| ||||||
 |
 |
| ||||
| ||||||
|
Щербиновская Елена
|
|
| ||
|
Белов уже несколько дней мучился со статьей, которую по рекомендации Джека ему предложили написать для одного солидного журнала. Поначалу он охотно взялся за эту работу, проблема была очень интересной, да и деньги обещали заплатить вполне приличные, но, кажется, он несколько переоценил свои возможности. Когда-то он понял, что человеческая психология в основе всего — искусства, политики, деловых, личных, семейных, интимных отношений. Ему казалось, что это самое главное. Он всю жизнь изучал эту проклятую психологию, но, видимо, знание ее не спасало его самого от ошибок. Его жизнь не очень-то складывалась. Он был очень недоволен собой. Он работал явно плохо. Ему мешали собственные проблемы, от которых он никак не мог внутренне освободиться и полностью переключиться на другие. Черт знает что творилось в его собственной взбудораженной душе! Странная девчонка, девушка, женщина, своевольно нареченная им Юлей, необратимо вторглась в его жизнь, и никакие логические построения, никакие испытанные психологические приемы не освобождали его от навязчивого образа. Она становилась в его воображении то Юлей, то Анной, то появлялась перед его мысленным взором, то исчезала подобно призраку, словно все время дразня его. Белов злился на себя, стал нервным, измученным, раздражительным, выпивал по несколько рюмок коньяка за вечер, чтобы хоть ненадолго забыться. По ночам в полусне или полубреду он разговаривал с ней, ее голос словно слышался ему в тишине. Его преследовали кошмарные сны, в которых странные сюрреалистические картины наполнялись движением, он сам был действующим лицом какого-то фантастического сюжета, где непрерывно изменялась реальность, происходили невероятные метаморфозы... ...Вечерние сумерки, легкий туман. Он едет на своей машине по совершенно незнакомой дороге, медленно поднимается в гору вдоль высокой каменной ограды... Вот вдалеке впереди появляется она... Сомнения нет, что это Анна. Ее легкая фигурка движется перед ним... Он хочет догнать ее, кажется, что расстояние между ними сокращается, она останавливается в ожидании, но как только он подъезжает ближе, она вдруг исчезает, а потом снова появляется совсем далеко. Дорога поднимается в гору, машина едет с трудом, начинает буксовать на крутом подъеме, а Анна идет легко, словно не касаясь земли. Белов останавливается, выходит из машины и видит, что он приехал почти на вершину высокой горы с крутыми, обрывистыми склонами. Чуть в стороне на горе он видит какое-то странное здание, похожее на старинный замок, обнесенный высокой оградой. Анна направляется к этому зданию, он смотрит на ее удаляющуюся спину, хочет крикнуть, позвать ее, но не может произнести ни слова, не может шелохнуться... Клубится густой туман и все больше обволакивает все вокруг, пронизывает все его существо, делая безмолвным, неподвижным, почти бесчувственным... Дорога кончается у замка. Белов в растерянности стоит рядом с машиной, пытается сесть в нее, но ноги словно прирастают к земле... Он один. С вершины горы открывается вокруг бесконечная панорама странного неземного пейзажа, и где-то очень далеко внизу виднеются красно-оранжевые деревья, синеватые каменные уступы скал, темные извилистые ленты дорог. Он знает, что должен попасть туда, но как проехать на машине по обрыву, где нет дороги?.. И вдруг, прямо у него на глазах, машина стремительно начинает уменьшаться и становится совсем маленькой, словно игрушечной. Он держит в руках веревочку, к которой привязана машина, делает несколько шагов, с трудом оторвавшись от земли, и дальше катит ее за собой на веревочке вдоль каменистого обрыва... Почему-то его совсем не удивляет то, что произошло с машиной. Наверное, так случилось, потому что он не смог бы спуститься на машине вниз, по крутому склону. Но ведь можно повернуть назад и поехать той же дорогой, по которой он попал сюда? Но тогда он не найдет Анну... Вот она промелькнула совсем рядом, у высокой ограды, окружающей замок. Белов побежал за ней и увидел огромную кошку с зелеными глазами, лежавшую на каменном выступе, спиной к обрыву. Вот снова промелькнула Анна, и опять, как только он приблизился к ней, перед ним оказалась другая кошка. Большие черные кошки неподвижно застыли в позах сфинксов, глядя на него своими горящими зелеными глазами. Это было красиво, но совсем не страшно, потому что каждая кошка была новым воплощением Анны... Но он понимал даже во сне, что это всего лишь иллюзия, а цель еще далека... Он все шел и шел, и замок становился ближе, и тоненькая фигурка с развевающимися на ветру волосами мелькала впереди. Вдруг она остановилась, обернулась, поманила его рукой и вошла в ворота... Он бросился за ней, волоча за собой на веревке игрушечную машинку. И вдруг откуда-то из глубины парка, окружавшего таинственный замок, услышал ее голос. — Помоги мне... — шептала она. — Анна! Почему ты ушла от меня? — Ветер сильный на улице... — Анна... Какое красивое имя! — Мне холодно. Сыро, холодно... — Анна, почему ты ушла от меня? — Ты видишь, меня знобит... Почему такой дикий холод? — Анна, ты хочешь, чтобы я согрел тебя? — Ты не сможешь меня согреть... Она стояла перед ним, бледная, прозрачная, хрупкая, словно хрустальная фигурка. Он попытался обнять ее, но он прикосновение к ней ощутил леденящий холод... — Анна, какие у тебя холодные руки! Может быть, ты умерла? — Может быть... — Я заставлял тебя вспоминать! Я мучил тебя! Это я, я убил тебя! — Может быть... — Нет, врешь! Ты жива! Ты не можешь умереть! Я найду тебя! — Может быть... — Так почему же ты ушла от меня? — Так получилось... — Анна! Давай уедем отсюда! Я увезу тебя с собой! — Белов посмотрел на свою руку, в которой держал конец веревки, дернул за нее, и машина подкатилась к его ногам, такая же маленькая, совсем как игрушка. Он подумал, что не сможет увезти Анну с собой, потому что они не поместятся в этой машине, и ему стало очень грустно. Но вдруг он заметил Митин джип, стоявший у самых ворот, радостно бросился к нему, распахнул дверцу. — Анна! Иди сюда! Мы уедем с тобой, навсегда уедем отсюда, из этого странного мертвого замка, из этого мрачного места... — Прости... Я не знаю... Я не могу уехать с тобой... Я не могу остаться с тобой... Она проскользнула в замок и некоторое время ее светлая фигурка мелькала за стеклами окон. Он видел ее, он звал ее, но она не отвечала. Белов тоже бросился к замку, дверца джипа оторвалась и осталась в его руке. И сам джип, точно так же, как и его жигули, быстро стал уменьшаться и превратился в крошечную игрушку. Белов бросил дверцу машины на землю, и она стала такой же маленькой, как и сама машина. Вдруг все исчезло, Белов ощутил в руке холод металла и увидел, что сжимает рукоятку пистолета. Замок неприступной громадой возвышался перед ним, Белов направился прямо к нему, попытался войти внутрь, но увидел множество совершенно одинаковых сводчатых дверей... Он стоял в нерешительности, с пистолетом в руке, не зная, в какую из дверей войти. Открыл одну и обнаружил зияющую черноту. С ужасом отшатнулся, захлопнул дверь, открыл другую и перед ним разверзлась бездонная бездна. За третьей дверью был узкий темный тоннель, Белов на ощупь шагнул в него и пошел, натыкаясь за стены, зацепляясь ногами за какие-то камни и выступы... Он заблудился, путаясь в темных извилистых коридорах, он шел не зная куда, не видя ничего перед собой, почти не чувствуя под ногами твердую землю... Что-то под ним булькало, чавкало, в полу появлялись какие-то ямы, провалы, идти становилось все труднее, но изредка, далеко впереди, мелькала перед ним легкая полупрозрачная фигурка, и снова манила его за собой, манила в лабиринт, из которого нет выхода... Проснулся он, лежа ничком на диване и уткнувшись лицом в подушку. Рядом с ним на полу стояла пустая бутылка. Голова болела, настроение было отвратительное. Прийдя в себя, он ужасался собственному бреду, решил, что надо немедленно бросить пить. Осушив чашку крепкого кофе попытался сесть за статью, с трудом вымучив из себя две фразы, отбросил в сторону ненавистный труд... Он снова думал об Анне, думал почти с ненавистью и не мог толком понять, какое желание, в конце концов, преобладает в нем — избавиться от этих мучений навсегда, не думать, забыть, или, наоборот, вернуть ее любой ценой и навеки остаться с ней вместе. Никакой иной, более компромиссный вариант решения данной проблемы, почему-то даже не возникал. Что за идиотский максимализм? Нет, он явно стал профнепригоден! Более того, в последнее время он почти утратил чувство юмора, не с того не с сего злился на дочь, раздражался по пустякам. Вместо того, чтобы решать в статье глобальные психологические проблемы, касающиеся всего человечества, он все больше впадал в депрессию от невозможности решить свою собственную проблему. Он понимал, что ему необходимо срочно привести в порядок самого себя, но пока ничего из этого не получалось. Услышав телефонный звонок, он схватился за трубку как за спасательный круг и очень обрадовался, услышав голос Мити. Да, видно, без помощи старых друзей ему, все-таки, не обойтись... — Ну что, продолжаешь хандрить? — спросил Митя. — Есть немного, — стараясь говорить как можно более небрежным тоном, произнес Белов. — Статья не клеится, понимаешь... — Если у тебя проблемы, у меня есть свободные полчаса, — деловито сказал Митя. — Кстати, я кое-что для тебя узнал, так что поторопись. — Сейчас подвалю, — сказал Белов. |
|
| ||
|
Дмитрий Сергеевич в последнее время был очень занят. Он занимался частным расследованием по поручению генерального директора одной очень крупной коммерческой фирмы. Дело в том, что в пункте обмена валюты, принадлежавшем фирме, произошло очень серьезное ограбление, и заказчик подозревал в соучастии кого-то из своих сотрудников. Из сейфа, о существовании которого знало ограниченное число людей, пропала огромная сумма денег, принадлежавших частным вкладчикам. Деньги эти были помещены в сейф вечером, перед закрытием пункта. а утром должны были быть пущены в оборот. Но ночью, не смотря на присутствие двух вооруженных охранников и безотказно работавшую сигнализацию, сейф был полностью обчищен. Один из охранников был тяжело ранен, другой бесследно исчез. Через два дня сотрудники детективного агентства обнаружили его труп совершенно в другом районе Москвы. Никаких денег при нем. естественно, не было. Работники фирмы, которые были хотя бы частично в курсе ее финансовых дел, полностью отрицали свою причастность к ограблению. При всем при том сейф даже не был взломан или взорван. Из этого следовало, что грабители знали код и легко сумели его открыть. Учитывая общую ситуацию в стране, находящейся за гранью финансового и прочего беспредела, Митя считал это дело практически безнадежным. Но директор фирмы, подвергавшийся серьезным угрозам со стороны ограбленных вкладчиков, был давним его приятелем и вполне порядочным человеком. И Митя, будучи не в силах отказать попавшему в отчаянное положение другу, взялся за это трудное и бесперспективное дело. Проходили дни, все детективное агентство буквально выворачивалось наизнанку в поисках грабителей и пропавших денег, но дело не продвинулось почти ни на шаг. Сам Митя был занят настолько, что приезжал домой зачастую глубокой ночью. Но, не смотря на все это, верность мужскому братству оставалась для него превыше всего, и он умудрялся параллельно выкроить время для Леньки Белова, тоже по-своему попавшего в беду. — Послушай, Леня, — сказал Дмитрий очень серьезным голосом. — Самое лучшее, что ты можешь сделать — забыть эту женщину навсегда. Белов закурил, посмотрел на друга и произнес с кривой усмешкой. — Что-то, Митя, я тебя не понимаю. Я просил тебя помочь мне найти ее... — Да, Ленька! Но я твой друг, и это самое главное, что бы там ни происходило! Ты хоть это понимаешь? — Так в чем же дело? — спросил Белов с нетерпением. — Ты не смог ее найти? Может быть, она вообще не существует? — Она существует, — сказал Дмитрий. — Где? Дмитрий тяжело вздохнул, зашагал по комнате. — Забудь ее, прошу тебя! Иначе, даже если я приставлю к тебе в качестве охраны все свое агентство, и это тебя не спасет! Пойми ты, я врать не буду, но это совершенно тупиковый вариант! — Веселенькая история, — Белов погасил сигарету и тут же взял новую. — И что мне теперь делать? Удавиться? В его голосе звучала такая горечь, что хорошо тренированное сердце сыщика дрогнуло. Он подошел к другу, обнял его за плечи. — Ленька, ну что для тебя сделать? Ну, хочешь, я тебе свой джип подарю? Возьми, а? Вот ключи! Хочешь, разбей его к черту! Что хочешь делай! — Я ничего не хочу! Мне нужна только она! Я хочу знать о ней все! — твердо произнес Белов. — Ну хорошо, — Дмитрий сел напротив него, — только обещай, что не полезешь в петлю. — Да я уже влез, — усмехнулся Белов. — Рассказывай, знаешь ведь — все равно не отстану. — Знаю, — Митя на минуту задумался. — Ладно, слушай, черт с тобой! — он вытащил из дипломата тонкую папку, раскрыл, — итак, Анна Владимировна Реброва, девичья фамилия — Савченко... — Она замужем? — вздохнул Белов. — Слушай и не перебивай, а то уничтожу досье... — Все. Заткнулся. — Родилась 15 февраля 1972 года в городе Подольске Московской области. В возрасте пяти лет переехала с родителями на Дальний Восток, отец — военнослужащий, мать — учительница географии. Через два года родители разошлись. Анна осталась с матерью. Так, тут некоторые подробности можно пропустить... Дальше, закончила школу, сбежала из дома, перебралась в Москву и поступила в Строгановку. Поселилась в общежитии. Жила на стипендию и случайные заработки. — Митенька, прости, почти все это я и так знаю, но какое это имеет значение для меня?! — снова перебил Белов. — Кто ее муж? — Да в том-то и дело, что он, ну как тебе сказать... — Митя вдруг замялся. — Так и говори! — обреченно вздохнул Белов. — Он бандит, мафиози? — Грубо говоря, примерно так... Хотя внешне все выглядит вполне респектабельно. По образованию он юрист, числится консультантом в одной коммерческой фирме. Но это — всего лишь прикрытие. На самом деле он обладает огромной властью, денег у него, судя по всему, немерено, он ничего не боится... Ты даже не представляешь, насколько опасен этот человек! — Как ты думаешь, она знает об этом? — с тревогой спросил Белов. — Вот это я не могу тебе сказать. Но, возможно, что-то ей все-таки известно... — Она вернулась к нему? — спросил Белов напрямик. — Это мы выясним в ближайшее время. Но если она вернулась, тогда все наши дальнейшие действия совершенно бесполезны... — Митька, но неужели нельзя на него как-то воздействовать, какой-то компромат найти, неужели он такой неуязвимый? — Белов нервно закурил. — В том-то и дело, что он, практически, неуязвим! Пока я совершенно не вижу, за что зацепиться. Он чертовки грамотен и, судя по всему, очень умен. И потом, если она добровольно вернулась к нему, может быть, она захочет остаться с ним... Мы же не можем насильно вырвать ее из семьи, насильно развести с мужем! — Она его не любит! — твердо заявил Белов. — А ты откуда знаешь? — удивился Митя. — Знаю. Она любит меня! И если я не верну ее, то сойду с ума, сопьюсь, стану наркоманом, уголовником, сяду в тюрьму! Понимаешь, Митька, это как зараза какая-то, не могу я от нее избавиться, и все тут! Делай что хочешь, но если ты ее не найдешь, я сам буду ее искать, и не успокоюсь, пока не найду! — А ее муж спокойно тебя пристрелит, — вздохнул Митя. — Ну и пусть! Все лучше, чем эта мучительная неопределенность! Все равно я ее найду, и для меня уже не имеет значения, что будет дальше... — Ладно, Ленька, успокойся... Я постараюсь что-нибудь сделать, но ничего тебе не могу обещать. Твой случай особо трудный. Тут все перемешано. А он, видишь, вообще нигде не участвует, ни в какие политические игры не играет, никакие ответственные посты не занимает, в общем, сидит незаметно в тени и оттуда за ниточки дергает... С таким справиться почти невозможно, ухватиться не за что! — Ты знаешь, где он живет? — спросил Белов. — Если и знаю, то тебе уж точно не скажу! — Заявил Митя. — Кстати, это совсем не в том месте, где ты ее подобрал! — А что же в том месте? — Белов удивленно посмотрел на друга. — Вижу, доводы рассудка на тебя не действуют, — вздохнул Митя. — Мои ребята работают, если будет что-нибудь новое, я тот час тебе сообщу... Знаешь, Ленечка, езжай-ка ты к Потрошителю! Пусть он тебе какие-нибудь таблетки выпишет, и сочиняй себе свою статью! — Спасибо за совет, — мрачно сказал Белов, распахнув дверь детективного агетства. Моросил дождь, уныло и беспросветно, все вокруг было промозглым и серым, и настроение от этого становилось еще более скверным... В тоске и обиде на несправедливость судьбы, злясь на себя за собственное бессилие перед этой судьбой Белов направился к своей машине, запаркованной во дворе. Он медленно тронулся с места, выехал на улицу. Странное ощущение нереальности происходящего вот уже несколько дней преследовало его. Находясь в обычном, вполне реальном мире, пробираясь между машин, лезущих друга на друга и образующих привычные пробки у светофоров, между бестолковых пешеходов, вовсе не замечающих машин, он чувствовал себя почему-то пришельцем с другой планеты. А на далекой родной планете, которую ему по непонятным причинам внезапно пришлось покинуть, его ждала Анна... Но только вот он не знал теперь, как вернуться обратно... |
|
| ||
|
Услышав звонок, Маша подбежала к двери, открыла ее и увидела Ромку с букетом голубых васильков. — Привет! — весело сказала Маша. — Привет! Это тебе! — он протянул ей цветы. — Ой, спасибо! — она взяла букет, стала искать, во что поставить. — Да что же это, у папы ни одной вазы в доме нет! — А ты подари ему, — сказал Ромка. — А что он с ней делать будет? Вот я уеду, и никто сюда больше цветов не принесет! — А куда ты уезжаешь? — спросил Ромка. — Куда — домой! Мама сегодня из командировки возвращается. Я бы, правда, еще здесь пожила, мне, честно сказать, отца оставлять жалко. Он какой-то потерянный, да и кто присмотрит за ним, кроме меня? — А ты за ним хорошо присматриваешь? — улыбнулся Ромка. — Конечно, я ему два раза суп сварила, три раза рубашку погладила! Книги в порядок привела, а то валялись в пыли, как попало! Это он думает, что опекает меня, а на самом деле все наоборот. Но ничего не поделаешь, мама уже звонила, у них договор. Днем Дмитрий Сергеевич ее в аэропорту встретит, а вечером я должна быть на месте. Слушай, а может, я цветы с собой заберу, все равно ведь сегодня не вернусь сюда? — Это уж ты как хочешь. Ну что, готова? Пойдем? — Пойдем. Ты говорил, это недалеко... — Пешком минут двадцать. Прогуляться не против? — Конечно нет. Они вышли на улицу и бодрым шагом направились в сторону набережной. Над ними весело светило весеннее солнце, вокруг во всю зеленели деревья, ожившие после долгой зимы. Маша засунула руку в карман своей рокерской куртки, вытащила сигарету, закурила. Движения ее были резкими, порывистыми. Ромка подумал, что со стороны, наверное, Машу многие принимают за мальчишку, да и сам он до сих пор относился к ней как к младшему приятелю, с которым легко и приятно общаться, не надо ничего из себя изображать... Такой славный, немного угловатый подросток, лишенный кокетства и фальши. С тех пор, как Анна исчезла из его жизни, он вообще перестал обращать внимание на девушек. Сколько их проходило мимо него, когда он стоял на Арбате со своим мольбертом! Некоторые останавливались, и вместо того, чтобы заказать портрет и заплатить деньги, начинали кокетничать с ним, а он словно и не замечал этого... Они были для него всего лишь натурой, потенциальной возможностью заработка, он не видел в них ничего, кроме лица, рук, спрятанного под одеждой тела... Он не умел, как Анна, разглядывать за всей этой внешней оболочкой скрытую загадочную сущность, он не стремился в каждой проходящей натуре обнаружить бессмертную душу! Люди вообще почему-то мало его интересовали. Нельзя сказать, чтобы он был излишне прагматичен, скорее, это было проявление юношеского максимализма. Он был верен своему единственному идеалу, он был влюблен в одну Анну, влюблен не только как в прекрасный образ, но и как в женщину... Но эта женщина никогда не принадлежала ему! А другие — они просто для него не существовали. Иногда, правда очень редко, случайным натурщицам, разгуливающим по Арбату в поисках приключений и позирующим ему, удавалось увлечь его за собой и добиться физической близости. Он оказывался в чьей-то чужой квартире, в чьей-то постели, но эти случайные короткие связи не оставляли в его душе никакого следа. Он уходил не прощаясь, с ощущением горечи в душе и стыда за самого себя, не договаривался о следующей встрече, будто переспал с проституткой. Правда, от него ничего особенного и требовали. Что можно взять с симпатичного, молодого, хорошо сложенного, но явно нищего художника? В общем, в его жизни давно ничего не менялось. Внезапно чистое голубое небо стремительно стали затягивать набежавшие облака, от порывов ветра зашелестели ветки деревьев, редкие крупные капли дождя ударили о землю, прибивая пыль. — Не холодно? — спросил Ромка. — Ни капли! — ответила Маша. — Я вообще никогда не мерзну! Он подумал, что эта славная девчонка все хорохорится, строит из себя взрослую, независимую, а на самом деле она такая маленькая, беззащитная... Ему вдруг захотелось оберегать ее, заботиться о ней, он сам поразился странному своему желанию, снял куртку, набросил ей на плечи. — Да не надо! Мне правда не холодно! — сказала Маша. — Ничего себе не холодно, смотри, нос уже посинел! — Ты что? Правда? — испуганно спросила она. — Конечно правда! — засмеялся Ромка, глядя на Машу, гордо вышагивающую рядом с ним под дождем, и почувствовал вдруг такую щемящую нежность, что замер от удивления. Нет, это не было ностальгией по исчезнувшей Анне, это было что-то совсем другое. Он остановился, взял Машу за руки, развернул к себе. Она оторопело поглядела на него. — Погоди, не шевелись, — прошептал Ромка. — Я должен это запомнить! — Что запомнить? — спросила Маша сердито. — Вот это... — он осторожно тронул рукой ее промокшие волосы, — капли воды на твоих волосах, словно роса на траве... — Да что, у меня трава на голове растет? — возмутилась Маша. — Ага, — засмеялся Ромка. — Мне надо запомнить, чтобы твой портрет написать, понимаешь? — Это еще зачем? У меня уже есть один портрет, я тебе показывала! — Знаю. У Анны свой почерк, свое видение. Она пишет то, что видит внутри, а я люблю форму, люблю ее красоту... — Ты что, хочешь сказать, что у меня красивая форма? Ромка рассмеялся. — Да я не это имел в виду! Я говорил о художественной форме. — Ах, вот оно что... — произнесла Маша с легкой обидой. — А вообще ты очень красивая! — вдруг заявил Ромка, словно сделав внезапное открытие. — Тебе никогда не говорили об этом? — Нет... — ответила Маша смущенно. Ромка смотрел на машины волосы, покрытые каплями дождя, на ее совсем юное лицо с тонкими правильными чертами, на ее маленькую руку, сжимавшую букетик намокших васильков, и в его душе нарастала волна давно утраченного и почти забытого чувства. И, уже почти не отдавая себе отчета в том, что делает, он обнял ее, осторожно прижал к себе и стал целовать ее мокрые волосы, лицо, губы. Маша не вырвалась, не оттолкнула его, она словно оцепенела в его руках, а потом робко ответила на его поцелуй. Ромка, опомнившись, отпустил ее, она поглядела на него с испугом и сказала. — Ты что, сошел с ума? — Наверное! — рассмеялся Ромка, по-дружески обнимая ее за плечи. — Ты уж меня прости, ладно! — Ладно, пошли! — Маша взяла его под руку, — можешь считать, что уже простила! Только пожалуйста больше так не делай... — Никогда? — тихо спросил Ромка. — Конечно, никогда! — возмущенно произнесла Маша и вдруг остановилась и каким-то странным, совсем не мальчишеским взглядом поглядела на него. Ромка улыбнулся и снова поцеловал ее... Потом они долго еще стояли обнявшись и продолжали целоваться прямо на виду у случайных прохожих, торопливо пробегавших мимо, чтобы скрыться от непрекращающегося дождя, который Ромка и Маша совсем перестали замечать... |
|
| ||
|
Джек, работавший теперь консультантом в одной из ведущих психиатрических клиник Москвы, сразу стал пользоваться огромной популярностью среди своих пациентов, их родственников и друзей. Чтобы не шокировать посетителей своим вызывающим видом он совершенно изменил имидж, отрастил волосы, носил теперь на голове аккуратный бобрик, его верхнюю губу украшали тонкие изящные усики, которые приводили женщин в особый восторг и побуждали к особой откровенности. Правда, некоторые пациентки начинали соблазнять его прямо в кабинете, но он строго придерживался правил профессиональной этики и умудрялся соблюдать дистанцию в отношениях даже с самыми активными и настойчивыми дамами. В итоге о нем заговорили как об очень умном, тактичном и необычайно проницательном психоаналитике, способным буквально за два-три сеанса выводить пациентов из тяжелой депрессии, снимать любой стресс, восстанавливать психическое равновесие и вообще творить чудеса. В этот день он закончил прием немного раньше обычного и собрался уже отправиться домой, но вдруг увидел, как медленно приоткрылась дверь и в нее просунулась взлохмаченная голова его друга. — Ты что мнешься? Входи! — приветливо сказал Джек. Белов нерешительно вошел в кабинет, сел и нервно закурил. — Ну и видок у тебя! — воскликнул Джек. — Ты хоть в зеркало смотришься иногда? — Зачем? — вздохнул Белов. — Теперь я совсем один, даже Машки нет, опять переехала к Наталье... Зачем мне смотреть на себя? — Для профилактики... — пояснил Джек. — Очень полезно наблюдать динамику собственной деградации! Статью написал? Белов мрачно помотал головой. — Митька говорит, ты можешь мне какие-нибудь таблетки выписать... Что-нибудь от депрессии... — От депрессии? — Сощурился Джек. — Да сейчас тебе, по-моему, уже не психиатр нужен, а нарколог, — Джек сочувственно посмотрел на друга и продекламировал нараспев:
|
|
| ||
|
— Завязывай с пьянством, Ленька! — Можно подумать, ты сам не пьешь! — обиделся Белов. — Во-первых, я не пью, а выпиваю, и только тогда, когда сам этого хочу, а во-вторых я, как ты знаешь, не признаю вообще никакие формы зависимости, то есть рабства, ни вынужденного, ни добровольного. — Ты хочешь сказать, что я попал в рабство? — с тоской в голосе спросил Белов. — Может, еще и не попал, но приближаешься к этому состоянию стремительно. Белов какое-то время помолчал, обдумывая слова друга, потом сказал. — Хочешь, я тебе сон расскажу? Сплошной сюрр... — Потом расскажешь. С тобой и так все ясно! — Джек, скажи честно, а ты... когда-нибудь влюблялся? — Однажды в Америке... — усмехнулся Джек. — Ты что, был влюблен, когда в Америке работал? Что ж ты ничего не рассказывал? — А что рассказывать? Фильм такой был, классика, с Робертом Де Ниро. Разве не видел? — Ты можешь серьезно? — обиделся Белов. — Могу, — произнес Джек изменившимся голосом и изобразил на лице трагическое выражение. — Ну, у тебя же были женщины! — воскликнул Белов. — Женщины — они и есть женщины, то есть бабы, но причем здесь любовь? — А Даша? — Какая Даша? — удивился Джек. — Ну, помнишь, ты с ней приезжал, когда... вы в фанты играли? — А... Эта... — Джек поморщил лоб. — Господи, я давно забыл про нее. Такая дура, ну просто пробы негде ставить! — А эта, Жанет? — Да ты, правда, с ума сошел! — возмутился Джек. — Госпожа прорицательница, потомственная и дипломированная ведьма с ярко выраженной сексуальной неудовлетворенностью! Она с такой наглостью ко мне клеилась, что я из принципа ее не трахнул! Это просто караул! Подстерегала меня за каждым углом, давила пышной грудью, а потом распускала слухи, что я импотент! Но, как видишь, на моей карьере это не отразилось. Я отчасти из-за нее из Центра сбежал, о чем ничуть, кстати, не жалею. — Может, она любила тебя? — сказал Белов. — Не думаю... Просто ее тоже принцип заедал, а вообще-то она неглупая баба... Работала когда-то медсестрой, лучше бы ею и оставалась... — Джек вдруг посмотрел на Белова и спросил уже серьезно. — Ну, и что с тобой будем делать? — Не знаю... Честное слово — не знаю, — пробормотал Белов. — Что ж, тогда я знаю, — произнес Джек задумчиво. — Любовь — это самое ужасное, что может вообще случиться с человеком. Кажется, ты меня достал. — Он откинулся на стуле, закрыл глаза и на какое-то время в кабинете наступила тишина. Белов терпеливо ждал, когда друг выйдет из транса. Наконец Джек заговорил немного усталым, но совершенно спокойным голосом. — Мне кажется, она скоро сама появится... Очень скоро. Но тебе придется бороться за нее! Это будет нелегко... А пока пиши статью, Ромео несчастный, не позорь меня перед издательством! — Я постараюсь... — прошептал Белов. |
|
| ||
|
Белов вышел из лифта, вытащил из кармана ключи и вдруг увидел в полумраке женскую фигуру, сидевшую на сложенной газете прямо под его дверью. В первый момент ему показалось, что это Анна. Сердце заколотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Он схватился рукой за стену, зажмурил глаза, и, с трудом переведя дыхание, снова взглянул на странное видение. Но это была не Анна. — Ирка? — разочарованно произнес Белов. — Что ты тут делаешь? — Тебя жду, — ответила она, легко поднявшись на ноги и подбирая с пола газету. — Да что случилось? — пробормотал Белов растерянно. — Дозвониться тебе невозможно, то ли ты не бываешь дома, то ли телефон отключаешь... Может, пригласишь войти, или мне так и стоять под дверью? Он повернул ключ, щелкнул выключателем. В прихожей ярко вспыхнул свет. Ирина, войдя в квартиру следом за ним, поглядела на него с еле скрываемым испугом. — Ленька, Ленечка, да что же с тобой такое? — Она осторожно провела рукой по его осунувшемуся лицо. — Ведь чувствовала, что случилось что-то, потому и пришла... — Ничего не случилось, — буркнул Белов, вынимая из кармана сигарету. — Просто работу взял, она у меня не клеится, сижу по ночам, курю... — Врешь ты все! — заявила Ирина. — Я тебя хорошо знаю. Ты болен, и пьешь... Только вот почему ты пьешь? Белов хотел ответить что-то резкое, но, посмотрев на Ирину, сдержался. Она была очень хороша, взгляд ее излучал любовь, доброту и тепло. Ему стало совестно и он сказал, как бы оправдываясь. — Да не пью я, так, было немного... Машка вернулась к матери, сидел один, работа не шла... — Что ж сам не позвонил? — спросила Ирина. — Или мы не друзья? — Да что я буду загружать тебя своей хандрой? Ничего, как-нибудь справлюсь... — А я тебе помогу, — улыбнулась Ирина и стала расстегивать блузку. — Ну, или сюда, неприкаянный мой. — Нет! — испуганно воскликнул Белов. — Не надо, я не могу... — Неужели допился так? — с сочувствием и нежностью посмотрела на него Ирина. — Да не по этому... — пробормотал Белов. — Ирка, ты прости меня, можешь считать, что я сволочь, гад, подлец неблагодарный, но не получится у нас ничего! — Что ж, — холодно произнесла Ирина. — Может, оно и к лучшему. Я ведь замуж выхожу, Ленечка. — Да? И кто же он? — спросил Белов, стараясь изобразить заинтересованность. — Хороший человек. Любит меня без памяти. — Я тебя поздравляю! — искренне обрадовался Белов. — Спасибо. — Ирина застегнула блузку, закурила. — Ладно, не буду больше тебя отрывать от твоей статьи и твоей хандры. Покурю и пойду. — Ирка... Ты, правда, прости меня. Я, я не хотел тебя обидеть... — А я и не обиделась. Кстати, совсем из головы вылетело, я ведь пришла забрать свое платье! Тебе оно больше не нужно? — спросила Ирина с чуть заметной насмешливой улыбкой. — Нет, конечно, возьми... — Белов стал рыться в шкафу, но в руки все время попадалось что-то не то, — господи, никак найти не могу, ума не приложу, куда оно подевалось! — Ладно, не ищи! Я пошутила! — сказала Ирина. — Если найдешь, можешь себе на память оставить, или на помойку выбросить! Я... просто хотела попрощаться с тобой... Ну, уж как получилось... — Она поглядела на него с улыбкой, скрывающей внутреннюю боль. — Только скажи мне, честно скажи — ты совсем разлюбил меня? Белов промолчал, не в силах ни соврать, ни сказать правду. — Ладно. Удачи тебе, — Ирина поднялась с кресла. — На свадьбу не приглашаю, а то напьешься еще! Прощай! — она притянула его к себе, поцеловала в губы, рывком бросилась к двери, и через секунду стук ее каблуков раздался на лестничной клетке. Белов плеснул в стакан коньяка, выпил залпом, и, обхватив руками голову, бросился ничком на диван... |
|
| ||
|
С тех пор, как Анна вернулась в дом Германа, она все еще продолжала свою игру. Пока ей это удавалось довольно удачно, она с удивительным мастерством исполняла придуманную роль, и Герман, судя по всему, полностью поверил ей. Но время шло, ситуация могла обостриться в любой момент из-за какой-нибудь непредсказуемой случайности. Анна нервничала все сильнее и, оставаясь в доме одна, каждый день заново выстраивала в уме схему своего дальнейшего поведения. Надо было четко знать, что она помнит, а что — нет, в разговорах с Германом, в отношениях с ним нельзя было сбиться ни в чем, потому что он, обладая острым, проницательным умом, сразу бы заметил ее ошибку. Она не испытывала к нему ни ненависти, ни отвращения, но и любви больше не чувствовала. Романтическая сказка закончилась, и теперь, после всего, что произошло с ней, никаких иллюзий не оставалось. Надо сказать, что пока он, словно специально, очень хорошо подыгрывал ей, был тактичен, внимателен, не навязчив, ни о чем не расспрашивал, как и прежде, приносил ей в комнату свежие цветы, изредка оставлял трогательные записки. По вечерам, пожелав жене спокойной ночи, он удалялся в свою спальню. В душе она даже была благодарна ему за то, что он избегает близости с ней по каким-то своим причинам, но причины эти не были ей известны, и неясность ситуации все больше тревожила ее. Сколько времени еще это могло продолжаться? В один из первых дней после ее возвращения в доме появился тот же самый доктор, которого Герман приводил раньше. Он довольно долго беседовал с Анной, задавал странные вопросы, делал какие-то пометки в блокноте. Выписав несколько рецептов, он попрощался с ней и надолго уединился с Германом. Анна не могла слышать, о чем они разговаривают, и беспокойство ее росло. А вдруг этот въедливый докторишка сумел разоблачить ее? Когда, наконец, появился Герман, Анна была уже почти на грани истерики. Она даже не пыталась скрыть свое состояние, считая, что для женщины с провалом памяти и расстройствами психики это вполне естественно. Герман сел рядом с ней, трогательно поцеловал ей руку и сказал заботливым голосом. — Мой врач советует показать тебя хорошему психиатру. Твоя болезнь, к сожалению, вне его компетенции... Ты не возражаешь, если я займусь этим? — Мне все равно... — обреченно вздохнула Анна. — Делай, как считаешь нужным. На самом деле она испытала огромное облегчение от его слов. Пусть ее показывают кому угодно, главное — ее тайна не раскрыта! Значит, можно и дальше изображать амнезию и выиграть еще какое-то время! Уже по прошествии какого-то времени Анне вдруг пришло в голову, что сдержанное поведение Германа, скорее всего, объяснялось рекомендациями доктора. Возможно, он опасался вызвать у нее излишний всплеск эмоций, который, по мнению доктора, мог повредить ее состоянию. Если это, действительно, так, то ей просто повезло. И спасибо докторишке за его полезный совет! Но, в конце концов, она же с самого начала не отрицала, что она — жена Германа! Это она не "забыла"! Она "забыла", почему ушла из дома, где пробыла какое-то время, из-за чего они поссорились и расстались. Не "помнила" она также, чем занималась раньше, никаких попыток рисовать она не делала, в мастерскую не зашла ни разу даже в отсутствие Германа, так как не была уверена, что за ней в доме никто не следит, что где-то не спрятаны скрытые микрофоны, видеокамеры или что-то еще. Она прекрасно понимала, какую опасную затеяла игру, и чем дольше продолжала она ее, тем сильнее становилась ее тоска по Леониду Белову, от которого она так поспешно сбежала. Конечно, тогда у нее не было другого выхода, но теперь с каждым днем она все мучительнее страдала от своей безнадежной любви, и временами ей казалось, что она, действительно, теряет рассудок. Она видела его во сне чуть ли ни каждую ночь, ей казалось, что она ощущает рядом тепло его тела, его нежность и ласку, она просыпалась в холодном поту, ее бросало в жар, она тихо плакала, уткнувшись в подушку. Ей мерещилось всюду его лицо, слышался его голос, и сейчас она отдала бы все на земле, чтобы снова оказаться с ним рядом, снова обнимать его, засыпать, положив голову ему на плечо... Но как это сделать? Как снова выбраться отсюда, не причинив никому вреда, не подвергнув никого страшной опасности? Наверное, это вообще невозможно, надо терпеть, ежедневно отрабатывать свою роль, а по ночам, оставаясь наедине с собой, вволю предаваться своим страданиям. Это превращалось в какое-то самоистязание, но другого выхода не было. В конце концов, когда-то вся эта ужасная история должна была закончиться! Но как, когда? Ответа на эти вопросы просто не существовало. Конечно, есть еще такой вариант... Надо спровоцировать Германа на ссору и потребовать у него развод. Повод может быть самый бредовый, бессмысленный, но совершенно непреодолимый для нее. После этого она не сможет оставаться больше в этом доме, не сможет дальше жить с ним. Например... ну, что бы такое придумать? Но, как назло, ничего путного не приходило в голову. Более того, Анна подумала, что Герман, скорее всего, не поддастся на ее провокацию, а просто уйдет от выяснения отношения или обратит все в шутку... Он ведь прекрасно знает, что произошло между ним и Анной на самом деле! В какой-то степени ему, наверное, даже выгодно, что она все забыла! В то же время он собирается всерьез заняться ее лечением, отвезти ее к психиатру... Господи, да разве поймешь, что у него на уме!... Другой вариант — найти, все-таки, способ выбраться из дома. Надо только придумать предлог, из-за которого ей так необходимо поехать в город... Можно вдруг вспомнить про своих родителей и потребовать, чтобы он отпустил ее к ним... Нет, не убедительно... Скорее всего, он выберет время и поедет к ним вместе с ней... Получится очень глупая ситуация... Но, все-таки, надо попробовать. Мать живет не так далеко, на машине — часа четыре езды, не больше... Надо затеять эту поездку, а там видно будет... В конце концов, можно оставить матери незаметно записку... Плохо, что на нее ни в чем нельзя положиться! Вместо того, чтобы помочь, она может еще хуже подставить Анну, выдать ее с потрохами! Все это кончится не просто скандалом, а вообще неизвестно чем! И все же... Вечером она непременно спросит Германа, не может ли Виктор отвезти ее в город... Интересно, что он ответит... Может быть, придумать какой-нибудь повод, чтобы выехать отсюда завтра же? Попробовать из автомата позвонить Белову? Но как это сделать, ведь в поездке ее всюду будет сопровождать Виктор. Попробовать договориться с ним? Но как, как?! Все это слишком рискованно! И потом, что она скажет Леониду? Она ведь не может даже назначить ему свидание, не может ничего объяснить! Господи, все это похоже на какое-то безумие, от которого невозможно излечиться! Назад пути нет... А что было бы, если бы она не вернулась сюда? Что, если ее возвращение было ошибкой? Может быть, надо было все рассказать Белову, его друзьям, они сумели бы что-нибудь придумать... Но что они смогли бы придумать? Они ведь даже не представляют, как опасен Герман, как безграничны его возможности... Когда, наконец, наступил вечер, Анна спустилась в гостиную и стала ждать возвращения Германа. Она решила провести этот вечер вместе с ним, и за ужином затеять разговор о поездке к матери. А вдруг он согласится отправить ее одну с Виктором? Она сможет пробыть там два-три дня, а потом Виктор снова приедет за ней и привезет ее домой. Этих двух-трех дней ей вполне хватит, чтобы найти какой-нибудь выход. После такой поездки, наконец, можно будет изменить тактику и правила игры. Ведь может так случиться, что встреча с матерью вызовет у нее сильное эмоциональное напряжение, подобное шоку, и это поможет ей что-то вспомнить? Потом постепенно можно будет начать "излечиваться от амнезии"... Когда Герман с усталым и мрачным лицом неторопливо вошел в дом, Анна бросилась ему навстречу, поцеловала, заговорила необычайно приветливо. Кажется, его это немного удивило, но он сказал с улыбкой. — Я вижу, тебе лучше. Ты даже не представляешь, Анна, как мне приятно снова видеть тебя веселой. — А разве я не была веселой? — Анна поглядела на него с недоумением. — Нет, — ответил он. — Ты так дано уже не улыбалась, что я начал забывать, какая у тебя чудесная улыбка. — Прости, — Анна опустила глаза. — Я не хотела тебя огорчать. Неужели я выгляжу такой мрачной занудой? Он ласково обнял ее. — Ну что ты! Какие ужасные вещи ты говоришь! Я просто беспокоюсь за тебя, я люблю тебя, Анна, и очень хочу, чтобы ты перестала грустить и была счастлива! Ведь мне, к сожалению, не известны причины твоей печали. — Мне тоже, — тихо ответила она. — Надеюсь, это пройдет... — сказал Герман. — Знаешь, я хотела попросить тебя... — О чем же? — Мне бы очень хотелось съездить к матери. Я так соскучилась без нее! — произнесла Анна. — К матери? — удивился он. — Но ты никогда раньше не вспоминала о ней, не хотела ее видеть! От чего вдруг у тебя возникло такое странное желание? — Я не знаю... — смутилась Анна. — Разве в этом есть что-то плохое? Я так давно не видела ее... Может быть, ты позволишь мне ее навестить? Виктор может отвезти меня к ней на два-три дня... — Виктор? — Лицо Германа стало вдруг жестким и непроницаемым. — Он больше у меня не работает. — Разве? — в свою очередь удивилась Анна. — Я уволил его, — произнес Герман сухо. — У меня другой шофер. Конечно, если ты так настаиваешь, он отвезет тебя к матери, но не раньше, чем на следующей неделе. Думаю, для тебя не имеет большого значения, кто именно повезет тебя. — Конечно, нет... — ответила Анна растерянно. — А может быть, ты и сам съездишь со мной? — Нет, у меня слишком много работы. Я очень устал. Если не возражаешь, я пойду спать. Завтра я должен встать очень рано. — Конечно, не возражаю. Поступай так, как тебе удобно. Я очень благодарна тебе, что ты согласился выполнить мою просьбу... — Пустяки. Не стоит. Я рад сделать тебе что-нибудь приятное, хотя, сказать по правде, не всегда тебя понимаю... Он встал, взял Анну под руку и повел к лестнице. Она словно невзначай легонько прижалась к нему, положила голову ему на плечо. Все это допускалось теми правилами игры, которые она сама установила для себя. Постоянно работая над собственной ролью, она старалась держаться как можно более естественно, изредка проявлять какие-то искренние чувства и, в то же время, не в коем случае не переигрывать. Герман, видимо, воспринял ее внезапную ласку не более, как проявление благодарности, и, проводив ее до двери спальни, даже не переступил через порог... Утром, провалявшись в постели около часа и искусав политую слезами подушку, Анна встала, накинула халат, спустилась в гостиную и, впервые за все время после своего возвращения, включила телевизор... Как ни странно, он не был отключен. Видимо, Герман подумал, что в ее нынешнем состоянии она вообще не заинтересуется тем, что происходит в окружающем мире. После политических новостей, в которые Анна даже не пыталась вникнуть, на экране появилось вдруг лицо шофера Виктора... Диктор сообщил, что этот человек три дня назад погиб в автомобильной катастрофе. Он ехал на "Жигулях" шестой модели, вдруг появилось несколько мотоциклистов, которые окружили его и не давали дорогу. Водитель не справился с управлением и врезался в ограду моста. Пробив ее, машина рухнула на железнодорожное полотно. Никто из мотоциклистов не пострадал. Инспектор ГАИ, прибывший на место происшествия, утверждает, что рокеры умышлено создали аварийную ситуацию. Слишком поздно заметив мотоциклистов, водитель "шестерки" попытался их объехать, но не сумел. Следствие ведется, сотрудники УВД расценивают этот случай как сознательную провокацию со стороны водителей мотоциклов. Мотоциклистам удалось скрыться, но сотрудники правоохранительных органов, направившись по свежим следам, сумели задержать четверых из них. Сегодня утром им удалось разыскать и арестовать пятого, по всей видимости, главаря преступной группировки. По подозрению в преднамеренном убийстве водителя "Жигулей" они арестованы и находятся в камере предварительного заключения "Матросской Тишины". Анна выключила телевизор. Этот жуткий сюжет, который она случайно увидела, рассеял все ее сомнения. Виктор стал очередной жертвой... За что? Почему? Наверное, это ей не суждено узнать никогда! Но что за глупые вопросы возникают у нее? Чего, собственно, она ожидала? Что Герман вдруг раскается, одумается, перестанет убивать? Что безумная любовь к ней заставит его измениться, отказаться от своих кровавых планов? Нет, ничего не изменилось, кроме того, что теперь она никак во всем этом не участвует! Никогда, никогда больше он не увидит ни одного портрета, написанного ее рукой! Конечно, Виктора жаль, они ведь почти стали друзьями... Но, пожалуй, она прикинется, что ничего не видела и не знает. И если Герман сам не заговорит с ней об этом, она тоже ничего не скажет. Пусть лучше считает ее слабоумной беспамятной дурочкой! |
|
| ||
|
В своем детективном агентстве Митя получил информацию об аресте рокеров немного раньше, чем Анна. Один из его ребят, специально занимавшийся средствами массовой информации, вдруг радостно обратился к своему шефу. — Смотрите-ка, Дмитрий Сергеевич, вроде наш старый знакомый! Митя с интересом просмотрел видеозапись и спросил. — Что ты об этом думаешь, Стас? — Думаю, что хоть здесь восторжествовала, наконец, справедливость! Так этому подонку и надо! — заявил молодой детектив. — В этом я полностью с тобой согласен, — сказал Митя, — но это из области эмоций. А какие еще соображения? — Ну, тут, по-моему, все просто, — Стас вопросительно посмотрел на шефа. — Ребята напились, обкурились, куража ради привязались к мужику, который совершенно случайно подвернулся им на дороге... — Возможно и так... — произнес Митя задумчиво. — А что, Дмитрий Сергеевич, вы думаете, это как-то с нашим делом связано? — вдруг догадался Стас. — Не знаю, пока ничего не знаю... Но мне бы хотелось получить весь материал по этому сюжету... Наверняка многие снимали — и "Дорожный патруль", и "Времечко"... Надо посмотреть, что у них осталось... — Постараюсь раздобыть! — сказал Стас. — Езжай прямо к Александру, он там свой человек, и по счастью сейчас в Москве. Отправив своего сотрудника за дополнительной информацией, Митя набрал номер Белова. — Алло... — произнес тот сонным голосом. — Ленька, проснись! — Я не сплю, а сочиняю статью, — ответил Белов уныло. — Ты хоть телевизор смотришь? — Конечно, нет. У меня нет телевизора! — обиженно заявил Белов. — Извини, забыл. Знаешь, того самого рокера арестовали! — Какого? — оживился Белов. — Того, что Джек в канаве нашел? — Ну да! И еще четверых. — Замечательно. А за что? — Потом расскажу. Сейчас некогда. Главное, я думаю, твоя дочь теперь в безопасности! — Ты ей еще не говорил? — Некогда мне, — сказал Митя не очень уверенно. — Да и при Наталье, честно говоря, заводить разговор об этом не хочется! — Это понятно... — ответил Белов. — Если позвонит, можешь сам ей сказать. — От нее дождешься, — вздохнул Белов. — Теперь у Машки обширная культурная программа! Вернисажи, музеи, литературные чтения! — Так это же лучше, чем тусовки и дискотеки! — Я и не говорю, что это плохо. Просто непривычно как-то, моя дочь в Пушкинском музее в сопровождении телохранителя с этюдником... — По-моему, он славный парень, — сказал Митя. — Мне он тоже нравится, и вообще вся эта ситуация... Вот моя ситуация мне совершенно не нравится! У тебя ничего нового? — спросил Белов со слабой надеждой в голосе. — Неужели ты думаешь, я бы скрыл от тебя? — возмутился Митя. — Какой же ты нетерпеливый! Кстати, ты был у Джека? — Конечно! Сразу же от тебя тогда поехал! Он мне здорово мозги вправил, я уже три дня не пью, статью почти закончил! Только на душе все равно хреново... Вот думаю, может уехать куда-нибудь... — Ладно, ты думай, а мне работать надо! Пока! — проворчал Митя и повесил трубку. |
|
| ||
|
В Оздоровительном Центре, с которым еще недавно сотрудничал Джек, яркая жгучая брюнетка Жанет, ведущая ночной телепередачи, стоя перед зеркалом подкрашивала помадой губы. С затаенной обидой вспоминала она талантливого, остроумного и очень ехидного парапсихолога, которого ей, не смотря на все ее старания, так и не удалось соблазнить. Кроме того, с его уходом из Центра популярность заведения заметно упала, и теперь приходилось прилагать огромные усилия к восстановлению утраченного престижа. Жажда справедливой мести все больше овладевала дипломированной ведьмой, она сделала перед зеркалом страшный магический взгляд, вызывая обидчика на поединок. Внезапно за ее спиной в том же зеркале появилось отражение мужчины, и оно было отнюдь не призрачным, а вполне реальным. Жанет вздрогнула, но, узнав неожиданного посетителя, засияла, глаза ее подернулись поволокой. — О, какие люди, и без охраны! — воскликнула она, с обворожительной улыбкой повернулась к нему, протянула свои белоснежные пухлые руки. — Ах, Анатоль! Уж не чаяла, что снова увижу! — Никогда не называй меня так! — Резко оборвал ее он. — Меня зовут Герман, Герман Ребров! — Поняла... — отозвалась Жанет. — Я по делу, Жанна, — сухо сказал Герман. — Ну конечно, мой дорогой господин Ребров! Как же без дела! Но давай поздороваемся сначала, ведь столько не виделись! — Она вскинула руки, осторожно коснулась его шеи, заглянула ему в глаза сквозь темные очки своим проницательным взглядом, потом властно притянула к себе и поцеловала в губы. Герман не ответил на ее поцелуй, но и не отстранился, молча неподвижно стоял перед ней, на губах его появилась сдержанная улыбка. — Ну садись, — Жанет с кокетливым выражением лица подвела его к дивану, — вижу, печаль иссушила твое сердце... сейчас мы все твои проблемы решим. — Она взяла его руку, перевернула ладонью вверх, потом снова поглядела ему в глаза долгим внимательным взглядом и продолжала уже серьезно. — А ты изменился, Герман... Ох, как же тебя всего изломало! Это женщина! Она тебя сушит, покоя тебе не дает! Вижу, все вижу! В ней погибель твоя! — Ты что нагнетаешь страсти? — усмехнулся Герман. — А то, что ты и притронуться к ней боишься! Чахнешь и вянешь в расцвете сил! Чем же она так околдовала тебя? Ну-ка, давай посмотрим... — Жанет взяла его за другую руку. — Ты знаешь, Жанна, я никогда не верил в гадания,.. — устало произнес Герман. — Ой, ну кому ты сказки рассказываешь? — Жанет всплеснула руками. — Думаешь, я забыла, как ты ко мне тайком приходил, как я тебе на карьеру карты раскладывала, как помогала тебе врагов узнать. — И я помню, Жанна, — сказал Герман. — А кто убийцу твоей жены разыскал? — Не будем об этом, — жестко сказал Герман. — Что, еще не до конца рассчитался? — прошептала Жанет, ловкими и быстрыми движениями расстегивая ворот его рубашки. — Я же сказал, у меня дело к тебе, — Герман вздохнул и под натиском Жанны устало откинулся на спину. — Да какое там дело... Баба тебе нужна, нормальная баба, а не эта твоя сушеная курица! — Жанет окончательно опрокинула его на диван и, избавившись, наконец, от рубашки, принялась за ремень на брюках. — Что же ты раньше не приходил? — страстно прошептала она. — Времени не было, — ответил Герман. Он не сопротивлялся, наблюдая за ее действиями как-то вяло и невыразительно. Но вдруг резким движением сорвал с нее одежду и тот час, в одно мгновение, овладел ею. Потом, переведя дыхание, произнес равнодушно. — Ну что, добилась своего? — Для тебя старалась, — засмеялась Жанна. — Смотреть больно, как ты мучаешься! — А ты у меня сестра милосердия! — Герман сильным движением притянул ее к себе и тоже рассмеялся. — Ладно, сестра, у меня больше нет времени, так что давай к делу. — Слушаю вас внимательно, господин Ребров! — Жанет томно опустила глаза. — Мне нужен психиатр, самый лучший. — Для чего? — удивилась Жанет. — Чтобы лечить мою жену, желательно в клинике. Так будет спокойнее. — А что с твоей женой? Она правда больна? — спросила Жанет с сочувствием. — Это сложная история, — ответил Герман уклончиво. — Как-нибудь расскажу, но не сейчас. — Поняла, — прошептала Жанна. — Тебе нужен Джек Потрошитель. — Кто? — удивился Герман. — Да кличка у него такая! — Жанна снова рассмеялась. — Зовут его Евгений Борисович, а потрошителем прозвали потому, что все наши клиенты перед ним просто наизнанку выворачивались. А главное, он не просто психиатр, он еще и парапсихолог, и очень сильный телепат, и гипнотизер! Сейчас он как раз в клинике работает, так что, думаю, если ты сумеешь с ним подружиться, то все проблемы решишь. — Она быстро что-то написала на листке бумаги. — Держи адрес. Только не говори, что это я послала тебя к нему! — Думаешь, ему не понравится твоя рекомендация? — усмехнулся Герман. — Не в этом дело... — Жанет томно потупила взгляд. — Как мужик он, правда, ничто в сравнении с тобой, но лучшего психиатра ты правда не найдешь! — Спасибо за комплимент. — Герман поднялся с дивана, застегнул рубашку, поправил воротничок и вдруг произнес вкрадчиво. — А ты не хотела бы снова работать на меня? — Нет... Что ты... — пробормотала Жанет испуганно. — У меня и так дела идут неплохо. — Смотри. Я хорошо плачу. — Знаю, — вздохнула Жанна. — Ладно. Подумай. Пока еще не поздно... — Я-то подумаю, да вот только где найти тебя, если что... — Искать меня не надо, — усмехнулся Герман. — Ты ведь знаешь, я всегда появляюсь сам. Особенно тогда, когда я в этом заинтересован... Он быстро направился к выходу. |
|
| ||
|
А еще через полчаса, когда Джек закончил беседу с очередным пациентом и готовился к приему следующего, в его кабинете внезапно появился высокий незнакомый мужчина в темных очках, молча прошел к столу и без всякого приглашения сел напротив него. Джек видел этого человека впервые и произнес с некоторым удивлением. — Кажется, мы с вами не договаривались о встрече. — Нет. Но это не имеет значения, — уверенно ответил мужчина. — У меня дело чрезвычайной важности. Джек внимательно оглядел странного посетителя, и внутреннее чутье подсказало ему, что этот визит — не простая случайность. — Я принимаю только по предварительной записи. У меня на очереди еще два человека. Но если это настолько срочно, подождите в коридоре, пока я закончу прием. Потом мы сможем поговорить. — У меня нет возможности ждать, — произнес мужчина тоном, не терпящим возражений и из-под очков поглядел в лицо Джеку. — Я оплачу вам неустойку. Сколько? — Я беру деньги только за работу, — спокойно ответил Джек. — В случае, если пациент не получил облегчения после десяти сеансов, я возвращаю деньги. — Но у вас не бывает подобных случаев, — сказал мужчина. — Никто ни от чего не застрахован, — улыбнулся Джек. — Я много слышал о вас, — произнес незнакомец уверенным тоном. — Мне рекомендовали вас, как одного из лучших специалистов. — Польщен, — вежливо ответил Джек, поглядев на часы. — Вас устроит десять минут? — Конечно, нет, — ответил мужчина, за внешней самоуверенностью которого чувствовалось хорошо скрываемое волнение. — Но я вынужден принять ваши условия. Постараюсь быть кратким. Речь идет об очень близком мне человеке, о моей жене... Некоторое время назад она внезапно исчезла, а через неделю снова появилась в доме. Ведет себя очень странно... То ласкова и нежна со мной, то старается меня избегать, смотрит так, будто напугана чем-то. Подолгу разговаривает с моей собакой, словно это ее ближайший друг... Джек, слушая с большим интересом рассказ своего посетителя, мягко перебил его. — Могу я задать вам вопрос, если вы, конечно, не возражаете? — Нет — нет... Я готов ответить на любой вопрос! — В поведении вашей жены до ее исчезновения наблюдались какие-нибудь странности? Посетитель на мгновение задумался, потом сказал. — Да, пожалуй. Знаете ли, у нее очень развито воображение и иногда, как бы это лучше сказать... — Она переносила то, что ей представлялось в ее воспаленной фантазии в реальную жизнь, — мягко подсказал Джек. — Вы это имели в виду? — Именно это, — подтвердил мужчина. — Вы очень точно сформулировали. Причем иногда она настолько верила в свои вымыслы, что ее совершенно невозможно было переубедить в их полной абсурдности. Джек внимательно посмотрел в лицо человеку, сидящему напротив него, и тихим и вкрадчивым голосом задал следующий вопрос. — Вы пытались разыскивать вашу жену во время ее отсутствия? — Естественно. — Обращались в милицию? — Нет, я не испытываю доверия к этой организации. У меня свои методы. — У вас есть какие-нибудь сведения о том, где она находилась? — мягко спросил Джек. — Надеюсь, вы понимаете, что я спрашиваю об этом не из праздного любопытства. Это очень важно для предстоящего лечения. — Никаких, — ответил мужчина. — Я буду с вами откровенен. Я, действительно, потерял ее и всю неделю был в полном отчаянии. Если бы я знал, где она находится, я просто приехал бы туда и забрал ее. По-моему, это вполне логично, — сказал он, пристально посмотрев на Джека. — Это, действительно, логично, но не для всякого человека и не в каждой ситуации. — Джек обаятельно улыбнулся, — иногда люди сознательно устраивают своим ближним очень странные испытания, я много раз сталкивался с подобными явлениями в своей практике. Случается и так, что начинаешь лечить одного, а в итоге пациентом оказывается другой, или оба... Вы уж извините, но я тоже стараюсь говорить откровенно. — А вы интересный собеседник, — усмехнулся мужчина. — Думаю, мне не зря вас рекомендовали. Но я абсолютно здоров, живу в совершенно реальном мире и не путаю действительность с вымыслом. — Мне кажется, никогда нельзя утверждать что-либо с полной категоричностью... — мягко заметил Джек. — Вся наша жизнь по самой своей сути совершенно непредсказуема, и как только мы зарекаемся в чем-то, что с нами никогда не может случиться, именно это зачастую и происходит... "Сказано: не преступайте клятвы. А я говорю вам — не клянитесь вовсе." Иисус Христос старался предостеречь людей от подобных ошибок и заблуждений... — Возможно, вы правы... — согласился посетитель. За время разговора с Джеком его самоуверенность сменилась спокойной, даже немного печальной сдержанностью. Они незаметно как бы поменялись ролями, и Джек все больше чувствовал себя хозяином положения в их непростом и напряженном диалоге. — А ваша супруга сама ничего вам не рассказывала? — спросил вдруг Джек, не отрывая взгляд от своего собеседника. — Она не помнит, где она находилась все это время и что было с ней, — мрачно произнес тот. — Так что же вы не сказали мне самого главного?! — воскликнул Джек. — А вам в вашей практике приходилось сталкиваться с потерей памяти? — Да, конечно, — ответил Джек. — Существует много разновидностей амнезии, и большинство из них поддаются лечению. — Он снова посмотрел на часы. Прошло уже больше тридцати минут, и он, с сожалением для себя, вынужден был прервать столь интересный визит. — Надеюсь, сумею помочь вашей жене и вам. Мужчина перехватил его взгляд. — Я понял, на сегодня беседа окончена. Так когда мы можем придти? — Завтра у меня есть небольшое окно... Можете приехать к часу? — Да. — Тогда жду вас с супругой в час дня. Постараюсь уделить ей достаточно времени. Обычная консультация стоит пятьдесят долларов, анонимная — сто. — Благодарю. — Мужчина поднялся. — Лечение будет анонимным. — Это — ваш выбор, — Джек тоже поднялся, проводил его до двери и пригласил в кабинет молодую даму, которая возмущенно набросилась на него. — Я жду уже полчаса! Что происходит? — Ради бога извините, совершенно неожиданно появился инспектор из Министерства здравоохранения, я не мог выгнать его, — соврал Джек. — Ну ладно, прощаю, — дамочка кокетливо посмотрела на Джека, вдруг рывком обняла его, чмокнула в щеку. — Вас нельзя не простить! — Садитесь пожалуйста, — невозмутимо сказал Джек. — В прошлый раз мы не закончили анализировать ваш сон о превращении кошек... — Да, да! — дамочка тут же уселась в кресло и быстро заговорила. — Но вы немного ошиблись, господин Джек! Мой сон был не о кошках, а о котах! — Это — существенная деталь, — улыбнулся врач. — Прошу прощения, что был столь невнимателен... |
|
| ||
|
Дмитрий Сергеевич тщательно изучил все материалы по делу рокеров, пытаясь обнаружить какую-то связь между ним и ограблением сейфа в обменном пункте. Но чем больше он размышлял над этим, тем больше приходил к выводу, что обе истории существуют совершенно отдельно и никак не связаны между собой. Строго говоря, попытка притянуть одно событие к другому была изначально искусственной, но Мите почему-то было совершенно необходимо в истории с рокерами поставить надпись: "продолжение следует...". Его не удовлетворяла версия Стаса, что парни просто обкурились и пристали к случайному человеку на дороге. Внутреннее чутье опытного криминалиста подсказывало ему, что здесь кроется что-то еще, а что именно, он не знал. Поэтому, вероятно, и сделал неудачную попытку привязать арест рокеров к своему основному расследованию... Он с волнением вглядывался в затравленное лицо Фрэнка на видеопленке и, не будучи фаталистом, все же допускал мысль, что сама судьба свершила свое правосудие, отомстив за страдания Маши. Но он никак не мог поставить на этом точку. Конечно, тут мог бы помочь Джек с его феноменальной интуицией, только он вечно занят своими делами... Вдруг в офисе, словно по мановению волшебной палочки, появился именно Джек, и произнес интригующим шепотом. — Кажется, ты меня ждешь? Не так ли? — Однако... — пробормотал Митя, оторвав взгляд от экрана. — Ты никогда не перестанешь удивлять меня. Я тут бьюсь над одной проблемой и как раз о тебе подумал! — И это правильно! Мы обсудим твою проблему, только после, а не до... — заявил Джек и с заговорщическим видом поглядел на Митю. — У тебя такой вид, будто ты собираешься сообщить какую-то необычайную новость, — сказал Митя, — Так оно и есть, — усмехнулся Джек. — Сообщай! — Угадай на счет раз, кто был у меня на приеме два часа назад! — Президент Клинтон? — улыбнулся Митя. — Мимо. — Сильвестр Сталоне? — Ну, какой же ты не догадливый! — возмутился Джек. — Это не по моей части, — обиделся Митя. — Ну как же не по твоей! Щерлок Холмс догадался бы наверняка с первого раза! — Ленька Белов? — сделал Митя последнюю попытку. — Этот был, но еще на прошлой неделе. Сразу от тебя ко мне явился. Он до того раскис, что хочется набить его смазливую морду. Но я этого не сделал, потому что скоро ситуация изменится... — У тебя была Анна Реброва? — вдруг осенило Митю. — Горячо! Почти попал, но не совсем. Меня посетил сам господин Ребров, собственной персоной... — Джек сделал выразительную паузу. — Что? — произнес Митя, с изумлением посмотрев на Джека. — Он так и представился? — Налей-ка чего-нибудь выпить, — Джек устало откинулся в кресле. — Я весь извелся, пока дождался конца приема. Конечно, он не представился, он не такой дурак. — А ты уверен, что это он? — с сомнением спросил Митя. — На сто двадцать процентов. Завтра он приведет ко мне свою жену для анонимного лечения от амнезии и нервного истощения. — От амнезии?! — переспросил Митя. — Погоди, я ни черта не понимаю. — Сейчас поймешь. Вся история, которую он мне рассказал о своей жене, в точности совпадает с появлением Юлианы у Леньки, — Джек сделал глоток коньяка из протянутого Митей бокала, — До какого-то момента у меня тоже были сомнения, но когда он сказал, что у нее провал в памяти, тут уж все встало на свои места! Таких совпадений не бывает. Я задал ему пару каверзных вопросов, получил некоторую нужную информацию. Правда, мне пришлось поднапрячься, с ним будет не просто, но зато не осталось никаких сомнений. — Ничего себе история! — ахнул Митя. — Да уж! — засмеялся Джек. — Но погоди, я не врублюсь никак. Если она к нему вернулась, то значит у нее не было никакой амнезии. Что же, она все врала? — Нам она ничего не врала, потому что действительно не помнила, что с ней случилось, в этом я уверен. А сейчас, возможно, и врет. Использует, так сказать, собственный печальный опыт... Хотя, конечно, это только мое предположение. Теоретически я могу допустить, что у нее новая фаза амнезии. Ну, а что с ней на самом деле, я выясню завтра при личной встрече. — Господи, Джек, она же сразу узнает тебя! — воскликнул Митя. — Вероятно. Ну и что? — И тогда Ребров тут же увезет ее и спрячет так, что мы уже никогда не найдем! — Это совсем не обязательно... — задумчиво сказал Джек. — Мне показалось, что он хочет не просто ее вылечить, а как бы на время избавиться от нее. То есть он не сказал это прямо, но я услышал это между слов. А я, естественно, ему подыграю. Предложу поместить ее в наш стационар. — А что, если это провокация? Если он что-то знает, но не все, и хочет выяснить подробности? — Теоретически — да, такое может быть, но я бы это почувствовал. Мне кажется, он не знает, где она находилась шесть дней, действительно не знает. — Ты уверен? — Митя, ты задаешь странные вопросы. — рассердился Джек. — Как я могу быть в чем-то уверен, пока не увидел ее?! Я ведь тоже не Господь Бог, в конце концов! Учти еще, что у нас очень сложный противник! Он не просто умен, он так закрыт, так замаскирован, что пробиться через оболочку невероятно трудно... — А дальше что? — тихо спросил Митя. — Видно будет. — устало произнес Джек. — Не люблю загадывать слишком далеко. На завтра я предусмотрел все возможные варианты и сумею разыграть любой спектакль, вплоть до взаимного узнавания. А дальше?.. Как бы там ни было, нам с тобой обоим работы хватит! — Это уж точно, — улыбнулся Митя. — Ничего себе поворот. А как ты думаешь, почему он, все-таки, обратился именно к тебе? — Потому, что я лучший психиатр! — гордо заявил Джек, опрокидывая следующую рюмку. — Интересно бы еще узнать, кто именно направил его ко мне... Пока я не могу понять... Слишком широк круг общения. Это мог быть кто-то из моих пациентов, из посетителей Центра, из сотрудников... Не думаю, что Жанет, она на меня зуб имеет... Хотя кто ее знает... — Это, действительно, важно, — сказал Митя. — Если мы сможем установить какие-то его связи, это нам очень поможет... Ты постарайся определить... своими методами, что тебе стоит? — Определим со временем, — сказал Джек. — Ладно, Митька, я устал и хочу растянуться в собственной постели. Закинешь меня домой? — Потерпи минут десять, я тут закончу и тебя отвезу. А почему ты не купишь себе машину? — Да как-то все денег не накоплю. Видно, трачу слишком много. Да и ездить за рулем, честно сказать, не очень охота... Не хочу привязываться ни к чему, даже к машине. А такси или частника всегда поймать можно. — Одного частника ты уже поймал, — усмехнулся Митя. — Вставай, поехали! Я на сегодня закончил. Он взял в руку дипломат, другой приподнял Джека с дивана и обняв за плечи повел к выходу. — Слушай, а может пойдешь ко мне в агентство? Мы бы с тобой на пару такие дела раскручивали... — Нет, ваша уголовщина — это не для меня, — Джек лениво зевнул. — Если только ради друзей, и то — в исключительных случаях... |
|
| ||
|
На другой день, ровно в тринадцать ноль — ноль, в кабинете Джека распахнулась дверь, и Герман Ребров уверенным шагом направился к нему. Джек, подтянутый, свежий, с чисто выбритом лицом, на котором красовались только аккуратно постриженные усики, вышел из-за стола, приветливо протянул руку. — Вы очень точны, — сказал он, поглядев на часы. — Как видите, Евгений Борисович, я умею ценить чужое время. Моя супруга ждет в коридоре. — Можете ее пригласить... Или вы хотели что-то сказать мне перед нашей встречей? — Нет... Хотя, я упустил вчера одну существенную деталь... Я уже говорил вам, что она — очень впечатлительная, эмоциональная натура, у нее богатое воображение. Но я не сказал, что она — художник по профессии. Дело в том, что после своего исчезновения она совсем забросила живопись, и кажется вообще забыла, чем раньше занималась. Это очень беспокоит меня. Ну, а во всем остальном, я думаю, вы сами разберетесь. — Надеюсь, — улыбнулся Джек. Герман направился в коридор к ожидавшей его жене. За те несколько секунд, которые Джек оставался в кабинете один, он думал только об одном: хоть бы Анна не выдала себя! Не показала, что знает его! Ведь она, конечно, даже не предполагает, к какому именно психиатру привез ее муж! Джек, сосредоточившись на этой мысли, всеми силами старался внушить ее Анне. Когда она появилась перед ним в сопровождении мужа, Джек смотрел не нее спокойно и уверенно, смотрел прямо в глаза, чтобы она смогла прочесть в его взгляде эту уверенность, не растеряться, не испугаться, не сказать чего-то такого, что привело бы к непоправимым последствиям. Анна ответила на его взгляд, в глазах ее было изумление, потом вспыхнула величайшая радость, но она лишь на какое-то мгновение изменилась в лице и быстро овладела собой. Герман стоял у нее за спиной, чуть сзади, и не мог видеть ее лица, так что внезапная реакция жены на встречу с психиатром не должна была привлечь его внимание. — Садитесь пожалуйста, — обратился Джек к Анне приветливым, ласковым голосом, — меня зовут Евгений Борисович. А вы можете использовать для нашего общения абсолютно любое имя, такое, какое вас устраивает, не называя настоящего. Наверное муж предупредил вас об этом. — Да... — отозвалась она тихо, настороженно поглядев на Джека, потом на Германа. Пока поведение Анны вполне вписывалось в намеченный Джеком план, но он все еще продолжал беспокоиться за нее. Уж слишком сложный и тугой узел завязала судьба вокруг этой молодой, талантливой и очень впечатлительной женщины, и в какой-то момент ее нервы, действительно, могли не выдержать... — Я не тороплю вас. У вас есть время подумать, — мягко сказал он. — Нет, мне не надо думать, — и в ее глазах промелькнул вдруг лукавый блеск. — Пожалуйста, называйте меня Юлей! — Как вам будет угодно, — произнес Джек с обворожительной улыбкой, потом учтиво обратился к Герману. — Вы не могли бы оставить нас наедине? — Да, конечно, — охотно согласился Герман. — Сколько времени займет ваша беседа? — Думаю, для начала около часа, или чуть-чуть больше... — Тогда я пришлю шофера к половине третьего, — Герман посмотрел на часы и, поймав на себе вопросительный взгляд Джека, поспешил исправить ошибку. — Впрочем, я заеду сам. — Думаю, так будет лучше, — улыбнулся Джек. — Если, конечно, вам интересен результат беседы и вы располагаете временем. Герман молча кивнул. Как только он вышел из кабинета, Анна тотчас бросилась к Джеку, собираясь что-то сказать, но он жестом остановил ее, приложил палец к губам. Он почему-то не сомневался, что весь его разговор с Анной непременно будет записан и потом прослушан Германом. Только вот где он установил микрофон? В кулоне, кольце, в складках одежды? Впрочем, это не имело особого значения. Ясно было одно — Анна не догадывается об этом, ее необходимо предупредить... — Юля, прежде, чем мы начнем нашу беседу, я хочу предложить вам короткий сеанс релаксации, — заговорил Джек ровным голосом опытного врача. — Это поможет вам снять напряжение и облегчит дальнейшее наше общение. Вы не против? Произнося неторопливо свой короткий монолог, Джек быстро написал на листке несколько слов и протянул девушке. "Мы не знакомы, никогда в жизни не встречались". Она молча кивнула. — Так вы согласны? — переспросил он. — Да, конечно, Евгений Борисович... Муж говорит, что полностью доверяет вам, вашим методам лечения... — Анна схватила карандаш и написала на том же листке: "Джек, спаси меня!". — Хорошо, — сказал Джек, — если нет возражений, мы начнем. Сядьте по удобнее, так, чтобы ничто вам не мешало... Облокотитесь на спинку кресла, расслабьте все ваше тело... Теперь надо было как можно дольше оттянуть время... Он включил магнитофон, и кабинет наполнился негромкими звуками скрипичного концерта Вивальди. Анна вздрогнула. — А теперь закройте глаза, — продолжал Джек, — и представьте — над вами чистое ясное голубое небо с легкими прозрачными облаками... Они изредка проплывают в вышине, на миг закрывая солнце... Вы лежите на теплом золотистом песке, легкий нежный ветерок слегка обдувает ваше лицо... рядом негромко плещут волны, накатываясь на берег и чуть касаясь ваших ног... Вы одна среди природы, тишины и красоты... Только белоснежные чайки иногда пролетают над волной и словно зовут вас за собой... Вам так хочется полететь с ними в далекое голубое небо... Вы медленно отрываетесь от земли и, чуть шевеля пальцами, словно кончиками крыльев, неторопливо взлетаете над берегом... Анна расслабленно откинулось в кресле, убаюканная голосом Джека. Глаза ее были закрыты, на лице застыла безмятежная улыбка... — А теперь мы отдохнули, пора возвращаться на землю, — тихо сказал Джек. Анна открыла глаза, молча поглядела на него. — Как вы себя чувствуете, Юля? — спросил он. — Замечательно... — Вы можете рассказать, что с вами происходило? — Кажется, я где-то летала... Там были какие-то птицы... Я тоже была птицей... — Вам хотелось вернуться обратно? — Джек поглядел на Анну и молча покачал головой. Она кивнула в ответ и сказала. — Нет, там было так хорошо! Если бы я могла, я бы осталась там навсегда, я бы летала с белыми птицами над морем... Там так красиво, светло! — Вы побывали в стране грез, не так ли? — Нет, я действительно была там! — заявила Анна упрямо. — Я была птицей! И я хочу снова стать птицей! Скажите, это возможно? Я могу вернуться туда? — Вы вернетесь туда через какое-то время, а сейчас, все же, нам придется опуститься на землю и поговорить о более реальных вещах, — Джек снова взял лист бумаги и быстро написал. "На все мои вопросы отвечай невпопад!" Анна молча кивнула... |
|
| ||
|
Герман появился в кабинете ровно через час, лишний раз подтверждая свою пунктуальность. — Юля, я попрошу вас немного подождать в коридоре, — Джек галантно взял ее под руку и проводил до двери. — Вы можете посмотреть телевизор, полистать журналы, а я должен сказать несколько слов вашему мужу. — Хорошо, я подожду, — покорно ответила Анна. — Ну, и каков ваш приговор? — спросил Герман нетерпеливо. — Честно сказать, случай очень не простой, — сказал Джек. — Я так и думал, — ответил Герман. — Безусловно, я возьмусь за ее лечение. Не знаю, как вы отнесетесь к этому, но для большей его эффективности я предложил бы временную госпитализацию. В этом случае мы сможем провести полное обследование, сделать все необходимые анализы. Курс лечения будет проходить под постоянным наблюдением медперсонала... Кроме того, мы сможем пригласить других специалистов для дополнительных консультаций. Мы сотрудничаем с психологами, проводящими специальные тестирования, с врачами практически всех специальностей... — А какие условия у вас в клинике? — спросил Герман сухо. — В обычной больнице условия не самые лучшие. Вы знаете, вероятно, в каком положении находится государственная медицина. Но у нас недавно открылось небольшое частное санаторное отделение, там есть одноместные палаты, со всеми удобствами. Питание, как в хорошем ресторане. Если вы согласны и располагаете средствами... — Да, конечно. Речь может идти только об этом отделении. На какой срок вы рекомендуете ее госпитализировать? — Сейчас трудно сказать... Минимальный срок обследования — десять дней. В случае необходимости мы его продлим по договоренности с вами. Вы сможете навещать ее каждый день практически в любое время, кроме специальных часов, отведенных на процедуры и сон... — И когда бы вы могли ее положить? — Хоть завтра! У нас как раз освободилась одна одноместная палата. — Я согласен, — сказал Герман. — А с женой вы говорили об этом? — В общих чертах. — И как она отнеслась к вашему предложению? — По-моему, положительно. Я уверен, что пребывание именно в этом отделении ни коим образом не будет травмировать ее восприимчивую психику. — А можно посмотреть, как выглядит это отделение? — Да, конечно. Сейчас я приглашу ассистентку, и она проведет с вами короткую экскурсию. Надеюсь, вы не будете разочарованы. А я вынужден продолжить прием. Джек нажал кнопку звонка, и в кабинете появилась стройная миловидная девушка в накрахмаленном белом халате. Обворожительно улыбаясь, она повела за собой Германа и Анну в глубь коридора. Так, самым невероятным образом, судьба открыла Анне путь к спасению, о котором она уже почти не мечтала. Как только ее положат в клинику, Герман не сможет уже контролировать каждый ее шаг! Он, вероятно, решил на время просто избавиться от нее, а вместо это избавляет ее от себя! Господи, какое же это фантастическое везение! Не иначе как высшие силы вмешались в ее судьбу, подсказали ей, что надо разыграть амнезию! А самое главное, теперь она сможет увидеть Леонида Белова, встреча с которым казалась уже почти невозможной! Когда же, наконец, она снова увидит его?! |
|
| ||
|
Со следующего дня для Анны начался новый отсчет времени. Рано утром, попрощавшись с Германом в приемном отделении, она направилась в палату в сопровождении милой ассистентки Джека. Для нее начиналась новая жизнь и теперь, как ей казалось, она будет в полной безопасности хотя бы какое-то время. Палата находилась на втором этаже и напоминала своим видом хороший номер в дорогой гостинице. Она состояла из двух смежных комнат — гостиной с телевизором и удобной мягкой мебелью и просторной спальни с широкой кроватью, встроенными зеркалами и пушистым ковром на полу. Весь интерьер был отделан светлым матовым деревом, скрытые встроенные светильники излучали приятный рассеянный свет, который не раздражал глаза. Ванная комната сияла чистотой, на вешалке были приготовлены белоснежные полотенца и новенький махровый халатик. Под окном пышно цвела сирень, а дальше открывался небольшой парк, обнесенный высокой оградой. Глядя в окно, Анна представила, как будет бродить по тенистым дорожкам рядом с Беловым, он непременно возьмет ее за руку, сожмет ее пальцы... Потом они сядут на скамейку в самой глубине парка, где никто не сможет их увидеть... Конечно, он обнимет ее, их губы сольются в долгом поцелуе... От этих мыслей ее охватила дрожь, она упала ничком на постель и впервые за все время после возвращения к Герману расплакалась, даже не пытаясь сдерживаться... Она не заметила, как в палате появился Джек. Он вошел тихо, сел рядом с ней и осторожно тронул рукой за плечо. Анна вздрогнула, подняла голову и, увидев его, перестала плакать. — Как вы себя чувствуете, Юля? — спросил он участливо. Анна удивленно поглядела на него, а он, как тогда в кабинете, приложил палец к губам. — Мне право неловко, Евгений Борисович, что-то я немного разнервничалась, — сказала Анна. — Ничего, это бывает. Смена обстановки, все-таки. Но если вы сейчас в состоянии пройти небольшое обследование, я попрошу вас переодеться в халат, снять все украшения и пройти со мной в процедурный кабинет. — Я вполне в состоянии! — уверенно ответила Анна. — Но зачем снимать украшения? — Металлические предметы могут повлиять на показания приборов, — улыбнулся Джек. — Собирайтесь, я подожду вас в коридоре. Анна вышла буквально через минуту, выжидающе глядя на Джека. — Идем! — он взял ее под руку и повел по коридору. — Теперь можешь называть меня на "ты" и вообще чувствовать себя свободно. Сейчас мы найдем какое-нибудь удобное место и спокойно обо всем поговорим! — Я только и жду этого! — воскликнула Анна. — Но в чем дело? Тут что, прослушивающие устройства установлены, что ли? Почему такая конспирация? — Я не сомневаюсь, что весь наш предыдущий разговор каким-то образом был записан, и твой муж уже прослушал его. Не знаю, где он нацепил на тебя микрофон, но рисковать не стоит. Вчера, по-моему, мы не допустили ни одной ошибки... — Но ты представляешь, что было со мной, когда я тебя увидела! — Представляю. Но держалась ты молодцом! И вообще ты здорово придумала с амнезией... — Джек, но это невероятно, это какое-то чудо, что я попала сюда! — торопливо говорила Анна. — Я все вспомнила, все, это так ужасно, так страшно, я просто не знала, что делать! Господи, я думала, правда с ума сойду! Мне столько надо рассказать! — Сейчас ты все мне и расскажешь. И я тебе тоже кое-что расскажу... А потом будем думать, что делать дальше. Он ввел ее в какую-то комнату, уставленную таинственными приборами, и плотно закрыл за собой дверь. Здесь никто не мог слышать их разговор, который длился не меньше трех часов. Вся исповедь Анны, произнесенная с необычайным волнением, могла показаться полным бредом сумасшедшего кому угодно, но только не Джеку. Для него же, напротив, все происходящие события обретали связь между собой, все постепенно вставало на свои места. Проводив Анну до двери в ее палату, Джек тот час отправился в детективное агнтство. Не застав там Митю, который, по словам сотрудников, должен был вот-вот подъехать, Джек взял телефон и набрал номер... В квартире Белова раздался телефонный звонок. Белов схватил трубку и произнес неестественным голосом. — Вас приветствует автоответчик-дублер господина Белова. Сообщаю, что у Белова все хреново, он находится в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, но я вполне могу заменить его... — Привет, Дублер! Это Потрошитель! Завтра идем на дело! — прошептал Джек в трубку хриплым голосом. — Ну вот еще! Я не уполномочен заниматься никакими делами! По этим вопросам обращайтесь лично к господину Белову. который... — Ленька! Кончай трепаться, — засмеялся Джек. — Слава богу, к тебе вернулось чувство юмора! Ты сдал статью? — Да позавчера еще! Они уже звонили, говорят, все гениально! Теперь я свободен, как ветер ночной! — Вот уж не надейся! — ухмыльнулся Джек. — Слушай меня внимательно. Запасись всевозможными тестами и приезжай завтра ко мне в клинику к одиннадцати часам. У меня появилась новая пациентка. — Какая еще пациентка? — проворчал Белов. — Молодая и очень симпатичная. — Так сам ее и тестируй! — Какой же ты тупой, однако. Я собираюсь представить тебя, как квалифицированного психолога, хоть ты таковым и не являешься. Это необходимо для твоей карьеры и для престижа нашей клиники! К тому же, тебя ждет интересный сюрприз... Не пожалеешь. — Ты что, Потрошитель, в сводники заделался? — засмеялся Белов. — Этот номер у тебя не пройдет! — Ладно, до завтра, — сказал Джек. — Смотри не опаздывай! В трубке раздались короткие гудки. Белов отключил ее, с недоумением пожал плечами, подошел к книжной полке и неторопливо начал перебирать справочники и перелистывать всевозможные компьютерные распечатки с психологическими тестами. Потом, усевшись за журнальный, стал сам составлять вопросы, и так увлекся работой, что незаметно просидел до полуночи. О новой пациентке Джека он думал почему-то с явной неприязнью, и вопросы старался изобрести как можно более каверзные. Наконец, вполне довольный проделанной работой и самим собой, он сложил в папку все приготовленные материалы, растянулся на диване и мгновенно заснул, даже не подозревая о том, какие невероятные события и с какой быстротой начали развиваться в этот день... |
|
| ||
|
Митя, которому в этот день совершенно неожиданно удалось, наконец, обнаружить след похищенных денег, окончательно убедился в том, что рокеры не имеют к этой истории никакого отношения. В агентстве он появился уже ночью и увидел там Джека, удобно расположившегося в кресле. Глаза его были закрыты и, казалось, он дремлет. Митя, стараясь не шуметь, осторожно прошел к своему столу. Джек тот час открыл глаза и бодро произнес. — Где ты шляешься, черт побери? — Во-первых, я не знал, что ты ждешь меня, — спокойно ответил Митя, а во-вторых... — А во-вторых, ты так увлекся поиском этих дурацких баксов, что совершенно забросил свое досье на господина Реброва! — Джек поднялся с кресла и стал ходить по кабинету. — Но я ухватился за нить и скоро найду грабителей! — воскликнул Митя. — Поздравляю! — усмехнулся Джек. — Это замечательно! Но сейчас ты сможешь ухватиться не просто за ниточку, а за здоровенный канат, привязанный к хвосту Германа! Этот супер мафиози не такой уж неуязвимый, каким кажется! Вот слушай... И Джек быстро и четко, в форме прекрасно обработанных тезисов, поведал ему историю Анны. Во время своего рассказа он внимательно следил за выражением лица друга, которое непрестанно менялось, выражая то удовлетворение и понимание, но невероятное удивление. Когда Джек закончил свой рассказ, потрясенный Митя воскликнул. — Так что же тогда получается! Герман убирает опасных, неугодных ему людей чужими руками, а потом избавляется от убийц! Шофер Виктор по совместительству выполняет функции киллера! Стало быть, все предыдущие жертвы Германа — бизнесмен с женой, журналист, погибли от его руки. Естественно, Виктора тоже надо было убрать, так как он знал слишком много и становился опасен. Кроме того, Герман явно ревновал к нему Анну, заподозрив несуществующую связь. Пока все сходится. Рокеры, начиная с того самого момента, когда Герман договорился с Фрэнком во дворе собственного дома, вероятно, тоже работали на него. Они и прикончили шофера по заданию Германа, будучи заранее им же подставленными. Опять же — сходится. В общем, достаточно простая, можно сказать, классическая схема. Прямо как в детективном романе! Правда, все это еще надо доказать... — В том-то и дело, — сказал Джек. — А это уже — по твоей части. — Ты понимаешь, Джек, — задумчиво сказал Митя, — самое слабое место во всей этой драме — сама Анна! Вряд ли кто-нибудь примет всерьез показания безумной женщины... — Она не безумна, — сказал Джек. — Но как доказать это? Ведь согласись сам, вся эта история, что жертвами становились те, кого она рисовала, выглядит совершенно невероятной! Даже мне, честно сказать, поверить в это очень трудно! А представь себе государственные следственные органы, представь себе наш суд! Насмех поднимут, скажут — насмотрелись мистических фильмов! — И все же, Митенька. это вполне вероятно, — задумчиво сказал Джек. — Герман, действительно, вполне мог использовать Анну, глядя на людей как бы ее глазами... Она раскрывала перед ним то, чего не видел он сам... Вероятно, именно это привлекло его в ней с самого начала... Хотя объяснить это материалистически, конечно, совершенно невозможно. Я думаю, и сама Анна никогда бы не смогла дойти до этого с помощью логики или здравого смысла. Она просто однажды увидела всю картину в целом, это — как некий художественный образ, посланный свыше... И это потрясло ее настолько, что она прекратила рисовать. — Но тогда для меня остается неясной одна существенная деталь, — сказал Митя. — Почему Ребров, все-таки, не избавился от своей жены? Ведь у него для этого было сколько угодно возможностей! — Я думаю, в эти моменты чувства побеждали разум, — произнес Джек. — Герман совсем не прост, его личность не укладывается ни в какую схему, поступки нелегко просчитать. И все же, он допустил одну серьезную ошибку... — Какую? — спросил Митя. — Привел жену по чьей-то рекомендации именно ко мне! — рассмеялся Джек. — Вероятно, он рассчитывал, что легко сумеет договориться со мной, возможно, сможет даже меня подкупить, чтобы я держал ее в больнице как можно дольше. Конечно, он наблюдает за мной, собирает обо мне информацию, записывает мои беседы с Анной. Но делает он это просто из привычной предосторожности, а не потому, что ему что-то известно. Как это ни удивительно, он искренне поверил в амнезию своей жены и так и не выяснил, где она находилась целые шесть дней! — Но почему, Джек? Откуда такой серьезный прокол? Ведь он умен... — удивился Митя. — Нет, Митенька, он, конечно, умен и хитер, но не настолько, чтобы ни делать глупостей! И чисто психологически это можно объяснить... Решение проблемы с Анной, как бы посланное свыше, настолько удовлетворило его, что ему не хотелось подвергать сомнению сам факт ее амнезии. Согласись сам, что для него это очень удобный выход! — Пожалуй, — кивнул Митя. — Как ты считаешь, его можно упрятать в тюрьму законными методами? — спросил Джек. — Я же говорю, мне нужны факты! Кто даст против него показания? — Выводить Анну на сцену в качестве жертвы очень рискованно. Даже если отбросить в сторону всю мистическую подоплеку этой истории, которая, я повторяю, для меня лично вполне реальна, положение Анны слишком уязвимо. Ее амнезия, которую она так ловко сумела разыграть, остается ее единственной защитой... — А если рокеры? — предложил Митя. — Да, пожалуй я навещу в тюрьме этого ублюдка! Попробую его расколоть. — Кстати, как у тебя на личном фронте? — вдруг спросил Джек. — Пока никак... Я не тороплю Наталью. Она должна все обдумать и сама все решить. Да и я так занят в последнее время, что мы почти не успеваем встречаться... |
|
| ||
|
Все произошло именно так, как и предполагал Джек, которого практически никогда не подводила интуиция. Весь его разговор с Анной в больнице был записан от начала до конца. Господин Ребров использовал для этой цели то самое кольцо, которое подарил Анне в день помолвки. Но никто, кроме самого Германа, не знал о том, что это кольцо выполняло функцию записывающего устройства с первого же дня после странного возвращения жены в его дом. Анна, даже не подозревая об этом, была, тем не менее, очень осторожна и старалась не говорить и не делать даже в отсутствие Германа ничего такого, что могло бы вызвать хоть какие-то сомнения в ее искренности с его стороны. Инстинктивная правильность ее поведения и заставила Германа, в конце концов, полностью поверить в ее амнезию. Внимательно прослушав запись беседы Джека со своей женой, он не обнаружил в ней ничего такого, что привлекло бы особенно его внимание и вызвало какие-то подозрения. Психиатр, совершенно очевидно, был умен, опытен, профессионален, делал именно то, чего хотел от него Герман, но какая-то подсознательная тревога, все же, возникала при прослушивании записи, источник которой Герман никак не мог уловить. Это насторожило его. Углубившись в анализ собственных ощущений, он понял вдруг, что тревожил его сам психиатр. Возможно, он был слишком умен для предназначенной ему Германом роли. Начав серьезно лечить Анну, он мог докопаться до чего-то такого, о чем ему вовсе не надо было знать. Дело в том, что сам Герман, в отличие от Анны, прекрасно помнил все, что произошло перед ее исчезновением. Но, оглушенный ее ударом, он не знал точно, в какой именно момент она исчезла. Когда он очнулся, ее уже не было в заброшенном доме. Обнаружив разбитое стекло, примятую клумбу под окном, Герман легко восстановил картину ее бегства, но дальнейший ее путь терялся в неизвестности. Дождь начисто смыл следы машины Белова, которую вынесло на обочину. Поначалу Герман подумал, что Анна может поднять шум, обратиться в милицию, и на всякий случай еще сутки провел в заброшенном доме, получая по сотовому телефону информацию о том, что происходит в особняке. Но там все было спокойно, никто его не разыскивал, и он решил, что может вернуться без всяких опасений. На другой день он отправил своих ребят на розыски Анны, но они вернулись ни с чем. То же самое произошло и на третий день, и тогда Герман решил, что Анна, скорее всего, стала жертвой какого-то несчастного случая. Где-то в глубине души он все еще надеялся, что ее найдут, живой или мертвой, и что он сможет помириться с ней или хотя бы оплакать ее труп, но она исчезла бесследно. Искренне погоревав о ней, он постепенно начал свыкаться с мыслью о ее гибели и продолжал заниматься своими делами. И вдруг она появилась, пришла сама... Стоя на крыльце и глядя, как она приближается к нему по дорожке, как разговаривает с Парацельсом, он испытывал очень сложные, противоречивые чувства и внутренне готовился ко всему, что могла сулить ему эта встреча. Но произошло то, чего он меньше всего ожидал. Чувствительная Анна с болезненно развитым воображением просто лишилась памяти и, кажется, окончательно потеряла рассудок... С одной стороны это было даже выгодно Герману, проблема решилась как бы сама собой, но с другой стороны так не могло продолжаться бесконечно... Добившись своего и уложив ее анонимно в хорошую частную клинику, Герман понял вдруг, что проблема для него все равно не решена. Даже в клинике, а может быть, именно в клинике, Анна представляет для него определенную опасность как источник нежелательной информации, тем более, если ею занимается слишком умный психиатр! С этими мыслями он набрал номер Жанет и спросил. — Ты одна? — Да... — ответила она сонным голосом. — Я скоро буду у тебя! Она что-то пробормотала, но Герман не стал слушать и отключил связь. |
|
| ||
|
Жанет вскочила с постели, бросилась к шкафу, стала перебирать свои наряды, прикладывать к лицу перед зеркалом. Она нервничала, ей все не нравилось. Ее опухшее со сна лицо выглядело одинаково плохо и в черном, и в белом, и в голубом... Наконец, она остановилась на темно-бордовом облегающем платье на молнии, с трудом натянула его, торопливо стала наносить на лицо косметику, и как только успела оттенить веки и покрасить губы в тон платья, услышала звонок в дверь. Быстро погасив яркий верхний свет и оставив горящими только скрытые светильники, создающие ощущение таинственного полумрака, она побежала открывать. — Ах, дорогой мой! — произнесла она нараспев, пропуская Германа в прихожую. — Что привело тебя в столь поздний час? — Я хочу знать о нем все! — сказал Герман. — О ком же? — спросила Жанет с невинной улыбкой. — Об этом твоем психиатре! — Да не мой он совсем, — улыбнулась Жанет. — И что ж такое случилось? Ты встревожен, взволнован... Он не взялся лечить твою жену? — Она в клинике. Но я должен знать о нем все! — Что-то не так? — Жанет заглянула ему в глаза, взяла за руку, провела в холл, — Садись. Сейчас я сделаю кофе и все тебе расскажу... — Она быстро исчезла в кухне, оставив Германа одного. Он устало опустился в глубокое кресло, обтянутое темным бархатом, огляделся. Его окружали довольно странные вещи... На стенах поблескивали чучела змей, обвивающие диковинные ветвистые рога, ярко сверкали два желтых прозрачных камня, напоминая кошачьи глаза... Изящные полочки были сплошь уставлены всевозможными фигурками из белой кости и темного дерева, а над дверью висела большая маска какого-то идола и словно живым взглядом смотрела прямо на Германа. Он подумал, что у него никогда не возникало желание иметь что-либо подобное в своем современном комфортабельном доме, изысканно стилизованным под старину, поскольку он был совершенно равнодушен ко всем этим предметам культа... Но такая обстановка, конечно, могла произвести впечатление на чувствительного человека со слабыми нервами, вызвать у него приступ мистического ужаса или, наоборот, экстаза. Надо отдать должное Жанет, она знает, что делает, умело используя интерьер дома в своих целях... Наконец, появилась сама Жанет с небольшим подносом в руках, на котором стояли две чашки дымящегося кофе, красивый бронзовый подсвечник с зажженными свечами. Рядом лежала колода карт. Жанет поставила поднос на низкий столик, покрытый бархатной скатертью в тон обивке кресел, села напротив Германа, закурила. В ее взгляде, отражавшем блики свечей, заиграли дьявольские огоньки, и Герман отметил про себя, что она очень удачно вписывается в обстановку своей квартиры. Она взяла карты, положила перед Германом, произнесла таинственным шепотом. — Посмотрим, что там у тебя происходит... Сними-ка левой рукой... Герман машинально "срезал" колоду и стал с интересом следить за движениями рук своей подруги, ловко раскладывающей карты по столу... Они, словно сами собой, ложились полукругом справа налево, потом слева направо, яркими рубашками вверх... Сейчас почему-то ему нравилось наблюдать это магическое представление. Оно действовало на него успокаивающе, снимало нервное напряжение, которое Герман все последнее время подавлял исключительно усилием воли. Жанет загадочно улыбалась, чувствуя, что сумела расположить к себе своего опасного приятеля, ее лицо в процессе гадания преображалось и хорошело, но вдруг жесткая складка рассекла ее лоб, взгляд остановился, зрачки расширились от внезапного испуга. — Ну, что ты там увидела? — спросил Герман, лениво потянувшись в кресле. — Тебе угрожает опасность, — с тревогой в голосе произнесла Жанет. — Какая еще опасность? — нарочито удивился Герман. — Большая опасность... — И от кого же? — усмехнулся Герман, не желая показывать даже своим видом, что может принять всерьез дурное предсказание. — От червовой дамы! — Жанет схватила карту рукой, показала Герману. — Вот она! Она тебя погубит! Ей нельзя доверять! — Это становится интересным... — Герман перестал усмехаться. — И как же она сумеет меня погубить? — Она знает о тебе такое, чего не знает никто. Вокруг нее вертятся несколько королей. Если она им расскажет, тебе будет очень плохо! — Она им ничего не расскажет, — сказал Герман спокойно. Все, что говорила сейчас Жанет, полностью подтверждало его опасения, хотя и звучало это в ее устах несколько иначе, чем его собственные рассуждения. И он спросил с напускным безразличием. — А кто, кстати, эти короли? Жанет замолчала, вглядываясь в карты. — Ну? — поторопил ее Герман. — Один король пиковый, солидный, деловой... — Уж не психиатр ли? — Нет, это не он, скорее, юрист или адвокат... А другой... О боже! — Жанет всплеснула руками. — С пронзенным сердцем! А третий... Нет, третьего нет! — Уверенно произнесла Жанет, не желая выдавать Джека, который также присутствовал в ее раскладе. — Интересно, и откуда же взялись эти короли? — все больше заинтересовывался Герман. — Ты уверена, что их именно двое? — Возможно, они не появились еще, но очень скоро появятся! Почему ты так уверен, что она не расскажет им то, что знает о тебе?! — Во-первых, она побоится, даже если сумеет что-нибудь вспомнить. А во-вторых, кто поверит безумной женщине, лишившейся памяти и рассудка? — Не знаю, может быть и так... — произнесла Жанет с сомнением. — Но ты слишком рискуешь! — Я всегда рискую! — снова засмеялся Герман, получив интересующую его информацию и внутренне приняв необходимое решение. Жанет поглядела на него страстным, манящим взглядом и спросила, словно заглянув к нему в душу. — Почему ты до сих пор не избавился от своей жены? — Но разве я не избавился от нее, отправив ее в психушку? — с нарочитым удивлением ответил он вопросом на вопрос. — Нет! — воскликнула Жанет. — Она дорога мне, — произнес Герман с печалью в голосе. — Твоя жизнь дороже! — Жанет подошла к нему, селя рядом на подлокотник кресла, обняла его. Герман быстрым движением расстегнул молнию на ее платье, и, сжимая руками обнажившуюся пышную грудь, опрокинул ее на стоявший рядом диван. Жанет вскрикнула то ли от восторга, то ли от боли, и зашептала словно заклинание. — Я помогу тебе... Я научу тебя, что надо делать... |
|
| ||
|
Белов быстро запарковал машину на стоянке перед входом в больницу, перекинул через плечо сумку, набитую всевозможными тестами и появился в кабинете Джека ровно в десять утра. — Привет, — сказал Джек. — Спасибо, что не подвел. — Ты же сказал, что это очень важно для твоей больницы, — ответил Белов. — Это, действительно, очень важно, — сказал Джек с очень серьезным видом. — Идем. Но учти — случай особенный и ты должен быть готов ко всему. — Она что — буйно помешанная? — спросил Белов. — Набросится на меня и начнет душить? — Возможно, — мрачно произнес Джек. — И как же я буду ее тестировать? Или она в смирительной рубашке? — Ну, это было бы слишком не гуманно по отношению к такой очаровательной особе, — Джек с трудом сдерживал смех и отвернулся в сторону, чтобы скрыть выражение своего лица. — Послушай, это что, розыгрыш какой-то? — спросил Белов, заметив в поведении друга что-то странное. — Скажи прямо, для чего ты меня вытащил? — Сейчас все узнаешь, — ухмыльнулся Джек. — Я же сказал, тебя ждет сюрприз! — Да что за тайны, ей богу! — рассердился Белов. — Не надо мне никакого сюрприза! Скажи в чем дело! Если ты решил поразвлечься, или развеселить меня таким дурацким образом, то я могу развернуться и уехать обратно! — И тогда ты совершишь самую ужасную ошибку, о которой будешь жалеть всю оставшуюся жизнь! — Джек положил ему руку на плечо. — Идем, мой друг! Сумку можешь оставить здесь. — Это как? — оторопел Белов. — Я вчера целый день потратил на эти дурацкие тесты! И что, зря? Зачем ты меня вызвал?! — Мы вернемся за ними чуть позже, — Джек загадочно улыбнулся, подтолкнул Белова к двери и вывел в коридор. — Не пропадет твой скорбный труд... |
|
| ||
|
Анна лежала в удобной мягкой постели, слушала приятную тихую музыку, и ей казалось, что ее окружают не больничные корпуса, а высокие пальмы, покрытые диковинными плодами, и где-то совсем рядом теплое море накатывает прозрачные волны на золотистый песчаный берег... После разговора с Джеком она совершенно успокоилась, она вверила свою судьбу друзьям Леонида, рассказав абсолютно все... Этот приятный, тактичный психиатр с проницательным взглядом и удивительным чувством юмора настолько расположил Анну к себе, что она готова была следовать всем его советам и указаниям, будто и вправду была настоящей его пациенткой. Как странно, она до больницы видела его всего один раз, а они уже стали близкими друзьями, словно были знакомы давным давно... Этот человек, безусловно, сумеет помочь ей, он такой умный и изобретательный, что обязательно найдет способ вытащить ее из той ужасной ситуации, в которой она оказалась! А самое главное, она через какое-то время сможет увидеть Белова, который тоже тосковал без нее весь последний месяц... От одной этой мысли у Анны защемило сердце... Вдруг дверь распахнулась, и голос Джека произнес. — Итак, Леонид, сейчас я представлю тебя нашей новой пациентке! Надеюсь, ты сумеешь найти с ней общий язык. Шторы в палате были задернуты, в полумраке Белов не сразу разглядел, кто находится перед ним... Но вдруг на его лице появилось странное, испуганное выражение, словно он увидел призрак. — Анна... Не может быть! — растерянно пробормотал Белов, сделал несколько шагов, медленно опустился на диван и замер в неподвижной позе. — Ты ошибаешься, — засмеялся Джек, глядя на друга, — ее зовут Юля! Во всяком случае, пациентка именно так представилась мне. Анна встала с постели и подошла к Белову. На ней был легкий махровый халатик, лицо ее светилось радостью и вообще выглядела она прекрасно. Белов протянул к ней руки, осторожно дотронулся до ее ладоней, прижал их к лицу, потом повернулся к Джеку. — Господи, да что же это... Что ж ты со мной делаешь! — Это — шоковая терапия, — спокойно ответил Джек. — Думаю, вам обоим пойдет на пользу. А теперь, если не возражаете, я оставлю вас минут на пятнадцать. — Конечно! — весело ответила Анна, усевшись на диван рядом с Беловым, окончательно потерявшим дар речи. — Только смотрите, слишком не расслабляйтесь! — подмигнул Джек и закрыл за собой дверь. Теперь, когда они остались одни, им обоим казалось, что сам воздух в палате мгновенно наэлектризовался, и даже от легкого прикосновения друг к другу все вокруг может воспламениться. С минуту они молча сидели рядом, пытаясь справиться с охватившим их волнением. Потом вдруг Анна спросила. — Неужели Джек ничего тебе не сказал? — Нет, он ничего мне не сказал, — словно эхо в ответ повторил Белов. Они снова замолчали, и снова заговорила Анна. — Скажи, Леня, все это время, что мы не были вместе, ты... вспоминал меня иногда? — произнеся эти слова, она почувствовала вдруг неловкость, растерянность и уже готова была пожалеть о том, что спросила. — Я вспоминал тебя каждое утро, просыпаясь один в постели, — тихо сказал Белов. — Потом, когда я бесцельно проводил в одиночестве долгий, безрадостный день, я снова думал о тебе... Я пытался заставить себя работать, но на каждой книжной странице, на каждом белом листе бумаги мне мерещилось твое лицо... — он встал, нервно зашагал по палате, повернулся к окну. — С каждым днем мне становилось все хуже, я совсем не мог справиться с этим... Мне все труднее было бороться с одиночеством, которого я раньше никогда в жизни не ощущал... Машка переехала к матери, и я запил. Каждый вечер я напивался, как последняя свинья! А потом каждую ночь видел тебя во сне! Это был бесконечный кошмар, и мне казалось, что он уже никогда не кончится! — Он кончится, — сказала Анна. — Ты видишь, я здесь, с тобой! — Не знаю... — прошептал Белов. — Теперь я ничего не знаю... Мне страшно смотреть на тебя, потому что ты можешь снова исчезнуть. Я боюсь прикоснуться к тебе, мне кажется, что вдруг от моего прикосновения ты растаешь в воздухе, и я окажусь один в пустоте... — Я не исчезну, не растаю! — Анна подошла к нему, обняла за плечи. Он резко обернулся, и она увидела такую боль, такое страдание в его взгляде, на которые, как ей казалось, вообще не способен ни один мужчина в мире. Потрясенная этим взглядом, чтобы как-то скрыть свое смятение и подступившие к глазам слезы, она уткнулась головой ему в плечо. И еще какое-то время они оба молчали. Потом Белов осторожно взял в ладони ее лицо, развернул к себе и спросил, глядя в глаза. — Анна! Почему ты ушла от меня?! Она прошептала, оправдываясь. — Но... я не могла поступить иначе... У меня не было выхода! Неужели ты не понял? — Я понял, — произнес Белов упавшим голосом. — Ты снова ушла в ночь... Ты вернулась к мужу. — Да, потому что я все вспомнила! Я испугалась! За тебя, за себя, за всех! Ты ведь знаешь теперь, наверное, что это за человек! Вся ее жизнь с Германом показалась Анне сейчас голым расчетом и откровенной корыстью. Все было ложью, лицемерием, компромиссом... Даже прежняя романтическая дружба с Ромкой была, с ее стороны, проявлением скрытого женского кокетства и желания самоутвердиться, удовлетворить свое женское и творческое честолюбие... И ей вдруг стало стыдно за все, что она делала прежде, за свой брак с Германом, за самою себя. — Это... он привел тебя сюда? — Вдруг спросил Белов. — Да... Джек рассказал тебе? — Он ничего мне не рассказывал! — Резко ответил Белов. — Просто... я сам догадался. Не знаю, для чего твой муж это сделал, почему привел тебя именно к Джеку... Наверное, это все не случайно, и у него есть какой-то свой план, который пока не известен... Во всяком случае, мне. — Ленечка, милый мой, я сама ничего не знаю! Только вчера я попала в эту больницу! Ты не представляешь, что было со мной, когда я увидела Джека! У меня вдруг появилась надежда! Я все ему вчера рассказала! Все! И ты тоже узнаешь все... — Я не уверен, Анна, что хочу это знать... Ты вернулась к мужу, прожила с ним больше месяца... И если бы не странная случайность, я бы мог никогда тебя больше не увидеть... Почему ты вернулась к нему? — Я же говорю, что испугалась! — закричала Анна. — Зачем ты мучаешь и меня и себя?! — Господи, я сам не знаю, что говорю! — Белов обнял ее, спрятал лицо в мягких складках халатика на ее груди. — Прости меня, дурака! Наверное, пока тебя не было, я стал ревнивым сумасшедшим маньяком... Сейчас, когда я вижу тебя, то не могу поверить, что это ты, что мы снова вместе, рядом... Неужели мы опять расстанемся? — Мы больше никогда не расстанемся! Никогда! — Анна взяла его за руку, подвела к постели. — Я всегда буду только твоей! — А твой муж? — прошептал Белов. — Он ведь не отпустит тебя... — Он не сможет больше меня удержать! Потому что я тебя, не его, а одного тебя выбрала! — Нет, нас обоих выбрала судьба! В это время раздался стук в дверь, они испуганно отпрянули друг от друга, и через секунду увидели в палате Джека, который держал в руках целую стопку приготовленных Беловым тестов. — Юля! Ваш супруг желает вас видеть. Я попросил его подождать десять минут, чтобы не прерывать вашу беседу с психологом. Но он очень спешит. — Джек протянул Белову тесты. — Быстро за работу! Когда я приведу его сюда, ты вежливо поздороваешься и сразу исчезнешь! — Понял, — мрачно произнес Белов, и в его взгляде снова появилось бесконечное страдание. — Не вешай нос, все не так плохо, — улыбнулся Джек, выходя из палаты. — Жду тебя в кабинете. Потом поедем к Митьке. Белов молча кивнул. Когда в палате, в сопровождении Джека, появился Герман, Анна сидела за журнальным столом напротив Белова и что-то рисовала на листе бумаги простым карандашом. Джек взглянул на рисунок. Там был изображен странный, полуразрушенный дом с темными дверными проемами, расположенными по краям фасада. С боковой стороны дома, вдоль гладкой и мрачной стены без дверей и окон, шла винтовая лестница и обрывались в пустоте. Крыша нависала над домом и словно парила в воздухе, не касаясь его. За домом стояло высокое дерево, выглядывая из-за крыши. Крона дерева словно составляла вторую крышу дома и была направлена ветками вниз. Из единственного окна, размещенного в мансарде, выглядывало странное лицо, повернутое на бок, а протянутые руки сжимали тонкую прозрачную решетку на окне. У дома были свои собственные глаза, которыми он глядел в пространство, а впереди, перед фасадом застыла сгорбленная печальная фигура с опущенными вниз руками. У нее была голова прямоугольный формы, напоминающая форму дома. Дерево обвивало ветками здание, стараясь прикрыть его глаза-окна. Дом напоминал живое существо, он был и домом и человеком одновременно, и ветки-руки дерева сливались с его стенами, словно с человеческим телом. Кирпичный фундамент имел черные зияющие отверстия, через которые открывались тайные входы в подземелье. Сквозь стены просвечивали коридоры, уводящие в никуда. Дом, дерево и человек были едины. И только искаженное лицо в окне мансарды казалось отрешенным от всего остального мира. — Это наш психолог, Леонид Андреевич Белов, — шепотом обратился Джек к Герману. — Специалист по психодиагностическому тестированию. Белов приподнялся с места, сделал вежливый поклон. Герман молча кивнул в ответ, с любопытством заглядывая в рисунок Анны. — Я закончила, — Анна протянула рисунок Белову, потом повернулась к Герману и произнесла с удивлением. — Я так увлеклась, что не заметила, как ты вошел. — Ты хорошо рисуешь, — сказал он, пристально взглянув на нее. — Да, я даже не думала, что у меня что-то получится! Мне так понравилось рисовать! — И что же ты нарисовала? — спросил Герман, с интересом разглядывая рисунок. — Это не просто рисунок, а специальный тест, предложенный психологом Буком еще 1948 году, — поспешил пояснить Белов деловитым тоном, убирая рисунок в папку. — Он называется "Дом — Дерево — Человек". Я часто обращаюсь к нему, используя различные варианты собственной обработки, — он повернулся к Анне. — Мне бы хотелось, Юля, задать вам еще ряд вопросов, но я понял, что на сегодня наше время истекло. — Белов вопросительно посмотрел на Германа. — Да, я бы хотел остаться с женой наедине, — произнес Герман. — У меня очень мало свободного времени. — Хорошо. Только прошу не задерживать ее более часа, у нас перед обедом начнутся процедуры. — Мне хватит получаса, — сказал Герман. — — До свидания, — вежливо сказал Белов. — Анализ теста мы проведем в следующий раз. Если не возражаете, Юля, мы продолжим завтра в то же время. — Мне интересно заниматься с вами этими тестами, — улыбнулась Анна. — Я готова, если мой доктор позволит. — Конечно, — улыбнулся Джек. — Пошли, Леонид. Не будем мешать. Белов быстро сложил в папку свои бумаги и вместе с Джеком вышел из палаты. — А ты молодцом держался, — тихо сказал Джек, взяв друга по руку. — Уж не знаю, как я держался, но свои эксперименты с шоковой терапией ставь, пожалуйста, на ком-нибудь другом! — со злостью ответил Белов. — Перфоменс устроил, видите ли! Хорошо еще, толпу зрителей не пригласил! — Я, действительно, хотел сделать тебе сюрприз... но, видно, получилось не очень удачно... — произнес Джек виноватым голосом, — А этот дон Карлеоне тоже был приглашен в качестве сюрприза? — ехидно спросил Белов. — Прости, Леня, — мягко произнес Джек. — Ладно, оправдываться будешь в детективном агентстве! — Белов схватил Джека за руку и сказал, глядя ему в глаза. — А теперь расскажи мне все, что знаешь сам! |
|
| ||
|
Герман, оставшись с Анной наедине, спросил заботливым голосом. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо. Мне здесь очень нравится, — ответила Анна. — Когда я вошел, ты рисовала... — задумчиво сказал Герман. — Да, я выполняла задание психолога. Он говорит, что это очень важно для моего лечения, — ответила Анна. — А ты знаешь сама, что означает твой рисунок? — Герман пристально поглядел ей в глаза. И Анна, с трудом сдерживая страх, охвативший ее от этого пронизывающего взгляда, заговорила каким-то совсем неестественным голосом. — Нет... Я и не должна это знать... Он сказал, что анализ рисунка мы проведем завтра! А я, я просто рисовала... — У тебя это здорово получается, прямо как у настоящего художника, — Герман снова посмотрел на нее. Анна смущенно отвела глаза и пробормотала, сдерживаясь уже из последних сил. — Мне так понравилось рисовать все эти странные вещи! — Какие? — спросил Герман. — Дом, который я никогда не видела и который, наверное, вообще не существует... Человека, который не знает и не может вспомнить, кто он и откуда пришел... — Как ты? — Герман взял ее за руку и крепко сжал. — Ты так и не вспомнила, где ты была, когда ушла от меня? — Нет, я не вспомнила! Я бы тебе сказала! Зачем ты говоришь со мной об этом? Чтобы мне стало стыдно? — Я совсем не хочу стыдить тебя, — Герман поднес ее руку к губам и поцеловал. — Нет, я хочу совсем другого, хочу, чтобы у нас с тобой было все, как прежде! Хочу, чтобы ты любила меня и верила мне, хочу, чтобы ты помнила все хорошее, что было у нас... А если было что-то плохое, если я чем-то обидел тебя, ты должна забыть об этом навсегда! — Почему ты говоришь так странно? — спросила Анна, уже не скрывая испуга. — Говоришь так, словно мы расстаемся? — Нам, действительно, придется расстаться... на какое-то время. Я скоро уйду, а завтра рано утром уеду в командировку... Я не смогу тебя навещать. Но тебе будет хорошо, очень хорошо! — А когда ты вернешься? — спросила Анна дрожащим голосом. — Не знаю, — ответил Герман уклончиво. — Я должен идти. Прощай. — Он вдруг обнял Анну, резким движением притянул к себе, поцеловал в губы и быстро вышел за дверь. В коридоре он увидел молоденькую медсестру, ассистентку Джека, которая вышла из процедурного кабинета с маленьким подносиком в руках, на котором лежали склянки с лекарствами и шприцы, приготовленные для инъекций. Герман сделал медсестре едва заметный знак рукой. Она остановилась в недоумении. Он приложил палец к губам и кивком указал на дверь, из которой она только что вышла. Она понимающе кивнула и, поглядев на свой поднос, развернулась и направилась обратно к процедурному кабинету. Прикрыла за собой дверь, но не до конца, а оставив маленькую щелочку. Герман, подождав с минуту, огляделся и, не обнаружив в коридоре больше никого, быстро проскользнул в дверь следом за медсестрой... Прошло еще несколько минут. Дверь снова приоткрылась. Медсестра выглянула в коридор, посмотрела по сторонам, потом словно нечаянно обронила на пол связку ключей, они звякнули негромко. Она наклонилась, подобрала их. Увидела в конце коридора удаляющуюся фигуру Германа. Аккуратно заперла дверь процедурного кабинета, снова положила ключи в карман и неторопливо направилась к палате, где лежала Анна... |
|
| ||
|
Анна, утомленная слишком сильными впечатлениями прошедшего дня, не заметила как заснула... ...Ей снилось, что она лежит на золотистом песке на берегу лазурного моря... Теплая волна накатывает на берег, чуть касаясь ее ног... Она одна на этом прекрасном пустынном берегу, никто не нарушает ее покой... Но вот где-то вдалеке раздаются тревожные крики птиц. Стая белых чаек проносится над морем и начинает кружить над берегом, манит своими призывными криками, и ей так хочется подняться в небо и полететь вместе с ними над морем... Она встает, машет им руками, и чувствует, как ее руки становятся легкими, почти невесомыми. И это уже не руки, а большие белые крылья... Она делает легкий взмах, медленно поднимается над берегом, и, постепенно набирая скорость, проносится над волнами. Догоняет стаю, теперь они летят вместе, перекликаясь друг с другом. Одна из чаек, красивая, крупная, с белоснежными перьями, летит с ней рядом, бок о бок, чуть касаясь ее крыла своим крылом... Берег остался далеко позади, а море под ними вздымается все сильнее. Вдруг налетает сильный ветер, лететь становится все труднее... Стаю чаек относит к какому-то неведомому берегу, покрытому высокими неприступными скалами... Анне становится страшно, вот-вот они разобьются об острые камни. Ее спутника, большую белую чайку, все дальше относит ветром от берега к бескрайнему бушующему морю... Анна остается одна, сверкают молнии, вздымаются волны. Страшный порыв урагана подхватывает ее и стремительно несет прямо на камни. Еще мгновение, и все кончится... Но вдруг картина изменяется. Скалы, о которые она должна была разбиться, медленно раздвигаются перед ней, образуя глубокий темный проход. Она влетает в него и оказываюсь одна в темноте... Не видно ни неба, ни моря, и никого нет рядом... Темнота. Тишина. Она кричит, зовет других птиц, но не слышит ответа. Ее голос тонет в стенах каменного тоннеля, и, кажется, бесконечный коридор словно засасывает ее... Она не может остановиться, не может повернуть обратно... Она летит вперед, на ощупь, ударяясь о стены, падает на каменный пол тоннеля, снова взлетает... Наконец, ударившись ногами о что-то твердое, она чувствует страшную боль и понимает, что она уже не птица... Она не сможет больше взлететь, не сможет никогда больше найти свою стаю и ту большую белую чайку, своего красивого спутника, с которым летела крыло к крылу... Она может теперь только медленно двигаться куда-то, с трудом отрывая от земли ноги. "Где я? Что со мной? Кто я? — спрашивает она себя. — Человек или какое-то непонятное существо?" И понимает, что снова заблудилась, опять попала в лабиринт... Больше не будет ни теплого прекрасного моря, не золотистого песка на берегу, освещенного ласковым солнцем... Только бесконечные коридоры, бесчисленные черные двери... Внезапно впереди, у одной из дверей, появляется Герман, он в черном, и лицо его в черной маске, но Анна знает, что это он... В сплетении коридоров раздается его жуткий хохот. Анна пытается спрятаться от него, он ловит ее руками, она выскальзывает, прячется за каким-то каменным выступом... Он подходит совсем близко, она видит, как из-под черной маски по его лицу течет кровь... Вскрикнув от ужаса, она отступает назад и вдруг обнаруживает, что стоит на самом краю высокой скалы, а где-то очень далеко внизу плещет море... Ей надо снова взлететь, чтобы не упасть туда, вниз... Она поднимает руки... Вдруг в палате скрипнула дверь. Анна вскрикнула, открыла глаза и увидела, как к ней приближается медсестра в белом халате. Это было словно в тумане, то ли во сне, то ли наяву... — Вероника, я задремала и видела страшный сон, — прошептала Анна, с трудом приходя в себя. — Не волнуйтесь, сейчас я сделаю вам успокоительный укол, и вы можете спокойно продолжать спать. Ничего плохого больше вам не приснится. — Сначала было так красиво, так хорошо, а потом — потом опять этот ужас... Вероника улыбнулась. — Ничего, сейчас все пройдет!.. Она взяла в руки шприц и, продолжая улыбаться, наполнила его содержимым из прозрачной склянки и ловким, привычным движением сделала Анне укол в руку повыше локтя... Через несколько минут, в плаще, с сумкой через плечо, медсестра вышла из здания больницы через служебный вход, быстро огляделась по сторонам и направилась к проходной... |
|
| ||
|
Прошло еще какое-то время, и у въезда в клинику раздался рев сирены скорой помощи. Она въехала в распахнувшиеся вороты и направилась к корпусу, где лежала Анна. У входа в корпус из машины выскочили санитары с носилками, врачи и бросились в здание. Пробыв там какое-то время, они снова появились во дворе. Санитары теперь шли неторопливо и несли носилки, на которых, накрытая белой простыней, неподвижно лежала Анна. Рядом молчаливо шествовал врач. Какой-то высокий мужчина в темном плаще, стоя в тени за деревьями и оставаясь незамеченным, с интересом наблюдал за тем, что происходит в больничном дворе. Вот распахнулась задняя дверца скорой. Санитары приподняли носилки. Врач, мельком взглянув на Анну, накинул простыню ей на лицо... Медленно развернувшись, скорая двинулась к воротам и покинула территорию больницы... В тот момент, когда она выезжала на улицу, одинокая фигура человека в темном плаще торопливо двинулась в глубину парка и словно растворилась между деревьями... |
|
| ||
|
Дмитрий Сергеевич в здании тюрьмы уже около часа через решетку разговаривал с Фрэнком. Поначалу рокер вел себя заносчиво, явно не желая вступать ни в какие контакты, но постепенно Дмитрию удалось сбить спесь со своего собеседника. Он спокойно приводил все новые доводы, опираясь на известные ему факты. Фрэнк начал прислушиваться, выражение его лица его стало меняться, в нем вместо нагловатой развязности появилась скрытая тревога. Все доводы этого въедливого мужика сводились к тому, что он, Фрэнк, из обычного хулигана, даже разбойника превращался в наемного убийцу, а это была уже совсем другая статья. — Все равно ничего не докажешь! — рявкнул Фрэнк с отчаянной злобой. — Элементарно, — усмехнулся Митя. — В моем досье на тебя указана точная дата, когда ты сменил крышу. Это было двадцатого апреля, через два дня после гибели твоего друга... — Да пошел ты... — проворчал Фрэнк, понимая, что его позиции катастрофически слабеют. — Я вот чего понять не могу, — задумчиво произнес Митя, не обращая внимания на брошенную реплику. — Как же ты мог работать на него? Ведь он, своими руками, убил твоего лучшего друга! — Тот был не прав... — хмуро произнес Фрэнк после минутной паузы. — Ну и что? Знаешь, даже если бы мой друг был неправ кругом, десять раз, я бы все равно его не предал, даже за миллион долларов! — возмутился Дмитрий Сергеевич. Фрэнк тупо уставился на него. — Да ладно врать! За миллион баксов любой кого хошь продаст! — Ошибаешься. Это тебе только кажется. На самом деле настоящее мужское братство не продается ни за какие деньги. Его нельзя ни продать, ни купить, ни поменять, оно — как божественный свет, только не каждому дано это увидеть. Фрэнк слушал с напряжением, понимая с трудом сказанное. Митей. Потом неожиданно его лицо приняло осмысленное выражение и он произнес с обидой и злостью. — И за каким хреном вы отпустили меня? — А за каким хреном ты нам нужен был? — усмехнулся Митя. — Я сыщик, а не воспитатель молодежи! — Жаль... — вдруг сказал Фрэнк. — Лучше бы вы тогда забрали меня, морду набили, а потом выслали куда-нибудь... Не сидел бы я сейчас в тюряге. — Насчет морды — это мы можем, — снова усмехнулся Митя. — А вот по части ссылок обращайся в другое ведомство. А потом, ты же сам сделал свой выбор! — Дурак был, — буркнул Фрэнк. — А сейчас поумнел, что ли? — Может и поумнел. — Свидание окончено, — раздался голос дежурного. — Ладно, умней дальше, — сказал Митя вставая. — А ты заходи, дядя, с тобой интересно. — Как-нибудь загляну. По дороге из тюрьмы Дмитрий Сергеевич подумал о том, что вот и еще один пробел в досье на господина Реброва заполнен, и в нем остается все меньше и меньше белых пятен... |
|
| ||
|
Молоденькая медсестра Вероника возвращалась домой после дежурства. Она вышла из метро и направилась по переулку в сторону своего дома. Идти было недалеко, всего минут десять, не больше, но дорога проходила через пустынный переулок, слабо освещенный тусклыми фонарями. Она торопилась, вдруг за спиной послышались чьи-то шаги. Она пошла еще быстрее, не оглядываясь, но шаги раздавались сзади все ближе и ближе. До дома оставалось совсем не далеко, и она побежала бегом, во дворе с трудом перевела дыхание, испуганно оглянулась, но никого не увидела. Только какая-то тень мелькнула и исчезла за углом дома. Или это ей только показалось?.. В подъезде, как всегда, было темно, кто-то постоянно выворачивал лампочку. На ощупь поднявшись по ступенькам, ведущим на площадку перед лифтом, она услышала чье-то сдавленное дыхание. Или это ей тоже показалось? Осторожно протянула руку, нащупала кнопку вызова лифта... Вдруг кто-то сзади крепко схватил ее и быстро оттащил в темноту. Она попыталась вскрикнуть, но ей крепко зажала чья-то сильная рука. И в тот же момент раздался негромкий щелчок, короткая вспышка огня... Потом в подъезде быстро промелькнули какие-то тени и бесшумно устремились вверх по лестнице. Медсестра, совершенно онемев от страха, чувствовала, что ее крепко сжимают в объятиях, но она даже не пыталась вырваться, просто стояла неподвижно, словно оцепенев, в углу подъезда, плотно прижавшись спиной к сильному мускулистому телу невидимого ею человека. — Пошли, — прошептал он ей в самое уха и осторожно повел к выходу. После кромешной темноты в подъезде вечерний двор казался ярко освещенным и светлым. Чуть в стороне стоял джип с потушенными фарами. Здоровенный парень подтащил к нему медсестру, молча открыл дверцу и помог девушке забраться на заднее сиденье. — Все в порядке, Коля? — спросил Митя, сидевший на водительском месте. — Да, успели вовремя. Думаю, ребята уже его взяли, скоро появятся. Джек, сидевший впереди рядом с Митей, обернулся к девушке, крепко сжал ее руку. — Ты в порядке, Веронюшка? — Вполне, — ответила девушка, с трудом сдерживая охватившую ее дрожь. — Умница. Молодец. Прости, что пришлось подвергнуть тебя такому испытанию. — Ничего, Евгений Борисович. Я ведь понимаю, что это было необходимо. — Успокойся, все позади. Трясучку твою мигом снимем, — Джек пересел к ней на заднее сиденье, взял за обе руки. — Спасибо. Ты нам здорово помогла. А теперь расслабься, закрой глаза... Сейчас все пройдет... Девушка прикрыла глаза и очень скоро впала в приятное забытье. Словно в красивом сне перед глазами поплыли яркие цветные картины, пустынный берег лазурного моря, белые гребешки волн, отражающие блики солнца... Она не видела, как из подъезда двое здоровенных парней вывели третьего со скрученными за спиной руками. Он шел, опустив голову вниз, злобно произнося ругательства, но никто на это не обращал внимания. Его подтащили к микроавтобусу, стоявшему за углом дома, быстро втолкнули в него. Машина тронулась с места, обогнула дом, следом за ней выехал со двора джип Гранд Чероки и, держась за микроавтобусом на небольшом расстоянии, покатил по переулку... |
|
| ||
|
В детективном агентстве Митя и Джек бурно обсуждали и анализировали последние события. — Мне кажется, постепенно Герман начинал все больше тяготиться присутствием в доме явно психически нездоровой женщины, которую он все еще любил и главным виновником болезни которой был он сам, — размышлял вслух Джек. — Ее печальный, растерянный вид, ее отрывочные фразы, лишенные всякой логики, стали для него постоянным живым укором. Это, естественно, раздражало его. В конце концов тайные угрызения совести, а также совет преданного доктора, побудили его отправиться на поиски психиатра... Вдруг в помещение буквально ворвался Белов и спросил прямо с порога. — Где Анна? — Ленечка, прости, мы не успели тебя предупредить, — ласково сказал Джек, с сочувствием глядя на друга. — Что? О чем предупредить? Что с ней случилось?! — Не волнуйся, Леня, — ответил Митя. — Она в полной безопасности. Мои ребята глаз с нее не спускают. — Я могу увидеть ее? — Подожди немного. Как только мы все закончим, ты получишь ее в целости и сохранности, но сейчас нельзя рисковать. — Когда все закончится? — спросил Белов измученным голосом. — Мы как раз и говорим об этом, — мягко сказал Джек. — Понимаешь, ночка выдалась бурная! Да ты садись, будь как дома! Белов уселся в кресло у окна и стал молча курить одну сигарету за другой. — Леня, ты все сейчас поймешь, — сказал Джек. — Мы разыграли спектакль. Теперь срочно решаем, как поставить финальную сцену. Почти все концы с концами сходятся, но остается кое-что неясное. Например, где господин Ребров и что еще он захочет предпринять. — Мы крепко сели ему на хвост, и он сделал уже много ошибок. Сейчас, я думаю, он затаился где-то в ожидании получения информации, — вмешался Митя. — Мы предполагали, что он сделает еще одну попытку убить жену. Скорее всего, он попытается сделать это чужими руками... Возможно, через медперсонал... Так оно и произошло. — Что?! — закричал Белов. — Да ничего! Я же говорю, это специально продуманный спектакль! — Джек положил руку на плечо Белову. — Герман "подкупил" мою ассистентку, она, якобы, сделала Анне смертельный укол, после чего мы демонстративно вызвали скорую, погрузили Анну на носилки, накрыли ей лицо, чтобы было впечатление летального исхода, и увезли в надежное место. Сама Анна в это время крепко спала и даже не подозревала о том, что происходит. Сейчас, конечно, она уже в курсе, ребята ей все рассказали. Каков должен быть следующий ход Германа, как ты думаешь? — Убрать медсестру, — произнес Белов. — Правильно, Ленечка, и именно это он и попытался сделать, естественно, руками наемного киллера. — Сказал Митя. — А что с медсестрой? — немного оживившись, спросил Белов. — Она тоже в надежном месте, — сказал Митя. — Мы очень эффектно вывезли ее на той же "скорой", — увлеченно продолжал рассказывать Джек. — Митькины ребята отлично исполнили роли санитаров два раза подряд, а сам Дмитрий Сергеевич настолько вошел в образ врача, что хочет теперь поменяться со мной местами. Понимаешь, Леня, нам было совершенно необходимо, чтобы до Германа как можно скорее дошла информация о гибели Анны и моей ассистентки... Как ты считаешь, я гожусь в детективы? — Ну, ребята, вы даете! — произнес Белов с восхищением. — А где, если не секрет, наемный киллер? — Да здесь, в соседней комнате. Такая мразь, даже смотреть противно... — устало произнес Митя. — Мои ребята с ним занимаются... — Заканчиваем это дело и открываем свой оригинальный психо-криминальный театр, — засмеялся Джек. — Пойдешь к нам на роль героя-любовника? Внезапно распахнулась дверь офиса, ведущая во внутреннее помещение, и на пороге появился Стас, занимавшийся средствами массовой информации, с видеокассетой в руках. — Извините, я не хотел вас беспокоить, Дмитрий Сергеевич, но, по-моему, это важный сюжет. — Показывай! — сказал Митя. Сюжет, проходивший в разделе криминальной хроники, был следующего содержания. Рано утром во дворе своего дома неизвестная дама, спешившая на работу, обнаружила изуродованный труп женщины, по всей видимости разбившейся при падении из окна. Она вызвала милицию. Оперативная группа срочно выехала на место происшествия... Личность погибшей установлена. Это — ведущая телепередачи об аномальных явлениях Жанна Арнольдовна Волкова... По факту ее гибели возбуждено уголовно дело, ведется расследование. Предполагается, что она совершила самоубийство, но это только одна из возможных версий... — Да, вот это я не сумел предусмотреть! — Огорченно воскликнул Джек. — Ведь я собирался даже встретиться с ней, но потом совершенно упустил это из виду! — Ты думаешь, она тоже стала жертвой господина Реброва? — спросил Митя. — Даже не сомневаюсь! Чтобы не тратить зря время на поиски психиатра, Герман обратиться за помощью именно к Жанет. Теперь это совершенно ясно... Воспользовавшись ее рекомендацией, он и попал ко мне... Все это — чистая случайность, фатальное совпадение, которое он, конечно же, не мог предвидеть... В конце концов, вероятнее всего, по совету той же Жанет он и решил окончательно избавиться от жены. Но "убив" ее с помощью "подкупленной" медсестры, он в душе пожалел о содеянном, поскольку по-своему, все-таки, любил Анну. Именно за это он и решил отомстить прорицательнице, давшей ему опрометчивый совет. Я думаю, именно такова логика его поведения. — А я думаю, с Жанет все гораздо проще, — сказал Митя. — Герман просто решил избавиться от нее, как и от всех предыдущих своих жертв. Все та же схема, сначала убить чьими-то руками, а потом избавиться от убийцы. А ты что думаешь, Леня? — Мне кажется, эта схема работала во всех случаях, пока дело не касалось Анны... — произнес Белов. — Если уж он решился убить ее, то кто-то должен был понести за это наказание! Вот он и наказал Жанет! Скорее всего, вы оба правы... То есть мотивом было и то, и другое. Но лично мне, в сущности, совершенно наплевать на эту колдунью — злоумышленницу! Да что там! Я бы и сам придушил ее собственными руками! — Какой же ты безжалостный и неблагодарный, Ленечка! — воскликнул Джек. — Ведь если бы ни она, Анна никогда бы не попала ко мне, и, соответственно, не встретилась с тобой! Именно Жанет оказалась необходимым звеном в том самом фатальном стечении обстоятельств, которое объединило нас всех! Поэтому воздай ей должное и, какой бы дрянью она ни была, помолись за ее черную душу! — Но она подучила Германа убить Анну! — воскликнул Белов. — А сам бы он не догадался? Я, например, не сомневался, что он предпримет еще одну попытку... — Какую? — спросил Белов. — Убить жену, — невозмутимо продолжал Джек. — Эта идея давно поселилась в его подсознании и все последнее время, я уверен в этом, не оставляла его ни на минуту. Он и сам от этого мучился все больше... — Тебе, кажется, этого подонка тоже жаль?! — возмутился Белов. — Мне никого не жаль. Просто я выстраиваю логическую линию его поведения, логическую в смысле его собственной внутренней аномальной логики... Эта линия и приведет нас туда, где надо его искать. Он был почти не уязвим, но потом начал делать ошибки, одну за другой. Мы уже говорили об этом. Скорее всего, он и сам это хорошо понимает, и потому чувствует себя сейчас загнанным зверем, разбросавшим по дороге свои загрызенные жертвы... — Джек на минуту задумался и вдруг воскликнул. — Кажется, я знаю, где он... Митя, дай-ка мне свою карту! — Держи. Я вот что думаю, ну, найдем мы его, а что с ним дальше делать? — Митя встал и прошелся по комнате. — Мы не сделали самого главного, не согласовали наш следующий шаг. Действовать, конечно, буду я, но решение мы должны принять вместе. Дело в том, что даже если найдем и поймаем его, сдадим в наши замечательные правоохранительные органы, то совершенно еще не факт, что он не сумеет откупиться и выкрутиться. Джек посмотрел на него и задумчиво произнес. — Митенька, я врач и гуманист, но что, если убрать его незаконными методами? — Не хотелось бы... лишаться лицензии... — задумчиво произнес Митя. — А мне больше всего на свете не хотелось бы лишиться любимой женщины! — сказал Белов. — Что ж, за любимую женщину, пожалуй, можно убить, — вздохнул Митя. — Ленька бы убил, это точно, да и я, наверное, тоже... |
|
| ||
|
По ночному шоссе медленно двигался джип Град Чероки с притушенными фарами. За ним, соблюдая небольшую дистанцию, ехали еще три машины на некотором расстоянии друг от друга. Вдоль дороги темной мрачной стеной возвышался лес. Вдруг впереди, с правой стороны, показался просвет, в котором виднелись неясные силуэты каких-то построек. Выглядело это место угрюмым, нежилым, заброшенным. — Это здесь, совершенно точно, — сказал Белов Мите. — Вот тут меня вынесло на обочину... Митя достал карту, на которой красным крестиком было помечено какое-то здание недалеко от шоссе. — Если Джек не ошибается, а он никогда не ошибается, — сказал Митя, — мы совсем рядом. — Сейчас запаркуемся, а дальше пойдем пешком. Джип три раза мигнул фарами, следовавшие за ним машины стали разворачиваться и поочередно сворачивать в лес. — Мне можно с тобой? — спросил Белов Митю. — Нет, Ленечка. Ты уж извини, но это дело профессионалов. Подожди в машине, надеюсь, операция не займет слишком много времени. Почти на ощупь, но очень аккуратно перебравшись через неглубокую придорожную канаву, джип въехал на маленькую, еле видную в темноте поляну и остановился. Митя выключил зажигание. — Удачи тебе, — тихо сказал Белов. — Говорят, она сопутствует пьяным и влюбленным... — усмехнулся Митя. — Будем надеяться, и мне повезет... — Он выпрыгнул из машины и исчез в темноте, двое здоровенных парней бесшумно последовали за ним. Остальные, поставив машины в разных местах, незаметно двигались по краю леса, занимая свои позиции между дорогой и домом. Вскоре Митя и двое его ребят оказались у высокого полуразвалившегося забора, за которым возвышался темный силуэт большого дома. Ничто здесь не подавало никаких признаков жизни. — Похоже, тут и вправду никого, кроме приведений нет... — прошептал один из ребят. Но вдруг, как только Митя начал осторожно приоткрывать калитку, откуда-то послышалось негромкое хриплое рычание. Еще движение, и за забором громыхнула железная цепь. — Смотри-ка, здоровенный какой! — произнес второй парень. — Вроде, черный терьер, — тихо сказал первый. — С таким не очень приятно разбираться в темноте. Боюсь, лапу не подаст. — Приготовь снотворное, — сказал Митя. Парень вытащил пистолет и бесшумно выстрелил в темноту. Пес жалобно взвизгнул и затих. — Пошли, — Митя рывком распахнул калитку, вошел на участок и направился в самую его глубину, где возвышался заброшенный дом. У крыльца он остановился, сделал ребятам знак рукой. Один замер у крыльца, а другой крадучись обошел дом и встал у заколоченного окна с другой стороны. Потом Митя осторожно поднялся по скрипучим старым ступенькам и толкнул дверь. Она не подалась. Он вытащил связку отмычек, и, поковырявшись в замочной скважине, довольно быстро справился с замком. Внутри пахло пылью и затхлостью, где-то наверху, видимо на чердаке, уныло завывал ветер. Митя включил фонарь и стал осматривать помещение. На полу валялся какой-то старый хлам, окна были закрыты изнутри старыми провисшими ставнями, стены кое-где осели и покосились. Казалось, этот дом давно покинут. Но вдруг что-то стукнуло наверху, и через мгновение под потолком засветилась тусклая лампа без абажура. Митя взялся за кобуру, нащупал гладкий металл пистолета, быстро огляделся. — Брось оружие, — произнес сверху, из темноты чей-то голос, который показался Мите очень знакомым. — А если не брошу? — спокойно ответил он. — Два раза я не предупреждаю, — снова прозвучал такой мучительно знакомый голос. — Ладно, — сказал Митя. — Я кладу оружие. Спускайся. — Он вытащил пистолет из кобуры. — Бросай в угол! — Бросаю. — Митя швырнул пистолет на пол и стал смотреть наверх, туда, откуда доносился голос. Там была лестница, ведущая, видимо, на второй этаж. Но на лестнице никто не появился. И тут Митя почувствовал спиной, именно спиной, что кто-то появился в помещении. Он развернулся мгновенно, отскочил в сторону. В тот же миг, буквально в нескольких сантиметрах от него, пролетел длинный острый кинжал и вонзился в деревянную стену. Какое-то время в помещении царила полная тишина, потом в полумраке со стороны лестницы раздался легкий шорох и все тот же голос произнес из темноты. — Вот так встреча. Перед Митей стоял человек, лицо которого находилось в тени, но все равно не узнать его было невозможно. Весь облик, фигура — нет, не могло быть такого поразительного сходства! Они учились вместе на юрфаке, в одной группе, они три года были довольно близкими друзьями! А Толик Зарубин считался лучшим студентом не только в группе, но, пожалуй, и на всем факультете. Он был остроумен, желчен, честолюбив и необычайно талантлив, все у него получалось легко. Многие ненавидели его, не в силах преодолеть зависть. Ему пророчили блестящую карьеру, но на четвертом курсе с ним что-то случилось. Получилось так, что Митя первым узнал об этом. Именно ему Толик сообщил с печальной иронией в голосе, что нечаянно убил человека. Просто произошла дурацкая стычка, у Толика оказался пистолет, он выстрелил... Вот, собственно, и все. Ни о какой карьере, конечно, теперь не могло быть и речи. Митя обещал подумать, посоветоваться, что можно сделать, они договорились встретиться завтра... Но на другой день Толик бесследно исчез, исчез почти на пятнадцать лет... Митя стал лихорадочно соображать, как повести себя в этой неожиданной ситуации. Проще всего, конечно, было дать сигнал ребятам, забрать Толика и сдать в прокуратуру. Но первое решение, которое приходит в голову, не всегда оказывается самым верным. Так можно было поступить с господином Ребровым, но не с Толиком Зарубиным, который много лет жил под чужим именем и, вероятно, обезопасил свое существование в значительно большей степени, чем можно было предположить... — Да, интересная встреча, — сказал Митя. — Что ж, здравствуй, Анатолий. Поговорим? Или как? — С тобой сколько человек? — деловито спросил Герман. — Пятеро, — ответил Митя. — Ладно, поговорим. Давно, все-таки, не виделись, — он усмехнулся, и эта усмешка тоже была такой знакомой! — Правда, ты и так, наверное, все обо мне знаешь, то есть о Германе Реброве, которого ты, наконец, выследил. — Все, или почти все — трудно сказать, — задумчиво произнес Митя. — Пожалуй, я одного не знаю — когда и почему ты стал убивать? Сразу после того, как исчез, ил позже? — Интересный вопрос, — засмеялся Герман. — В твоем вкусе. Ты всегда любил философствовать. Я же, в отличие от тебя, никогда не был многословен. Может быть, в последнее время... Старею, видно. — Ты стал убивать, потому что тебе понравилось? Вошел во вкус и уже не мог остановиться? — спросил Митя. — Нет, совсем по-другому... Ты говоришь так, словно я маньяк какой-нибудь. А я избавлял эту землю от некоторых людей из самых высших побуждений. — Чтобы обезопасить себя? — Опять же нет. Это был бы чисто шкурный интерес. Нет, Митенька, я уничтожал их не из боязни за свою шкуру, а из страха за судьбу человечества. Согласись, далеко не каждый достоин жить в этом мире. — Вопрос спорный, — задумчиво произнес Митя. — Даже если предположить, что некоторые твои жертвы были отъявленными мерзавцами, я не уверен, что это распространяется на всех. Неужели это касается и твоей жены? Герман вздрогнул, печальная тень пробежала по его лицу, но он быстро овладел собой и сказал почти безразличным голосом. — Я очень любил ее. Она была единственной, кого я вообще любил в этой жизни... — Но ведь ты ее использовал? Это правда? — пытливо спросил Митя. — И ты, самый здравомыслящий человек, которого я знал в своей жизни, ты веришь в этот бред? Как я мог использовать ее? — Ты использовал ее способности, ее особое видение, чтобы определить отношение людей к себе! А потом, когда ее невозможно стало использовать дальше, ты упрятал ее в психушку. Но в какой-то момент ты испугался, что она, действительно, выздоровеет и все вспомнит. И тогда ты принял решение избавиться от нее навсегда! Разве не так? — Нет, все не так! Я, действительно, хотел вылечить Анну... Но потом понял, что никто не состоянии избавить ее от мучений! Она слишком сильно страдала, это стало невыносимо... И я решил избавить ее от всех страданий, раз и навсегда! — А заодно и себя! — с уверенностью сказал Митя. — О, какая ужасная путаница царит вокруг! — воскликнул Герман. — Я бы не сказал, что здесь особая путаница, — тихо произнес Митя. — По-моему, все ясно. Шесть человек мертвы. Ты виновен в их смерти. Еще четверо сидят за решеткой, также по твоей вине. Все материалы у меня в руках. — Ну, и какой твой следующий ход? — спросил Герман с усмешкой. — Я даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты убрался отсюда навсегда, — спокойно сказал Митя. — Делай что хочешь, уезжай за границу, меняй имя, но не появляйся больше никогда. Если мы встретимся еще хоть раз, эта встреча для тебя будет последней. — Какое потрясающее благородство! Честный сыщик отпускает убийцу в память о старой студенческой дружбе! Я этого никогда не забуду, Митя! — Прощай, Анатолий, — Митя направился к двери. — Прощай, друг, — произнес Герман насмешливо. — Ты никогда меня больше не увидишь! |
|
| ||
|
— Ну что? — спросил Белов Митю, когда тот устало сел на водительское сиденье джипа. — Ничего... Я отпустил его. — Что?! — закричал Белов. — Ты отпустил убийцу? Как ты мог? — Леня, это очень простой ход. Понимаешь, мы вместе учились. Я разыграл благородство на почве старой дружбы. Я уверен, что он замышляет еще что-то. Он умный, хитрый, совершенно сумасшедший и очень опасный убийца! И если он до сих пор на свободе, это говорит только о том, что у него очень надежная и высокая крыша! Мы должны установить все его оставшиеся связи, как бы высоко они не восходили, и, может быть, предотвратить новые убийства! Ты сам втравил в это расследование, и теперь я уже ни за что не остановлюсь! — Господи, Митька! Какой же ты умный, и бесстрашный, черт возьми! В это время они увидели, как из распахнувшихся ворот в старом покосившемся заборе медленно выезжает сверкающий лаком лимузин и, отблескивая металлом в просветах между деревьями направляется в сторону шоссе. Выбравшись на ровный асфальт, он мгновенно набрал скорость и тут же исчез из виду. — Кажется, сработало, — прошептал Митя. — Поедешь за ним? — спросил Белов. — Позже. — А вдруг уйдет? — с тревогой спросил Белов. — Там ребята на постах, они его поведут... — А если он их заметит? — Ничего, они справятся... Профессионалы... Он будет считать, что ему дали уйти... Прошло еще какое-то время, и Митя стал неторопливо выкатывать свой джип на дорогу. Выехав, наконец, на шоссе, он медленно двинулся в направлении города. И тут он увидел встречный свет фар, подающий условный сигнал. — Что-то случилось, — озабоченно произнес Митя, нажимая на педаль газа. На обочине, примерно в километре от заброшенного дома, стоял черный лимузин с тонированными стеклами, окруженными машинами митиных сотрудников. Митя остановился, приоткрыл окно. К нему подбежал молодой парнишка, растерянно пробормотал. — Дмитрий Сергеевич, его машина заперта... Мы боимся трогать, вдруг сигнализация сработает, или что еще похуже! — Думаешь, взорвется? — А кто его знает! — Идем. — Митя выскочил из машины и бегом направился к лимузину. Подойдя совсем близко, он направил фонарь сквозь тонированное стекло и увидел Германа, неподвижно сидящего на переднем сиденье. Из его виска ручьем вытекала кровь, а правая рука судорожно сжимала его, митин пистолет... — Что ж, он вернул мне долг, — с горечью произнес Митя. — Теперь придется все начинать сначала! — А сейчас что будем делать, Дмитрий Сергеевич? — озабоченно спросил один из сотрудников. — Вызывать следователя из районной прокуратуры, — уверенно произнес Дмитрий. — Но у него твой пистолет, Митенька! — взволнованно воскликнул Белов, схватив друга за руку. — Да, он сумел — таки меня подставить, но другого выхода нет, — размышлял Митя вслух. — Если мы не обратимся к ним сами, они рано или поздно найдут машину с трупом... И тогда я могу, действительно, здорово влипнуть. — Поганая получилась история, — вздохнул другой митин сотрудник, с отвращением глядя на запертую машину. — Ничего, бывало и похуже, — сказал Митя, положив руку ему на плечо. — Думаю, сумеем выпутаться. Ну, а если не сумеем, придется вам носить передачу своему шефу! — Митька, не смей даже мысли такой допускать! — вспыхнул Белов. — Нас шесть человек, мы все — свидетели! — Да, но вы — заинтересованные свидетели, ты мой друг, ребята мои сотрудники... Ваши показания могут признать необъективными. И потом, никто из вас не был со мной в доме... — А мы скажем, что были и все видели! — не унимался Белов. — И никто не сможет это проверить! — Ничего не получится, — усмехнулся Митя. — Он мог заставить меня разоружиться только один на один... Это любому ясно. |
|
| ||
|
В квартире Дмитрия Сергеевича дежурили двое его сотрудников — Стас и Николай. Анна, забравшись с ногами в кресло, смотрела на экран телевизора. Там показывали очередные вечерние новости. Когда началась криминальная хроника, Стас и Николай молча переглянулись. — Может быть, тебе лучше не смотреть? — спросил Стас Анну. — Все-таки, это не очень приятно. — Нет, я посмотрю. — ответила она. — Я уже столько всего насмотрелась, что ничего со мной не случится! Вот на экране появилась машина Германа, окруженная сотрудниками районной прокуратуры и местной милиции. Наезд, крупный план... Мертвенно бледное лицо, запекшаяся кровь на виске... Анна не слышала, что говорил корреспондент. Она видела только, как машину медленно подняли краном и загрузили на специальную платформу... Платформа двинулась по шоссе в сопровождении патруля... — Наконец я свободна... — прошептала Анна и закрыла руками лицо. |
|
| ||
|
... Прошло несколько дней... Дмитрий Сергеевич все это время с нетерпением ожидал результатов расследования. Все факты, засвидетельствованные следственной группой, вызванной на место происшествия, говорили о безусловном самоубийстве Германа Реброва. То же самое подтверждалось и заключением медэкспертизы. Казалось, у Дмитрия Сергеевича нет серьезных причин для беспокойства, и все же существовали некоторые моменты, которые волновали его. Например, личное оружие Дмитрия Сергеевича, находившееся в руке покойного, являлось, не смотря ни на что, вполне реальным вещественным доказательством митиной причастности к гибели господина Реброва. Обнаружив труп Германа с простреленным виском в запертой изнутри машине, следователь, возможно, и признал бы самоубийство господина Реброва совершенно очевидным фактом. Но наличие митиного пистолета осложняло дело и неизбежно заставило его выдвинуть другую версию, версию об умышленном убийстве Реброва самим Дмитрием Сергеевичем. Теоретически это было также возможно, как и самоубийство. Митя прекрасно понимал, что для того, чтобы снять с себя все возможные обвинения, ему придется раскрыть свои карты перед районной прокуратурой. А если он это сделает, если предоставит следователю всю информацию о господине Реброве, который на самом деле вовсе и не был Ребровым, дальнейшее частное расследование, поиск сообщников и покровителей своего бывшего однокурсника станут попросту невозможными. Значит, огромная работа, проделанная агентством на свой страх и риск, пойдет прахом. Конечно, можно было бы попытаться привлечь к дальнейшему расследованию именно районную прокуратуру, но Митя сильно сомневался, что ее сотрудники возьмутся за это. Они и без того были завалены своей каждодневной текучкой. Кроме того, частные детективные агентства, появившиеся в последние годы, составляли определенную конкуренцию государственным правоохранительным органам, вызывали зависть, ранили самолюбие. Следователь районной прокуратуры, работавший в государственной структуре за небольшую зарплату, скорее всего не испытывал никакой симпатии к своему более удачливому коллеге, преуспевающему частному детективу, разъезжающему на дорогой иномарке... Все эти размышления выбивали Митю из колеи, напрягали нервы, а постоянные вызовы на допросы в районную прокуратуру отнимали уйму времени и не давали возможности нормально работать. Наконец, он принял решение и, собрав весь компромат на Германа, отправился в прокуратуру. Надо сказать, что следователю районной прокуратуры, занимавшемуся расследованием уголовного дела, заведенного по факту самоубийства, а возможно — убийства Германа Реброва, также приходилось не сладко. Он, в свою очередь, тоже проклинал в душе дурацкую ситуацию, внезапно обрушившуюся на его голову. Исполняя свой служебный долг, он тщательно изучал все материалы, собранные следственной группой, сопоставлял свидетельские показания. И чем больше он углублялся в это занятие, тем больше приходил в недоумение, сожалел о потерянном времени и в итоге окончательно запутался в многочисленных и порой совершенно фантастических подробностях этого очень странного дела. Версия убийства с самого начала не пришлась ему по душе. Дело в том, что в прокуратуре тоже кое-что знали о господине Реброве, который держал в страхе всю районную милицию и при желании в любой момент мог заставить работать на себя абсолютно кого угодно. Было известно также, что Ребров обладает огромной теневой властью, но никто даже и не пытался посягнуть на этого неуязвимого мафиози. Его боялись и ненавидели, но на уровне районных правоохранительных органов он был абсолютно недосягаем. Теперь его самоубийство как нельзя более удачным образом решало все проблемы. Версия же о преднамеренном убийстве следователя совершенно не устраивала по двум причинам. Во-первых, она требовала длительной и кропотливой дальнейшей работы. Во-вторых, единственный реальный претендент на роль убийцы почему-то все больше нравился следователю. Оказавшись перед выбором между живым, довольно симпатичным и очень толковым частным сыщиком и мертвым убийцей — мафиози, он предпочел живого сыщика. Герман Ребров, труп которого подвергся судебной медэкспертизе и покоился в местном морге, внушал следователю глубочайшее отвращение. Оставалось теперь только свести концы с концами и подать рапорт начальству о закрытии дела, копаться в котором дальше у следователя не было абсолютно никакого желания. Собравшись с мыслями, он начал уже составлять этот рапорт, но в этот момент в его кабинете появился вдруг Дмитрий Сергеевич с огромным портфелем, туго набитым всевозможными материалами на господина Реброва. — Ну, и чего вы от меня хотите? — устало спросил следователь Митю, испытывая невыносимую лень от одной мысли о необходимости изучения всего этого обширного досье. — Я счел своим долгом передать это в прокуратуру, — смиренно произнес Дмитрий Сергеевич. — Ну уж нет! — воскликнул следователь, отстраняя рукой бумаги и видеокассеты, вываленные сыщиком на его стол. — Вы эту кашу заварили, вы ее и расхлебывайте! А у нас и без того работы хватает! — Но я, к сожалению, не могу сам расхлебать эту кашу, находясь под следствием, — дружелюбно улыбнулся Митя. — Забирайте все это и катитесь отсюда! — вдруг закричал следователь. — Занимайтесь своим делом, и нам не мешайте! — Это приказ? — вежливо спросил Митя. — Да! — подтвердил следователь, подталкивая Митю к двери. Оставшись в кабинете один, он стал торопливо писать официальное заключение. Когда работа была закончена, следователь доложил начальству приблизительно следующее... Сопоставив и проанализировав все факты, взяв показания у свидетелей, он пришел к выводу, что господин Ребров пытался инсценировать убийство с целью дискредитации разоблачившего его частного сыщика. На самом деле факт самоубийства совершенно очевиден. В результате прокуратура приняла заключение следователя и закрыла дело. Основанием для этого послужила смерть господина Реброва, а также всех его бывших сообщников. Следователь облегченно вздохнул и задумался не без сожаления о вселенской несправедливости, в силу которой толковые, юридически грамотные люди покидают государственные властные структуры и создают частные детективные агентства... |
|
| ||
|
Казалось, все закончилось благополучно, уголовное дело закрыто. С Мити сняли все обвинения, Анне не пришлось ходить на допросы к следователю ни в качестве пострадавшей, ни как свидетельнице, судьба и друзья уберегли ее от судебных разбирательств. Ее бывший муж был похоронен под именем Германа Реброва, никто так и не узнал его настоящего имени... Портфель, в котором хранилось досье на господина Реброва, стоял на одной из полок в офисе детективного агентства и постепенно стал покрываться пылью. С того момента, когда Митя привез его из прокуратуры, никто больше не прикасался к нему. — Что ты собираешься делать дальше? — озабоченно спросил Белов, глядя на запыленный портфель. — Будешь копаться в подробностях, искать покровителей и сообщников? — Не знаю, — задумчиво ответил Митя. — Еще недавно я был уверен, что не успокоюсь, пока не распутаю эту криминальную историю до конца. Когда я решил передать все материалы в прокуратуру, я сделал это, видит Бог, не только ради спасения собственной шкуры! В душе я надеялся, что они ухватятся за эти документы и, обладая большими полномочиями, чем я, сумеют довести дело до конца. Я готов был сотрудничать с ними в любом качестве, просто ради идеи. Но следователь вернул все это мне, даже не заглянув в досье! — Решать, конечно, тебе, — сказал Белов, — но если ты продолжишь свое независимое частное расследование, тебе неизбежно придется привлекать к нему Анну! Она и так столько всего пережила и натерпелась! — Мне тоже не хотелось бы больше ее тревожить, — признался Митя. — Но вот что мне кажется странным... Почему даже после показа по телевидению сюжета о самоубийстве Германа Реброва никто из его родственников или знакомых не откликнулся, не приехал на его похороны? — Может быть, никто его не узнал? — предположил Белов. — Трудно сказать... Мне кажется, человек, проживший много лет под именем Германа Реброва, внешне не настолько сильно изменился, чтобы его невозможно было узнать... Вроде бы, он не сделал никакой пластической операции... Во всяком случае, я его узнал сразу. — Ты не равняй себя с другими, — сказал Белов. — Ты, все-таки, сыщик! У тебя не только опыт, у тебя мозги на особую волну настроены, вот ты и узнал его! — Возможно и так... — произнес Митя неуверенно. — Я думаю, что господин Ребров был абсолютно одинок, и именно в этом дело, — сказал молчавший до сих пор Джек. — Он был одиноким волком, умным, опытным, осторожным. Он тихо подкрадывался и перегрызал глотки тем, кто стоял на его пути... Можно предположить, что он сам и уничтожил всех своих близких... Мы ведь не знаем точно, каково число его жертв, сколько их было до встречи в Анной... — Но не мог же он всех загрызть! — сказал Белов. — Скорее всего не мог, — согласился Джек. — Но только те, кто остались в живых, не испытывают по отношению к нему ничего, кроме страха и ненависти. Вот и стараются держаться подальше от всего, что связано с ним, даже после его смерти! — заявил Джек со свойственной ему уверенностью. — Более того, любое упоминание о своей родственной или дружеской связи с этим человеком может навлечь на его друга или родственника подозрения в причастности к каким-либо темным делам самого Германа, — подхватил Митя мысль друга. — И если кто и видел этот сюжет, у них сработало что-то вроде инстинкта самосохранения. Проявив разумную предосторожность, они не заявили о себе. — Звучит убедительно, — сказал Белов. — Послушай, Митя, а кем была его первая жена? — спросил вдруг Джек. — Ведь он, кажется, был женат на ней, когда вы еще вместе учились? Что ты об этом знаешь? — Да я не знал тогда, что он женат, я никогда не видел его вместе с какой-нибудь женщиной! Я не уверен даже, что история его женитьбы правдива, а не вымышлена. Он ведь мог придумать ее специально, чтобы вызвать сочувствие Анны, — размышлял Митя вслух. — А мне кажется, это вполне реальная история, — сказал Джек. — Почему ты так считаешь? — спросил Белов. — По-моему, Митя прав, он запросто мог все это выдумать! — Но вполне вероятно также, что это было на самом деле, — ответил Джек на реплику Леонида, — и именно он был настоящим автором и организатором убийства своей первой жены! Исполнители, ничего не подозревая, получили свои деньги, а потом на них внезапно обрушился благородный гнев овдовевшего супруга, и они стали жертвами его справедливой мести... Мне кажется, именно жажда мщения, зародившаяся в его подсознании, возможно, с раннего детства, и была основным двигателем его поступков... Вообще чем больше я думаю об этом своеобразном персонаже, тем больше он привлекает меня как профессионала. — Тебе что, не хватает живых пациентов? — ехидно спросил Белов. — Напротив... Но не часто встречается такой сложный и интересный для исследования тип патологического развития личности! Любопытно было бы узнать, чем занималась его первая жена, как он мог ее использовать и почему решил от нее избавиться... — Я вижу, Джек, ты хочешь настоять на том, чтобы Митя продолжил расследование! — воскликнул Белов. — Но ты, проявляя при этом свой профессиональный эгоизм, совершенно не думаешь о других! — А в тебе, Ленечка, говорит только эгоизм влюбленного Ромео, который не видит ничего вокруг, кроме своей прекрасной Джульетты! Смею заметить, что если бы семьи Монтекки и Капулетти были по-настоящему обследованы с точки зрения психиатрии, история влюбленных не закончилась столь трагически! А если бы параллельно проводилось независимое частное расследование, невинных жертв уж точно удалось бы избежать! — По-моему, это вполне логичное и правильное рассуждение, — сказал Митя, с интересом слушавший доводы Джека. — Еще бы! — воскликнул Белов. — Но только Джек далеко не всегда следует логике! — Какой смысл всегда строить сложные логические рассуждения, если существует такая вещь, как интуиция? — улыбнулся Джек. — Это — кратчайший путь к цели, хотя, конечно, психологу — теоретику трудно это понять... — Так же как и тебе, со всей твоей замечательной интуицией, никогда не понять той сферы человеческих чувств, которая касается любви к женщине, беспокойства за не! — продолжал наступать Белов. — Надеюсь, и впредь меня минует чаша сия... — произнес Джек с иронией в голосе. — Мне больно видеть, во что превращают моих друзей внезапно поразившие их стрелы Амура, отравленные любовным ядом... Белов вспыхнул, приготовившись к следующей атаке. — Ребята, хватит препираться, — вмешался Митя. — Я принял решение, прямо сейчас. Я не стану проводить больше никакого расследования. Предлагаю всем как можно скорее забыть мрачную историю жестокого и безумного самоубийцы! Герман Ребров, кем бы он ни был на самом деле, как бы ни был он интересен с медицинской точки зрения, перестал существовать в реальности, переселился в мир теней и больше не опасен ни для кого. Думаю, это факт, который не противоречит ни логике, ни интуиции... — Да, ты прав, — сказал Белов, довольный митиным заключением. — И Анна обрела, наконец, полную свободу от его деспотичной любви, от его ревности и злобы, от преследований, угроз и покушений на ее жизнь! С того момента, как урну с его прахом зарыли в землю, мне кажется, вообще нет больше нужды вспоминать о нем! — Вы выражаетесь столь образно и поэтично, что черствому прагматику, приземленному практикующему врачу, совершенно бессмысленно спорить с вами! — воскликнул Джек. — Конечно, вы оба, друзья мои, больны любовным недугом, способ излечения от которого не известен даже мне! Но я не умею говорить таким возвышенным языком, не способен к романтическим чувствам, и по сему — сдаюсь! Вы вполне убедили меня! — Смотри-ка, Ленька, мы, все-таки, его уели, — заявил Митя. — Но вот что интересно все же... Неужели никто из близких Анатолия, или Германа так и не объявится в течение полугода? Ведь у него, по предварительным данным, осталось огромное состояние. — Что ж, если так никто и не объявится, Анна станет у нас богатой наследницей, как я понимаю, — с улыбкой сказал Джек, подмигнув Белову. — Так-то оно так... — задумчиво произнес Митя. — Но надо еще разобраться с его непогашенными долгами, неоплаченными налогами... В любом случае, думаю, что-то должно остаться... Адвокат у меня есть, нотариус тоже... Вот этим, пожалуй, я и займусь! ...Сидя в прокуренном офисе детективного агенствта, то рассуждая вслух, то споря запальчиво и подшучивая друг над другом, никто из друзей еще не знал, когда, каким образом и при каких обстоятельствах каждый из них будет вспоминать потом этот разговор... |
|
| ||
|
Спустя еще несколько дней Анна и Белов сидели на кухне и пили кофе. Стол был завален бумагами, Белов торопливо проглядывал свои тесты, работая над новой статьей. Анна что-то рисовала на чистом листе, который ей с трудом удалось раскопать в груде исписанных и исчерченных разными пометками других бумаг. Белов, изредка отрываясь от работы, поглядывал на Анну и снова принимался на тесты. Он знал, что она здесь, рядом, что в любой момент он может не только поглядеть на нее, но дотронуться до ее руки, коснуться пальцами ее волос, даже поцеловать... Но ему не надо было сейчас отвлекаться самому и отвлекать ее, вполне достаточно было просто ее присутствия. На полу, растянувшись во всю длину малогабаритной кухни и положив свою могучую голову к ногам Анны, мирно дремал, посапывая во сне, огромный рыжий пес с длинной косматой шерстью. Иногда он вздрагивал во сне, судорожно перебирал лапами, но потом снова успокаивался, и словно специально принимал картинные позы, чтобы показать, как он умен и красив... Глядя на Парацельса Белов подумал, что этому верному и добродушному существу тоже немало пришлось пережить... Вдруг зазвонил телефон. Белов, неохотно оторвавшись от своей работы и спокойного созерцания, взял трубку. — Леонид, здравствуй, — настороженно произнес голос Натальи. — Здравствуй, Наташенька, — приветливо ответил он. — Знаешь, я хотела спросить тебя... Кто такой Роман? — По-моему, очень славный парень. — Ты его знаешь? — Да. Он мне симпатичен. А ты его видела? — Да мельком, всего один раз... Я вернулась с работы, вышла из лифта, а Маша провожала его у двери... Он так смотрел на нее! — Ну и что? — Удивился Белов. — Ничего, просто он приходит к ней, они там одни... Ей только семнадцать, Леня! — Наташа, если мне не изменяет память, в восемнадцать ты вышла замуж! — Мне было почти девятнадцать... И потом... — она не нашлась, что еще сказать, какой привести довод, и произнесла неуверенно, — это было так давно! Белов рассмеялся над ее нелепой фразой. — Ничего себе аргумент! Скажи еще, время было другое. — Я вовсе не такая ханжа, какой ты хочешь меня представить, — обиделась Наталья. — Я и не думал... — Леня, он, по-моему, намного старше нее! — Разве так уж намного, и разве так это важно? — С тобой трудно спорить, — вздохнула Наталья. — Вот именно, — ответил Белов. — Давай уж лучше не будем спорить, ладно? — Ладно, — нехотя согласилась она. — Кстати, Леня... Еще один вопрос... — теперь она с трудом сдерживала внутреннее волнение. — Тебе Дмитрий что-нибудь говорил?.. — О ваших отношениях? — Поспешил помочь ей Белов. — Да, конечно. — И... как ты?... — она снова замялась. — Если, Наташенька, тебя интересует, как я отношусь к этому, могу сразу сказать — резко положительно! Я очень ценю и уважаю тебя, а Митька — мой старый друг! Я совершенно искренне рад за вас. — Спасибо, Леня, — с облегчением вздохнула Наталья, — я так и думала, ну, что ты именно так ответишь... — Но была не совсем уверена? Напрасно! Что еще я мог, по-твоему, ответить? — Не знаю... Ты понимаешь, для меня все это не так просто... — Насчет Машки не беспокойся. Она умница, все поймет правильно. Точнее, давно уже поняла! — Даже так? — удивилась Наталья. — Но мне она ничего не говорила! — Вот видишь, в некоторых ситуациях наша дочь бывает тактична и ненавязчива... — Господи... Леня, а я почему-то так боялась... — И зря. Бояться тут нечего. Все уладится. — А.. у тебя? Как у тебя с Ириной? — Мы расстались, — ответил Белов. — Разве? — огорчилась Наталья. — Но почему же? Ах, извини, я так бестактна в отличие от дочери! — Нет — нет, ничего, тут нет никакой тайны! Просто я полюбил другую женщину! — Он чуть было не произнес вслух — которая не похожа ни на тебя, ни на нее, но вовремя остановился, боясь обидеть Наталью, задеть ее самолюбие. — Я рада за тебя, — сказала Наталья. — Ладно, Леня, спасибо тебе за поддержку. — Да не за что! И вообще звони иногда. И Машка пусть по чаще заглядывает. — Хорошо... Конечно. Ну, счастливо, Леня! — Пока. Положив трубку, Белов подошел к Анне, обнял ее и спросил. — Ты не устала? Хочешь прилечь? Она улыбнулась. — Конечно, только вместе с тобой. Он подхватил ее на руки и понес в комнату. |
|
| ||
|
Рабочий день Джека в последнее время начинался рано утром, и к вечеру он чувствовал себя усталым и совершенно разбитым. Каждый из посещавших его людей требовал особого внимания к себе, каждый обижался, что время приема ограничено и очень неохотно покидал кабинет. В этот день беседа с пациенткой, мнительной дамой средних лет, страдающей всеми на свете болезнями, особенно затянулась. Джек прекрасно видел, что все ее страхи совершенно необоснованны, но никак не мог подобрать ключ к ее изломанной психике. В конце концов он пришел к выводу, что все это — просто капризы избалованной дамочки, но сказать об этом в глаза клиентке было невозможно. Он мучительно искал подходящую для общения форму, и, проведя с ней лишний час, измотанный, опустошенный, с полным безразличием сунул в бумажник гонорар за проведенный сеанс. Джек сидел в своем кабинете и вместе с ассистенсткой Вероникой просматривал список пациентов, записанных на текущую и следующую недели. Желающих попасть на прием к модному психиатру с безупречной репутацией оказалось так много, что Джек пришел в ужас. — Вероника, если так будет продолжаться и дальше, мне придется проводит в клинике круглые сутки! — Зато вы, наконец, разбогатеете и купите собственную машину! — заботливо утешила его ассистентка. — Куплю машину! Прекращу выпивать, отращу животик и превращусь в скучного респектабельного джентльмена! Усы я уже сбрил, осталась самая малость. Фу, какая тоска! Может быть и правда перейти к Дмитрию в детективное агентство? Там жизнь куда интереснее! Вдруг в кабинете зазвонил телефон. — Пожалуйста, возьми трубку и скажи, что прием закончен. Пусть звонят завтра, — произнес Джек недовольным голосом. — Алло! — Вероника посмотрела на Джека, шепнула, прикрыв трубку рукой, — там какая-то дама... Вы не могли бы позвонить завтра, он сейчас очень занят... Джек даже сам не понял, как это произошло... Его рука, словно помимо его воли, вдруг потянулась к трубке, и какой-то совсем чужой голос произнес. — Я слушаю вас. Чем могу быть полезен? — Здравствуйте, Евгений Борисович, — услышал он в ответ мелодичный голос, похожий на звучание небесных струн. — Мне посоветовали обратиться к вам мои друзья, но я могу позвонить в другой раз, если вы заняты. — Нет, почему же, — сказал Джек как-то неуверенно. — Вы хотите придти ко мне на прием? — Да, если это возможно, — прозвенел музыкальный голосок. — А когда бы вам было удобно? Вероника, услышав эту фразу, с удивлением посмотрела на своего шефа. — Но... Я приеду, когда вы скажете. В общем, это не так уж срочно... Джек посмотрел на часы. Было уже без четверти семь. — А вы могли бы приехать прямо сейчас? — снова произнес за него чужой голос с незнакомыми интонациями. Он поймал на себе взгляд Вероники, полный невыразимого изумления. Конечно, она еще ни разу за все время работы с Джеком не видела и не слышала ничего подобного... — А это возможно? — пропел голосок в трубке. — Да, у меня как раз сегодня образовалось окно, один из пациентов заболел, и я мог бы вместо него принять вас, — нагло и беззастенчиво наврал чужой голос, сорвавшись с губ Джека. — Хорошо. Спасибо. Я буду у вас через полчаса, или чуть-чуть раньше, как доеду. Это не поздно? — Конечно нет! — радостно воскликнул все тот же странный незнакомый голос, который с удивлением слушал Джек, но никак не мог ни перебить, ни оборвать его... И вдруг он понял, что на самом деле это звучит его собственный внутренний голос, и звучит совсем иначе, чем обычный, которым он разговаривает с пациентами, сотрудниками, даже друзьями... Видимо, он впервые за всю его жизнь проснулся где-то в глубине его существа и вдруг заговорил вслух... — Евгений Борисович, что с вами? — Вероника с ненаигранным испугом смотрела на него. — Вам отдыхать надо, срочно, уезжайте в отпуск! И ну их всех, этих ваших больных! Джек повернулся к ней с глупой и почти блаженной улыбкой на лице. — Веронюшка, у меня правда вдруг поехала крыша... Это очень заметно? — Еще бы! — ассистентка даже руками всплеснула. — Вы бы видели себя! — А что? Рожа стала дурацкая? — Да вы только подумайте! Может быть, она старая, косоглазая, кривоногая! И шизофрения у нее в такой стадии, что уж и сделать ничего нельзя! А вы, вы даже имя и фамилию у нее не спросили! — Да... Действительно, не спросил, — сказал Джек уже обычным своим голосом и вдруг добродушно рассмеялся. — А ты что, Веронюшка, никак ревнуешь меня? Ассистентка вспыхнула, бросила на него гневный взгляд. — А если и так? Что, не имею права? Я бы для вас... не только бандитам в лапы, да хоть в чертово пекло пошла бы! А эта — двух слов сказать не успела, да вы даже не видели ее, а уже... В этот момент кто-то тихонько постучал в дверь. На лице Джека снова появилась глупая улыбка. — Не забывайте, пожалуйста, соблюдать правила профессиональной этики, Евгений Борисович! — Вероника демонстративно бросилась к двери, распахнула ее, пропуская в кабинет молодую незнакомую женщину, и скрылась в коридоре. И она вошла... На вид ей было около тридцати, или немного за тридцать... Нельзя сказать, чтобы она была безумно красива и ошеломляла своей броской красотой. Наверное, бывают красивее. И моложе, наверное, тоже бывают... Ее каштановые волосы крупными кудрями падали на плечи, а из-под чуть взлохмаченной челки, падающей на лоб, весело смотрели лучистые светло-карие глаза... Роста она была самого среднего, тоненькая, в черных облегающих джинсах и легкой курточке поверх тонкого свитера... Джек подумал, что если бы случайно встретил ее на улице, то мог бы не заметить среди толпы, и это стало бы самой ужасной несправедливостью в его судьбе... В этой женщине было что-то такое, что сильнее всего — очарования юности, броской эффектной красоты, что-то, что тянет к себе словно мощным магнитом, привораживает, очаровывает и забирает в плен не тело, а душу... — Садитесь пожалуйста, — сдержанно произнес Джек, думая про себя, что никогда нельзя ни в чем зарекаться. Она улыбнулась и села за стол напротив него. — Если не трудно, представьтесь, — он с деловым видом уставился на список пациентов, из всех сил стараясь не выходить за рамки профессиональной этики в отношениях с пациентами. — Елизавета Алексеевна... Или просто Лиза, — смущенно улыбнулась она. — Я не слишком вас задержала, Евгений Борисович? — Нет, что вы. Я же сам назначил вам время. Так какие у вас проблемы, Елизавета Алексеевна? — с трудом борясь с собственным внутренним голосом, готовым вот-вот прорваться наружу, спросил Джек. — Я попробую вам рассказать... — она опустила глаза, и вдруг совершенно неожиданно предложила. — Может быть, мы с вами где-нибудь поужинаем вместе? — Что вы сказали? — переспросил Джек, с трудом сохраняя дар речи. И она тот час снова смутилась. — Вам, наверное, кажется странным, Евгений Борисович, что я это предлагаю, но, честное слово, мне так трудно разговаривать в больничном кабинете, даже в таком уютном, как ваш... Вы простите меня и не поймите неправильно! Джек, решившись наконец, поглядел ей в глаза, и сразу почувствовал, что понял ее как раз правильно, именно так, как ему больше всего хотелось. Какое-то время еще они молча смотрели друг на друга, глаза в глаза, и продолжалось это секунду, минуту, может быть час или целую вечность... И первым нарушив это молчание, Джек сказал. — Пожалуй, в вашем предложении есть определенная логика. К тому же я голоден, с утра не выходил из клиники, ничего, кроме кофе... — Замечательно! — обрадовалась она. — И куда мы с вами отправимся, Елизавета Алексеевна? — Куда хотите! Я на машине. Да хоть ко мне домой! — воскликнула она, и тут же ужасно смутилась, даже покраснела. — Значит, вы приглашаете меня на ужин? — сказал тот самый голос, который существовал снаружи и был знаком и привычен. — Должен вам сказать, что вообще это не принято в отношениях между врачом и пациентом. — Жаль... — тихо сказала она. — Но, может быть, вы сделаете исключение? Если, конечно, не очень спешите... Я живу одна, мы никому не помешаем, никого не побеспокоим! У меня в доме много интересных книг, и картин, и вообще всяких интересных вещей. От отца остались... Он был ученым, довольно известным археологом... Если, конечно, вам интересно... — Ладно, поехали, Лиза! — вдруг снова прорвался наружу нахальный внутренний голос и Джек, галантно взяв под руку молодую женщину, повел ее к двери. — Рассказывайте о своих проблемах! Показывайте ваши картины, книги, вазы, статуэтки и черепки из раскопок. Кстати, вы ведь тоже археолог? — Да... — удивилась она. — А как вы догадались? — Это совсем не трудно, — улыбнулся Джек. — Ну, где ваш автомобиль? — У подъезда... — ответила она. Он чуть было не сказал — везите меня куда хотите! Хоть на край света! Но, успев вовремя остановить свой совершенно обнаглевший внутренний голос, промолчал и сдержанно улыбаясь вышел во двор больницы следом за своей пациенткой... |
|
| ||
|
Они ехали по вечерней улице, и Джек с удовольствием наблюдал, как его новая знакомая ловко управляет машиной, ему нравились ее движения, быстрые и четкие и в то же время грациозные и плавные. Он вглядывался в ее красивый профиль, тонко очерченный нос, чуть припухшие губы, стараясь угадать, какой характер скрывается за этими чертами лица... Он смотрел на нее одновременно и как мужчина, потрясенный ее магическим обаянием, и как врач, готовый в любой момент прийти на помощь. И, как ни странно, обе эти его сущности вполне гармонично уживались в нем, не вступая больше в противоречие друг с другом. Он понял, что его нагловатый внутренний голос был всего лишь проявлением его мужской сущности, которой просто напросто надоело находиться под постоянным контролем ироничного разума. А именно этот разум принял однажды решение, что настоящий психиатр не имеет никакого права на личную жизнь, во всяком случае, такую, которая поглощает его существо, проникает в душу, а не просто скользит по поверхности. До сих пор он жил, будучи полностью уверенным в правильности этого принципа, подсмеиваясь над чужими романами и не позволяя самому себе ничего, кроме коротких ничего не значащих связей. Но сейчас, находясь рядом с Лизой, он готов был с легкостью отказаться не только от этого принципа, но и от привычного образа жизни. Более того, он подумал даже, что если бы не встретил ее и продолжал жить по-прежнему, это могло бы привести его, в конце концов, к раздвоению личности. Тот самый внутренний голос, о существовании которого еще недавно он даже не подозревал, тайно жил в нем и, борясь за выживание, исподволь разрушал его личность. И он, Джек, такой проницательный, мудрый, ироничный даже не подозревал, что находится на грани внутренней катастрофы... — Скажите, Лиза, — вдруг спросил он. — А что, все-таки, заставило вас обратиться ко мне? — Мне трудно говорить об этом сейчас, — прозвучал ее ответ. — Давайте, доедем до дому, уж коли вы согласились, и я вам все расскажу... Если, конечно, у вас найдется время и хватит терпения выслушать мой странный и не очень веселый рассказ. — Но я для того и поехал с вами, чтобы вас выслушать и постараться помочь вам, — сказал Джек. — Да? — спросила Лиза. — Ну, действительно, для чего же еще... Хорошо, я начну вам рассказывать, но только вы, пожалуйста, не смотрите на меня так... — А как я смотрю на вас? — спросил Джек с любопытством. — Не знаю, как-то странно, вы меня немного смущаете своим взглядом, и я чувствую себя неловко, словно навязываю вам себя... — Хорошо, я буду смотреть в окно и слушать ваш рассказ, словно его читает артистка по радио. Вас это устроит? — Да, конечно! — обрадовалась Лиза. — Я буду просто говорить, а вы — просто слушать... Господи. да что же это такое, я все болтаю разные глупости и никак не перейду к тому, ради чего я пришла к вам... Мне, правда, ужасно стыдно! — Лиза, но ведь я — ваш друг, и вам совсем незачем стыдиться меня, — Джек улыбнулся и отвернулся к окну, — за окном — тихий приятный вечер, улицы становятся пустынными, редкие машины проезжают навстречу, выхватывая светом фар одинокие фигуры людей, торопливо идущих домой... Я тоже возвращаюсь с работы, еду один в машине, настраиваю свой приемник, там звучит какая-то музыка, ее перебивает реклама... Потом голос диктора сообщает очередные новости, прогноз погоды. Все это не зацепляет мое внимание. Но вдруг я слышу, как на одной волне приятный женский голос произносит обрывок фразы. Я не успеваю расслышать ее, понять смысл, но мне так нравится этот голос, что я слушаю дальше... Она говорит — мой отец был археологом. Я помню с раннего детства... Но голос вдруг обрывается, волна уходит. Я снова пытаюсь ее поймать. Так что же дальше? — Я помню с детства всевозможные диковинные предметы, черепки из раскопок. Все это появлялось в доме. Древние металлические украшения, сосуды из глины с отбитыми краями... Бронзовые ожерелья, деревянные статуэтки, монеты, камни с высеченными рисунками... Эти предметы окружали меня, сколько я себя помню. Отец иногда рассказывал мне о них. Мне это было страшно интересно, словно я слушаю удивительную сказку. Я жила в каком-то вымышленном, сказочном мире, где живая история, прошлое человечества вплеталось в обыденность, оттесняло ее, становилось реальностью. Но то, что случилось со мной, произошло гораздо позже... Кстати, вот мы и приехали. Я так заболталась, что чуть было не проехала свой дом. Вот поворот во двор, а там, чуть дальше — мой подъезд... — Замечательно, — сказал Джек. — Мне было так интересно вас слушать, что я даже не заметил, как мы доехали. Идемте скорее. я с нетерпением жду продолжения вашего рассказа. Они вошли в подъезд, поднялись на лифте на пятый этаж. Лиза достала из сумочки ключи и довольно долго возилась с дверью, открывая ее и явно нервничая. — Вечно замок заедает, — пробормотала она, не в силах справиться с упрямой дверью. — Давайте, я попробую, — предложил Джек, отбирая у нее ключи. Всего одно движение, и дверь тот час же распахнулась, словно по мановению волшебной палочки. — У вас все так здорово получается? — удивленно спросила Лиза. — Ну что вы! Я, например, плохо вожу машину, гораздо хуже, чем вы. Еще я совершенно не умею ухаживать за женщинами. — Неужели? — снова удивилась Лиза. — Мне показалось, что все как раз наоборот. Или вы просто шутите? — Я всегда немного шучу, особенно над собой. Но насчет женщин — это истинная правда. — Может быть, вам так кажется потому, что они сами ухаживают за вами? — спросила Лиза с легким лукавством. — Ну что вы, зачем я нужен женщинам? — в том ей ответил Джек. — Если только в качестве заботливого доктора, который как надежный друг, или брат, или отец поможет решить ваши проблемы, которому можно без колебания доверить свои самые интимные тайны... Но не более того. Но сейчас речь идет не обо мне, а о вас, дорогая моя Елизавета Алексеевна... — Да... На чем же я остановилась? — рассеянно произнесла она. — На том, как ваш отец окружил вас сказочным миром ожившей истории. — Теперь вспомнила! Так вот, с детства я мечтала о том, чтобы отец когда-нибудь взял меня с собой в одну из своих экспедиций. Но я была еще слишком маленькой, условия жизни археологов слишком тяжелыми. Долгие переезды, перелеты, пешие походы под зноем или дождем, ночевки в палатках. Почти как у геологов, но только работа еще более изнурительная кропотливая. Правда, я узнала все это потом, позже, а тогда мне виделась эта экспедиционная жизнь исключительно в золотом ореоле. Но время шло, я росла, закончила начальную школу и тоже решила стать археологом, как и мой отец. Он тогда уже часто болел, выезжал на полевые работы все реже и реже. И вот однажды, сказав мне, что это его последняя экспедиция, решился, наконец, взять с собой меня. Конечно, моя мать не хотела отпускать меня в экспедицию, но я плакала, настаивала, отец уговаривал ее, успокаивал, как мог, убеждая, что в такой поездке нет для меня никакой опасности. И вот, наконец, мы отправились в поле. Я помню все так точно и хорошо, словно это было сейчас. Мы поехали в район Днепропетровска, несколько дней провели в городе, а потом выехали в поле разыскивать и раскапывать древние скифские курганы... Простите, Евгений Борисович, вам не надоело еще меня слушать? — Не в коем случае, — улыбнулся Джек. — Но вы не забыли, что обещали накормить меня ужином? — Господи, да что же это такое делается! — воскликнула Лиза. — Каждый раз, когда я вспоминаю все это, я так увлекаюсь, что забываю о самых необходимых вещах! Сейчас я все приготовлю, это займет совсем не много времени. Ради бога извините меня! — А я могу вам помочь? — спросил Джек. — Конечно, кулинар из меня никудышный, но я вполне способен делать что-нибудь простое. Достать, почистить, отнести... — Лучше всего будет, если вы посидите со мной на кухне и просто составите мне компанию. А все остальное я сделаю сама. — С удовольствием, — сказал Джек. — В вашем обществе я охотно готов вообще ничего не делать! — Тогда ничего и не делайте, а слушайте дальше. Потому что, если я не расскажу все вам прямо сейчас, я уже наверное никогда не решусь... — Лиза открыла холодильник, достала оттуда многочисленные упаковки с закусками, разложила на тарелки кусочки мяса, сыра, украсила зеленью и ломтиками помидора. — У вас прекрасно развито эстетическое чувство! — воскликнул Джек, глядя, как Лиза накрывает на стол. — Но я весь внимание и жажду продолжения вашей истории! — Так вот, началось это именно тогда, в той экспедиции. Я бегала по траве, собирала какие-то цветы. Вдруг отец позвал меня и сказал. — Пойдем, Лиза, я покажу тебе скифскую царицу! И он повел меня к огромному кургану, который был сплошь изрыт глубокими траншеями, мы поднялись сначала наверх по склону, а потом спустились вниз, как мне показалось тогда, в мрачное подземелье, где при свете фонаря я увидела ее... — Лиза сделала выразительную паузу, глубоко вздохнула, опустила глаза, взяла сигарету. — Извините, я закурю... — Конечно, — Джек галантно щелкнул зажигалкой. — А вы не курите? — спросила Лиза. — Иногда, — ответил Джек. — Пожалуй, я бы чего-нибудь выпил. — Господи. я даже не предложила. Знаете, сама я совсем не пью, все время за рулем. И потом, когда выпьешь, это... ну, мое состояние, оно становится сильнее, и я совсем не могу справиться с ним... Это подойдет? — она достала из холодильника бутылку финской клюквенной водки, поставила перед Джеком красивый хрустальный бокал. — Конечно! — Джек невозмутимо плеснул водку в бокал, поднес к губам, но не осушил залпом, а сделал небольшой глоток. Посмотрел на Лизу и тихо сказал. — Итак, вы увидели в подземелье скифскую царицу... — Да, я увидела ее... И отец сказал, что это — царица со своим маленьким сыном. Но я не видела ни царицы, ни сына. Передо мной лежали два белых скелета, большой и маленький, сплошь усыпанные золотыми украшениями. Я никогда прежде не видела ничего подобного, и мне вдруг стало страшно. Я почему-то представила на месте этой царицы себя... — Лиза опять замолчала, взяла новую сигарету, нервно закурила. — Может быть, вы тоже выпьете? — участливо спросил Джек, с интересом наблюдая за ее выражением лица. — Но как же тогда я смогу отвезти вас домой? — О, об этом не беспокойтесь! Я прекрасно доберусь сам! Достаньте еще один бокал и составьте мне компанию. Мне кажется, вам это сегодня не повредит. — Да, пожалуй, — растерянно сказала Лиза. — Пожалуй, я выпью немного, чтобы не чувствовать себя слишком скованно. — Ваше здоровье, моя очаровательная пациентка! — произнес Джек, поднимая свой бокал. — Если бы все мои пациентки были такими, как вы, я был бы самым большим бездельником в мире! — Но почему? — удивилась Лиза. — Это просто очередная шутка. Я с нетерпением жду продолжения вашего рассказа. Он звучит так увлекательно, что я сгораю от нетерпения узнать, что было дальше. — Вы смеетесь надо мной, — обиженно сказала Лиза. — Разве можно смеяться над человеческими болезнями и слабостями? — Нельзя, не в коем случае. И я вовсе не смеюсь, я восхищаюсь вами, вы не только очаровательная женщина, вы еще и талантливый рассказчик, а это редкий, удивительный дар... — Кажется, вы говорили, что не умеете ухаживать за женщинами... — с улыбкой произнесла Лиза. — Абсолютно не умею! — воскликнул Джек. — И не подумайте, что я сейчас пытаюсь ухаживать за вами. Это было бы совершенно недопустимо, потому что я даже в домашней обстановке не в праве нарушать этику отношений между врачом и пациенткой. Пожалуйста, продолжайте... — Хорошо, — Лиза быстрым жестом подняла свой бокал, мгновенно осушила его, глаза ее заблестели, голос зазвенел. — Ну, теперь мне и правда стало легче. Итак, от них остались только скелеты, но вид этих скелетов, облаченных в дорогие одежды, настолько потряс мое воображение, что я долго не могла придти в себя... Я уже говорила, что вдруг мне показалось, будто это я лежу в древней гробнице. На мне — сверкающая шапочка в золотых бляшках, длинная рубашка, шитая золотом, изящные сапожки, в ушах у меня большие золотые серьги, на которых изображена какая-то богиня на троне, руки мои украшены сверкающими браслетами и перстнями, на моей груди массивная золотая пектораль, а рядом со мной лежит большой острый меч в золотых ножнах... Все это было так невероятно, прекрасно и жутко одновременно, что я не могла произнести ни слова. Тогда я ничего не сказала отцу, а молча стояла над гробницей и душа моя уносилась в давние неведомые времена. Я плохо помню, что было потом, как проходили дальше дни в этой экспедиции, как мы возвращались из нее домой... Отец часто спрашивал меня, почему я так задумчива, почему не играю, не разговариваю с ним. Я что-то невнятно бормотала в ответ... Позже, когда прошло уже какое-то время, мне стали сниться странные сны. Мне снилось, что я скачу верхом на лошади с маленьким сыном на луке седла, с острым сверкающим мечом в вытянутой руке... Ко мне приближается вражеское войско, вот кто-то бросает копье в моего сына, я пытаюсь закрыть его своим телом, и вот мы оба падаем на землю... Проходило время, этот сон изредка снова приходил ко мне, а потом я вдруг стала представлять себя в образе скифской царицы уже наяву, среди белого дня, в толпе людей... Эти люди вдруг превращались во вражеское войско, которое стремится нас уничтожить... — И вы из-за этого стали ездить на машине, чтобы не оказываться в большой толпе людей, — произнес Джек. — Я правильно вас понял? — Да, все было именно так. В машине я чувствую себя в большей безопасности. А среди людей, особенно на улице, или где-то в открытом месте, я совсем не могу находиться. И еще... я не завожу детей, потому что боюсь, что я, свергнутая скифская царица. не сумею их защитить... Лиза замолчала, устало опустила руки. Взгляд ее погас. — Ну, а где же все ваши диковинные вещи, которые вы собирались мне показать? — с интересом спросил Джек. — Ах, да... Я совсем забыла... Знаете, если честно, вещей этих в доме почти не осталось. Что-то упаковано и убрано, что-то сдано в музеи, или продано в трудные моменты жизни... Правда, иногда мне кажется, что все это по-прежнему окружает меня, но, наверное, в большей степени это происходит в моем воображении, чем на самом деле... — Ваш рассказ прекрасен и поэтичен! — воскликнул Джек с восхищением. — Но только одного я пока не могу понять. С какой же целью, Лиза, вы так изысканно и самозабвенно врете? — Что? Я вру? — вспыхнула Лиза. — Конечно. Ведь ничего это с вами никогда в жизни не было! Лиза оторопела. — Как, как вы могли подумать такое? — Вы совершенно здоровы, слава Богу! Во всяком случае, вы больны психически не больше. чем я. Вы — не археолог... — Что? — Вы все это очень ловко разыграли и подстроили, но что вы от меня хотите? Лиза встала из-за стола, закурила новую сигарету, подошла к окну, молча постояла, глядя в темноту двора. Потом резко обернулась, поглядела в глаза Джеку ясным взглядом и сказала. — Вы феноменальный человек. Вас невозможно обмануть. Но скажите, как вам удалось так быстро разгадать мою игру? — Это элементарно, — засмеялся Джек. — Но это — профессиональная тайна. — И неужели вы так ею и не поделитесь со мной? — произнесла Лиза, глядя Джеку в глаза. — Это просто не честно! — Уж не вам это говорить, моя дорогая, — улыбнулся Джек. — Впрочем, я готов на сделку. Откройте мне причины, по которым вы устроили ваше замечательное представление, а я поделюсь с вами своими профессиональными секретами. — Ну что ж, первый гейм я проиграла, надо достойно принять поражение! — Лиза вспыхнула, потом побледнела, села за стол. — Давайте уж тогда еще выпьем. — Прекрасная мысль. А знаете, Лиза, мне с вами чертовски интересно. Вы заинтересовали меня с первой минуты нашей встречи, даже раньше, когда я услышал ваш голос по телефону. Честно говоря, меня это насторожило. Я думаю, любой человек, кроме меня, поверил бы в ваши романтические сказки. Вы так умело окрашиваете их налетом мистики... Кстати, вы случайно не литератор? — Нет, — печально произнесла Лиза. — Я — актриса... — Это многое объясняет. Но вы придумали такую замечательную историю! — Если хотите знать правду, я вовсе ее не придумала, а прочитала в какой-то книжке... Ну, там было не совсем так. Я ее немного обработала по-своему и решила сыграть. Дело в том, что моя актерская карьера не сложилась. Я актриса — неудачница. Вы можете представить себе, как это мучительно — постоянно сознавать, что ты не можешь реализоваться. Я старалась доказать всем, что я талантлива, но потом поняла. что должна доказать это прежде всего самой себе. Вот я и решила попробовать сыграть роль в жизни. Я решила сыграть роль психически больной женщины, страдающей раздвоением личности, а в качестве зрителя — эксперта выбрала вас, великого и неповторимого Джека Потрошителя! Я подумала, что если сумею вас провести, то и правда прекрасная актриса. Но вы меня разоблачили. Стало быть, я и правда бездарна, и не зря мне не дают играть главные роли... Джек очень внимательно посмотрел на нее и сказал тихо и вкрадчиво. — Вы опять врете, Лиза. Но, не смотря на это, вы мне очень нравитесь... — Правда? — оживилась Лиза. — Конечно, правда. В отличие от вас я врать не люблю. Я очень надеюсь, что мы подружимся. А теперь выкладывайте, зачем вы устроили весь этот невероятный перфоменс и чего хотите от меня на самом деле! — А вы не рассердитесь? — спросила Лиза, виновато улыбаясь. — Не знаю, — задумчиво ответил Джек. — Скорее всего не рассержусь, если, конечно, вы снова не станете врать. Этого я уже просто не вынесу. — Ну ладно, я сделаю сейчас чистосердечное признание, и это будет правда, все, до единого слова! — Лиза посмотрела Джеку в глаза, потом отвела взгляд. — Только обещайте пожалуйста, что не станете презирать меня! Потому что этого не вынесу я! — Обещаю, — сказал Джек. — Когда-то, года два назад, я случайно увидела вас по телевизору и влюбилась в вас с первого взгляда, — заговорила Лиза изменившимся голосом, в котором не было теперь никакого кокетства, а звучало искреннее, ненаигранное отчаяние. — Не знаю, что именно так потрясло меня, но тогда не могла уже совершенно ни о ком и ни о чем думать... Я почти перестала спать, потому что, засыпая, видела вас во сне, а просыпаясь, понимала, что это только сон, иллюзия. Я всегда мечтала встретить такого мужчину, с которым мне было бы по-настоящему интересно! Увидев вас, я сразу сделала свой выбор и стала изобретать способ, как познакомиться с вами... Мне ужасно хотелось увидеть вас еще... Господи, конечно я понимала, как это глупо, нелепо, ну, как влюбиться в киноартиста или даже в литературного героя! В общем. я ругала себя, обвиняла в пошлости, но ничего не могла с собой сделать... Дальше все было еще глупее и хуже. Я разошлась с мужем, стала жить одна и мечтать о вас. Вам смешно все это слушать? — Нисколько... — прошептал Джек. — Ну, я так ничего и не придумала, а тут вдруг одна моя приятельница, совершенно случайно, стала лечиться у вас. Она отзывалась о вас с таким восторгом, так расписывала ваши беседы с ней, что меня просто сжигала ревность. Конечно, приятельница тоже была влюблена, и у нее было гораздо больше шансов, чем у меня. Она встречалась с вами каждую неделю! Я чувствовала, что нам... то есть мне с вами необходимо встретиться! Но как? Да вот так, под видом пациентки! Как только эта простая мысль вдруг меня осенила, моя жизнь совершенно изменилась. Теперь все стало не так безнадежно. И я стала целеустремленно готовиться к своей роли. Уж не знаю, почему я выбрала археологическую историю, кажется, просто какая-то статья под руку подвернулась... Я готовилась долго и упорно, проработала запасной вариант на случай внезапного провала... В конце концов я настолько вошла в образ, что чуть было не свихнулась на самом деле. И тогда поняла, что пора действовать. Вот, собственно, и все. Правда, вы оказались еще умнее, чем я думала. Я никак не ожидала, что вы согласитесь сразу поехать со мной. И... что вы сможете разоблачить меня так легко! Теперь вы. наверное, все-таки станете меня презирать за весь этот дурацкий спектакль! — Напротив, — улыбнулся Джек. — Я не мог бы ухаживать за своей пациенткой. Во всяком случае, до тех пор, пока она нуждалась бы в моем лечении. А в такой ситуации я совершенно свободен от каких-либо обязательств и ограничений. Меня это устраивает. — Да, но... — растерянно пробормотала Лиза. — Никаких но! Или вы разочарованы? При личной встрече я оказался не так интересен и не стал вашим идеалом? — Господи, да что же это... — прошептала Лиза, вдруг уронила голову на руки, рассмеялась нервным смехом, который по звуку напоминал плач. — А вот это уже лишнее, — ласково сказал Джек. — Мне кажется, на этот раз вы, действительно, не обманули меня. Во всяком случае, мне бы очень хотелось так думать. — Да в чем же еще вы сомневаетесь! — закричала Лиза сквозь слезы. — Разве по мне не видно? Или вам вдруг профессиональная интуиция изменила?! — Не знаю... Теперь я уже ничего не знаю... — Джек взял Лизу за руку, поднес к губам, — просто сейчас мне очень хочется верить, что вы говорите правду. Тогда я, например, могу пригласить вас завтра на ужин к себе домой... Кстати, я ведь тоже живу один и совершенно свободен... С тех пор прошло еще чуть больше месяца, и за это время никто из друзей практически не видел Джека... Правда, каждый из них был по-своему очень занят и не слишком придавал этому значение. Возможно, сам Джек не раз вспоминал свой последний разговор с ними в прокуренном детективном агентстве, но доподлинно знал об этом только он сам... В клинике он, все же, появлялся, но далеко не каждый день, и число его пациентов заметно сократилось. К счастью, на престиже самой клиники это почти не отражалось, поскольку жаркое лето было в самом разгаре, стоял сезон отпусков и большинство из пациентов были в разъездах... |
|
| ||
|
Наталья Белова в легком халатике готовила ужин. — Мама, выходи замуж за Дмитрия Сергеевича! Он такой замечательный человек! — откровенно заявила ей Маша, крутясь перед зеркалом и примеряя то одну, то другую яркую майку. — Ты так думаешь? — растерянно произнесла Наталья, торопливо строгая салат и не глядя на дочь. — Я в этом уверена! И вообще, ты сама так думаешь, а зачем-то тянешь время. Не понимаю, чего ты ждешь. Будешь ему еще морочить голову, он возьмет да женится на ком-нибудь другом! — Ты это серьезно? — удивленно спросила Наталья, стряхивая порезанные овощи на стол мимо приготовленной миски. — Конечно. Настоящие мужчины на дороге не валяются! Будто сама не знаешь! — Маша отобрала у матери доску и нож и аккуратно собрала разбросанный по столу салат. — Сколько раз ты уже отказала ему? — Я ему не отказывала... правда, и не соглашалась, — честно призналась Наталья, заметив вдруг, что у нее чего-то не хватает в руках, и тот час схватилась за сигарету и зажигалку. — Соглашайся, пока не поздно! Это я тебе говорю, а я уж, поверь, кое-что понимаю в людях! — поучительным тоном произнесла Маша. — Хорошо, дорогая наставница, — улыбнулась Наталья, — я обдумаю твои слова и завтра же приму окончательное решение. — Вот и умница, — Маша покровительственно обняла мать, чмокнула в щеку и направилась к двери. — Но лучше на завтра не откладывать... Ладно, я пошла, пока! До скорого... — Куда? — крикнула ей в след Наталья. Но Маша, ничего не ответив, стремглав выбежала из квартиры. Дома она не появилась ни вечером, ни ночью. Часов с десяти Наталья не отходила от окна, курила одну сигарету за другой, без конца набирала телефон Белова, который упорно не отвечал и, наконец, не выдержав нервного напряжения позвонила Мите. Дома у него телефон тоже молчал... |
|
| ||
|
В детективном агентстве зазвонил телефон. Дмитрий Сергеевич, занимавшийся вместе со своими приятелями адвокатом и нотариусом наследством Германа Реброва, вот уже несколько дней почти не выбирался из своего офиса. Он и сейчас просматривал очередные документы, касающихся банковских счетов Германа, и услышав звонок, сам взял трубку. — Митя, — произнес испуганный голос Натальи. — Не знаешь, где Леонид? — Трудно сказать, я его не видел последние несколько дней. Да что случилось, Наташа? — Машка сбежала! Я думала — к нему, а там телефон не отвечает. Не знаю, что и думать, с ума сойду! — Наташенька, успокойся, пожалуйста, — ласково сказал Митя. — Почему ты решила, что она сбежала? — Не знаю... Мне в командировку ехать, а ее нет! Боюсь, с ней что-то случилось! — Даже думать такое не смей, — уверенно сказал Дмитрий. — Ты дома? — Угу... — Жди. Я сейчас приеду. — Но ты ведь так занят... — пробормотала Наталья. — Для тебя я свободен всегда, в любое время дня и ночи, всю свою жизнь! — вкрадчиво произнес Митя и положил трубку. У Натальи он появился через двадцать минут, быстро обследовал квартиру и вскоре обнаружил свежую записку, написанную машиной рукой и аккуратно положенную в спальне матери под подушку. "Мамочка, прости, что я так поступаю, но я не могла тебе сказать, потому что ты меня не отпустила бы ни за что! У папы меня не ищи. Я все решила и ушла жить к Роману. Мне уже восемнадцатый год, я прекрасно понимаю, что делаю. Мы будем жить в мастерской, которую оставил Роману его друг. Сам он уехал в Америку и вернется не скоро, или вообще не вернется. Мамуля, я очень тебя люблю, только не заставляй меня вернуться, а то я тоже уеду в Америку и останусь там навсегда. Крепко тебя целую. Передай привет Дмитрию Сергеевичу, ты ведь уже позвонила ему, правда? Надеюсь, хоть он меня поймет! Твоя Маша." — И что мне теперь делать? — Наталья посмотрела на Митю большими, красивыми, полными слез глазами. — Брать пример с дочери, — сказал Митя, целуя ее руку. — Вот видишь, как быстро она сумела все решить... — Да... Наверное, я сама во всем виновата... Считаю, что стараюсь для других, а на самом деле думаю только о себе... — И что же ты думаешь о себе? — осторожно спросил Митя. — Что я просто упрямая и совсем нерешительная дура! — сквозь слезы произнесла Наталья. — Была бы поумнее, сама бы ушла жить к тебе и Машку перестала мучать! — Какая же ты все-таки умница! — с восхищением воскликнул Митя. — Хочешь, поедем прямо сейчас? — А Машка? — робко ухватилась Наталья за последнюю соломинку. — Вдруг она позвонит? — Ты думаешь, она мой телефон не знает? Кстати, она тоже умница... — Ты так серьезно считаешь? — Конечно. Она подала тебе прекрасный пример и, думаю, вполне сознательно это сделала. Я ей при первой же встрече только спасибо скажу! — Митя рассмеялся, подхватил Наталью на руки и потащил к выходу. — Да что ты, пусти, ей богу! — попыталась она возмутиться. — Ни за что! Ни сейчас, ни потом, никогда в жизни! Ни в какую командировку! Я тоже страшный дурак! Давно надо было взять тебя в охапку и просто силой утащить, украсть! Теперь хоть бей, хоть кричи — все равно не выпущу! Когда Митя с Натальей на руках вышел во двор и под ошалевшими взглядами засидевшихся допоздна соседей прошествовал к своей машине, она уже не плакала, а весело хохотала. Он внес ее в джип, бережно усадил на переднее сиденье и быстро помчался по ночной улице... И Наталья Белова в эту безумную ночь, поддавшись уговорам дочери и зову собственного сердца, приняла, наконец, предложение Мити стать его женой. Через несколько дней она, все-таки, отправилась в свою командировку, но перед этим подала с Дмитрием Сергеевичем заявление в ЗАГС и обещала ему вернуться буквально через три дня. Маша за это время звонила уже несколько раз, и к великой ее радости никакого "наезда" со стороны матери не последовало. Правда, о поданном заявлении Наталья умолчала, но призналась, что это именно Дмитрий Сергеевич уговорил ее проявить лояльность по отношению к дочери, и она решила на этот раз последовать его совету. — А моему совету ты еще не последовала? — ехидно спросила Маша. — Знаешь, дорогая, у меня тоже есть своя голова на плечах, и далеко не самая худшая, — в тон ей ответила мать. — Поздравляю, — засмеялась Маша. — Кстати, могла бы и заехать. — Понимаешь, мама, у меня совершенно нет свободного времени. Я позирую Роману для его новой картины, и еще готовлюсь в институт. — В какой же, если не секрет? — спросила Наталья. — Пока секрет. Когда поступлю, узнаешь. Пока. — и она повесила трубку, очень довольная тем, что сумела почти безболезненно утвердить свое положение подруги великого художника, а именно таковым Маша считала Ромку. Прошел еще месяц, и совершенно неожиданно Маша поступила в театральное училище на актерско-режиссерское отделение, чем окончательно удивила не только родителей, но и всех окружающих. Одной из причин ее столь непредсказуемого поступка было то, что Ромка работал теперь в театре художником — декоратором, где быстро завоевал всеобщее признание и симпатию. Маша, проводя вместе с ним в театре почти все время, так увлеклась этим новым, неведомым ей прежде миром творчества, что просто уже не мыслила себе жизни без него. Внезапно раскрывшийся в ней талант оказался так убедителен, что она легко прошла все три тура и, как ни странно, не срезалась даже на общеобразовательных экзаменах. Видимо, все-таки, нудные занятия с репетиторами не пропали даром. |
|
| ||
|
Анна до сих пор жила с Леонидом Беловым в чужой однокомнатной квартире, ездила с ним на старых потрепанных "жигулях" и полностью соглашалась с принципом, что с милым рай и в шалаше. Белов еще три месяца назад оформил развод со своей бывшей женой и был теперь совершенно свободен. Он почти все время проводил вместе с Анной, боясь расстаться с ней даже на час. Они были так счастливы вместе, что, казалось, ничто уже не сможет им помешать. Леонид писал статью за статьей, их печатали в журналах, даже изредка переводили и издавали за рубежом. Зарабатывал он теперь совсем неплохо и даже стал подумывать, что надо начать откладывать на новую машину, а потом и на собственную квартиру. Правда, до этого, конечно, было еще далеко, но кто запрещает человеку немного помечтать... Недавно он начал работать над книгой, которую хотел потом предложить издательство. Но эту книгу он писал для души, потому что в ней он исследовал психологию творчества, а материалом для нее служили произведения Анны, беседы с ней, ее биография, ее сложная судьба... Анна, собрав все свои сохранившиеся картины и написав много новых, готовилась к своей первой персональной выставке. Правда, выставка эта должна была проходить не в Центральном Доме Художника, а в скромном районном выставочном зале, но разве это имело значение? Главное, Леонид к этой выставке собирался закончить первый вариант своей книги... Зловещая тень Германа Реброва, после самоубийства которого прошло чуть больше полугода, казалось, давно улетучилась из их памяти. И вдруг внезапно на ничего не подозревающую Анну обрушилось в виде наследства огромное состояние ее бывшего мужа... На самом деле это не было такой уж неожиданностью, но Митя, все еще продолжавший частным образом заниматься наследственными делами покойного однокурсника, до последнего момента ни в чем не был уверен н потому никому ничего не рассказывал. Как выяснилось из документов, которые самым тщательнейшим образом проверялись нотариусами и юристами, Герман владел не только загородным коттеджем, но еще двумя московскими квартирами. Ему также принадлежала небольшая вилла на Кипре, квартира в Брюсселе, пять дорогих автомобилей, и еще — несколько счетов в зарубежных банках. Правда, когда были подсчитаны все его долги и выплачены все налоги, денег в общей сложности осталось не больше миллиона долларов. Никто больше не претендовал на это наследство, никто больше так и не объявился, у Германа Реброва не оказалось ни детей, ни близких родственников. Никакого завещания он также не оставил, и потому по закону все, что принадлежало ему, должно было теперь принадлежать его жене. Вместе со своим другом адвокатом и знакомыми нотариусами Митя уже несколько месяцев вникал во все детали имущественных дел Реброва, и только тогда, когда все было перепроверено много раз, когда истек срок, в который могли объявиться другие наследники, они сочли возможным поделиться результатами проделанной работы с самой наследницей. При упоминании об оставшейся сумме, а также при перечислении всего имущества своего бывшего мужа, которое было теперь ее имуществом, Анна настолько растерялась, что у нее, как говорят, поехала крыша. Еще вчера она была бедной художницей, влюбленной в бедного психолога, и вдруг на нее свалилось несметное богатство, о существовании которого она могла лишь догадываться, но уж никак не представляла его размеров. — Ленечка, это какое-то безумие, я не знаю, что со всем этим делать, — сказала она Белову. — Да делай что хочешь, — засмеялся он. — Только не надо сильно переживать по этому поводу! Мне, например, совершенно безразлично, бедная ты или богатая, главное, что ты есть у меня. — Но нам было так хорошо, пока у меня всего этого не было. Да и не нужно мне вовсе этих сомнительных денег, домов, квартир... — сказала Анна, и лицо ее изменилось вдруг, словно какая-то тень легла на него. — А мне кажется, это вполне справедливо. — Рассуждал Белов, не замечая, что происходит с Анной. — В этой ситуации есть какой-то интересный парадокс. Он хотел избавиться от тебя, а вместо этого сделал тебя своей наследницей. Это как бы компенсация за то, что тебе пришлось пережить. Хотя, конечно, весь тот кошмар, в котором ты оказалась из-за него, нельзя искупить никакими деньгами. Знаешь, мне почему-то даже жалко его... Ведь человек, сотворивший столько зла, не может от этого не мучаться. Он потому и застрелился, что не мог выносить этих мучений, тайных угрызений совести... Ведь он умер, думая, что убил тебя. Он так и не узнал, что ты осталась жива... А теперь его неприкаянная душа, душа преступника и самоубийцы, скитается где-то и не может найти себе места ни на земле, ни на небе... |
|
| ||
|
Нет, Анне совсем не было жалко Германа, но образ его скитающейся души, который так живо нарисовал ей Леонид, словно наяву возник перед ней и почему-то не давал ей покоя. Она долго не могла заснуть, а когда, наконец, тревожный сон сомкнул ее глаза, она увидела пустынную дорогу, окутанную туманом, которая словно сама двигалась в темноте. Или это кто-то стремительно бежал по ней в неизведанную пустоту?.. Вдоль дороги мелькали странные тени, то ли деревья клонились на ветру, то ли бесшумно бродили по лесу таинственные животные, совсем не похожие на обычных животных. Слышались шорохи, голоса, но чьи это были голоса? Испуганных птиц, или рыщущих в поисках добычи зверей? Или, может быть, это кричали люди, заблудившиеся в ночи? Ночь, окружавшая дорогу, мерцала редкими таинственными огнями, они то вспыхивали вдали, то исчезали, и снова возникали совсем в другом месте, далеко от дороги. в глубине ночного леса... Но это был не лес вовсе, а какое-то странное скопление топчущихся теней, огромных, длинных, и падающих не горизонтально, на землю, как падают обычные тени, а вертикально вверх... Лес блуждающих теней, дом с привидениями... Кажется, это были привидения, именно привидения, призраки ночного леса, ночной жизни, вечной ночи, которой нет конца... И в этой ночи раздавался чей-то мучительный крик, похожий на стон... Голос, печальный, страдающий, отчаянный взывал к кому-то, молил о чем-то... Но невозможно было разобрать, чего хочет этот измученный одинокий голос, о чем он просит, кого зовет на помощь... Дорога медленно ускользала из-под ног, уводила в звенящую пустоту пространства, где не были ни людей, ни животных, ни растений, а только призрачные тени, все более явственно обретая свои черты, скользили в неудержимом беспорядочном движении... Анна, оторвавшись, наконец, от серой пустой дороги, медленно взлетела над ней и, прилагая большие усилия, стала продвигаться сквозь густой вязкий туман, наполненный толпящимися тенями. Да, они именно толпились, собирались в группки, парили вместе, а кто-то оставался в одиночестве, бессильно пытаясь догнать других, присоединиться к ним. Мрачное. печальное зрелище открывалось взору пришельца из другого мира, а Анна как раз была пришельцем из другого мира, живым пришельцем из жизни в вечный мир теней... Мир теней, блуждающих в темноте, вечный беспокойный мир теней, черный лабиринт, в котором изредка возникают вспышки света и рассеиваются в темноте... И только слабые крики, редкие стоны, бессильный плач. И снова — отчаянный крик, молящий о помощи, такой мучительный, неприкаянный, безысходный, безнадежный... Вдруг Анна поняла, что кричит и стонет знакомый ей голос, поняла, что она сама оказалась не на земле и не на небе, а где-то в неведомом пространстве, где бродят по серой пустынной дороге, скитаются призрачными тенями неприкаянные души тех, кому суждено вечно скитаться и никогда не обретать покоя. Страшный бездонный, безбрежный мир, постоянно изменяющая виртуальная реальность, мрачный коридор с бесконечным множеством дверей. и каждая из них ведет в никуда... И этот крик, и стон, такой мучительно знакомый, это был крик неприкаянной души Германа, раздающийся вдалеке, крик ее бывшего мужа, когда-то любимого, потом ненавистного, умного партнера, покровителя, опасного врага, преступника, убийцы... Вдруг она отчетливо услышала свое имя. Он звал ее. Но куда? И почему она сама оказалась здесь? Разве живые попадают сюда?... ...А меня давно уже нет, Может пять, может десять лет, Ходит — бродит мой двойник, По свету гуляет, Поднимает воротник, Слухи собирает... Кто же это? Она сама или ее двойник? Но вот голос Германа все громче, все ближе... И наконец он сам выходит из мглы и приближается к ней. — Анна, помоги мне, Анна... — шепчет он хриплым, отчаянным голосом, протягивает к ней руки. Она ускользает, прячется за какой-то дверью. — Анна, не уходи, умоляю, только ты одна можешь спасти меня... — Герман, почему ты не убил меня? — произносит ее голос. — Ты мне нужна! — шепчет он, находя ее на ощупь в темноте и прижимая к стене. — Ты мне отвратителен! Я ненавижу тебя! Отпусти меня! — Как я могу тебя отпустить совсем? Ты мне нужна, только ты, и никто больше в мире. — Не подходи! — закричала она. — Нет! — Он протянул к ней руки, — Анна, спаси мою душу. Нет сил больше бродить в этом ужасном лабиринте. Это страшнее жизни, страшнее смерти, страшнее всего, что ты только можешь себе представить... Анна. помоги мне, спаси мою ужасную грешную душу! — Но я не могу тебе помочь... Ведь меня давно уже нет, может сто, может двести лет... — Ты жива... Я знаю, что ты жива. Но подожди, не уходи, ты должна мне помочь! Я не могу без тебя, Анна! — Ты утащил и меня в лабиринт, ты увел меня за собой. Но я никогда не буду твоей, я никогда не буду с тобой. Моя душа не принадлежит тебе! Моя душа навсегда отдана другому... И снова раздался тоскливый, невыносимо тоскливый стон, словно звон оборванной струны... А потом откуда-то издалека голос Леонида, живой, веселый, такой родной произнес. — Я держу в руках компас и знаю, где твоя путеводная звезда. Ничего не бойся. Мы вместе пойдем по этому лабиринту и в конце концов найдем выход!.. Но она не видела его, а только слышала голос. — Где ты?! — закричала она. Он протянул к ней руку, освещенную в темноте, словно и вправду держал в ней путеводную звезду... Анна бросилась ему навстречу, но вдруг поскользнулась, не удержалась на ногах и покатилась куда-то вниз... |
|
| ||
|
— Анна! Что с тобой, родная? Почему ты плачешь? — испуганно спросил Белов, склонившись над ней. Анна с трудом открыла глаза, не понимая, где она, кто рядом с ней. Но вот она увидела перед собой встревоженное лицо Леонида. Он ласково гладил ее по лицу, он нежно целовал ее мокрые от слез щеки. — Сон дурацкий... Страшный такой... — прошептала она, прижимаясь к нему всем телом и пряча голову у него на груди. — Прости, это я дурак, наговорил бог знает чего, вот тебе и снятся кошмары. — Никакой ты не дурак! Просто нельзя, наверное, жить так, будто не было прошлого... Мы только вид делаем, а оно нас достает, во сне находит... Это ты прости меня... — За что, родная? Мне не за что тебя прощать! Мне все равно, что было с тобой. Да что бы ты ни делала раньше — разве это имеет для нас значение? Только не плачь, и страшные сны не смотри! Ладно? — Я постараюсь... — прошептала Анна. — Знаешь что... — Белов встал с постели, взял сигарету и пепельницу, — хочешь, устроим праздник? — Праздник? Какой? Почему? — спросила Анна растерянно. — Да просто так! Без всякой особой причины, экспромтом, исключительно для того, чтобы отвлечься от мрачных снов и поднять настроение. Пусть будет необыкновенный, фантастический пикник, "Пикник на обочине", как у Стругацких, или "Бал Сатаны", как у Булгакова! Да все что хочешь, только не плачь! "Наша судьба то гульба, то пальба...", — сказал он весело. Но Анна почему-то печально глядела на Леонида, молчала и думала о чем-то своем... — Ну, так как насчет пикника? — спросил он изменившимся, ласковым, но совсем уже не веселым голосом, стараясь заглянуть ей в глаза. — Не знаю... — тихо ответила она, рассеянно глядя куда-то в пространство, мимо него. Потом вдруг встала, накинула халат и ничего больше не сказав, исчезла в ванной комнате. Продолжения разговора тогда так и не последовало, а пикник и вовсе не состоялся. И вообще с этого дня вдруг все изменилось... Анна стала какой-то необычно рассеянной и молчаливой, на ее лице появилось печальное выражение, взгляд становился все более тусклым и отрешенным. Сначала Белов не придавал этому особого значения, но вскоре странное состояние Анны начало всерьез беспокоить его. Она то бесцельно бродила по комнате, то садилась в кресло с какой-нибудь книгой или газетой в руках, которую тот час бросала, то вдруг хваталась за карандаш или кисть, кидалась к мольберту, но тут же бессильно опускала руки и отворачивалась от белого листа, медленно подходила к окну и подолгу не шевелясь стояла, прижавшись лбом к стеклу и глядя куда-то в пространство... Он пытался как прежде разговаривать с ней, вызывая на откровенность, но она отвечала рассеянно, часто невпопад, или вовсе оставалась безучастной, и явно избегала любых его попыток проникнуть к ней в душу. Больше того, она вообще стала как бы сторониться его, и проявлялось это не только в ее поведении и поступках, но и в еле уловимых взглядах, жестах, вздохах... Он видел, что она и сама страдает от того, что с ней происходит, все чаще замечал, что у нее припухшие красные веки, но не знал, как подступиться к ней, как вызвать ее на откровенный разговор, как помочь ей внутренне раскрепоститься и поведать ему свои сомнения, страхи и душевные тайны. Она почти все время молчала, и он никак не мог понять, что происходит в ее душе на самом деле. Они жили в одной квартире, спали в одной постели, по утрам пили кофе за одним столом, но пропасть, внезапно образовавшаяся между ними, увеличивалась неудержимо. Белов с отчетливой ясностью видел, как Анна все больше внутренне отдаляется от него, и это приводило его в полное отчаяние. Так продолжалось еще какое-то время, но однажды он, внезапно войдя в кухню, увидел ее тоненькую ссутулившуюся фигуру, стоявшую у окна, бессильно опущенные и слегка вздрагивающие плечи. И он не выдержал, подошел к ней, взял за руки, поднес их к губам, с тревогой заглянул ей в глаза. Она не вырвала своих рук, но сразу отвернулась и испуганно отвела взгляд в сторону. — Анна! — сказал Белов. — Если я тебе надоел, я могу уехать и не появляться здесь до тех пор, пока ты сама ни захочешь меня видеть! Ты только скажи, что мне делать, и я все сделаю, все сделаю, что ты скажешь! Пойми, я люблю тебя и хочу только одного — чтобы тебе было хорошо! — Спасибо, Леня, только мне ничего не надо и ничего не хочется, — ответила она тихо. — Ты за меня не волнуйся и не обращай внимания на мою хандру. Просто у меня работа не клеится, вот я злюсь на себя. Надо заставить себя работать, тогда все пройдет... А ты тут совсем не при чем! — Ну хорошо, коли так, — сказал Белов, думая совсем по-другому... Раньше, когда он уезжал из дома, в издательство или по другим делам, Анна всегда отправлялась вместе с ним, они весело болтали по дороге, потом она ждала его в машине. Теперь она предпочитала оставаться дома одна. И каждый раз он возвращался с подсознательным ощущением страха, что однажды, приехав домой, он не обнаружит ее там. В тот день ему как раз надо было отвезти рукопись в издательство, и он, укладывая в папку бумаги, с тайной надеждой спросил Анну. — Может быть, поедешь со мной? — Зачем? — Мне без тебя грустно и одиноко. Я просто хочу быть рядом с тобой, — сказал он с подкупающей откровенностью. — Вряд ли я сумею тебя развеселить, — сказала она. — Я этого и не жду, — ответил он. — Понимаешь, очень жаль с тобой расставаться, даже на пару часов. Мы могли бы провести их вместе... — Но какой смысл просто сидеть в машине... — Ты не будешь просто сидеть в машине. Мы можем, в конце концов, поехать куда-нибудь... — Куда? — Да просто кататься, куда глаза глядят! Я обещаю, что не буду больше приставать к тебе с дурацкими расспросами, не полезу к тебе в душу! Я буду терпеливо ждать, когда ты сама захочешь поговорить со мной... На какой-то миг в ее взгляде появились колебания и сомнения, потом она сказала. — Пожалуй, я лучше останусь и порисую... — Ты правда хочешь рисовать? — спросил Белов. — Не знаю... Может быть, не очень хочу, но надо, в конце концов, заставить себя что-то делать! — Ну хорошо, оставайся, если ты так решила! — сказал Белов, огорченный ее отказом, и спросил просто для того, чтобы протянуть время. — Тебе привезти что-нибудь? Подумай, может быть, тебе что-то нужно, для рисования, или просто чего-нибудь хочется? — Не знаю... Нет, наверное, ничего... — ответила она рассеянно. — Так когда мне вернуться, чтобы не мешать тебе работать? — Когда хочешь, тогда и возвращайся! — произнесла она изменившимся голосом, в котором чувствовалось теперь еле сдерживаемое раздражение. — И зачем ты меня об этом спрашиваешь? В конце концов, это твой дом, ты здесь хозяин, и не ты мне, а я тебе могу мешать! — Да что с тобой, Анна? — не выдержал Белов. — Как же ты можешь говорить такое? И потом, ты ведь прекрасно знаешь, что никакой я здесь не хозяин... Это чужая квартира, а вовсе не моя... — Он вдруг схватился за голову. — Господи, да о каких же глупостях мы с тобой говорим! Подумать только, до чего докатились! Что же с нами происходит! — Со мной ничего не происходит! — резко ответила Анна. — Неправда! Тебя словно подменили!.. — Ты можешь, наконец, оставить меня в покое?! — Нет, не могу... Я люблю тебя, Анна, мне страшно за тебя. Я ни черта уже понять не могу и никуда не уйду, пока не услышу от тебя хоть что-нибудь вразумительное, живое, человечское! Если ты меня больше не любишь, так и скажи, и нечего нам претворяться друг перед другом, что ничего не случилось! Ты совсем меня не любишь?.. — Ты сам обещал не приставать ко мне с вопросами и не лезть ко мне в душу! — вдруг закричала она. — Вот и оставь меня, и поезжай по своим делам! Ему тоже хотелось кричать, от отчаяния, от явной глупости и нелепости всего, что происходит между ними. Но он с трудом сдердался и промолчал, боясь любым взрывом эмоций, любой неловкой и неточной фразой испортить все окончательно. Набросил куртку, взял ключи от машины и уже у двери обернулся и произнес в пространство. — Я буду часа через два... — Как тебе угодно, — сухо сказала Анна ему в след. Он вышел за дверь, постоял с минуту у лифта, потом вдруг не выдержал, вернулся обратно, быстро открыл дверь ключом, бросился к Анне. Она сидела в кресле, замерев с карандашом в руках и безучастным взглядом глядела в пространство. Он опустился перед ней на колени, схватил ее руки, стиснул крепко, притянул ее к себе, стараясь заглянуть в глаза. Она молчала. — Анна, да что с тобой! — закричал он. — Очнись! — Ничего... — прошептала она. — Ты пойми, я не могу так уйти! Ни черта я не понимаю, что с тобой происходит! Но я не могу оставить тебя! — Ты и не сможешь понять, — сказала Анна чужим, незнакомым голосом, полным холода и отчуждения, — пожалуйста, оставь меня... — она встала, вырвала свои руки из его рук и медленно ушла в кухню. Белов некоторое время смотрел на ее чуть ссутулившуюся фигуру, облокотившуюся руками на подоконник, на ее безмолвную отчужденную спину, повернутую к нему. Потом вскочил, бросился к выходу, хлопнул дверью, закурил, вызвал лифт... Он понял вдруг, что Анна больше не любит его. Это был конец... |
|
| ||
|
Он вышел на улицу в отвратительном, подавленном настроении, которое не в силах был больше сдерживать. Почему он не заметил этого раньше, на что он надеялся? Жизнь, которая еще совсем недавно казалась ему такой счастливой и прекрасной, с каждым днем не просто теряла свою прелесть и красоту, а превращалась в настоящий ад. Он подумал, что так плохо, как сейчас, ему не было, наверное, еще никогда. Все прежние переживания и сомнения, трудности и невзгоды казались теперь сущей ерундой по сравнению с безнадежностью и безысходностью, которые испытывал он сейчас. И тотчас у него возникло одно единственное желание — зарыться в какую-нибудь темную глубокую нору и там вдребезги напиться. С этой мыслью он ехал по улице, почти ничего не видя перед собой, от него шарахались пешеходы, кто-то гудел ему сбоку, кто-то мигал фарами сзади, но он ничего не замечал, словно находился на необитаемом острове или в космическом пространстве... Конечно, у него были близкие друзья, Митька, Джек, но они-то думали, что у него все хорошо, они даже не предполагали, что происходит с Анной и с ним на самом деле! Все эта дурацкая психология, в которой никто ни черта не может понять! Нет, хватит, надо действовать, надо переломать эту ситуацию, чего бы это ни стоило! Он рванул на красный свет, подрезав сразу две машины, резко свернул вправо, под оглушительную ругань припарковался кое-как у тротуара и бросился к телефону автомату... |
|
| ||
|
Оставшись в доме одна, Анна медленно вошла в комнату, упала на диван, спрятала в подушку лицо и бессильно заплакала. Она плакала от жестоких обидных слов, сорвавшихся с ее языка, от того, что не сумела их удержать, от непоправимости всего, случившегося несколько минут назад, от стыда и злости на самою себя... Она сама не могла толком понять, что происходит с ней, просто она ощущала такую щемящую тоску, такую невыносимую душевную боль, что ей хотелось исчезнуть куда-нибудь, раствориться в пространстве, слиться с вещами, словами, только бы не чувствовать этого, не чувствовать ничего. Наверное, всему этому было какое-то вполне нормальное, логическое объяснение, без всякого сомнения, Джек с легкостью сумел бы вывести ее из этого ужасного состояния, но Анна не хотела никого посвящать в то, что твориться с ней. Ей было неловко, и стыдно, и страшно произнести вслух, что ее снова манит ночь... Она не могла никому сказать, что не может выбраться из лабиринта, потому что он — какая-то совершенно необходимая, неотъемлемая часть ее самой, а она сама — всего лишь крошечная деталь бесконечного, всеобъемлющего лабиринта, в который уходят все... Лабиринт — это жизнь, лабиринт — это смерть, лабиринт — это жизнь после смерти, где видят друг друга все, но не все могут встретиться... Наконец она заставила себя подняться, взяла черный карандаш, подошла к мольберту, поглядела на белый лист и сказала громко, вслух, сама себе. — Ну, делай же что-нибудь! Рисуй, если не можешь жить! Работай, что бы не сдохнуть от бессилия! Ее рука прикоснулась к белой плоскости, и плоскость листа вдруг обрела объемность... На белом появлялось все больше черного... Она не чувствовала, что рисует, просто перестала сопротивляться какой-то неведомой силе, водившей ее рукой... В конце концов, перед ней возникло лицо, лицо Германа, потустороннее, отрешенное, черное, словно обожженное пламенем... Его лицо из небытия смотрело на нее, но глаза... Что было с его глазами?.. Вместо зрачков к ней были обращены ледяные кристаллы, холодные, непроницаемые осколки льда... Что он хотел сказать ей своим ледяным взглядом, от которого стыла кровь? То, что она никогда не сможет освободиться от него, что все было иллюзией — ее свобода, любовь, счастье?! Мертвый Герман казался теперь еще страшнее и еще сильнее, чем живой. Он своим холодным взглядом сковывал ее руки, подчиняя движения своей воле, леденил душу, чувства, разум... Она снова ощущала себя соучастницей всех его преступлений, даже тех, которые он совершил еще до встречи с ней... А самое страшное было, что она вдруг почувствовала себя не просто соучастницей, а убийцей, убийцей не только его жертв, но и самого Германа! Это она толкнула его к смерти, это из-за нее он пустил пулю себе в висок! Потому что она не сумела остановить его раньше, не настояла на том, чтобы он перестал убивать! А ведь именно она и только она могла бы ему помочь измениться и тем самым спасти его, потому что только она, Анна, была единственным живым существом, единственной среди людей, которую он любил! И думая, что он избавился от нее, оставшись в полном одиночестве, он больше не смог жить сам... Наверное, перед смертью он в чем-то раскаялся, осознав весь ужас собственной жизни... Господи, какая же это была ужасная жизнь и какая безнадежная, безысходная смерть!... А она, она была женой Германа Реброва, какое-то время она любила его, или сильно привязалась к нему... Во всяком случае, он не был ей безразличен, стало быть, он стал частью ее жизни, а она — его. И это невозможно было забыть, от этого нельзя было избавиться! По ночам она все чаще видела Германа во сне... Он, словно призрак, посещал ее чуть ли ни каждую ночь, и так продолжалось уже несколько дней, а может быть недель... Время опять перестало существовать, спрессовалось и деформировалось, стало ощутимой, осязаемой частью пространства, которую, кажется, можно потрогать, взять в руки... Но на руках останется след, след от ожога, на руках будут шрамы, которые заживут не скоро, и в душе будут шрамы, которые не заживут никогда... Она попыталась вырваться из прошлого, из плена ночи за чужой счет, ухватилась как за соломинку за другого человека, надеялась, что все у нее получится, но ничего не получилось, ничего! Потому что на самом деле она, сама этого не подозревая, просто использовала Леонида, чтобы облегчить себе жизнь! А он полюбил ее!.. Вот как все обернулось... Конечно, она тоже любила его, безумно любила, но какое она имела право на эту любовь? И разве могла она признаться ему в том, что происходит с ней на самом деле?.. Мучительное чувство вины перед ним, которое ощущала теперь Анна, поглотило все ее существо. В душе ее был такой мрак, с которым жить дальше было просто невыносимо. В какой-то момент она почувствовала вдруг, что ее жизнь не имеет больше смысла, все — одна фальшь, обман, пустота... И пока не поздно, надо уходить, все равно куда, надо снова заблудиться и потеряться, так, чтобы ни Леонид, ни его друзья не смогли ее больше найти никогда! В этот момент в квартире зазвонил телефон. Анна растерянно смотрела на него, не понимая, что делать. Рука ее словно сама тянулась к трубке, а какая-то злобная потусторонняя сила не пускала ее, не давала сдвинуться с места. А телефон все звонил и звонил, громко, настойчиво, и аппарат, казалось, нервно вздрагивает от этих неистовых звонков... Этот звук словно завораживал, гипнотизировал ее, манил и отталкивал. Она уже не понимала, звонит ли телефон на самом деле или это время, как метроном, отбивает свой стремительный бег в ее воспаленном сознании. Наконец она, преодолевая страшную силу, удерживающую ее руку, потянулась к трубке, схватила ее, но там раздавались уже короткие гудки. Время помчалось еще быстрее, минуты превращались в секунды, секунды — в мгновения... Глаза закрылись сами собой, пространство сузилось, превратившись в очерченный экран, на котором между черных громад зданий по узенькой ночной улочке, освещенной тусклым фонарем, одиноко шел человек... Где-то впереди, в одном из темных домов, засветилось окно, сначала слабо, еле заметно, а потом все ярче и ярче. Свет из него распространялся все шире, окрашивая все вокруг то в желтое, то в красное, разливался огненно-кровавым потоком по пустой ночной улице... А где-то далеко звучала музыка Вивальди, и скрипка пела печальным человеческим голосом...
|
|
| ||
|
Не дозвонившись Анне, Белов швырнул трубку телефона — автомата, уткнулся лбом в холодный металлический диск, потом резко поднял голову и быстро набрал другой номер. — Я слушаю... — произнес сонный женский голос. — Ирина... — запинаясь, произнес Белов, — извини ради бога, если разбудил... — Ничего, Леня, сейчас совсем еще не поздно, — обрадовалась она. — Я просто вздремнула невзначай. — Прости... Прости, что звоню тебе! Я не должен был... — Да что случилось, Ленечка? — спросила она с тревогой. — Ничего особенного, просто на душе хреново... — Так приезжай. Адрес не забыл еще? — А твой муж? — Не волнуйся, мы уже разошлись. Я теперь собираюсь за другого, а в данный момент свободна и одна. Так что жду! — Ладно, сейчас буду... |
|
| ||
|
Когда Ирина открыла дверь Белову, у нее на лице было выражение радости и беспокойства одновременно. — Что случилось, Леня? — спросила она, проводя его в комнату. — Да ничего особенного, — ответил он уклончиво. — Так вот, просто, решил к тебе заехать. Мы ведь давно не виделись. Если бы у тебя был в доме мужик, я конечно не приехал бы... — Мужик здесь не при чем. — заявила Ирина. — Врешь ты все! Я тебя знаю, ты никогда не заезжаешь просто так! — Возможно я и вру, — ответил Белов. — Но какое это имеет значение? У тебя есть что-нибудь выпить? — Может, не надо? — Ирина сочувственно посмотрела на него. — Ты, по-моему, и так не в себе... — Надо! Я в себе! Просто хочется выпить, а домой возвращаться не охота! — Вы поссорились? — спросила Ирина участливо. — С кем? — Белов посмотрел на нее с нарочитым удивлением. — Да с твоей любимой женщиной! Ты скажи мне, как есть, не бойся, я не обижусь. У меня теперь молодой любовник, он от меня без ума, и мужа я своего выгнала, потому что надоел мне! Понимаешь, таким оказался занудой, что ни его подарков, ни его денег — ничего мне надо! А ты ведь сам говорил, что мы с тобой друзья, вот мне, как другу, и расскажи все! Ты ведь за этим приехал, правда, Ленечка? — До чего ж ты умная, Ирка! — произнес Белов, опрокидывая рюмку коньяка, который он сам извлек из буфета. — Хочешь сказать — аж противно! — засмеялась Ирина. — Да ничего я такого не хотел сказать, — пробормотал Белов слегка захмелев, снова наливая себе коньяк. — Просто удивляюсь, и как это такую умную женщину мужики бросают! — Господи, да это я сама их бросаю! Что ж ты не поймешь никак! — возмутилась Ирина. — Ты был единственный, кто меня бросил, а остальных всех — я сама. — Не правда, я тебя не бросил! Ты сама меня бросила! — упрямо заявил Белов. — Бросила в мусорное ведро, как старую ненужную тряпку! — Все ты перепутал! — засмеялась Ирина. — Бросил меня ты! Но, как видишь, мне это пошло на пользу! Я теперь так мужиками верчу... — Ты им мстишь, что ли? — удивился Белов. — Ты мстишь, и мстя твоя страшна! Отыгрываешься за дурака Белова на невинных братьях по разуму?.. — И не думаю, Ленечка, просто развлекаюсь. Что хочу, то и делаю, и прекрасно себя при этом чувствую. Мне теперь никто не нужен, понимаешь, больше никто! То есть, всерьез и надолго — никто! И вообще, хватит про меня. Давай лучше про тебя. Может быть, я тебе чем помогу, советом каким, разберемся вместе... Сам же сказал, что я умная! — снова засмеялась Ирина. — Ты не просто умная... — сказал Белов, — ты теперь какая-то другая стала, не знаю, какая... Независимая ты и раньше была, и умная тоже была... Знаешь, — вдруг догадался Белов, — ты теперь... чужая... — Не правда, Леня. Я для тебя никогда чужой не стану. И люблю я тебя все равно, но только не так, как раньше. Что было, то прошло, переболело! А привязанность к тебе все равно осталась, дружеская теплота, без всяких обид! Так что выкладывай мне все, как на духу! Самому легче станет! — Ирина дружеским жестом обняла Белова, поцеловала в щеку. Он попытался задержать ее руку, легонько потянул к себе, но она вырвалась, села напротив него, закурила, положила локти на стол, проникновенно посмотрела ему в глаза, сказала тихо. — Наверное, я действительно изменилась, но я все пойму. Ты расскажи, не бойся. Белов молча и печально ответил на ее взгляд и слова. И какое-то время, минут пять или семь, в квартире стояла напряженная тишина. И вдруг в этой тишине Белов громко пропел красивым баритоном, стараясь отчетливо произносить каждое слово, что давалось ему уже с большим трудом. — Когда во мне дремали страсти, когда я мо-ог владеть собой... Теперь, когда... душа во власти о-о-одной... мечты, прощай по-окой!... — он горько усмехнулся. — Но тут, понимаешь, какой парадокс... Герман — это он, а не я! А я, я Пиковая Дама, или граф Сен Жермен, я сам уже не знаю, кто есть ху, а ху есть кто!.. Он Герман, но на самом деле он призрак командора, он каменный гость, потому что она — Анна, но не дона... И потому он призрак, как тень отца Гамлета, и он к ней приходит по ночам, во сне, как привидение, или оборотень, и может быть, он трахает ее во сне! Потому что... потому что... — болтал Белов, все больше пьянея. — Ты все путаешь, Ленечка! Призрак не может трахаться! — уверенно заявила Ирина. — А ты откуда знаешь? — уставился на нее Белов. — Знаю, и все! Ты просто нафантазировал бог знает что! Нельзя так! У тебя совсем крыша съехала, скоро вообще упадет. — Ну и пусть падает, катится к черту! Мне все равно! Понимаешь, Ирка, она теперь не любит меня! — Да почему же не любит? С чего ты взял? — С того, что она красива, талантлива, а теперь еще и богата! Она стала миллионершей, и я на хрен не нужен ей! Все из-за этого чертова наследства, которое ей муж оборотень оставил! — Такое большое наследство? — спросила Ирина. — Вот оно в чем дело... — Большое... Правда, она сказала, что ничего этого ей не нужно... А я сам дурак, стал ее уговаривать, говорю, все это по справедливости, тебе за твои страдания и мучения! Она, вроде, согласилась со мной, а потом вдруг стала сама не своя... Ходит как тень, смотрит будто не видит, или видит не меня... живет со мной, а сама где-то далеко — далеко... — Белов уже почти прикончил бутылку, посмотрел на Ирину мутным взглядом. — Слушай, у тебя еще что-нибудь есть? — Не знаю, Ленечка, но мне кажется, тебе хватит, — сказала Ирина спокойно, поглядев в глаза Белову. — Ты сам уже смотришь, будто не видишь... — О женщина! Никогда не говори так! Мужчине никогда ничего не хватит! Ну, где у тебя еще выпивка? — он встал, пошатываясь пошел в кухню, полез в холодильник. Ирина побежала за ним, не на шутку обеспокоенная, и увидела, как Белов извлекает из холодильника бутылку водки. — Леня, нельзя мешать! — взмолилась она. — Тебе станет совсем плохо! — Все можно! — воскликнул Белов, открывая бутылку. — Хуже мне уже не будет! А ты почему со мной не пьешь? Почему, а? — произнес он сильно заплетающимся языком. — Не хочу, — сказала Ирина. — Алкоголь притупляет чувства и разум, ты когда-то сам мне говорил! — Мало ли, какие глупости я болтал! Нашла, кого слушать! — Белов выпил рюмку водки, поморщился от отвращения, икнул, пробормотал что-то совершенно невнятное, уронил голову на руки и вдруг затих, замерев за столом в неподвижной позе. Ирина с жалостью посмотрела на него, закурила новую сигарету. Некоторое время она наблюдала, как Белов, совсем обмякший, спит, сидя за столом. Раздавалось только его негромкое посапывание. И неожиданно в тишине громко зазвонил телефон. Ирина схватила трубку, и там какой-то совершенно незнакомый голос попросил какую-то Веру. — Вы не туда попали, — прошептала Ирина. — Может, оно и к лучшему, — бодро произнес все тот же незнакомый мужской голос. — А как вас зовут? Ирина молча положила трубку. И увидела, как Белов вдруг резко поднял голову, поднялся за столом и неровной походкой двинулся к двери. — Ты куда, Леня? — спросила Ирина испуганно и бросилась за ним. — Это... это она звонила! Она... меня ждет! Я еду к ней! — решительно заявил Белов. — Ленечка, это кто-то ошибся! Это не она! Пожалуйста, останься, нельзя тебе ехать! Ты пьяный совсем! Давай, я тебя спать уложу, ты поспи немножко, а потом поедешь, куда тебе нужно! — Ирина схватила его за руку. — Отстань, женщина! — Резко вырвался Белов и стал искать в карманах ключи от машины. — Где мои ключи?! Это ты их спрятала? — Спросил он грозно. — Господи, да что же делать... Леня, я тебя очень прошу, успокойся, — умоляла Ирина, — нельзя тебе сейчас ехать... Он, наконец, нашел ключи, крепко сжал их в руке и, немного отрезвев, уверенно открыл дверь. Ирина снова попыталась удержать его, он молча отстранился, вышел на лестничную клетку, она выбежала за ним, повисла у него на шее, он оттолкнул ее и быстро вошел в лифт. Ирина побежала вниз по лестнице, выскочила во двор, услышала рев заведенного двигателя. Кинулась к машине, но не успела... Рванув с места, Белов на бешеной скорости вылетел со двора... |
|
| ||
|
Вернувшись в квартиру, Ирина какое-то время металась с сигаретой в руках из угла в угол, мучительно соображая, что делать. Потом, решившись, взяла телефон и позвонила домой Мите. Там никто не отвечал. Она набрала номер Джека, но и там раздавались бесконечные длинные гудки. Несколько раз подряд она звонила в квартиру Белова, и опять — никакого ответа. Уже в полном отчаяньи она позвонила, наконец, Наталье Беловой, и через некоторое время услышала ее сонный голос. — Алло... — Наташа. Здравствуй, прости, что так поздно... Это Ирина! — Ирина? — не понимая, переспросила Наталья. — Ну да, Ирина. Понимаешь, Наташа, у меня Леонид был... Он в ужасном состоянии... — говорила она сбивчивым голосом. — Леонид? Господи, да что же случилось? — сразу проснулась Наталья. — Понимаешь, он жутко напился и уехал на машине... Я стала всем звонить — Мите, Джеку, ему домой. Никто не отвечает. Вот я и решила позвонить тебе. — Правильно сделала, — сказала Наталья. — Да что ж ты его отпустила! — Я пыталась его удержать, но не смогла. Это было совершенно невозможно! Он просто вырвался и уехал. Я так боюсь за него. — Спасибо что позвонила, — озабоченно сказала Наталья. — Можешь подождать? Я сейчас Митю разбужу. — Хорошо. — Ирина подождала несколько минут, и вот в трубке загудел хрипловатый спросонок митин бас. — Здорово, Ирина! Ну, чего там наш красавчик натворил? — Да он расстроен ужасно, из-за Анны. Я толком не поняла, что там у них произошло. Он так напился, и представляешь, где-то на машине пьяный гоняет! Это я виновата! Не сумела его удержать! — Ирина с трудом сдерживала плач. — Ты ни в чем не виновата! — уверенно сказал Митя. — Что ты могла сделать? Просто у мужика поехала крыша. Такое со всеми бывает. — И я ему про тоже, а он вдруг сорвался... — Не бери в голову. В таком состоянии мужика не удержишь. — Ты сделаешь что-нибудь? — Постараюсь... Сейчас что-нибудь придумаем, — окончательно проснувшись, бодро сказал Митя. — Да ты не волнуйся, мы тебе позвоним... |
|
| ||
|
Как только Белов сел за руль и выехал со двора, ему опять стало не по себе. Отрезвление оказалось коротким и мнимым, и он какими-то оставшимися островками незамутненного сознания пониал это... На полупустой улице ему мерещилась полуголые девицы, кидавшиеся под колеса. Дурацкая дрожь в коленях, которой никогда прежде не было, мешала вести машину. Ощущение нереальности происходящего все больше преследовало его, белые женские фигуры мелькали то справа, то слева, то впереди. — Белые женщины... Боже мой... — пробормотал Белов, — кажется, у меня белая горячка! Я читал где-то, что она именно так начинается... Во всяком случае, что-то похожее... Или я все перепутал?.. Он старательно пытался объехать белые фигуры, то и дело в каждой из них узнавая Анну, Юлю, Юлиану. Теперь он уже не знал, которая из них она на самом деле. Вот, кажется именно эта! Она одна в темноте, она бежит впереди... Он резко развернулся, залез колесом на тротуар, чуть не зацепил крылом каменную цветочницу и поехал следом за ней. Она была в белой рубашке, как тогда, когда он впервые увидел ее на дороге. Он бросился догонять ее, она очень медленно двигалась перед машиной, плавно, почти не касаясь ногами земли, но почему-то расстояние между ними постепенно увеличивалось. Вдруг она исчезла за каким-то поворотом, он рванулся туда, громыхнул по какой-то яме, и снова увидел ее... Она стояла посреди дороги прямо перед ним. Он резко затормозил, зажмурил глаза от страха, что снова сбил ее. А когда открыл их, увидел вдруг, что она стала совсем прозрачной. То ли от нее, то ли еще откуда-то веяло мертвящим холодом. Анна, словно снегурочка из сказки, таяла прямо перед глазами, будто была из льда... Вот все исчезло, белый вихрь закружил так, что машину подхватило в воздух и понесло куда-то... Удар, колеса коснулись дороги, со странным скрежетом машина медленно покатилась дальше. И вдруг Анна возникла сзади... Белов увидел ее отражение в зеркальце... Кажется, теперь она бежала за его машиной, протягивала руки, что-то кричала в след, но все больше отставала и в конце концов совсем потерялась из виду... Вдруг Белова осенила внезапная мысль, вспыхнувшая словно яркое пламя в его окончательно помутившиемся сознании. — Я должен сжечь этот проклятый особняк, сжечь к чертовой матери, чтобы не осталось от него ничего, кроме горстки пепла! И этот мерзкий дом с привидениями, его тоже надо сжечь! Тогда наступит конец и ее, и моим мучениям! Призрак исчезнет, все призраки исчезнут! Священный огонь поглотит все, и наступит желанная свобода! Теперь оставалось только одно — добраться до этого особняка! Он ведь был там, он прекрасно знал дорогу туда! Кажется, надо опять развернуться... Снова — легкий удар, но движение все же продолжалось. Правда, это было очень странное движение в неизвестном направлении. Белов совсем потерял ориентацию и не понимал, куда он едет, но он упрямо продолжал двигаться, почти на ощупь, словно с завязанными глазами, в полной темноте... |
|
| ||
|
Митя уверенно управлял джипом, вглядываясь в темноту улиц. Вот впереди за углом мелькнула фигура гаишника, дежурившего в ночь в надежде на легкий заработок. Митя успел сбавить скорость и оставил одинокого блюстителя порядка с пустым карманом. Тот проводил его явно недовольным взглядом, но придраться было не к чему. Джек, сидевший рядом с Митей, пропел изрядно фальшивя. — Не узнаю теперь я сам себя, не узнаю Евгения Кострова! Не тот я стал теперь... — Это уж точно, — проворчал Митя. — Куда, куда, куда вы удалились весны моей зла-атые дни! Куда умчались дни лихих забав! — продолжал голосить Джек, пропустив мимо ушей митину реплику. — Куда умчались вы, ах — ах, ах — ах! Но все же, Митя, ты не прав! — Да уж конечно, — усмехнулся Митя. — Я, может, и не прав, но ты, как погляжу, настолько обленился, погрязнув в личной жизни, что толку от тебя теперь никакого! — Он давно мышей не ловит, усмехается в усы!.. — снова запел Джек, лихо подправив пальцами несуществующие усы. — Ах, я совсем забыл, что так давно уже их сбрил! — с нарочитым удивлением воскликнул он. — Вижу, придется мне больше не полагаться на твою интуицию, а использовать только свой личный профессиональный опыт! — вздохнул Митя. — Кстати, как ты думаешь, Джек? Может быть, он отправился во владения Анны? — Что-то в этом есть, — ответил Джек, — но не думаю, что в том состоянии, которое описала нам Ирина, он сумеет добраться туда... Но что-то в этом есть... — задумчиво повторил он. — Ну, и куда же мне ехать? — оживился Митя. Но Джек вдруг замолчал, закрыл глаза, внезапно погрузившись в состояние транса... В это время в машине зазвонил радиотелефон. — Какие будут указания, Евгений Борисович? — спросил голос Николая. — Пока никаких, кроме старых. Искать жигули... — Да мы уже все прочесали! Нигде его нет! Может, он вообще из Москвы уехал? — Все может быть... — Митя заметил, что Джек чуть шевельнулся, дрогнули веки, глаза стали медленно приоткрываться. — Знаешь, Коля, давай выйдем на связь еще минут через пять. Возможно, что-нибудь к этому времени и определится. А пока продолжайте искать... |
|
| ||
|
Анна проснулась в предутренних сумерках. Было тихо, только изредка доносились с улицы звуки проезжающих машин. Она не могла понять, что ее разбудило, села в постели, огляделась и вдруг поняла, что ее разбудило ощущение внезапного одиночества. Это ощущение было очень острым и ясным, оно словно пронзило током и осталось где-то глубоко внутри. Она была одна, в данный момент, сейчас, среди развалин сна, в холодной утренней мгле... Из обломков сна, из каждой щели в пустой квартире выползал вчерашний день, а следом за ним — все прежние дни, когда на нее накатилось это странное, ужасное, дурацкое затмение... Как же это могло случиться? Что же это было с ней такое? Откуда взялся этот липкий, противный туман, окутавший ее чувства, разум, погрузивший ее в безвольное оцепенение одиночества, которое она ощутила по-настоящему ясно только сейчас? Леонида не было в доме, Анна знала, что его нет, нет с тех пор, как он уехал, еще днем, когда в последний раз позвал ее с собой, а она отказалась... И он уехал, совсем, может быть, навсегда, он ушел от нее, от ее безмолвия, бесчувствия, от вязкого тумана, в который она с каждым днем все больше затягивала его, от бесконечного блуждания по темному лабиринту, вместе и врозь... Он не выдержал всего это бесконечного маразма, всего этого идиотизма, он устал жить с женщиной, которая не видит вокруг ничего, кроме своих дурацких видений, не чувствует ничего, кроме собственных эгоистических угрызений совести! А теперь, когда наступила ясность, следом за ней пришло настоящее отчаяние. И Анна, с трудом справляясь с мыслями, стремительно проносящимися в ее сознании, с беспорядочным потоком мгновенно осознаваемых истин, упрямо повторяла про себя: зачем я его так мучила? Что хотела доказать? И кому? Если самой себе, то что? Что его любви и терпению нет предела? Господи, какой отвратительный, тупой эгоизм! Сама своей беспросветной глупостью довела до того, что осталась одна! И поделом мне! Но где Леня? Его нет дома, он просто исчез, исчез из ее жизни! А что, если с ним что-то случилось? Вся путаница мгновенно улетучилась из ее головы и осталось только одно... Лишь бы ничего не случилось!.. С этой мыслью она стала метаться по квартире, пытаясь найти записку, какую-то оставленную вещь, знак, след... Но ничего, ничего не было! Где Леня? Хоть бы он вернулся, или позвонил... Лишь бы ничего не случилось! Пусть лучше он пойдет к другой женщине, пусть изменит, забудет, только бы с ним ничего не случилось! Она подошла к окну, стала смотреть вниз, на пустую полутемную улицу, какие-то машины проезжали мимо, но ни одна не сворачивала во двор... Она вслушивалась в шорохи на лестнице, кажется, ехал лифт, где-то хлопнула дверь, опять тишина... Звенящая ясностью тишина. Как же это могло случиться? Почему она дала ему уехать?! Почему не удержала его, не повисла у него на шее, не бросилась перед ним на колени, на полу, у двери... Почему она ничего не сделала, чтобы его остановить?! Как случилось, что она его потеряла? И где теперь его искать? Искать, чтобы вернуть? Нет, просто чтобы найти, чтобы знать, что он жив, здоров, что с ним все в порядке! А что потом? Это не важно, что будет, то и будет, но только бы узнать, хоть что-то узнать про него! Ведь он мог поехать к друзьям, к Джеку, или к Мите... Может быть, он там и есть, как же она сразу не догадалась! Правда, звонить в такое время... Что же делать? А вдруг он не у них? И не у женщины? Один... бродит где-то, или носится по городу на машине... Или едет по тому шоссе, где когда-то ее подобрал... Может быть, теперь он гоняется за тенью, ищет на дороге призрак? Один, в пустоте, в холодной и вязкой предутренней мгле... Предутренней мгле... Нет, я должна найти его! Анна решительно подошла к телефону, взяла трубку, на некоторое время задержала ее в руках, потом быстро набрала номер Джека. Тишина. Она позвонила в детективное агентство. Там автоответчик произнес, чтобы звонили завтра утром. Почему-то у Мити, у Натальи, даже у Лизы, где мог находиться Джек, телефон упорно молчал. Да что они, спят все, что ли? Телефоны отключили? Значит, Лени у них нет? Но где же он тогда?! Анна набрала каждый из номеров еще по несколько раз, и так и не услышав ответа, выбежала из квартиры. Находиться одной в пустой квартире было невозможно, невыносимо. Не дожидаясь лифта, она бегом спустилась по лестнице, выскочила из подъезда в темный двор, побежала по слабо освещенной улице, сама не зная, куда и зачем... Просто надо было действовать, надо было хоть что-то делать! Что именно делать, она не знала, и бежала наугад, повторяя про себя: — Господи, помоги мне его найти, помоги мне вернуть его целым и невредимым! А если не можешь вернуть его мне, то хотя бы оставь в живых, и пусть с ним ничего не случится, никогда ничего не случится! |
|
| ||
|
Белову поначалу казалось, что он приближается к особняку. Мимо него вдоль дороги мелькали деревья... Он ехал по какой-то улице, которая казалась ему знакомой, но только он никак не мог понять, что же это за улица. Тускло светили фонари, а он хорошо помнил, что на шоссе, ведущему к особняку, и к дому с приведениями, таких фонарей не было. Стало быть, он ехал не туда... Но куда же?.. Улица заворачивала направо, и он, не заметив поворота. чуть не врезался в угол дома, но в последний момент чудом успел вырулить и радостно помчался дальше. Впереди показался мигающий желтый сигнал светофора, Белов пронесся прямо на него, изо всех сил давя на газ... Машину снова начало бросать из стороны в сторону, это ему совсем не понравилось. Он попытался ее выровнять, действуя почти бессознательно, ведомый какой-то силой извне, сбавил скорость, нажал на тормоз. Его закрутило, понесло куда-то в темноту. Вдруг прямо перед ним возникло что-то белое, потом исчезло. Раздался какой-то странный стук, еще через мгновение он почувствовал сильный толчок и увидел прямо над собой огромное небо, окрашенное розоватым сиянием утренней зари и усеянное блекнущими звездами... Это было так удивительно, так странно и так прекрасно, что он замер на миг в изумлении... Но еще через мгновение все погрузилось во тьму, и больше уже он ничего не видел... |
|
| ||
|
Митя с озабоченным, слегка осунувшимся лицом напряженно вглядывался в мелькавшие перед ним повороты, перекрестки, темные стены домов. Джек сидел рядом с ним с закрытыми глазами и говорил негромко и вкрадчиво. — Митенька, теперь развернись пожалуйста, и километра два на восток... Митя развернулся и помчался навстречу рассвету, который слабо забрезжил впереди. — Теперь куда? — спросил он. — Еще немного, туда же... — сказал Джек. — Митька, он где-то совсем близко, Поверни направо, так, теперь притормози, еще метров сто — сто пятьдесят... Теперь развернись, и снова вправо... — Послушай, Джек! — воскликнул Митя. — Но мы ведь едем в сторону Ленькиного дома! — Именно так... — сказал Джек, открыв глаза. — Он не смог добраться до особняка, потому что у него абсолютно отсутствует ориентация. Он словно плывет по течению, его кидает, как щепку в реке... Он движется рывками, скачками... Его траекторию очень трудно вычислить... Но единственная сила, которая управляет им сейчас, это сила притяжения к собственному дому, где осталась Анна. Он сам совершенно этого не осознает, но движется именно туда. — У меня уже от всего этого голова кругом идет... — беззлобно проворчал Митя. — Долго еще? — Нет... Теперь дуй прямо и никуда не сворачивай, а я скажу, когда остановиться... Митя буквально пролетел еще небольшой отрезок пути, миновал перекресток с включенной желтой мигалкой. — Теперь не спеши, — произнес Джек проникновенно, словно на гипнотической сеансе. — Кажется, сейчас мы его увидим... — Но где, с какой стороны? — озабоченно спросил Митя. — Пока я не вижу ничего, кроме фонарных столбов... — Вот и смотри на столб, — сказал Джек странным, внезапно изменившимся голосом. — Что? — переспросил было Митя, и вдруг резко затормозил, остановился как вкопанный, ошалело уставившись на то, что увидел... Прямо перед ними, в абсолютно вертикальном положении, прижавшись днищем к фонарному столбу, опираясь на тротуар смятым багажником и задрав капот к небу, стояла машина Белова. Со стороны казалось, что он прямо на машине попытался забраться на столб, и это у него почти получилось. Зрелище было настолько невероятное, фантастическое и жуткое, что Митя невольно перекрестился, потом тихо пробормотал. — Джек, ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?.. — Нет, я никогда не видел, чтобы машины лазили по столбам... — ответил Джек, устало потирая лоб. — И что делать дальше, я уже не знаю... — Да что делать? Будем снимать его оттуда! — Митя выпрыгнул на асфальт, обошел джип, и прошептал на ухо Джеку, словно боясь произнести это вслух. — Ты как думаешь... он жив там, внутри? — Надеюсь... Хотя пока сказать точно ничего не могу... Я и сам такого не ожидал. |
|
| ||
|
Лиза уверенно вела машину по ночной улице. Рядом с ней сидела Наталья и нервно курила, вглядываясь в темноту. В машине запищал пейджер тоненьким голоском. Наталья схватила его, надела очки и стала читать надпись вслух. — Девочки, Леньку нашли... Надеемся, все будет хорошо. Подъезжайте к перекрестку, который сразу за его домом... — она сняла очки, положила на колени. — Лиза, туда долго ехать? — Минут через двадцать будем, — ответила Лиза и нажала на газ. |
|
| ||
|
Анна, выбежав на улицу в каком-то отчаянном порыве, с единственным желанием разыскать Леонида, остановилась на ближайшем перекрестке, растерянно огляделась по сторонам. Она не знала, куда идти дальше, где его искать. И вдруг она увидела, что на перекрестке происходит нечто странное, похожее на фантастическое шоу. На фоне светлеющего утреннего неба несколько темных мужских силуэтов несли на руках темный силуэт машины. Вот они медленно развернули машину, осторожно поставили на землю. Лиза остановилась в полном изумлении. Еще через секунду она вдруг поняла, что это машина Леонида Белова и замерла в оцепенении, не в силах двинуться с места... |
|
| ||
|
Когда машину поставили на землю, Митя осторожно открыл дверцу. Леонид сидел в неподвижной позе с закрытыми глазами. Подошел Джек, несколько раз быстрыми движениями ударил его по щекам, потом сунул под нос нашатырь. Белов открыл глаза и удивленно спросил. — Где я?... — На земле, — ответил Джек. — На небе ты уже побывал! — Ну как, ты цел? — обеспокоено спросил Митя. — Кажется... — ответил Белов слабым голосом, с трудом шевельнул руками, ногами, тут же попробовал встать. — Осторожней! — крикнул Митя, подставляя плечо. Белов, пошатываясь, вылез из машины и тут же рухнул на протянутые руки друзей. — Отпустите меня! — произнес он заплетающимся языком. — Я совсем не пьян! — Не делай резких движений! — укоризненно сказал Джек, растирая пальцами ему виски. — От тебя разит, как из старой винной бочки! — Не может быть! — воскликнул Белов. — А я все помню!.. Я был не пьяный!.. — Ты правда все помнишь? — спросил Джек озабоченно. — А что я должен помнить, или не помнить? — Ну, например, как ты залез на столб? — Что? Какой столб? — удивился Белов. — Или куда ты ехал? — Да что ты, Джек, пристал, ей богу! — возмутился Белов. — Слава Богу, он узнал меня! — воскликнул Джек и произнес уже со своей привычной иронией. — Самое главное, Ленька, ты не лишился памяти! Знаешь, если бы и у тебя случилась амнезия, этого я не пережил бы! Белов, уже более или менее твердо стоявший на ногах, не отреагировал на его реплику. Он огляделся по сторонам с таким видом, словно он пришелец из космоса, только что прибывший на землю, и вдруг увидел Анну... Она стояла чуть в стороне и молча смотрела на него... Их взгляды встретились, Белов медленно шагнул к ней, она рывком бросилась к нему... Еще через секунду они так крепко обнялись и прижались друг к другу, словно не виделись много лет и вот, наконец, встретились после долгой разлуки. — Теперь все в порядке, — облегченно вздохнул Митя. — По-моему, мы не плохо поработали, — усмехнулся Джек. — Ты — конечно, а моя работа еще впереди. Надо побыстрее машину убрать, пока гаишники не подъехали. Придется на буксире... Я совсем не уверен, что она может ехать, — сказал Митя. — Может, Дмитрий Сергеевич! — радостно закричал Николай, включив зажигание и осторожно тронувшись с места. — Не надо буксира, я сам ее отгоню! |
|
| ||
|
— Так как насчет пикника? — спросил Белов два дня спустя, разглядывая перед зеркалом заживающую ссадину на лбу. — По-моему, неплохая идея! — Это правда, — тихо сказала Анна. — И пусть будет, как у классиков, и пусть Воланд для нас устроит пикник на обочине лабиринта с гульбой и пальбой... |
|
| ||
|
И они действительно устроили пикник, а поводом для этого послужило благополучное возвращение Леонида из автомобильного путешествия по небесам на грешную землю... Они собрались рано утром, взяли с собой сумки, набитые всевозможными продуктами, выехали на одно из подмосковных шоссе и двинулись в неизвестном направлении, а если точнее, поехали просто куда глаза глядят. А глаза глядели навстречу радости, красоте осеннего леса и свободе от городского шума, суеты, бесконечных переживаний и нервного напряжения, словом, от всего, чем была заполнена их жизнь последние несколько месяцев. Стояло бабье лето, сухое и теплое, и солнце по-летнему высвечивало слегка тронутые осенней кистью деревья. Впереди ехал Митя на своем джипе вместе с Натальей, Машей и Ромкой. Они везли с собой огромное количество всяческих продуктов, бутылок с вином и соком, уложенных в большие плетеные корзины. Маша, забравшись с ногами на заднее сиденье, дремала, положив голову Ромке на плечо... Следом за джипом Лиза с Джеком везли с собой главных виновников предстоящего торжества. Белов с меланхоличным видом смотрел в окно, Анна тоже смотрела в окно, только с другой стороны, и при этом загадочно улыбалась, а между ними важно восседал Парацельс. — Как странно ехать в машине на заднем сиденье! — сказал Белов. — Привыкай, — усмехнулся Джек. — Мне, например, куда спокойнее, когда ты сзади. Боюсь, если бы ты был за рулем, мы тот час оказались бы на крыше какого-нибудь дома, или на ветке дерева! Признайся наконец, как тебе удалось забраться на вертикальный столб? Ты что, тайно готовишься в каскадеры? — Ну, хватит издеваться над несчастным человеком, лишившимся любимого автомобиля! — с напускной обидой сказал Белов. — Не такой уж ты несчастный, как я погляжу! — засмеялась Лиза, разглядывая его лицо в водительское зеркальце. — Ты остался без машины, но зато с любимой женщиной! — Возражение принимается, — Белов уткнулся лицом в растрепавшиеся на ветру волосы Анны. — Я готов теперь не только ездить на заднем сиденье, но и пойти пешком на край света! Лишь бы она согласилась идти вместе со мной! Ты пойдешь со мной на край света, Анна? Она ничего не ответила, но Лиза заметила в зеркальце странную улыбку на ее лице и лукавый блеск в глазах. — Сворачиваем! — вдруг сказала Анна. — Куда? — спросила Лиза. — Прямо сюда, с любое место, где можно проехать! — продолжала Анна. Лиза притормозила, включила фары и просигналила несколько раз. Митя тоже остановился. Тогда Лиза быстро догнала и объехала его, медленно скатилась с шоссе и свернула прямо в лес. Джип двинулся за ней. Некоторое время они ехали друг за другом по узкой асфальтированной дорожке, потом небольшой отрезок пути по широкой лесной просеке и наконец оказались на отлогом, пустынном берегу реки. В этом месте оказалась большая ровная поляна, словно специально приготовленная для пикника. Все тут же повылезали из машин, выгрузили сумки. Митя быстро раскинул походный стол, Наталья и Ромка, вытаскивая из огромных сумок продукты и бутылки и заговорщически перешептываясь между собой, стали заниматься художественным оформлением стола. Парацельс, деловито понюхав воздух, вильнул хвостом и устремился вниз по склону к реке. — Ленька, признайся, вы заранее выбрали место, это никакой не экспромт! — сказал Митя, осматриваясь вокруг. — Вот уж нет! — засмеялась Анна. — Мы никогда в жизни здесь не были. Просто свернули, куда глаза глядели, вот и все. — Или кто-то своей невидимой рукой указывал вам путь, — произнесла Лиза своим приятным, артистичным голосом. — Вот с этим я согласен, — сказал Джек. — Нас всех ведет куда-то неведомая сила, а нам остается только доверять ей и не сопротивляться. Сейчас она привела нас в прекрасное место, и я надеюсь, никто нас здесь не найдет! — Как бы не так! — воскликнул Белов, заметив, как со стороны шоссе к ним приближается какая-то машина. — Кто бы это мог быть? — удивилась Наталья. — Наверное, какие-нибудь туристы случайно сюда забрели, — сказал Ромка. — Думаю, они увидят, что место занято, развернутся и уедут... Но машина направлялась прямо к ним, остановилась на поляне рядом с джипом, из нее вылезли Александр и Римма, бодрые, красивые, загорелые. — Смотрите-ка, кто к нам приехал! — воскликнул Джек. — Это невероятно! Сашка, как вам удалось нас найти?! — Очень просто, — усмехнулся Александр. — Детективное агентство выдает точные справки о вашем местонахождении. — Это ты загибаешь, — сказал Митя. — Думаю, вы просто сели нам на хвост, но вот только где? — Да мы за вами от самой Москвы ехали! — засмеялась Римма. — Но вы были так увлечены своим путешествием, что ничего не заметили! — Мы вообще все увлечены! — произнес Джек, обнимая немного растерявшуюся от встречи с новыми людьми Лизу. — Что я вижу! — воскликнул Александр, хватаясь за бороду. — Наш великий Потрошитель с дамой! Невероятно. Не иначе, сегодня произойдет солнечное затмение, или планеты развернутся вспять! — Это не дама, а моя невеста Елизавета Сергеевна, — заявил Джек с гордостью, демонстративно целуя окончательно смутившуюся Лизу. — Ну, все! Ты пропал для общества! — заявил Александр. — Если кто и пропал для общества, то это вы с Римкой! — тут же высказался Белов. — Шляетесь все время где-то за границей! Мы уж вообще не надеялись когда-нибудь вас увидеть! — Такова журналистская доля, — произнес Александр с достоинством и принялся вместе с Риммой распаковывать пакеты и коробки с едой, извлеченные из машины. — Нам придется здесь жить не меньше недели! — всплеснула руками Наталья, глядя на все эти припасы. — Никто не против, — улыбнулся Митя. — Господи, да что же это у вас за собака Баскервиллей? — в страхе попятился Александр, увидев мокрого Парацельса, вбежавшего на поляну. — С таким мы не только неделю, мы дня здесь не проживем! Он же всех сожрет! Белов расхохотался, глядя на испуганное лицо приятеля. А пес, не обратив на Александра никакого внимания, молча подошел к Анне и лег у ее ног. — Это твой? — с любопытством спросила Римма. — Наш, — ответила Анна, сделав едва заметный знак Парацельсу. Но тот мгновенно все понял, подбежал к Белову и ласково ткнулся в него своей огромной мордой. Белов потрепал его по шее и стал возиться и играть с ним. — И вы его не боитесь? — удивленно спросила Римма. — Я, например, твоего Сашку гораздо больше боюсь! — С серьезным видом ответил Белов. — Сашка куда страшнее! А Парацельс очень мирный, и бороды такой у него нет! — Это что еще за наезды?! — возмутился Александр. — Сейчас на дуэль тебя вызову! — На чем будем драться? — спросил Белов. — На бутылках, на стрелах Амура или на собачьих хвостах? — Сейчас я сделаю свой выбор! — Александр шагнул к нему, но тут Парацельс вдруг поднял голову и негромко зарычал. Александр медленно попятился. — Нет, все что угодно, только не собачьи хвосты! — И уж тем более не клыки! — сказала Римма, обнимая Александра. — А при всем остальном я согласна быть твоим секундантом! Когда все было готово, когда легкий складной стол был красиво накрыт, стаканы наполнены шампанским и соком, и все собрались вокруг него на праздничный пир, Анна первой подняла свой стакан и громко сказала. — Простите меня, я никогда не говорила длинных речей, не произносила тостов, но сегодня я просто не могу иначе! Я должна рассказать вам все! Наш сегодняшний праздник, конечно, чистый экспромт, и это, действительно, правда. Мы так давно не собирались все вместе, что могли бы совсем потерять друг друга. К счастью, пока все мы живы, и даже почти целы, если не считать ленькиных синяков и царапин. — До свадьбы заживут! — пробасил Митя. — Я надеюсь, — улыбнулся Анна. — Но сейчас я о другом. На меня свалилось дурацкое криминальное наследство, вы все это знаете... — Я, например, ничего не знаю, — удивленно сказал Александр. — Для непосвященных будет потом отдельный комментарий, — прошептал Белов, — а сейчас слушай внимательно, может и так поймешь... — Оно не только тяготило меня, навевая печальные мысли и вызывая в памяти страшные воспоминания, оно чуть было не разлучило меня с Леонидом! — продолжала Анна. — Из-за этого дурацкого наследства он разбил машину и едва не погиб сам, чудом уцелев... В общем я поняла, что виновато во всем это проклятое наследство! Я стала думать, как избавиться от него каким-нибудь безболезненным способом, я все это время, всеми силами старалась придумать что-нибудь такое, что избавило бы меня от призраков прошлого раз и навсегда... Если бы не Леня, мне было бы совсем плохо, но он всегда умеет сказать что-то такое, от чего становится легче жить. Он, сам того не зная, подсказал мне решение, наверное, единственно правильное, и сейчас сделаю перед вами официальное признание. Все в интересом смотрели на Анну и молча слушали. — Правда, я отниму у вас еще немного времени, и снова прошу извинить меня за это... — Да мы готовы слушать тебя сколько угодно! — улыбнулся Джек. — Я и не думал, что ты умеешь так прекрасно говорить, почти также прекрасно, как моя гениальная фантазерка Лиза!.. — Спасибо, Джек, — засмеялась Анна, — тогда я продолжу. — Итак, вот что я решила... Особняк, который принадлежал господину Реброву, безусловно, очень хорош. И я подумала, что в нем должны жить художники, бедные и бездомные, там можно прекрасно оборудовать мастерские, устраивать выставки... В общем, это пока только идея, а разработать проект я попрошу Романа и Машу, как самых молодых, энергичных и творческих людей среди нас. Подождите, это еще не все. Половину денег, принадлежащих мне по наследству, а также тех, что будут получены от продажи недвижимости, я передаю общине художников, которая будет проживать в особняке, а другую половину — в фонд психиатрической клиники Джека. Какое-то время все молчали, находясь под впечатлением от услышанного. Потом Белов, подняв стакан с апельсиновым соком, сказал. — Я предлагаю выпить за прекрасную, мудрую женщину, которую подарила мне судьба... За тебя, Анна! Все зааплодировали, потом дружно чокнулись с Анной. — Спасибо, но это еще не все. — сказала она. — На самом деле я не такая бескорыстная, как можно подумать. Себе же я оставлю одну из московских квартир, чтобы нам с Леней было, где жить. А что касается виллы... Я думаю, она нам всем пригодиться, чтобы мы могли в удобное время там отдыхать, проводить в отпуск... И самое последнее... Ленечка, у меня для тебя небольшой сюрприз. — Она взяла сумочку, вытащила оттуда небольшой конверт и протянула Белову. Он осторожно раскрыл его, извлек оттуда брелок с ключами от машины и пачку документов. Совершенно потрясенный, молча стал их разглядывать. — Там все оформлено, можешь хоть сейчас ехать, — подмигнул ему Митя. — Так ты знал?.. — пробормотал Белов. — Он знал, Ленечка, потому что мне была необходима юридическая помощь, — сказала Анна. — Только прошу тебя, никогда не садись больше за руль в нетрезвом виде. — Клянусь! — произнес Белов, с благодарностью целуя руку Анне. — Теперь, кажется, все, — сказала она. — Пусть все, что мне досталось, служит теперь творчеству, добру и хорошим людям... — Уж если сегодня день признаний и откровений, я предлагаю еще один тост, — вдруг произнесла Наталья. — В тайне от всех мы с Митей расписались два дня назад. Но по дороге мы решили, что можем сегодня отпраздновать нашу свадьбу... — Горько! — заорали все, и сразу стало шумно и весело. — Ребята, — попытался перекричать всех Александр, — вспомним нашу старую добрую традицию! Давайте сыграем в фанты! На какой-то миг снова наступила тишина. Митя с тревогой взглянул на Наталью, Джек повернулся к Лизе и положил голову ей на плечо, Ромка, с недоумением оглядев всех, уставился на Машу. А Белов вдруг рассмеялся и весело сказал. — Знаешь, Сашка, пожалуй мы сыграем в другой раз... |
|
| ||
|
...Они лежали рядом в постели. За окном была ночь, и тишину нарушали только редкие гудки автомобилей, шелест листвы и их негромкие голоса... — Ты опять была в лабиринте? — ласково спросил Белов, глядя на Анну. — Ну разве можно ходить туда без меня? — Я больше не буду... — Обещаешь? — Обещаю... — Поклянись! Поклянись, что если снова увидишь свой лабиринт, во сне или наяву, если хотя бы приблизишься к нему, сразу позовешь меня и никогда, никогда не пойдешь туда одна! — Клянусь... — Чем клянешься? — спросил Белов очень серьезно. — Клянусь любовью к тебе... — прошептала Анна. — Леня, я даже представить не могу, что было бы, если я тогда... если бы ты не ехал ночью на машине по тому шоссе... Ведь мы могли никогда не встретиться! Он с нежностью провел рукой по ее волосам, отблескивающим в полумраке. — Анна, мы все равно бы встретились! Я не знаю, где и когда, в какой жизни, но мы должны были встретиться! Мне кажется, что знаю тебя всю жизнь и люблю тебя еще дольше, чем живу на этом свете! — Так не бывает! — засмеялась Анна. — Именно так и бывает, — прошептал Белов. — Такая любовь живет сама по себе, может быть, где-то в далеком Космосе, а потом приходит к людям... Все остальное не имеет значения. Моя любовь к тебе была раньше, чем я родился, и останется, когда меня не станет... — Господи, если Ты есть, спасибо Тебе, что помог нам встретиться! — Анна прижалась к Белову, уронила голову ему на грудь. — Ты плачешь, родная? — с тревогой спросил он. — Да? Кажется, это само... Просто мне так хорошо! Так хорошо, что даже поверить страшно... — Нет, не страшно. — Сказал Белов. — Теперь так будет всегда. Все страшное позади. — И лабиринт... — прошептала Анна. — Мы ведь сумели пройти через него и нашли выход! — Если придется, пройдем и еще раз, и сколько угодно раз! Пусть кругом будет ночь, черная и беспросветная, ты никогда больше не потеряешься в ней! — А если вдруг потеряюсь? — Я найду тебя, на Земле, на Небе, на любой другой планете! Я пойду за тобой в Рай или Ад и никогда, никогда, никогда не оставлю тебя! Потому что ты — моя жизнь, мой свет, моя путеводная звезда!.. — Ленечка, от твоих слов мне снова хочется плакать... — Плачь, родная, плач и смейся, и делай все, что захочешь... И что бы ты ни сделала, ты все равно будешь самой лучшей в мире!.. Конец второй части.© 1997, Щербиновская Елена, Издательство «ЭКСМО» . |
| ||||
| ||||||
copyright 1999-2002 by «ЕЖЕ» || CAM, homer, shilov || hosted by PHPClub.ru
|
|
| ||
| ||||
|
|
|
Счетчик установлен 3 янв 2000 - 325
