17. Лед тронулся
Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна называла Иешуа,
взошел на трон, услужливо сделанный окружающими из перевернутого на бок
цветного телевизора Рубин.
Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем лечь - суд
идет".
Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем легли на пол,
но легли не на животы, а на спины, каждый старался прилечь поудобнее, поближе
к Иешуа, или же чтобы лежать спиной на ковре, подальше от сквозняка.
- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.
- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.
Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на телевизор, при
этом Иешуа подвинулся.
- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.
- А як же! - вторил ему я.
- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы божьей Маргариты
в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.
Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.
- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный вопрос Иешуа.
- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила Анна.
- Будем попунктно или сразу все расскажешь?
- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.
- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим? - добавил
Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул, зараза, не по доброму.
- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.
Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если цирк затянется.
- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на ухо Иешуа.
- И я тебе по секрету скажу, только тебе, как другу, я не Иешуа, а Джон,
вникаешь? Так что и не думай!
- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа аудиторию.
- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.
- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, - проскрипел профессор
Преображенский, явно намекая на себя.
- Введите свидетеля, - зарычал мне на ухо Отец Народов.
Двое здоровенных детин ввели вяло упирающуюся Тоньку.
- Расскажи-ка мне, Тонечка, где была, - почти по-детски добрым голосом
спросил он перепуганную, растрепанную, полуголую дебелую бабу.
- Я была девушкой юной, сама не припомню когда, - залилась фальцетом
Антонина.
- Антоша, ради бога увольте, - заметил профессор с пола.
- Так вот, - начала свой сказ Тоня. - В бытность мною девушкой, как-то
случился со мною конфуз. Утречком просыпаюсь, а моя витту меня покинула.
- Чего, извиняюсь? - переспросил половой профессор.
- У него спроси чего, и не чего, а кто! - резанула Тоня, кивком указывая
на меня. - Села я перед зеркалом, растопырив ноги, глядь - между ними черная
такая, противная дыра и из нее дует страшно, как из розетки. Я кинулась
искать, и нашла мою горемыку-путешественницу. Я-то к ней никого не подпускала,
а она шлюхачит около ресторана "Украина" и предлагается направо
и налево, a ее высокие чины только и знай, что на больших машинах катають.
Со мной даже знаться не желаить. Когда я пыталась уговорить ее вернуться
взад, амбалы, типо этих, - она попыталась вырваться, - мне чуть все кости
не переломали, сказали: "Будешь клиентуру отбивать, забудешь название
столицы нашей родины", - слыхали такое? Название я забуду! Да я это
название с кровью матери!
- Ниче не напоминает? - подмигнул уже в который раз мне Иешуа.
- До противного похоже на мой давишний сон, - согласился я. И вроде
сказал я это полушепотом, но разнеслось все как из мегафона так, что все
лежащие стали активно кутаться, как от ветра.
- Действительно лед тронулся, - непонятно, с кем и чем согласился ОН.
- Суд закончен, я выношу решение.
Все встали, при этом так тщательно отряхивали коленки, будто лежали
не на спинах.
- Принимая во внимание былые заслуги подсудимой, - на фразе "былые
заслуги" ОН пошловато ухмыльнулся в козлиную бороденку, - а также
чистосердечное признание...
- Стойте, стойте, - его прервал вбежавший в неизвестно какие двери муж
Анны. Голова его была перевязана пестрым поясом от халата так, что он походил
на индейца племени апачи, вырывшего тамагавк войны. - Я настоятельно требую
смертной казни предавшей мя жене, - спокойно, как на сеансе аутототренинга
молвил наш муж.
- Слово мужа - закон, - быстро согласился ОН. - Подсудимая награждается
смертной казнью путем запрыгивания под поезд.
Все вокруг радостно засуетились, наполняя стаканы. Фраза была до того
идиотичная, что я не сразу допетрил смысл, да и к тому же меня сильно отвлек
Берлиоз, который на радостях стал стучать своей головой об пол на манер
баскетбольного мяча, потом довольно сносно повел и в высоком затяжном прыжке
загнал свою отрезанную голову в богемскую вазочку с тюльпанами.
- Ваше последнее желание, мадам, - с трудом перекрикивая воцарившийся
гвалт спросил Иешуа.
Меня с телевизора мягко согнал Воланд, со словами: "А ну-ка, гыть
отседова!" Затем он мутным взором посмотрел на Анну:
- Мариша, попроси у него денег, хоть погуляем напоследок по-человецки,
- сказал и зычно с тройным эхо икнул. - Господи помилуй и спаси, - промямлил
он и неуклюже перекрестил рот.
- Пускай этот проводит меня к станции, вот мое последнее желание, -
прошептала дрожащим голоском Анна, указывая на меня.
|