псах? Ну и ну. Это надо записать, — НИЛЬВИЧ смеется.

ЛИДИЯ тоже смеётся.

— А ну-ка, раздевайтесь, — говорит НИЛЬВИЧ, — Сейчас станет тепло.

ЛИДИЯ скидывает пальто.

— Там были ещё неподалеку Вшеноры, — говорит она, — Мокрые Псы и Вшивые Норы. Представляете? Мы все время так хохотали...

— Да-а, сразу видно, что в вашей жизни было, чему посмеяться, — говорит НИЛЬВИЧ.

Они оба хохочут.

ВЕЧЕР. ДВОР ДОМА НИЛЬВИЧА И УЛИЦА

ЛИДИЯ выходит во двор из дома НИЛЬВИЧА. Идёт со двора. Слышит вой сирены. Она выбегает на улицу. Бежит. Вдруг останавливается.

Бежит обратно, сталкиваясь с тоже бегущими людьми. ЛИДИЯ вбегает во двор. Взбегает по лестнице. Толкает одну из дверей на лестничной площадке.

В КОМНАТЕ У НИЛЬВИЧА.

НИЛЬВИЧ сидит за письменным столом. Пишет. ЛИДИЯ в пальто присела перед ним, заглядывая ему в лицо.

— Ну, я прошу вас, — умоляет она, — Это так опасно!

— Боитесь остаться без работодателя? — подозрительно говорит НИЛЬВИЧ, не переставая писать.

Обидевшись, ЛИДИЯ встаёт. Отворачивается к стене. Рассматривает книги на полках. Некоторое время молчит.

— А я люблю, когда бомбят, — вдруг говорит она весело.

Она оборачивается к НИЛЬВИЧУ. Тот смотрит на неё изумлённо.

— В бомбоубежище некого бояться, — весело объясняет ЛИДИЯ, — Смерть — это совсем другое. Там людей не боишься. Там перед смертью все равны: и враги народа, и честные граждане.

Вдруг с диким воем низко-низко пролетает самолет.

Где-то совсем близко со свистом разрываются снаряды.

НИЛЬВИЧ вскакивает со стула. Схватив ЛИДИЮ в охапку, он вместе с ней падает на пол. Они лежат, обнявшись. Всё стихает. Тишина. Они лежат, не шелохнувшись. Слышно, как тикают часы. Где-то стукнула дверь. Раздался чей-то голос. ЛИДИЯ пошевелилась, потом опять замерла. НИЛЬВИЧ просовывает одну руку ей под свитер. ЛИДИЯ лежит, не шевелясь, спиной к НИЛЬВИЧУ. Она только широко-широко раскрывает глаза в темноте. Старик гладит её грудь. ЛИДИЯ вдруг поворачивается к нему, хватает его руку и целует её. Потом целует НИЛЬВИЧА в губы. Целуясь, они перебираются с пола на диван. НИЛЬВИЧ гладит ноги ЛИДИИ под юбкой. ЛИДИЯ снимает белый свитер. НИЛЬВИЧ спускает с её плеча нижнюю рубашку. Целует грудь ЛИДИИ. Она ложится на диванную подушку, прижимая к своей груди голову НИЛЬВИЧА.

ДЕНЬ. КОМНАТА НИЛЬВИЧА.

В комнате чисто прибрано. Все расставлено по местам. Над столом нависает старинный абажур вместо голой неуютной лампочки на шнуре. На окнах — гардины. ЛИДИЯ сидит за машинкой в белом свитере. Волосы убраны валиком. Над ней — НИЛЬВИЧ с листом бумаги. ЛИДИЯ отодвигает от себя машинку. Опускает руки под стол, на колени.

— Я не буду это писать, — говорит ЛИДИЯ твердо, — Это опасно и для меня, и для вас. Я должна донести на вас за это.

НИЛЬВИЧ распрямляется удивлённо.

— Откуда я знаю, кто вы? — продолжает ЛИДИЯ, — Я вас недолго знаю. Может, вы из КГБ, меня проверяете?

НИЛЬВИЧ молча смотрит на нее.

— Что вы так смотрите? Не смотрите так! — истерично говорит ЛИДИЯ, — Я боюсь. Вы слишком хорошо ко мне относитесь. Даёте мне хорошие деньги за обычную работу, у других я зарабатывала бы меньше. Кормите меня, поите чаем, дарите мне вещи. А другие даже боятся пригласить меня к себе домой или прийти ко мне. Может быть вы из НКВД? Почему вы ко мне так хорошо относитесь?

ЛИДИЯ вскакивает со стула. Бросается на диван.

Всхлипывает там, забившись в угол. НИЛЬВИЧ молчит.

— А ты сама ко мне как относишься? — потом говорит он.

ЛИДИЯ молчит. Сморкается, успокаиваясь.

— Вы мой любимый писатель, — заплаканным голосом говорит ЛИДИЯ, — И... я вас очень люблю...

НИЛЬВИЧ садится рядом с ней на диван. Гладит ее по руке.

— Живи у меня, — говорит он, — Что ты там ютишься в углу у какой-то бабки. А у меня две комнаты.

ЛИДИЯ взглядывает на него. В это время раздаётся бешеный стук в дверь комнаты НИЛЬВИЧА. Они оба оборачиваются к дверям.

— Ну, вот, — говорит ЛИДИЯ испуганно.

— Кто там? — кричит НИЛЬВИЧ пронзительным стариковским голосом.

— Откройте, это соседи.

НИЛЬВИЧ поворачивает ключ в замке. На пороге стоит РАИСА.

— Что ж это вы делаете! — кричит она, — Вы куда бельё своё повесили? Думаете, бывший домовладелец, так все позволено? И так один две комнаты занимаете, а мы — друг у друга на головах!

НИЛЬВИЧ выскакивает в коридор. Как петух, грудью наскакивает на РАИСУ.

— Где висело, там и будет висеть, пока не высохнет! — кричит он пронзительным голосом.

РАИСА отступает по коридору по направлению к кухне.

— Зина! Марь Ивановна! Дядя Коля! Идите сюда! — кричит она истошно.

Из дверей выскакивают полураздетые соседи. ЛИДИЯ тоже выскакивает в коридор. Видит Дядю КОЛЮ, надвигающегося на НИЛЬВЧА.

— Не сметь трогать моё бельё! — кричит НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ втискивается между ними, хватает НИЛЬВИЧА за руку, тянет в комнату.

— Ну, зачем вы, — уговаривает она его, — Ну, пожалуйста! Не надо волноваться. Я сейчас сама.

Ей удается затолкать его обратно в комнату и закрыть дверь. ЛИДИЯ прислоняется к ней спиной. На неё молча смотрят соседи, высыпавшие в коридор. ЛИДИЯ оттолкнувшись от двери, идёт мимо соседей по коридору.

В КУХНЕ.

ЛИДИЯ видит выстиранное нижнее бельё, которое висит на веревке, натянутой над керосинками. С белья капает вода, попадая прямо в кастрюли с пищей.

ЛИДИЯ снимает с веревки кальсоны, выкручивает их над раковиной.

В кухню за ней заходит РАИСА, совсем молоденькая ЗИНА и старуха МАРЬ ИВАНОВНА. Женщины наблюдают за ней.

— Старик умрёт, его комнаты занять хочешь? — говорит ей РАИСА.

ЛИДИЯ молча вешает штаны на другую верёвку у стены напротив керосинок, подставляет под них таз.

— В жилуправлении уже нам его комнаты обещали, — продолжает РАИСА.

ЛИДИЯ молча выходит из кухни. Соседки провожают её недобрыми глазами.

В КОМНАТЕ НИЛЬВИЧА.

НИЛЬВИЧ кашляет, полулежа на диване. ЛИДИЯ входит в комнату. Снимает своё пальто с вешалки. Одевается.

— Зачем вы трудились? — говорит она, — Я бы вам постирала. Вам вредно самому.

НИЛЬВИЧ спускает ноги с дивана.

— Куда это собралась? — говорит он.

— Поздно, — говорит ЛИДИЯ, кивая на тёмное уже окно.

— А ответ? — говорит НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ замирает с платком в руках.

— Какой ответ? — говорит она.

— Я предложил вам жить у меня. Если вы хотите по закону — мы можем пожениться. Каково будет ваше решение?

ЛИДИЯ опускается на связку книг, стоящую под вешалкой.

— Положительно, — еле шепчет она.

— Не садитесь туда, — пронзительно кричит НИЛЬВИЧ, — Я же говорил вам — это бесценные книги!

ЛИДИЯ вскакивает. Бросается к НИЛЬВИЧУ, обнимает его.

СТАРИК гладит её голову у себя на груди.

— Вот и хорошо. Вот и хорошо, — говорит он, — А то я боялся: вдруг откажешь.

НИЛЬВИЧ облегченно смеется.

УЖЕ СОВСЕМ СТЕМНЕЛО. А они так и сидят на диване, обнявшись. НИЛЬВИЧ спит на плече у ЛИДИИ. А она, сидит, не шевелясь, боясь разбудить его. Слышно, как соседи в глубине квартиры опять подняли гвалт. Что-то там упало и вдребезги разбилось, потом послышался чей-то плач. НИЛЬВИЧ открывает глаза.

— Заснул немножко, — виновато говорит он.

— Спите-спите, — шепчет ЛИДИЯ.

На кухне ЗИНА вдруг запела высоким чистым голосом русскую песню, а РАИСА подхватила низким вторым.

— Столько нежности и любви в их песнях, а в жизни — только слепая ярость и безумное уродство! — тихо говорит ЛИДИЯ.

— Не уходи никуда сегодня. Обними меня покрепче, и давай ни о чем не думать.

— Я постараюсь, — говорит ЛИДИЯ.

Она обнимает его крепко-крепко.

КУХНЯ В КВАРТИРЕ НИЛЬВИЧА.

Две женщины — ЗИНА и РАИСА, поют сидя в темноте, освещённые лишь огоньками керосинок.

КОМНАТА НИЛЬВИЧА. УТРО.

ЛИДИЯ открывает глаза. Она лежит в постели одна. Соседняя подушка пуста. ЛИДИЯ приподнимается на локте. Видит НИЛЬВИЧА, сидящего за столом. Он пишет, часто покашливая в кулак.

— Ещё так рано! — говорит ЛИДИЯ, свешиваясь с кровати, — Ты ушел — постель сразу же остыла...Мне холодно. Иди сюда.

— Спи-спи, — быстро говорит НИЛЬВИЧ, не переставая писать, — Всю жизнь я встаю по-стариковски рано.

ЛИДИЯ отбрасывает одеяло. Бросается к НИЛЬВИЧУ.

Он поворачивается к ней. ЛИДИЯ в одной рубашке, сидя перед ним на коленях, с мольбой заглядывает ему в глаза.

— Что с тобой? — удивляется НИЛЬВИЧ.

— Я так боюсь за нас, — плачет ЛИДИЯ, — Соседи донесут... В дом попадет снаряд... И потом ты кашляешь, тебе надо лечиться. Давай уедем. Будем там кушать виноград... Я рожу тебе сыночка. Все литераторы давно эвакуировались.

НИЛЬВИЧ поднимает её с пола. Взяв в охапку, несёт на кровать.

— Смотри, какой я сильный, — гордо говорит он.

Он укладывает ЛИДИЮ в постель, укрывает одеялом.

— Все старые люди кашляют, — говорит НИЛЬВИЧ.

— Нам не надо жить в Москве, — уговаривает ЛИДИЯ, — Мы всё уже видели тут. Давай уедем в тихий маленький городок. И будем жить там спокойно. Ты так же будешь читать книги. Точно так же, как и здесь, будешь работать, писать. А я найду себе место. Всё равно, что делать: буду хоть полы мыть, хоть дрова колоть! Буду всё для тебя делать.

НИЛЬВИЧ поправляет ЛИДИИ подушки.

— Какая ты хорошая, — говорит он, — Ну, почему ты такая хорошая?

— Я не хорошая, — говорит ЛИДИЯ, — Я не могу родить.

НИЛЬВИЧ целует её.

— Ты такая хорошая, — говорит он, — Жаль, что я скоро умру.

— Ты скоро умрёшь, — говорит ЛИДИЯ, — А я так и не забеременела.

— Я умру, а ты молодая: кончится война, родишь от другого, — говорит НИЛЬВИЧ.

— Я не могу так долго ждать! — кричит ЛИДИЯ, — Я с ума схожу.

— Ты такая сладкая, — шепчет НИЛЬВИЧ.

— Где мой сыночек? — говорит ЛИДИЯ.

НИЛЬВИЧ гладит ее грудь.

— Ну, почему ты такая сладкая? — шепчет он.

— Это бог наказывает меня за того ребёнка, — плачет ЛИДИЯ.

— Не бойся, ничего не бойся, пока ты со мной, все будет хорошо, — шепчет НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ отталкивает его.

— Это всё из-за тебя! — кричит она, — Ты не любишь меня. Кто это — Лариса?

— Это моя жена — Лариса.

ЛИДИЯ отталкивает его руки.

— Ну, перестань, — уговаривает её НИЛЬВИЧ, — Её давно нет ни в моём сердце, ни в этой жизни. Ты же умная женщина...

— А я не хочу быть умной. Она была глупая, а ты любил её больше, чем меня,., — выкрикивает ЛИДИЯ.

— Не говори глупости, — машет рукой НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ достаёт из-под подушки тетрадь. Раскрывает её.

— "Непонятно, почему я так люблю Ларису. Всё, что она говорит, неприятно, глупо и пошло. Но ведь вот люблю её, несмотря ни на что! Сколько раз она изменяла мне и уходила от меня, но любовь моя к ней только окрепла от этого."

НИЛЬВИЧ слушает, отвернувшись от ЛИДИИ, потом хочет выхватить у неё дневник. ЛИДИЯ выскакивает из постели, бегает с ним по комнате, увёртываясь от НИЛЬВИЧА.

— "Утром спал до часа. Вечером опять стал скучать о Ларисе." — продолжает читать ЛИДИЯ.

НИЛЬВИЧ пытается схватить её за подол рубашки, ЛИДИЯ вырывает у него подол.

— А сам говорил: " Всю жизнь встаю по-стариковски рано", — передразнивает она.

ЛИДИЯ пролезает под столом, чтобы НИЛЬВИЧ не смог достать её.

— "Вчера, засыпая, я молился и плакал. Ах, как я люблю мою Ларису!" — продолжает читать ЛИДИЯ.

НИЛЬВИЧ всё-таки выхватывает у неё свой дневник. Бьёт её тетрадкой по щекам. ЛИДИЯ истерично хохочет.

— "Что такое цветы? — декламирует ЛИДИЯ уже наизусть, кривляясь, — У Ларисы между ног пахнет значительно лучше. То и то природа, а потому никто не смеет возмущаться моим словам."

НИЛЬВИЧ открывает форточку. Бросает в неё тетрадку.

Садится за стол, не обращая больше на ЛИДИЮ внимания. Она замолкает. Потом бросается к дверям.

В КУХНЕ.

Здесь как всегда толпятся соседи. Они с изумлением смотрят вслед ЛИДИИ, которая проносится через кухню на лестницу босиком и в одной ночной рубашке.

ДВОР ДОМА НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ выскакивает из подъезда, бежит через двор в переулок.

УЛИЦА.

ЛИДИЯ в ночной рубашке разгребает снег под окнами фасада. Находит тетрадку. Поднимает её. Очищает её от налипшего снега.

ЗИМА. ДЕНЬ. ПЕРЕУЛОК И ДВОР ДОМА НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ /в пальто/ идёт по знакомому переулку, где во дворе стоит дом НИЛЬВИЧА. Зайдя во двор, она видит лежащую на земле убитую снарядом лошадь. ЛИДИЯ наклоняется над ней. Кто-то уже отхватил у мертвой лошади одну заднюю ногу. А в ожидании новых охотников тощая собака, озираясь и рыча, торопливо выгрызает из лошадиного тела кусок за куском. Вороны каркают и перескакивают неподалеку с места на место, не решаясь пока приблизиться и тоже насладиться добычей.

В ДОМЕ.

ЛИДИЯ взбегает по лестнице и толкает дверь чёрного хода в квартиру.

В КУХНЕ.

У керосинок — ЗИНА и РАИСА. Оторвавшись от кастрюль с мясным варевом, смотрят на вошедшую ЛИДИЮ. ЛИДИЯ принюхивается. ЗИНА протягивает ей топор, ЛИДИЯ берёт его нерешительно.

— Видала? — кивает Зина на окно во двор, — Иди, пока ещё тёплая.

РАИСА подаёт ЛИДИИ огромный нож-тесак.

— Накорми старика перед смертью до отвала, — говорит РАИСА, — Ему-то уж теперь всё равно долго не протянуть.

ЛИДИЯ, схватив тесак, выбегает из кухни.

ВО ДВОРЕ.

Увидев ЛИДИЮ, с топором выбегающую из дверей дома, собака, рыча, отскакивает в сторону. Сидит, свесив набок окровавленную морду.

ЛИДИЯ нерешительно подходит к мёртвой лошади. Оглядывается на собаку. Смотрит на окна квартиры НИЛЬВИЧА. Видит ЗИНУ и РАИСУ, приникших к кухонному окну. ЛИДИЯ заносит топор и зажмуривается.

В КОМНАТЕ НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ входит, держа обеими руками миску с дымящейся едой. Ногой закрывает дверь. НИЛЬВИЧ, скинув рубашку, стоит посреди комнаты, умываясь над тазом с водой, стоящем на табурете. Увидев это, ЛИДИЯ вскрикивает, ставит на стол миску с едой.

— Что ты делаешь?! — кричит она, бросаясь к НИЛЬВИЧУ.

Она срывает с себя платок, накидывает его НИЛЬВИЧУ на плечи. Ведёт его на кровать.

— Решительное противоборство — это единственная возможность не погибнуть и не пригнуться до земли! — говорит НИЛЬВИЧ.

— У тебя чахотка, — говорит ЛИДИЯ, сдерживая слезы, — Ты умираешь, а в комнате — несколько градусов ниже нуля.

Она укрывает НИЛЬВИЧА одеялами. Старик закашливается.

ЛИДИЯ подносит НИЛЬВИЧУ миску с супом.

— Поешь, — просит она.

Он лежит на подушках, неподвижным взглядом смотрит в потолок. ЛИДИЯ подносит ему ложку к губам.

— Я не могу. Поешь сама, тебе нужнее пища, — одними губами говорит НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ склоняет голову ему на грудь. Плачет.

— Только я прошу тебя, не вздумай сейчас умереть, — говорит она, — Ты же говорил, пока ты со мной, всё будет хорошо, мне нечего бояться. Ты должен быть со мной. Ты стал для меня всем: и отцом и сыном, которых я потеряла. И мужем и любовником, которых у меня не было, кроме тебя. Ты не должен умирать!..

НИЛЬВИЧ пошевелился. Кладет одну руку на голову ЛИДИИ.

— Наверное, я должен сказать какие-то предсмертные слова, — говорит он, усмехнувшись, — Какая ты хорошая... Ты самая лучшая девушка на свете за все времена.

НИЛЬВИЧ закрывает глаза. ЛИДИЯ рыдает у него на груди. Потом садится. Слёзы текут по её лицу. Она отрешённо смотрит куда-то в одну точку, покачиваясь.

— Что-то мне вспомнилось... Когда я жила в Чехии, в Мокропсах, там у хозяек был странный дикий обычай ощипывать живых ещё гусей, перед тем, как их зарезать. И порой живые ощипанные гуси с гоготом, в ожидание близкой смерти, вырвавшись со двора, бегали по улице. Я так боялась тогда пройти...

НИЛЬВИЧ вдруг открывает глаза. Издаёт какое-то подобие хохота.

— Дай бумагу, — еле слышно произносит он, — Это надо записать.

Он протягивает к ЛИДИИ вялую руку. /КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЙ/.

МОСКВА. 1954 ГОД. СТОЛОВАЯ МОСМЕТРОСТРОЯ.

ЛИДИЯ и АЛЕКСАНДР сидят за столом. ЛИДИЯ прячет корки от обеда в свой узелок. АЛЕКСАНДР молча смотрит, больше не сопротивляясь этой её привычке.

— Тогда он не умер! — говорит ЛИДИЯ, — Он умер через пять лет. Я виновата в его смерти, я сама убила его...

— Не преувеличивайте, — говорит АЛЕКСАНДР, — Он ведь был уже старик.

— Вы же меня не знаете, — истерично выкрикивает ЛИДИЯ, — Преувеличиваю я или нет! И он ошибался. Я была самая плохая девушка во всём мире. За все времена... Кончилась война. Я работала посудомойкой в коммерческом ресторане. Потом я стала цветочницей. Я предлагала букеты посетителям ресторана. Старик болел, не вставал уже даже с постели! А меня сводило с ума желание иметь ребёнка.

— Я удивляюсь: ведь столько сирот осталось после...

— Я хотела родить сама! — кричит ЛИДИЯ, — Родить!

АЛЕКСАНДР с ужасом смотрит на неё.

— Мужчина не может понять,.. — говорит ЛИДИЯ.

АЛЕКСАНДР пожимает плечами. Они молчат.

— Хочется курить.

АЛЕКСАНДР поднимается со стула. ЛИДИЯ прячет в сумку свой узелок с объедками.

УЛИЦА. ДЕНЬ.

ЛИДИЯ И АЛЕКСАНДР ВЫХОДЯТ ИЗ СТОЛОВОЙ.

ЛИДИЯ закуривает.

— Я плохо помню отца, я видел его только в раннем детстве. Мать увезла меня. У них были очень сложные отношения. Сама она вернулась сюда в начале тридцатых годов вместе с моим сыном. В надежде на встречу с отцом. Но они не успели встретиться: у матери появился новый сожитель. Вся её жизнь зависела от этого...

ЛИДИЯ смотрит на него, усмехаясь.

— Когда-то ваша мать и их история с Нильвичем очень волновали меня.

АЛЕКСАНДР стоит, отвернувшись.

— Вы так ничего и не поели, — говорит ЛИДИЯ.

— Пойдёмте в "Националь", — говорит АЛЕКСАНДР, — Выпьем хорошего вина.

Она думает несколько секунд, решаясь.

— Впрочем, — бормочет она, — Теперь уже, наверное, мне будет всё равно...

Она решительно двигается по улице вперёд.

ДЕНЬ. РЕСТОРАН ГОСТИНИЦЫ "НАЦИОНАЛЬ".

Тут светло, уютно, пусто и тихо. АЛЕКСАНДР усаживает ЛИДИЮ за столик. ЛИДИЯ оглядывает зал.

1947 ГОД. "НАЦИОНАЛЬ". ВЕЧЕР. /ВОСПОМИНАНИЯ ЛИДИИ/.

В зале шумно, многолюдно, громко играет оркестр, громко смеются нарядные мужчины и женщины. ЛИДИЯ тоже в нарядном платье, с красивой причёской идёт с охапкой букетов по залу, останавливаясь возле каждого столика с посетителями.

У одного столика, привстав со стула, её хватает за руку веселый и слегка пьяный молодой человек. Что-то говорит ей. Улыбаясь, ЛИДИЯ пытается высвободить свою руку. Молодой человек вскакивает со стула, что-то шепчет ЛИДИИ на ухо. ЛИДИЯ отрицательно качает головой. Молодого человека тянут его друзья за полы пиджака, чтобы он сел обратно. Тот, покачнувшись, выпускает ЛИДИЮ.

— Гоша, оставь ты её в покое, — говорит один из его приятелей.

ЛИДИЯ, воспользовавшись заминкой с его стороны, быстро отходит от их стола. ИГОРЬ пренебрежительно машет рукой вслед ЛИДИИ, подошедшей со своими букетами к другому столику.

— "Лидочка, когда ты будешь мне давать уроки французского?", — передразнивает его ВТОРОЙ ПРИЯТЕЛЬ, — Спросил бы прямо: "Лидочка, когда ты мне уже будешь давать?"

Приятели дружно хохочут.

— Да никогда она ему не даст! — говорит ПЕРВЫЙ ПРИЯТЕЛЬ.

ИГОРЬ плюхается обратно за стол.

— Хочешь, я тебе дам, — говорит ДЕВУШКА, сидящая рядом с ним.

Она пододвигается вместе со стулом поближе к ИГОРЮ.

Тот взглядывает на неё рассеянно, потом отворачивается.

— Нужна ты ему! Он в Лиду влюблён, — говорит ПЕРВЫЙ ПРИЯТЕЛЬ, — Ему надо со знанием французского. Он же француз. Мечтает о Париже. А она, девки говорят, из "бывших". А у Игорька-то бабка тоже из "бывших". Свояк свояка видит издалека.

ИГОРЬ находит глазами ЛИДИЮ. Наблюдает за ней.

ВЕЧЕР. РЕСТОРАН "НАЦИОНАЛЬ".

ИГОРЬ один сидит в пустом зале. Курит, неподвижно глядя в грязный стол, который, последний во всём ресторане, убирает ОФИЦИАНТКА.

Сняв со стола скатерть, ОФИЦИАНТКА бросает её в тележку.

— Шел бы внизу её подождал, — говорит она, — А то куришь и куришь. Я пепельницу сейчас заберу, а ты окурков на пол накидаешь...

— Позови Лиду, — говорит ей Костя.

— Сказано же тебе: сейчас выручку сосчитает — выйдет, — говорит ОФИЦИАНТКА устало.

Она идёт в сторону кухни, толкая тележку перед собой. Из кухни выходит уже одетая ЛИДИЯ.

— Твой-то всё сидит, курит, окурки кидает, забирай его скорей, — говорит ей ОФИЦИАНТКА.

— До завтра, Маруся, — кивает ей ЛИДИЯ.

Не глядя на ИГОРЯ, ЛИДИЯ направляется к выходу.

ИГОРЬ догоняет её, преграждает дорогу.

— Пойдём, до дома провожу, — предлагает он.

— Нет, — твёрдо говорит ЛИДИЯ, обходя ИГОРЯ.

— Одной возвращаться не страшно? — говорит ИГОРЬ.

— Меня муж встречает прямо у станции метро, — говорит ЛИДИЯ.

— Тогда я до мужа провожу, — говорит ИГОРЬ.

— Нет, — говорит ЛИДИЯ.

Она быстро сбегает с лестницы.

УЛИЦА. НОЧЬ.

ИГОРЬ и ЛИДИЯ выходят из ресторана. ЛИДИЯ идёт к метро, ИГОРЬ не отстаёт от неё. Пятится, заглядывая ей в лицо.

— И уроки французского мне давать не будешь? — говорит он, — А сама говорила, что мне учиться надо.

— Я с ресторанными знакомыми никакого дела иметь на хочу, — говорит ЛИДИЯ, — У меня от этого гадюшника скулы сводит. И тебе не по ресторанам, а в школу ходить надо. А для тебя тут, я вижу, как мёдом намазано.

— Не мёдом. Просто нравишься ты мне, Лида, — говорит ИГОРЬ жалобно.

— У меня муж, — говорит ЛИДИЯ, — А я сама тебе в матери гожусь.

— Не годишься: мне для этого слишком много — двадцать один... И потом — я же не что-нибудь такое, а французский учить хочу, — говорит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ смотрит на него с сомнением. Потом, взмахнув рукой, скрывается в метро.

УЛИЦА. НОЧЬ.

ЛИДИЯ быстро идёт по своему переулку. Оглянувшись, сворачивает во двор. ЛИДИЯ поднимается по лестнице. Останавливается, увидев ИГОРЯ, сидящего на корточках у её дверей. Она вскрикивает от неожиданности.

— Как же ты напугал меня! — говорит ЛИДИЯ.

Довольный ИГОРЬ смеётся.

— Где же муж? — говорит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ делает вид, что не слышит его.

— Как ты успел так быстро? — говорит она.

— На ковре-самолёте, — хвастается ИГОРЬ, — Дружила бы со мной, тоже на трамвае бы не ездила.

— Не хами! Нашёл, чем хвастать! — презрительно говорит ЛИДИЯ, — Дармовыми деньгами...

— Они честно заработанные, — возражает ИГОРЬ.

— Я не верю. Когда ты успеваешь их честно зарабатывать? — говорит ЛИДИЯ, — Ты целыми днями в ресторане торчишь...

— Села на своего конька! — говорит ИГОРЬ, — Скажи: в школу не хожу!

— В школу не ходишь, — говорит ЛИДИЯ.

— Ну, пили, пили меня, — говорит ИГОРЬ, — Я и люблю тебя за это. Вроде бы сама — цветочница из кабака, а ведь ты не такая, как все они.

ИГОРЬ прижимает ЛИДИЮ к стенке.

— Ну, я прошу тебя: не гони, — шепчет он, — Я буду деньги давать тебе приличные. Тебе же лучше уроками зарабаты-вать, чем в ресторане. Ты ж сама из ресторана уйти хотела.

ЛИДИЯ усмехается. Отодвинув ИГОРЯ, достаёт из сумки ключ.

— У меня ученики есть серьёзные. А тебе лишь бы баловаться. Я строгая учительница: семь шкур спускать буду, — говорит она.

ИГОРЬ хватает её за руку.

— Спускай! Согласен, — говорит он, — Пойдём к тебе! Когда-то начинать надо...

ЛИДИЯ вырывает руку. Отталкивает ИГОРЯ.

— Пусти меня! Муж мой тяжело болен! — кричит она.

ЛИДИЯ толкает дверь чёрного хода, которая оказывается незапертой, и скрывается в кухне.

В КУХНЕ.

ЛИДИЯ прислоняется спиной к закрытой двери. Стоит, думает. Потом открывает дверь, выглядывает на лестницу. ИГОРЬ стоит на площадке, закуривает сигарету.

— ИГОРЬ, — говорит ЛИДИЯ, решившись, — Если бы не обстоятельства, я бы ни за что не согласилась. А так — ладно: приходи завтра с утра, к десяти, если ты такой настойчивый. Посмотрим...

И она быстро захлопывает дверь чёрного хода.

ПЕРЕУЛКИ МОСКВЫ. ДЕНЬ.

ЛИДИЯ и ИГОРЬ гуляют по переулкам Замоскворечья. ИГОРЬ идёт на шаг впереди ЛИДИИ задом наперёд, чтобы лучше видеть её лицо.

— В этих местах жил Островский, — говорит ЛИДИЯ, — Тут его дом неподалёку.

ЛИДИЯ показывает рукой направление. ИГОРЬ налетает спиной на зазевавшегося прохожего. Чуть не падает. ЛИДИЯ подхватывает его под руку. Прохожий, чертыхнувшись, проходит мимо. Оглядывается на них в недоумении. ЛИДИЯ и ИГОРЬ хохочут.

— Это кто, твой знакомый? — говорит ИГОРЬ.

— Кто, вон тот человек, которого ты чуть не сшиб? — говорит ЛИДИЯ, кивая вслед прохожему.

— Да нет, этот Островский, который тут рядом живёт,.. — говорит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ хохочет.

— Что смешного? — не понимает ИГОРЬ.

— Да это великий русский писатель, Островский, — говорит ЛИДИЯ, — Боже мой, да тебя грамоте учить надо!

— Да знаю я, кто такой Островский, мне бабка все уши писателями прожужжала, — обижается ИГОРЬ, — Просто ты так сказала, как будто сто раз была у него дома в гостях.

ЛИДИЯ треплет его по волосам, чтобы он не обижался.

Они идут дальше.

— Знаешь, родители увезли меня из Москвы, когда мне было всего четыре года. Но я кое-что запомнила, потом мама много рассказывала мне про Москву. А сколько книг я перечитала! Москва столько раз снилась мне в снах. И когда я, вернувшись, в первый раз одна пошла гулять по Москве, мне казалось, что я знаю тут всё: каждый камень, каждый дом. И что за тем поворотом, и что в том дворе, и куда ведёт этот переулочек...

— А мне снится Париж, — говорит ИГОРЬ, — Меня, наоборот, бабка из Парижа увезла. Мама умерла, когда я родился. А отец не захотел сюда возвращаться, но бабушку было не переубедить. Мне один раз приснился незнакомый город, я описал бабке свой сон, она ахнула: "Это Париж". А теперь нам отсюда никогда не выбраться. У меня есть два заветных желания. Вернуться в Париж и увидеть отца.

Некоторое время они идут молча. ИГОРЬ искоса поглядывает на ЛИДИЮ. Она погружена в свои мысли.

— А у тебя есть заветные желания? — говорит он.

— Уйти из ресторана, — говорит ЛИДИЯ.

ИГОРЬ хватает ЛИДИЮ за руку.

— Провалиться мне на этом месте: ты не будешь работать в ресторане! — горячо говорит он.

ЛИДИЯ снисходительно усмехается.

— Во: зуб даю! — клянётся ИГОРЬ.

— Ещё скажи: век воли не видать, — смеётся ЛИДИЯ.

— Нет, честно, — говорит ИГОРЬ, — А ещё у тебя есть желания? Говори! Я любое могу выполнить. Я всё могу ради тебя!

ЛИДИЯ освобождает свою руку, идёт дальше.

— Тоже мне, золотая рыбка, — говорит она пренебрежительно.

ИГОРЬ бросается за ней.

— Ну, скажи!.. Скажи, — пристаёт он.

— Я хочу... Я хочу,.. — говорит ЛИДИЯ, хитро улыбаясь.

— Ну!

— Хочу родить сына! — вдруг говорит ЛИДИЯ совершенно изменившимся серьёзным тоном.

Она смотрит на ИГОРЯ испытующе.

— А чего тут такого сложного? — говорит он разочарованно, — Или ты боишься, что будет девочка? Дурацкое дело не хитрое. Возьми да роди.

— Какой же ты глупый, — говорит ЛИДИЯ, — Не хочу больше с тобой...

ЛИДИЯ убегает от него по улице. ИГОРЬ стоит, пожимая плечами. Потом пускается за ней.

— Лидка, подожди! — кричит он.

ИГОРЬ быстро догоняет её. Хватает за плечо.

— Ты что, обиделась? — говорит он.

— Ну, ладно, — говорит ЛИДИЯ, — Я вижу, что это желание для тебя слишком сложное. Тогда я хочу гордон-блю и какао с молоком.

— О, это лёгкое, — говорит ИГОРЬ обрадованно, — Это я могу. Пошли в одно место.

ИГОРЬ берёт её за руку. ЛИДИЯ вдруг вырывает руку.

— Это всё, что ты можешь! — говорит она презрительно, — По ресторанам околачиваться. Пойди лучше домой, почитай Островского.

ЛИДИЯ поворачивается и бежит к трамваю на остановке. Вскакивает в него. ИГОРЬ бросается за ней. Трамвай, звеня, отправляется.

ИГОРЬ бежит за трамваем.

ВЕЧЕР. КОМНАТА ЛИДИИ В КВАРТИРЕ НИЛЬВИЧА.

ИГОРЬ и ЛИДИЯ одетые валяются на диване голова к голове и хохочут.

— Когда ты бежал за трамваем, у тебя был такой вид, будто бы ты хочешь обогнать время, — говорит ЛИДИЯ.

Она закатывается смехом.

— А... А когда ты говорила про ребёнка, — говорит ИГОРЬ, слегка обидевшись, — То у тебя был такой вид, как будто бы ты хочешь родить второго Иисуса Христа!

ЛИДИЯ резко обрывает смех. Встаёт с дивана.

— Ну, хватит, — говорит она, — Всё-таки у нас урок.

ЛИДИЯ ставит на патефон пластинку.

— C'est le diskue, — отчётливо говорит она, показывая на пластинку.

Она крутит ручку, заводя патефон.

— Quest se que je fais? — говорит она, — Je remonte le phonografe.

ЛИДИЯ ставит иглу на пластинку. Начинается песня на французском языке. ЛИДИЯ поворачивается к сидящему за столом ИГОРЮ. Тот заворожённо смотрит на ЛИДИЮ.

— Comprenez vous? — говорит ЛИДИЯ строго, — Repetez, s'ils vous plait.

Она походкой учительницы на уроке прохаживается по комнате. ИГОРЬ хватает её, сжимает в объятьях. ЛИДИЯ освобождается.

— Веди себя прилично, — говорит она.

— Станцуем, — говорит ИГОРЬ.

— Parles francais, — невозмутимо говорит ЛИДИЯ, — А то я не буду с вами танцевать.

ИГОРЬ заводит глаза к потолку, вспоминая французские слова.

— Не "станцуем", а "voules vous danser", — учит ЛИДИЯ.

ИГОРЬ без запинки повторяет.

— Tres bien, — хвалит она.

В это время раздаётся стук в стену. ЛИДИЯ выскакивает за дверь.

КОМНАТА СТАРИКА.

СТАРИК лежит в постели. ЛИДИЯ бросается к нему.

— Это что, Лидуся, музыка у нас играет? — говорит он.

— Это у меня на уроке, — говорит она, — Тебе мешает. Я больше не буду.

СТАРИК гладит её по руке.

— Да нет, хорошо... А я подумал, мне показалось... Это кто у тебя, Любочка?

— Любочка, — говорит ЛИДИЯ.

— Ну, иди, иди, — говорит СТАРИК, — Занимайся.

ЛИДИЯ целует его руку.

В КОМНАТЕ ЛИДИИ.

Песня заканчивается. Игла соскальзывает с пластинки. ИГОРЬ крутит ручку патефона. ЛИДИЯ входит в комнату.

— Больше не заводи, музыка мешает, — говорит она.

— Дед не разрешает? — говорит ИГОРЬ.

— Это мой муж, — говорит ЛИДИЯ обиженно.

ИГОРЬ подходит к ней, обнимает. Тыкается губами ей за ухо.

— Хорошо, я больше не буду, не обижайся, — шепчет он, — Станцуем без музыки.

Они танцуют по комнате без музыки.

— Как сказать: "Я тебя люблю"? — говорит ИГОРЬ.

— Je t'aime.

— Je t'aime! — говорит ИГОРЬ серьёзно.

ЛИДИЯ молчит, только широко-широко открывает глаза.

— А как сказать: "Я тебя хочу"? — говорит ИГОРЬ.

— Ну, не надо, Игорь, — шепчет ЛИДИЯ.

— Скажи, — требует ИГОРЬ, — А то мне придётся говорить по-русски.

— Je te veux, — говорит ЛИДИЯ.

— Je te veux! — говорит ИГОРЬ.

Он целует ЛИДИЮ. ЛИДИЯ пытается вырваться. ИГОРЬ сажает её на диван, садится рядом, целует ЛИДИЮ в губы. Та сопротивляется. Он целует её шею. Забирается рукой к ней под платье. Гладит её ногу.

— Пусти, Игорь, не надо, — говорит ЛИДИЯ.

— Parles francais, — говорит ИГОРЬ.

Он расстёгивает её платье. ЛИДИЯ хватает его за руки.

— Ты дрожишь? — удивляется она.

— У меня никого ещё не было, — шепчет он.

ЛИДИЯ отталкивает его руки. Вскакивает с дивана.

— Хватит! — резко говорит она.

Она отходит к окну, застёгивая платье.

— Или перестань — или уходи, — говорит ЛИДИЯ.

ИГОРЬ подходит к ней.

— Ты же мне загадала желание: "Хочу сына!" Вот я и хочу его исполнить.

— Такой дурак! — смеётся ЛИДИЯ, — Да это я вообще просто так сказала.

— От меня дочка не родится, не бойся: у нас в семье все ненавидят девочек. И у моей бабки, и у мамы — у всех рождались сыновья, — говорит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ садится за стол.

— Я уже ненавижу твою бабку: девочки ей плохи, а тебя, мальчика, ни французскому не выучила, ни кто такой Островский не рассказала... Какая-то не бабушка, баба-яга!

ИГОРЬ тоже садится за стол напротив неё.

— Бабка сумасшедшая! Я четыре года назад из дома сбежал, так она только обрадовалась. Говорит: правильно, дома не живи, привыкай к самостоятельности. У неё тогда любовник новый завёлся — певец из Большого театра. А теперь у них всё разладилось, так она требует, чтобы я дома жил. Бабку жалко. Она меня вместо матери воспитывала. Игорем назвала... Древнерусскую литературу тогда читала. Она у меня, как ты — образованная. Ещё при царе гимназию закончила...

— Боже мой! Какой-то бред: любовники, гимназии, певцы из Большого театра, — недовольно говорит ЛИДИЯ, — Какие-то сцены из немой фильмы. Всё: давай будем учиться.

ЛИДИЯ листает учебник. ИГОРЬ кладёт голову ей на плечо.

— Лид, можно я тогда домой не пойду сегодня? — заискивающе говорит он, — Так к бабке не хочется. У неё каждый вечер истерика...

ЛИДИЯ недоверчиво смотрит на него.

— Я тебе в любви объясняться не буду, не бойся. Буду опять на диванчике спать. Мы опять с тобой будем разговаривать, разговаривать, как в тот раз, пока светать не начало...

ЛИДИЯ усмехается. Надевает очки.

— Там посмотрим, — говорит она строго, — Ты вот это выучил?

Она указывает на страницу учебника. ИГОРЬ виновато качает головой. ЛИДИЯ недовольно хмыкает.

УТРО. КОМНАТА ЛИДИИ.

Над диваном горит бра. На диване спят одетые ИГОРЬ и ЛИДИЯ.

ЛИДИЯ открывает глаза. Приподнимается на локте. Долго смотрит в лицо спящего рядом с ней ИГОРЯ, потом тихонько целует его в лоб. Встаёт. Поднимает книжку Островского, которая валяется на полу возле дивана. Выключает свет. Укрывает ИГОРЯ пледом.

КОМНАТА НИЛЬВИЧА.

НИЛЬВИЧ сидит на кровати, набираясь сил для того, чтобы встать.

ЛИДИЯ заглядывает в комнату. Увидев, что НИЛЬВИЧ собирается встать, бросается к нему.

— Что ты, Лидуся, так рано проснулась? — говорит НИЛЬВИЧ, — Мне ничего не нужно — только бумагу взять.

ЛИДИЯ укладывает его обратно в постель.

— Ты ещё завтракать не хочешь? — говорит она.

— Рано. Иди-иди, поспи ещё, ты ведь любишь. Ты на работе устаёшь, я знаю. Потом эти уроки столько сил отнимают. И откуда столько учеников в такое время? — НИЛЬВИЧ вздыхает.

ЛИДИЯ подаёт ему бумагу.

— Обещаешь, что больше не встанешь? — говорит она.

НИЛЬВИЧ кивает. Начинает водить пером по бумаге. ЛИДИЯ садится под вешалку на связку книг. Смотрит на НИЛЬВИЧА.

— Не садись там! — кричит НИЛЬВИЧ, — Сколько лет прошу тебя. Это же бесценные книги.

ЛИДИЯ испуганно вскакивает.

КОМНАТА ЛИДИИ

Открыв ногой дверь, ЛИДИЯ входит в свою комнату. На ней купальный халат. В руках у неё поднос. На подносе — чашки, кофейник, яйца на подставочках в виде кувшинок. От усердия она даже высунула язык.

— Завтрак в постель, — говорит она торжественно.

Она стягивает с ИГОРЯ плед.

— Давай: пей кофеёчек и ступай. Мне к уроку подготовиться надо. Скоро Любочка придёт.

— Опять эта Любочка, Любочка, Любочка! — недовольно говорит ИГОРЬ, — Вот ты ненавидишь мою бабушку, а я — твою Любочку.

ЛИДИЯ смеётся.

— Это ты — бездельник, а я — рабочая лошадка, — довольная собой говорит она.

ИГОРЬ протягивает к ней руку.

— У тебя волосы мокрые, — говорит он.

— Сходи и ты в душ, если хочешь, — говорит ЛИДИЯ, — Только быстрее...

— А то Любочка придёт, — передразнивает ИГОРЬ.

— А то всё остынет, — говорит ЛИДИЯ.

— Как будто я — твой любовник, а Любочка — твой муж, — ворчит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ садится за стол. Наливает кофе в чашку. ИГОРЬ подходит к ней.

— Мы читали книжку и заснули, не выключив бра, — смеясь, говорит ЛИДИЯ.

ИГОРЬ, стоя над ней, гладит ЛИДИЮ по мокрым волосам.

— У-у-у, столько электроэнергии нагорело! — дразнит он её.

ЛИДИЯ забирает у него прядь своих волос.

— Перестань, — говорит она, — Мне больно.

ИГОРЬ снимает с её плеча халат, быстро целует ЛИДИЮ в плечо. ЛИДИЯ отстраняется. Поправляет халат.

— У тебя такая кожа! — говорит ИГОРЬ, — А у меня гусиная...

ЛИДИЯ смеётся.

— Знаешь, — говорит она задумчиво, — Когда я жила в Чехии, в деревне, там хозяйки ощипывали гусей до того, как их зарезать. И бедные гуси иногда вырывались и, предсмертно гогоча, носились по деревне, уже ощипанные... Я так всегда боялась.

ИГОРЬ, рассеянно слушая, просовывает руку ЛИДИИ под халат и гладит её плечо. Рассерженная ЛИДИЯ вскакивает, опрокидывая чашку с кофе.

— Перестань! — кричит она, — Вот: из-за тебя!

ИГОРЬ опять обнимает ЛИДИЮ, целует её. ЛИДИЯ бьёт его кулаком по спине. Он разжимает объятья.

— Ведь ты же обещал! — говорит ЛИДИЯ.

— Но уже ночь кончилась: теперь можно, — говорит ИГОРЬ, приближаясь к ней.

— Скатерть испорчена, — говорит она, промакая салфетками пролитый на скатерть кофе.

— Ну, я куплю тебе другую, — говорит ИГОРЬ.

Он опять хватает ЛИДИЮ. Та вырывается. ИГОРЬ срывает с неё халат. ЛИДИЯ вскрикивает. Бьёт ИГОРЯ по лицу со всего размаху, потом ещё и ещё раз. ИГОРЬ заслоняется руками.

— Убирайся вон! — кричит она.

Бьёт его кулаками по спине. ИГОРЬ бежит от неё, уклоняясь от ударов. ЛИДИЯ выталкивает его за дверь. Срывает с вешалки его курточку. Выкидывает её в коридор ему вслед. Потом надевает халат. Садится на стул. Сидит раздосадованная. Потом начинает смеяться. Слышит, как хлопает входная дверь в квартиру. ЛИДИЯ, перестав смеяться, вскакивает.

НА КУХНЕ.

ЛИДИЯ подбегает к окну. Видит, как ИГОРЬ идёт, не оглядываясь, со двора, на ходу застёгивая курточку.

ДЕНЬ. КОМНАТА ЛИДИИ.

ЛИДИЯ неподвижно стоит у окна. Смотрит на улицу. В комнате за столом сидит девочка семи-восьми лет, ЛЮБОЧКА. Грызя ручку, она заворожённо смотрит на портрет НИЛЬВИЧА, висящий над диваном. ЛИДИЯ оборачивается от окна.

— Что же ты дальше не читаешь? — рассеянно спрашивает она.

— Это ваш король? — говорит ЛЮБОЧКА, кивая на портрет.

— Что? — вздрагивает ЛИДИЯ.

Она тоже смотрит на портрет НИЛЬВИЧА.

— Да, это мой король, — говорит она.

ЛИДИЯ отворачивается, чтобы сдержать слёзы незаметно от ЛЮБОЧКИ. Сморкается в платок.

— А почему — король? — говорит она, успокоившись.

— Вы такая красивая, как принцесса, — говорит ЛЮБОЧКА, — И теперь такая грустная, как Царевна-несмеяна. А он такой важный, как Король. А ещё у вас есть принц. Вот...

ЛЮБОЧКА протягивает ЛИДИИ листок бумаги. ЛИДИЯ видит нарисованных ручкой Короля-старика, Царевну-несмеяну и Принца.

— Да, — говорит она, — Всё правильно. Только я обидела принца и он больше не приходит. А мой король тяжело болен и уже давно не встаёт с постели. А по-французски это будет вот так.

Она надписывает рисунки, протягивает ЛЮБОЧКЕ листок.

— Ну-ка, прочитай, — говорит она.

ЛЮБОЧКА читает по-французски. Где-то хлопнула дверь, слышны шаги по коридору. ЛИДИЯ оборачивается к двери. Дверь в комнату распахивается. На пороге стоит ИГОРЬ. ЛИДИЯ вскакивает со стула. Стоит, растерявшись, потом кидается к нему, повисает у ИГОРЯ на шее. Тот, взяв ЛИДИЮ в охапку, несёт её по комнате, сажает на диван. Расцепив руки ЛИДИИ, сам тоже садится на стул. Он выглядит растерянным и усталым. Вытирает ладонью вспотевший лоб.

— Что с тобой? — говорит ЛИДИЯ.

ИГОРЬ качает головой. Смотрит в пол остановившимся взглядом.

— Ты как в воду опущенный...

ЛИДИЯ становится перед ним на колени. Вытирает платком его лицо. Потом берёт его руки. Видит разбитые до крови костяшки пальцев.

— Что это? — вскрикивает ЛИДИЯ, — Что с тобой было?

ЛЮБОЧКА выходит из-за стола, подходит поближе и с любопытством разглядывает ИГОРЯ.

— Это кто? — говорит ЛЮБОЧКА, ковыряя в носу.

— Принц, — говорит ЛИДИЯ, отмахиваясь от неё.

— Да ну? — говорит ЛЮБОЧКА с сомнением, — А чего тогда он такой грязный и лицо красное?

ЛИДИЯ собирает со стола любочкины тетрадки.

— Просто его заколдовали, — говорит она устало, — Приходи завтра.

Она всовывает тетрадки девочке и подталкивает её к выходу.

Дверь за ЛЮБОЧКОЙ закрывается. ЛИДИЯ бросается к ИГОРЮ. Тот сидит, погружённый в задумчивость. ЛИДИЯ трясёт его за плечи.

— Успокойся, — говорит ИГОРЬ, — Ничего такого. Просто подрался... Устал...

Он встряхивает головой, отгоняя мрачные мысли. Встаёт со стула, мимоходом целует ЛИДИЮ в щёку.

— Зато я заработал кучу денег. Сейчас будем веселиться, — говорит он, натужно улыбаясь.

ИГОРЬ втаскивает из коридора огромный рыжий чемодан. Раскрывает его, разложив на полу. Из-под вороха кое-как напиханных дорогих шмуток он достаёт бутылку коньяка, огромную коробку с конфетами.

— Что это? — испуганно говорит ЛИДИЯ, — Чьи это вещи?

— Это всё твоё, — говорит ИГОРЬ, — Ты не будешь больше работать. Я же обещал. На это долго можно прожить. А там — что-нибудь придумаем.

Истерически хохоча, он лихорадочно набрасывает ЛИДИИ на плечи шёлковые платки из чемодана, меховую накидку, кружевной палантин. Потом вдруг замолкает, закрывает лицо ладонями.

— Да что с тобой? — кричит ЛИДИЯ, сбрасывая с себя вещи, — Ты что-то натворил? Что ты сделал, скажи мне? Скажи мне!

ЛИДИЯ отрывает его руки от лица. ИГОРЬ вскакивает.

— Всё: срочно хочу напиться! — кричит он.

Он хватает бутылку коньяка.

— Давай рюмки, что ты стоишь?! — кричит он, — За мою любовь!

ИГОРЬ зубами открывает коньяк. Выплёвывает пробку. Пьёт из горлышка. Потом со стуком ставит бутылку на стол, тяжело дышит. Опускается на стул. Смотрит в пол остановившимся взглядом. По лбу у него стекают капли пота. ЛИДИЯ подходит к нему, вытирает ладонями его лицо.

— Я люблю тебя, Лида, — говорит он, — Я всё для тебя сделаю.

ЛИДИЯ целует его лоб, глаза, щёки. Потом поднимает его со стула, пересаживает на диван. Садится рядом с ним.

— Скажи мне, что случилось, — говорит она.

— Да ничего, — отмахивается ИГОРЬ, — Главное, что я люблю тебя. Я всё сделал ради тебя. И сделаю ещё больше.

Он тянется за бутылкой. Делает большой глоток.

— И ты выпей, — говорит он.

ИГОРЬ протягивает ей бутылку.

— Я не хочу, — говорит она.

— Пей! — говорит ИГОРЬ.

Он хватает ЛИДИЮ за волосы. Заставляет её выпить. ЛИДИЯ, захлёбываясь, пьёт. ИГОРЬ целует её в губы. Она пытается освободиться. ИГОРЬ валит её на диван. ЛИДИЯ хочет сказать что-то. Но он зажимает ей рот ладонью. Придавливает её своим телом. ЛИДИЯ вырывается. Кричит. ИГОРЬ не пускает её, рвёт на ней какие-то тряпки. Разлетаются пуговицы.

— Я же люблю тебя! — говорит ИГОРЬ, — Ты будешь моей.

Они борются, издавая нечеловеческие звуки. Потом ЛИДИЯ хватает с полочки над диваном маникюрные ножницы. И колет ими ИГОРЯ в руку. ИГОРЬ вскрикивает от боли. Хватается за раненую руку. ЛИДИЯ колет его ещё и ещё раз в плечо.

— Перестань! — кричит ИГОРЬ.

Он падает с дивана. ЛИДИЯ, пытаясь дотянуться до него, тоже падает. Вновь замахивается ножницами. ИГОРЬ на четвереньках ползёт к двери. ЛИДИЯ, рыча, пытается его догнать. Колет ножницами в ногу.

В КОРИДОРЕ.

РАИСА прислушивается у дверей комнаты ЛИДИИ. Слышит за дверью крик ИГОРЯ и звуки борьбы. Дверь раскрывается, задевая РАИСУ. Она отскакивает к противоположной стене. Из дверей вываливается ИГОРЬ. Поднимается, бежит по коридору к выходу.

В КОМНАТЕ ЛИДИИ.

ЛИДИЯ рыдает, сидя на полу возле двери. Отшвыривает ножницы прочь. Расшвыривает по комнате вещи, попадающиеся ей под руку.

В стену слышны слабые удары НИЛЬВИЧА. ЛИДИЯ вскакивает. Вытирает пальцами слёзы. Натягивает спустившийся чулок.

В КОМНАТЕ НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ стоит над его постелью, занавешивая платком ночник на столике возле кровати.

— Мне послышалось, ты плакала, — говорит НИЛЬВИЧ.

— Я не плакала, — говорит ЛИДИЯ, отворачивая от него лицо.

— Поди сюда, — просит он, протягивая к ней руку.

ЛИДИЯ падает на колени возле кровати. НИЛЬВИЧ гладит её лицо. ЛИДИЯ целует его руки.

— У тебя на лице слёзы, — говорит он, — Ты плакала. Кто тебя обидел, милая моя?

— Я не плакала, — говорит ЛИДИЯ.

— Почему я так стар? — говорит НИЛЬВИЧ.

— Я не плакала! — кричит ЛИДИЯ.

— Почему я немощен!

— Я не плакала! Я не плакала! Я не плакала! — кричит ЛИДИЯ.

Она падает на пол. Катается по полу, громко рыдая.

— Я не плакала! — с трудом выкрикивает она сквозь рыдания.

Застучали в дверь соседи.

— Замолчите! — из-за дверей кричит РАИСА.

ЛИДИЯ зажимает себе рот ладонями. Бросается к НИЛЬВИЧУ на постель. Обнимает его.

— Я подумала, что ты умрёшь, — шепчет она, — Ты не умрёшь? Ведь ты не умрёшь?

Она целует его лицо. НИЛЬВИЧ гладит её по плечу.

— Полежи со мной, всё пройдёт. Я не умру. Всё будет хорошо. Знаешь, это самое моё большое желание, чтобы у тебя всё было хорошо. А значит, всё так и будет.

— Обними меня покрепче, — просит ЛИДИЯ, уткнувшись ему в шею.

НИЛЬВИЧ обнимает её. Гладит её плечо, ласкает её.

УТРО. КОМНАТА НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ так и спит одетая в постели у СТАРИКА, уткнув ему в плечо заплаканное лицо. Вот она пошевелилась. Приподнялась на локте. Повернулась. Села на кровати. Увидела спящего рядом НИЛЬВИЧА. Потом вспомнила своё горе. Беззвучно сморщила лицо, закусила губу, собравшись заплакать. Уткнулась обратно в подушку. Заплакала, выхватив из-под подушки платок, прижала его к глазам.

Сдерживая рыдания, она поднимается с кровати.

В КОРИДОРЕ.

ЛИДИЯ набирает номер телефона. Слушает гудки. Потом вешает трубку.

Телефон вдруг сам начинает звонить. ЛИДИЯ хватает трубку.

— Да... Здравствуй, Любочка, — говорит она разочарованно, — Пожалуйста, не приходи сегодня. Я заболела.

ЛИДИЯ вешает трубку. Опять набирает номер. Слушает гудки. Потом кладёт трубку. Идёт по коридору, покачиваясь, в комнату НИЛЬВИЧА.

Навстречу ей шаркает соседка Марь Ивановна. Она придирчиво оглядывает мятое платье ЛИДИИ, её спутанные волосы, распухшие глаза.

ЛИДИЯ скрывается в комнате НИЛЬВИЧА.

КОМНАТА НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ падает на кровать. Неподвижно лежит, глядя в потолок. НИЛЬВИЧ спит.

ВЕЧЕР. ЛИДИЯ спит рядом с НИЛЬВИЧЕМ, укрыв плечи старой шубейкой. Вот она пошевелилась. Приподнимается. Зажигает ночник на столике. Садится. Смотрит на спящего НИЛЬВИЧА. Глядит на часы. Берёт со стола маленькое зеркальце. Видит своё опухшее от слёз и сна лицо. Бросает зеркало. Распускает волосы. Причёсывается. Тихонько спускается с кровати. На цыпочках идёт к шкафу. Распахивает его створки. Перебирает платья. Вынимает одно из них. Прикладывает к себе перед зеркальной дверцей шкафа. Оглядывается на НИЛЬВИЧА. Он тихо спит.

ВЕЧЕР. ДВОР ДОМА ЛИДИИ И УЛИЦА.

ЛИДИЯ выбегает из дома, заматывая на голове шарф.

ВЕЧЕР. УЛИЦА. ЛИДИЯ выбегает из метро. Бежит по улице.

ВЕЧЕР. РЕСТОРАН "НАЦИОНАЛЬ".

ЛИДИЯ, кое-как причёсанная, с запудренным лицом, прижимая к груди сумочку, поднимается по лестнице. Входит в обеденный зал.

В ЗАЛЕ РЕСТОРАНА.

Тут накурено, шумно и пьяно. Играет музыка. Взлетают пробки от шампанского. ЛИДИЯ пробирается по залу, оглядывая людей за столиками, рассеянно кивая знакомым официантам. Она видит официантку МАРУСЮ, выходящую с подносом в руках из кухни. Бросается к ней. МАРУСЯ приветливо ей кивает. ЛИДИЯ что-то говорит ей. МАРУСЯ качает головой. ЛИДИЯ идёт за ней по залу, что-то объясняет ей, жестикулируя. МАРУСЯ ставит поднос на стойку. Накрывает на стол, улыбаясь своим клиентам. ЛИДИЯ опускается на стул возле стойки, отвернувшись, наблюдает за женщиной, которая ходит по залу с букетами, предлагая купить цветы сидящим за столиками.

Подходит МАРУСЯ. Забирая очередные тарелки с закуской, она наклоняется к ЛИДИИ.

— Я вспомнила, когда это было: третьего дня они тут выпивали, вся их честная компания. И с тех пор — всех как ветром сдуло. И твой не появлялся. Я-то каждый день, без смены сейчас.

Она несёт тарелки на стол своих клиентов.

ЛИДИЯ поднимается. Идёт к выходу.

ВЕЧЕР. УЛИЦА.

ЛИДИЯ медленно идёт по переулку. Сворачивает во двор.

От стены в подворотне отделяется фигура человека.

— Это я, не бойся, — тихо говорит он.

ЛИДИЯ вскрикивает.

— Да тише ты, это я, — шепчет ИГОРЬ.

ЛИДИЯ, ахнув, бросается ему на шею.

— Боже мой! — рыдает ЛИДИЯ, — Ты жив! Прости меня! Я такое сделала!..

— Да перестань! — говорит ИГОРЬ, — Если б ты знала, что я сделал...

Он хватает её за руку, вытаскивает из круга, освещённого тусклой подворотной лампочкой. ЛИДИЯ опять сцепляет руки у него на шее, рыдает у него на плече.

— Что случилось? Я так волновалась! Звонила тебе, бегала в ресторан... Я места себе не нахожу.

— Где вещи? — говорит ИГОРЬ.

ЛИДИЯ расцепляет руки.

— Какие вещи,.. — растерянно говорит она, утирая пальцами слёзы.

— Те вещи, которые я принёс, их кто-нибудь видел?

ЛИДИЯ в ужасе отшатывается.

— Они так и лежат, нетронутые. Я с тех пор туда не заходила.

ЛИДИЯ бежит к дому. ИГОРЬ догоняет её. Хватает за плечо.

— А ты комнату заперла? Старик туда не мог зайти? Соседи? — допрашивает он.

ЛИДИЯ достаёт из кармана ключ. Протягивает ему на ладони.

— Вот ключ, — говорит она упавшим голосом, — Все твои вещи целы.

— Надо спрятать их. Я потом тебе всё объясню, — говорит он.

ЛИДИЯ идёт к дому.

КОМНАТА ЛИДИИ.

ЛИДИЯ в пальто стоит возле двери. Застыла, вцепившись побелевшими пальцами в свою сумочку. ИГОРЬ возится на полу, собирая вещи. Он с трудом закрывает раздувшийся из-за кое-как запиханных тряпок чемодан.

Встаёт, оглядывается, соображая, куда бы спрятать его.

— Идём туда, — говорит ИГОРЬ, кивая на комнату НИЛЬВИЧА.

КОМНАТА НИЛЬВИЧА.

ИГОРЬ и ЛИДИЯ запихивают чемодан под кровать, на которой, отвернувшись к стене, спит НИЛЬВИЧ. ИГОРЬ поднимается, оглядывается на старика. ЛИДИЯ тянет его к выходу.

— Пусти, — говорит ИГОРЬ — Я хочу посмотреть на него.

Оттолкнув ЛИДИЮ, он наклоняется над НИЛЬВИЧЕМ, заглядывает ему в лицо. Долго смотрит. ЛИДИЯ хватает его за полу пальто. Тянет его от кровати. ИГОРЬ вдруг резко отшатывается. Оглядывается на ЛИДИЮ, мгновенно изменившись в лице. Хочет сказать ей что-то. Но слова застревают у него в горле. ЛИДИЯ тянет его к двери. ИГОРЬ быстро выходит из комнаты. Слышны его бегущие по коридору шаги. ЛИДИЯ бросается за ним.

ЛИДИЯ сбегает по лестнице, выскакивает на улицу.

ВО ДВОРЕ.

ЛИДИЯ догоняет убегающего ИГОРЯ. Хватает его за рукав. ИГОРЬ оборачивается. Он плачет.

— Не ищи меня, Лида, ты только всё испортишь. Я убил человека.

ЛИДИЯ вскрикивает.

— Бабкиного сожителя. Я хотел его только ограбить. У бабки были ключи от его квартиры. Но он неожиданно вернулся. А у меня в руках как был его пистолет. От страха я выстрелил. И убил его наповал. Теперь во всём обвиняют бабку. У нас в квартире обыск. Пусти меня, мне надо идти. Мне надо быть дома, сделать вид, что ничего не случилось. А то меня тоже могут заподозрить, если я исчезну. Если ты будешь искать меня.

ИГОРЬ вырывает свою руку. Хочет уйти. ЛИДИЯ держит его.

— Ты должен во всём сознаться, — говорит ЛИДИЯ, — Иначе посадят ни в чём не повинного человека.

— Пусти меня, — говорит ИГОРЬ, — Ты хочешь, чтобы я погубил себя.

ИГОРЬ уходит. ЛИДИЯ цепляется за его пальто. ИГОРЬ толкает её. Она падает. ИГОРЬ убегает со двора. ЛИДИЯ поднимается с земли. Плачет. Бежит, хромая, за ним.

ВЕЧЕР. ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР.

ЛИДИЯ выскакивает из остановившегося возле высокого дома такси.

Смотрит на табличку с номерами квартир над подъездом. Вбегает в подъезд.

В ДОМЕ.

ЛИДИЯ взбегает вверх по лестнице. Останавливается перед одной из квартир. Смотрит на её номер. Приложив ухо ко щели, прислушивается к происходящему внутри. Стоит нерешительно. Потом сбегает с лестницы. Останавливается. Медленно поднимается обратно. Внизу хлопает дверь. Слышны чьи-то шаги. ЛИДИЯ хочет опять спуститься вниз. Мечется по лестнице. Потом нажимает на кнопку вызова лифта. Шаги приближаются. ЛИДИЯ оборачивается. Видит ИГОРЯ, поднимающегося по лестнице. Оба стоят неподвижно, молча глядя друг на друга.

— Что ты наделал, — говорит ЛИДИЯ, — Что ты наделал...

— Ты пришла сюда погубить меня, — шепчет ИГОРЬ.

Видя изменившееся лицо ИГОРЯ, ЛИДИЯ пугается.

— Не подходи ко мне, — говорит она, — Я боюсь.

Сверху приезжает кабина лифта. С лязгом останавливается на площадке. ЛИДИЯ оглядывается на лифт. В это время ИГОРЬ одним длинным прыжком подскакивает к ЛИДИИ, хочет схватить её. ЛИДИЯ, вскрикнув, увёртывается. Бросается бежать вверх по лестнице. ИГОРЬ бежит за ней. Хватает её под самым чердаком.

— Подожди, Лида, — говорит она, — Не бойся. Я прошу тебя... Ты должна спасти меня...

— Ты должен во всём признаться. Нельзя, чтобы её обвинили... Ты же сам говорил, что она тебе вместо матери. Ты должен во всём признаться.

— Хорошо, — говорит ИГОРЬ, — Я так и сделаю. Хорошо. Только помоги мне.

Он крепко держит ЛИДИЮ, оглядываясь по сторонам и прикидывая что-то.

— Я помогу тебе. Я же тоже люблю тебя. Ты сядешь в тюрьму — я буду тебя ждать, — успокаивает его ЛИДИЯ, — Я поселюсь рядом с этой тюрьмой. И буду там ждать тебя. Я не оставлю тебя. Я спасу тебя. Бедный мой, я же люблю тебя больше всех на свете.

ИГОРЬ подталкивает её к перилам лестничной площадки. Через её плечо смотрит вниз в пролёт лестницы.

— Хорошо, хорошо, — успокаивает он её.

— Ты любишь меня? — заглядывает ЛИДИЯ ему в глаза, — Скажи только, что ты любишь меня? И всё сделаешь, как я говорю!

ИГОРЬ, крепко обняв, держит ЛИДИЮ, немного перегнув её фигуру через перила площадки.

— Я не люблю тебя, — говорит он отчётливо и тихо, — Ты слышишь? Это всё из-за тебя. Из-за тебя я убил его. Недоступную из себя строила. Книжки мне читала! Пока ты со мной книжки читала, твой муж умер! Да, он лежит там мёртвый! Ты погубила его! А теперь пришла сюда, чтобы погубить ещё и меня! Хочешь засадить меня? Не выйдет...

ИГОРЬ наклоняется, хватает ЛИДИЮ за ноги, чтобы приподнять и сбросить её в лестничный пролёт. ЛИДИЯ в бешеном предсмертном порыве вцепляется ногтями ему в лицо. Они борются, издавая животные, нечеловеческие звуки. ЛИДИЯ толкает его через перила. Он летит вниз. Слышен тяжёлый звук упавшего с высоты тела.

ЛИДИЯ медленно спускается по лестнице. Её колотит дрожь. Она качается из стороны в сторону.

На площадке этажом ниже она останавливается. Собравшись с силами, смотрит вниз.

Видит внизу распростёртое неподвижное тело. Она вцепляется в перила. Плачет, запрокинув вверх лицо, шепча что-то вроде молитвы. Хочет тоже броситься в пролёт лестницы. В это время внизу открывается дверь. Раздаются голоса.

ЛИДИЯ прижимается к стенке. Потом бесшумно спускается вниз. Остановившись этажом выше площадки, где открылась дверь бабушкиной квартиры, она выглядывает на площадку. Увидев, что никого нет, хотя из глубины квартиры доносятся голоса и льётся свет, она по стеночке спускается ещё на один этаж. Проскальзывает никем не замеченная мимо той двери и опрометью сбегает по лестнице вниз.

Подойдя к телу ИГОРЯ, она наклоняется над ним, затаскивает его под лестницу. Сверху слышны голоса и шарканье шагов. Захлопывается дверь квартиры. ЛИДИЯ сама прячется под лестницу. Она слышит, как открывают дверцу лифта. Кто-то входит в лифт, и дверь с лязгом захлопывается. Кабина лифта едет вниз. Слышны шаги людей, спускающихся по лестнице. ЛИДИЯ сидит, затаившись. Слышит, как на площадке первого этажа останавливается лифт, из него выходят. Она выглядывает из-под лестницы.

Видит троих людей в милицейской форме. С ними — женщина лет пятидесяти на вид с наручниками на руках. ЛИДИЯ прячется под лестницу. Она видит ноги спускающихся по лестнице милиционеров и женщины. Потом ноги других людей.

НОЧЬ. УЛИЦА ПЕРЕД ДОМОМ.

Из дома выходит вся компания. Все садятся в милицейский автобус.

Автобус уезжает. Из дома выскакивает ЛИДИЯ. Убегает по улице.

ДЕНЬ. КЛАДБИЩЕ, ГДЕ ПОХОРОНЕН НИЛЬВИЧ.

ЛИДИЯ, одетая в чёрное, сидит у его свежей могилы. Потом она поднимается. Постояв немного, опустив голову, идёт прочь.

ВЕЧЕР. КВАРТИРА НИЛЬВИЧА.

ЛИДИЯ, по-прежнему одетая в чёрное, открывает дверь его комнаты. В комнате копошатся люди, одетые в серые пальто. У дверей стоят двое в военной форме. По всей комнате разбросаны вороха исписанных и испечатанных на машинке бумаг.

ЛИДИЯ, как вкопанная, застывает в дверях.

ЧЕЛОВЕК, читающий за столом, отрываясь от бумаг, поднимает глаза на вошедшую. Потом вновь утыкается в бумаги.

— "Расписание на каждый день, — зачитывает от вслух, — Первое: писать не менее двух страниц прозы на машинке. Второе: читать что-нибудь о религии или Боге, или путях достижения не менее трёх страниц. О прочитанном размышлять. Третье: делать положенную гимнастику, хатху и карму-йогу. Обтираться холодной водой."

ЧЕЛОВЕК поднимает голову от бумаг, с многозначительным видом обводит всех присутствующих глазами.

— "Двадцать восьмое января, воскресенье. Лидуся, голая, в одной ночной рубашке выбегала на мороз, за моим дневником, который я бросил в окно. Думаю, что она простудилась. У неё уже температура тридцать семь — тридцать семь и один. Я страшно обозлился. Она нашла в моём дневнике про Ларису, и стала упрекать и дразнить меня. Как я люблю мою Лидусю, дурочку, её попочку и грудки."

Человек захлопывает тетрадку. Смотрит на ЛИДИЮ.

— Вы гражданка Гагарина? — тихим мягким голосом говорит он.

— Да, — шепчет ЛИДИЯ.

— Леда Сергеевна? — спрашивает он, чуть-чуть улыбаясь.

— Да, — шепчет ЛИДИЯ.

— Необычное имя, — говорит ЧЕЛОВЕК, — Редкое в наше время, в нашей стране. У нас всё больше называют девочек Лидами и Ленами.

ЧЕЛОВЕК, улыбнувшись уже широко, закрывает папку с бумагами.

— Ну, вот, Леда Сергеевна, — говорит он довольно, — Вы поедете с нами.

Он поднимается из-за стола.

ЛИДИЯ молча опускается на связку "бесценных" книг НИЛЬВИЧА, так и стоящую под вешалкой. /КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЙ ЛИДИИ/.

МОСКВА. 1954 ГОД. ЗАЛ РЕСТОРАНА В ГОСТИНИЦЕ "НАЦИОНАЛЬ".

ДЕНЬ. ЛИДИЯ и АЛЕКСАНДР сидят за столиком. К ним подходит официантка — МАРУСЯ.

— Добрый день. Вот карта, — дежурным скучным голосом говорит МАРУСЯ.

Она подаёт ЛИДИИ меню, равнодушно взглянув на неё.

ЛИДИЯ вдруг хватает за руку АЛЕКСАНДРА.

— Давайте уйдём отсюда немедленно, — говорит она.

— Что с вами, вам плохо? — пугается АЛЕКСАНДР.

ЛИДИЯ вскакивает, опрокинув стул. Отбрасывает от себя карту.

— Немедленно уйдём отсюда! — кричит она.

АЛЕКСАНДР берёт её за локоть.

— Успокойтесь, — говорит он, — Всё будет, как вы захотите.

Виновато улыбнувшись МАРУСЕ, он уводит ЛИДИЮ. МАРУСЯ, которая так и не узнала её, равнодушно подбирает с пола карту.

МОСКВА. УЛИЦА. ДЕНЬ.

АЛЕКСАНДР И ЛИДИЯ сидят в сквере на скамье.

— Вы сказали, ваша жена умерла — наверное, — говорит ЛИДИЯ вяло, — Что это значит — наверное? Это не точно? Так может быть она жива?

— Моя жена,.. — начинает АЛЕКСАНДР и замолкает.

Лицо его сморщивается от боли. Он трёт рукою лоб.

— Она вовсе и не была никогда моей женой... Мы были детьми. Нам было по шестнадцать лет, когда родился наш сын... И с тех пор я никогда её не видел... И ничего не знаю о её судьбе.

АЛЕКСАНДР хватает вдруг ЛИДИЮ за руку.

— Послушайте, у меня никого не осталось, кроме вас. У меня есть дом в Медоне, под Парижем. Я достаточно обеспечен. За свою жизнь я устал бороться. Я хочу просто жить. Я умоляю вас поехать со мной!

ЛИДИЯ отодвигается от него.

— Это невозможно, — говорит она.

— Я буду ждать, сколько нужно, пока вас освободят. У меня есть деньги, я добьюсь для вас разрешения на выезд.

— Мне надо на вокзал, — говорит ЛИДИЯ, резко вскакивая со скамейки, — У меня поезд.

ЛИДИЯ идёт по дорожке. АЛЕКСАНДР бросается за ней.

— Моя мать вернулась перед войной в Советский Союз вместе с моим сыном. Через несколько лет её обвинили в убийстве и ограблении её близкого друга — известного баритона. А мальчик, узнав про это, бросился с седьмого этажа в лестничный пролёт. Есть версия, что всё это подстроил КГБ, потому что обвинение было ложным, а тело моего разбившегося сына нашли перенесённым под лестницу.

ЛИДИЯ падает на скамейку. АЛЕКСАНДР склоняется над ней.

— Вам нехорошо? Лидия, вам нехорошо? — говорит он.

ЛИДИЯ молча отстраняет его. Садится. Некоторое время молча сидит, глядя перед собой в пространство.

— Говорите дальше, — изменившимся голосом говорит она, — Вы хотели мне что-то ещё рассказать.

1931ГОД. ЗИМА. /ВОСПОМИНАНИЯ АЛЕКСАНДРА/.

По бесснежным полям мчится поезд.

В ПОЕЗДЕ.

Забившись в угол, у окна, сидит ПАРИС. Он смотрит в стекло, но пейзаж мало занимает мальчика: его лицо залито слезами. Время от времени он утирает их ладонями, но набегают всё новые и новые. Рядом с ним на сиденье стоит плетёная корзина с ручками. В ней спит ребёнок.

ОКРАИНА ПАРИЖА. ДЕНЬ.

Несуразная комната доходного дома, узкая, с чересчур высоким потолком, создающим впечатление сарая, с маленьким оконцем, нехотя пропускающим скудный зимний свет. Две железные кровати, стоящие у стены изголовье к изголовью. Пустые, выцветшие стены без единой фотографии или картинки. Стол с неубранной посудой, остатками еды на промасленной бумаге и хлебными крошками. Поставленная на два стула плетёная корзинка с младенцем. Табачный дым стоит неподвижно, окутывая жидкую электрическую лампочку под потолком. Прилепившись к окну, застыла худая женщина /МАТЬ ПАРИСА/, обняв себя за шею одной рукой, зажав папиросу на отлёте пальцами другой. ПАРИС сидит на одной из кроватей, подперев ссутулившейся спиной стену, опустив голову на грудь.

— Хорошо, что не девочка, — убеждённо произносит МАТЬ.

— Что?

— Хорошо, что это не девочка, — повторяет мать, — Девочку я бы любить не стала. Девочки — ни для чего... Они делаются без смысла. А мальчики...

— А мальчика на войне убьют, — говорит ПАРИС, — Она так кричала, так плакала!..

— Обыкновенная истерика, родовая горячка, — пренебрежительно говорит МАТЬ, — Женщины и нужны-то только лишь для того, чтобы рождать мальчиков. А мальчики, чтобы губить женщин...

— ...И чтобы погибать на войне, — мрачно говорит ПАРИС.

— Молодец, что ты послушался меня и забрал ребёнка. Этой девочке рано воспитывать мужчину. Я сама буду им заниматься. У себя на Родине!

ПАРИС испуганно смотрит на неё.

— Какая тоска за окном, — говорит МАТЬ, — оторвавшись от окна, — Я обожала Париж с детства, с тех пор, как мать впервые привезла меня сюда. Пока была молодой, я не один раз плевала на всё и, предупредив отца за час до отправления поезда, бросалась сюда. Даже тебя я назвала Парисом, потому что это имя созвучно с именем этого единственного в мире города. Но Париж отвернулся от меня. Унылый промышленный вид из окна. Убогая комната под чердаком на окраине...

МАТЬ проходит по комнате, становится над люлькой.

Ревниво разглядывает мальчика.

— Крупный и сильный мальчик, — говорит она, — Ты был слабее.

ПАРИС вскакивает. Отталкивает МАТЬ от люльки.

— Нет! — кричит он, — Я не пущу его в Россию. Это самоубийственная идея — возвращаться туда. Ты оставила меня без отца. Ты даже не ищешь его. А теперь хочешь оставить без отца и моего сына.

— Я оставила тебя без отца, зато я спасла тебе жизнь, увезя тебя оттуда, — кричит МАТЬ, — А теперь я хочу спасти душу этого мальчика: русские не могут без Родины.

— Под видом спасения моей жизни ты просто побежала сюда за своим любовником, который эмигрировал. А теперь, когда он бросил тебя, хочешь обратно. Моей жизни тебе мало — нужна ещё и его душа.

ПАРИС кивает на ребёнка. Потом опускается на стул.

— Я не могу с тобой бороться, — устало говорит он, — Давай: назови его именем древнерусского князя! И убирайтесь оба.

МАТЬ закуривает новую папиросу. Достаёт из-под кровати чемодан, раскрывает его, роется там, выбрасывая на пол вещи и бумаги. Находит тетрадку, садится на кровать. Раскрывает её.

— "Двадцать седьмое июля, — читает она, — Кто бы мог посоветовать, что мне делать? Лариса несёт с собой несчастие. Я погибаю с ней вместе. Всё пропало, как только Лариса вошла в меня. Хотя я сам так жаждал этого. С тех пор я перестал писать и ловил только со всех сторон несчастия. Что же мне делать: развестись или нести свой крест? А как же наш ребёнок, и наш второй ребёнок, зачатый, но ещё не рождённый. Что это: только урок или конец писателя? Лариса чужда мне, как рациональный ум. Этим она мешает мне во всём и раздражает меня. Но я люблю её, и не могу сам ни на что решиться. Хоть бы разлюбила она меня для того, чтобы легче перенести расставание!"

МАТЬ поднимает голову. Затягивается папиросой. Не глядя на ПАРИСА.

— Что это? — говорит мальчик.

МАТЬ взглядывает на него.

— Это дневник твоего отца. Ты упрекал меня, почему я не ищу его.

— Перестань, — говорит ПАРИС, — Я не хочу этого знать.

— "Вчера мы были в гостях у Евгении Ивановны. У Ларисы был очень истасканный и развязный вид, несмотря на беременность. Она говорит, взвизгивает, хохочет или вдруг слушает с раскрытым ртом. Но я люблю её..."

ПАРИС вскакивает со стула. МАТЬ переворачивает страницу.

— Дай сюда! — требует ПАРИС.

— "Так что же мне делать, — продолжает читать МАТЬ, не слушая его, — Как добиться мне развода? Господи, помоги! Сделай, чтоб в течение той недели Лариса ушла от меня и жила бы счастливо. А я чтобы опять принялся писать, будучи свободен, как прежде!"

ПАРИС выхватывает у неё тетрадку. Раскрывает форточку. Бросает её туда. МАТЬ вскрикивает. Вскакивает с кровати, бросается к дверям.

— Не смей бегать за ним, ты простудишься! — кричит ПАРИС, — Я всё равно уничтожу эту гадость.

МАТЬ выскакивает из комнаты.

УЛИЦА. ЗИМА. ДЕНЬ.

МАТЬ, присев на корточки, разгребает снег под окнами своего дома. Найдя тетрадку, поднимает её, очищает от снега.

1954 ГОД. МОСКВА. СУМЕРКИ. БУЛЬВАР В ЦЕНТРЕ ГОРОДА.

ЛИДИЯ и АЛЕКСАНДР сидят на скамейке. Потрясённая ЛИДИЯ широко-широко раскрытыми глазами неподвижно уставилась в одну точку. В пальцах зажата истлевшая потухшая сигарета.

— Перед смертью мать рассказала, что моя сестра-погодок, оказывается не умерла от голода, как она говорила раньше, а в восемнадцатом году была отдана ею гимназической подруге Вале Гринёвой, не имевшей детей, — говорит АЛЕКСАНДР, — Они с мужем они уезжали в эмиграцию, в Соединённые Штаты, и Валя умолила маму отдать ей умирающую от голода девочку, которую та была не в силах прокормить, чтобы спасти её. С тех пор мать не видела её и ничего не знает о её судьбе.

1918 ГОД. МОСКВА. ДЕНЬ.

ВАЛЯ подходит к дверям дома ЛАРИСЫ. Двери заколочены досками. ВАЛЯ поднимает глаза на окна дома. Видит, что в них теплится какая-то жизнь.

ВАЛЯ идёт по переулку, сворачивает в арку, заходит во двор. Подходит к дому ЛАРИСЫ с чёрного хода.

НА ЛЕСТНИЦЕ.

ВАЛЯ поднимается на второй этаж, наугад толкает какую-то дверь и входит в кухню...

В КВАРТИРЕ НИЛЬВИЧА.

ВАЛЯ идёт по полуразрушенной квартире, заглядывая во все комнаты. Ей открывается страшная картина разрухи. Все вещи сдвинуты с места, кучи мусора, обломки мебели, раскрытые на середине книги, лужи воды.

Застыв на пороге одной из комнат /комнаты НИЛЬВИЧА/, она видит незнакомого мужчину, спящего на кровати. ВАЛЯ делает шаг в комнату, хочет что-то сказать мужчине, но тут видит ЛАРИСУ, стоящую на коленях перед печкой, которую она пытается растопить. В углу играет с деревянной лошадкой четырёхлетний ПАРИС.

ЛАРИСА оборачивается от печки. Смотрит с пола на ВАЛЮ.

— Осторожно, — говорит она, — Там падают с потолка куски штукатурки.

Она поднимается с колен. ВАЛЯ проходит в комнату.

— Нас уплотнили, — усмехнувшись, говорит ЛАРИСА, — Жильцы нам помогают избавляться от ненужных вещей. Сегодня на базаре продали дедовы напольные часы. А деньги пропили, а говорят, что потеряли.

ВАЛЯ смотрит на мужчину, лежащего на кровати. ЛАРИСА, поймав её взгляд, прижимает палец к губам. Выводит ВАЛЮ из комнаты.

В КОРИДОРЕ.

ЛАРИСА отводит ВАЛЮ подальше от комнаты, где спит человек и играет ПАРИС.

— Давайте отойдём, — шепчет ЛАРИСА, — Здесь штукатурка с потолка падает.

— Это Нильвич? — спрашивает ВАЛЯ.

— Это один мой друг, — говорит ЛАРИСА, — Он помогает мне собраться, мы уезжаем в Париж.

ВАЛЯ молчит.

— Ты сегодня что-нибудь ела? У меня есть немного картофеля, варёного в "мундире", — говорит ЛАРИСА.

— А где девочка? — говорит ВАЛЯ.

— В детском доме, — говорит ЛАРИСА, — Мне было не прокормить двоих.

Она отворачивается от ВАЛИ. ВАЛЯ обнимает её. ЛАРИСА плачет у неё на груди.

1954 ГОД. МОСКВА. КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ. ВЕЧЕР.

По перрону идёт ЛИДИЯ. За ней едва поспевает АЛЕКСАНДР.

— Мы обо всём договорились? — говорит АЛЕКСАНДР, заглядывая в её окаменевшее лицо.

— Да, — говорит она машинально.

— Вы обещаете мне поехать со мной, как только это станет возможным?

— Да, — говорит ЛИДИЯ.

— Это ваш вагон, — говорит АЛЕКСАНДР.

Они останавливаются у купейного вагона. АЛЕКСАНДР даёт проводнику билет.

— Пожалуйста, восьмое место, — говорит ПРОВОДНИК, — Кто из вас едет?

— Едет дама, — говорит АЛЕКСАНДР.

ПРОВОДНИК кивает.

— Займите место, поезд отправляется, — говорит он.

АЛЕКСАНДР коротко обнимает ЛИДИЮ. ЛИДИЯ входит в тамбур. АЛЕКСАНДР подаёт ей новенький чемоданчик.

— Знаете, — вдруг говорит ЛИДИЯ, — когда я жила в интернате, в Чехии, там у хозяек в деревне был обычай ощипывать гусей перед тем, как их зарезать. И они бегали, ощипанные, по всей деревне, страшно гогоча...

ПРОВОДНИК вскакивает на площадку, загораживая ЛИДИЮ от АЛЕКСАНДРА. Поезд плавно трогается. АЛЕКСАНДР протягивает руку. Хватает руку ЛИДИИ, сжимает её.

— Граждане, соблюдайте правила, — говорит ПРОВОДНИК, — Это опасно.

Он оттесняет ЛИДИЮ в глубь тамбура. АЛЕКСАНДР идёт рядом с вагоном.

— Так и мы всю жизнь мечемся, как эти ощипанные гуси, гогоча в предчувствии близкой смерти, — говорит она.

— Не беги за поездом, — говорит ЛИДИЯ, — Я так не люблю...

Поезд понемногу набирает скорость. АЛЕКСАНДР тоже взмахивает рукой, последний раз взглянув на ЛИДИЮ, останавливается. Некоторое время стоит, потом поворачивается, идёт по перрону к вокзалу.

Вдруг он останавливается.

— Леда, — говорит он.

АЛЕКСАНДР поворачивается, бежит вслез за уходящим поездом.

— Леда! — кричит он.

Поезд страшно гудит и резко тормозит со скрежетом. Люди бегут по платформе к хвосту поезда, который проехал её наполовину и остановился. Некоторые люди бегут, наоборот, по платформе к вокзалу. Кто-то страшно кричит.

— Что там случилось? — раздаются голоса.

— Женщина под поезд бросилась, — говорит кто-то.

АЛЕКСАНДР останавливается. Стоит посреди платформы среди мечущихся людей.

© Дамскер Юлия

.