Аяпова Ажар

12k: КАК НАДО ПОСТУПАТЬ С БОГАМИ
10k: ПРО СОБАК
13k: КОРОЛЬ БРОДА
11k: НЕЖНЫЕ СНЫ
16k: ИЗ ДНЕВНИКА СТУДЕНТКИ I СЦЕНАРНОГО
30k: ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА

ПРО СОБАК

звуковой этюд N2

Он постучал себя по бритому черепу жёлтым ногтем:

— Не надо быть дураками, ребятишки.

Вытер руки о клеёнчатый оранжевый фартук,

Дядя Касым суетился у велосипедов, подвязывая крепче мясо к багажникам шпагатом. Бритоголовый мясник вышел из темноты на свет, в длинный жёлтый прямоугольник, лежащий на асфальте, проверил верёвки постучал крепким пальцем по сидению.

— Ну , всё нормально, я думаю.

Дядя Касым отсчитал ему сколько-то денег, бритоголовый внимательно наблюдал за мельканием бумажек в пальцах моего дядьки. Дядя Касым вздохнул тяжело:

— Можешь пересчитать, если хочешь.

— Да я тебе верю, ты ведь меня не обманешь.

Они засмеялись оба. Бритоголовый засунул деньги куда-то за фартук.

— Ну, что, мы поехали тогда, — сказал я.

— Хорошо-хорошо, я сейчас тоже келемин, бир местадан апельсин аламын, потом приду сендерге, мамага скажешь, жарайма? Ал, поехали-поехади! Галим стоял у стенки, только глаза и было видно. Я махнул ему рукой:

— Галим!

Галим отделился от темноты, держа руки в карманах. Волосы свисали ему на глаза,

Дядя отвёл меня в сторону и зашептал, щекоча мне ухо:

— Этот сенин другын хулиган емес па? Мясоны урлап кетпесин, тури жаман екен.

Я его успокоил:

— Жок, бул нормальный пацан, мясомен завязал.

— Байка-байка, наблюдатет.

Мы сели на велосипеды и зашуршали по асфальту. Галим повесил на грудь фонарик и свет скользил по дороге, по белым столбикам по краям дороги, по высоким тополям.

Я оглянулся назад. Мясник стоял в дверях, глядя нам вслед, свет просачивался сквозь его уши, розовые уди. Потом мясник стал чёрной палочкой в жёлтых дверях.

Мы неслись в темноте как дьяволы, рассекая свежий воздух лбами, дорога сама катилась на меня, деревья падали, как скошенная трава, за спиной. Я крикнул Галиму, Задыхаясь:

— За три часа успеем?

— Железно!

— Что?

— Успеем!

Мы катились с горы вниз, Галим отпустил руль и стал орать:

— Гоп-стоп, теперь расплата нам пришла!

— Гоп-стоп, мальчонку смерть-змея нашла!

Когда мы подъехали к городу, мы остановились у северного кольца, чтобы покурить. Мимо проезжали машины, освещая на секунду наши велосипеды и наше мясо. Мы сидели на корточках у обочины дороги, перед нами сверкал город,

— Нет, красота какая, а?

— Ну, — согласился Галим.

— Д-д-ааааа...

Ко мне подошла какая-то рыжая собака с чёрными красивыми глазами. Она улыбнулась мне и помахала приветливо хвостом.

— Привет, — сказал я ей, — что, сигарету хочешь? Галим упал на спину и начал смеятся.

— Чего ты хихикаешь?

— Дурак! Она мяса хочет! Вот ты дурак!

— Вставай, поехали.

Я протянул ему руку, он отряхнул штаны. На прощание собаке я помахал ручкой:

— Не могу я тебе мяса дать, красавица, адьё...

Мы доехали уже до овощного, когда нам пришлось остановится, пережидая трамвай. Он грохотал перед нами, почти пустой, только один человек там сидел, как запечённая изюминка в тесте. Он посмотрел на нас через стекло и вдруг стал ухмыляться. Галим ему повертел вокруг виска, показал, что он дурак, если не с того, не с сего смеётся.

Я оглянулся на светофор. Увидел собак, которые грызли моё мясо.

Я пнул их ногой.

— Ты гляди, что делают, а?

Одна из них была та самая красавица. А второй, худой и чёрный, видно, был её дружок.

Мы поехали дальше, и вдруг я подумал, что они наверно, большой кусок отгрызли, что же я скажу маме или дяде. Я остановился, Галим поехал дальше. Собаки ушли за ним. Я, стоя под фонарём, проверил мясо, но собаки, кажется, ничего не успели сожрать.

Догнав Галима на площади, я увидел около шести собак, бегущих за его велосипедом. Они подскакивали на бегу, пытаясь ухватить кусок мяса, а Галим отбрыкивался ногами. Всё это происходило в тишине под светом синих жужжащих фонарей,

Я подъехал к нему:

— Надо побыстрей ехать, может, отстанут.

Мы нажали на педали, пригнулись к рулям. Уже начиналась южная окраина города. Здесь на улицах было темнее, редкие фонари освещали нам дорогу. За спиной тяжело дышали собаки, они стелились за нами по дороге мохнатым ковром, я их уже не считал и старался не обращать на них внимания.

Мы выехали за город. Деревья здесь не росли, в обе стороны от шоссе темнели голые холмы в светлеющем небе. Устали мы очень сильно и ехали медленно.

Собак стало очень много, когда я оглядывался назад, мне казалось, за велосипедом всё шоссе заросло собачьей шерстью. Впереди бежала рыжая красотка, лукаво улыбаясь, она разевала красную пасть и в лёгком прыжке цапала мясо. Я уже боялся пинками отгонять их. Галим подрулил ко мне и шепотом, как- будто боялся, что собаки услышат его, сказал:

— Гляди! Вон, видишь — дерево. Надо скорей до него добраться и залезть!

Мы оторвались от собак и помчались к большому раскидистому карагачу, черневшему на горизонте.

Бросили велосипеды на обочине, зубами развязали узлы на верёвках и, волоча мясо по мокрой траве, побежали к дереву.

Стало так светло, что я видел, как Гадим на соседней ветке расковыривает свежую царапину на щеке.

— Что будем делать? — спросил он.

Я пожал плечами. Я закрыл глаза, прислонился головой к шершавому стволу, было очень тихо. Вдруг дерево затряслось. Это смеялся Галим:

— Ты представь, в трёх километрах город, все спят, а мы сидим на дереве, а под деревом собаки! Х-ах! хххх, ой, два дурака на дереве! Мама... Мама... Мама!!!

Он сорвался с ветки и, обрывая листья, полетел вниз. Внизу, с запрокинутыми мордами, его ждали голодные собаки. Они ждали, и их языки, розовые и влажные, дрожали.

Они шарахнулись, когда он упал в траву.

Он упал на спину, раскинув руки,

Он лежал бледный и серьёзный, лицо его светлело в тёмной траве.

Он лежал неподвижно.

Ресницы его дрожали. Красотка подбежала к нему.

Она подбежала и стала обнюхивать его лицо Лизнула в щёку, Галим не открыл глаза, только тело его чуть расслабилось.

Я сидел на верху не слезал. Галим внизу кормил собак мясом и бормотал при этом:

— Жри-жри, не стесняйся, будь как дома... И ты, толстый, ешь... И ты тоже...

Гдядя на эти нежности, я ему сказал:

— Эй, ты, хулиган! Что я скажу дядьке? Он даже не обернулся:

— Скажи, Галим цыганам всё продал. Я слез с дерева и тоже стал кормить собак. Когда собаки наелись, мы сидели до самого утра на холме все вместе.

	Аяпова Ажар 12k КАК НАДО ПОСТУПАТЬ С БОГАМИ 10k ПРО СОБАК 13k КОРОЛЬ БРОДА 11k НЕЖНЫЕ СНЫ 16k ИЗ ДНЕВНИКА СТУДЕНТКИ I СЦЕНАРНОГО 30k ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА ПРО СОБАК звуковой этюд N2 Он постучал себя по бритому черепу жёлтым ногтем: — Не надо быть дураками, ребятишки. Вытер руки о клеёнчатый оранжевый фартук, Дядя Касым суетился у велосипедов, подвязывая крепче мясо к багажникам шпагатом. Бритоголовый мясник вышел из темноты на свет, в длинный жёлтый прямоугольник, лежащий на асфальте, проверил верёвки постучал крепким пальцем по сидению. — Ну , всё нормально, я думаю. Дядя Касым отсчитал ему сколько-то денег, бритоголовый внимательно наблюдал за мельканием бумажек в пальцах моего дядьки. Дядя Касым вздохнул тяжело: — Можешь пересчитать, если хочешь. — Да я тебе верю, ты ведь меня не обманешь. Они засмеялись оба. Бритоголовый засунул деньги куда-то за фартук. — Ну, что, мы поехали тогда, — сказал я. — Хорошо-хорошо, я сейчас тоже келемин, бир местадан апельсин аламын, потом приду сендерге, мамага скажешь, жарайма? Ал, поехали-поехади! Галим стоял у стенки, только глаза и было видно. Я махнул ему рукой: — Галим! Галим отделился от темноты, держа руки в карманах. Волосы свисали ему на глаза, Дядя отвёл меня в сторону и зашептал, щекоча мне ухо: — Этот сенин другын хулиган емес па? Мясоны урлап кетпесин, тури жаман екен. Я его успокоил: — Жок, бул нормальный пацан, мясомен завязал. — Байка-байка, наблюдатет. Мы сели на велосипеды и зашуршали по асфальту. Галим повесил на грудь фонарик и свет скользил по дороге, по белым столбикам по краям дороги, по высоким тополям. Я оглянулся назад. Мясник стоял в дверях, глядя нам вслед, свет просачивался сквозь его уши, розовые уди. Потом мясник стал чёрной палочкой в жёлтых дверях. Мы неслись в темноте как дьяволы, рассекая свежий воздух лбами, дорога сама катилась на меня, деревья падали, как скошенная трава, за спиной. Я крикнул Галиму, Задыхаясь: — За три часа успеем? — Железно! — Что? — Успеем! Мы катились с горы вниз, Галим отпустил руль и стал орать: — Гоп-стоп, теперь расплата нам пришла! — Гоп-стоп, мальчонку смерть-змея нашла! Когда мы подъехали к городу, мы остановились у северного кольца, чтобы покурить. Мимо проезжали машины, освещая на секунду наши велосипеды и наше мясо. Мы сидели на корточках у обочины дороги, перед нами сверкал город, — Нет, красота какая, а? — Ну, — согласился Галим. — Д-д-ааааа... Ко мне подошла какая-то рыжая собака с чёрными красивыми глазами. Она улыбнулась мне и помахала приветливо хвостом. — Привет, — сказал я ей, — что, сигарету хочешь? Галим упал на спину и начал смеятся. — Чего ты хихикаешь? — Дурак! Она мяса хочет! Вот ты дурак! — Вставай, поехали. Я протянул ему руку, он отряхнул штаны. На прощание собаке я помахал ручкой: — Не могу я тебе мяса дать, красавица, адьё... Мы доехали уже до овощного, когда нам пришлось остановится, пережидая трамвай. Он грохотал перед нами, почти пустой, только один человек там сидел, как запечённая изюминка в тесте. Он посмотрел на нас через стекло и вдруг стал ухмыляться. Галим ему повертел вокруг виска, показал, что он дурак, если не с того, не с сего смеётся. Я оглянулся на светофор. Увидел собак, которые грызли моё мясо. Я пнул их ногой. — Ты гляди, что делают, а? Одна из них была та самая красавица. А второй, худой и чёрный, видно, был её дружок. Мы поехали дальше, и вдруг я подумал, что они наверно, большой кусок отгрызли, что же я скажу маме или дяде. Я остановился, Галим поехал дальше. Собаки ушли за ним. Я, стоя под фонарём, проверил мясо, но собаки, кажется, ничего не успели сожрать. Догнав Галима на площади, я увидел около шести собак, бегущих за его велосипедом. Они подскакивали на бегу, пытаясь ухватить кусок мяса, а Галим отбрыкивался ногами. Всё это происходило в тишине под светом синих жужжащих фонарей, Я подъехал к нему: — Надо побыстрей ехать, может, отстанут. Мы нажали на педали, пригнулись к рулям. Уже начиналась южная окраина города. Здесь на улицах было темнее, редкие фонари освещали нам дорогу. За спиной тяжело дышали собаки, они стелились за нами по дороге мохнатым ковром, я их уже не считал и старался не обращать на них внимания. Мы выехали за город. Деревья здесь не росли, в обе стороны от шоссе темнели голые холмы в светлеющем небе. Устали мы очень сильно и ехали медленно. Собак стало очень много, когда я оглядывался назад, мне казалось, за велосипедом всё шоссе заросло собачьей шерстью. Впереди бежала рыжая красотка, лукаво улыбаясь, она разевала красную пасть и в лёгком прыжке цапала мясо. Я уже боялся пинками отгонять их. Галим подрулил ко мне и шепотом, как- будто боялся, что собаки услышат его, сказал: — Гляди! Вон, видишь — дерево. Надо скорей до него добраться и залезть! Мы оторвались от собак и помчались к большому раскидистому карагачу, черневшему на горизонте. Бросили велосипеды на обочине, зубами развязали узлы на верёвках и, волоча мясо по мокрой траве, побежали к дереву. Стало так светло, что я видел, как Гадим на соседней ветке расковыривает свежую царапину на щеке. — Что будем делать? — спросил он. Я пожал плечами. Я закрыл глаза, прислонился головой к шершавому стволу, было очень тихо. Вдруг дерево затряслось. Это смеялся Галим: — Ты представь, в трёх километрах город, все спят, а мы сидим на дереве, а под деревом собаки! Х-ах! хххх, ой, два дурака на дереве! Мама... Мама... Мама!!! Он сорвался с ветки и, обрывая листья, полетел вниз. Внизу, с запрокинутыми мордами, его ждали голодные собаки. Они ждали, и их языки, розовые и влажные, дрожали. Они шарахнулись, когда он упал в траву. Он упал на спину, раскинув руки, Он лежал бледный и серьёзный, лицо его светлело в тёмной траве. Он лежал неподвижно. Ресницы его дрожали. Красотка подбежала к нему. Она подбежала и стала обнюхивать его лицо Лизнула в щёку, Галим не открыл глаза, только тело его чуть расслабилось. Я сидел на верху не слезал. Галим внизу кормил собак мясом и бормотал при этом: — Жри-жри, не стесняйся, будь как дома... И ты, толстый, ешь... И ты тоже... Гдядя на эти нежности, я ему сказал: — Эй, ты, хулиган! Что я скажу дядьке? Он даже не обернулся: — Скажи, Галим цыганам всё продал. Я слез с дерева и тоже стал кормить собак. Когда собаки наелись, мы сидели до самого утра на холме все вместе.