Молчанов Александр

ВОЛХ

роман

Мера рассчитывала вернуться засветло, потому и вышла в путь, едва солнце осветило вершины дальних сосен. Сумку для трав она забросила за спину, чтобы руки оставались свободными, поэтому идти через просыпающийся летний лес было легко и приятно. Берестяные лапотки Мера сразу убрала в сумку и с удовольствием разбрызгивала росу босыми ногами.

Вскоре она вышла на охотничью тропу, которая привела ее на берег озера. Мера обогнула озеро с севера — с другой стороны далеко тянулось гнилое болото. Потом тропа кончилась и дальше она шла напрямую через лес. Так далеко она ходила лишь раз в год — во время сбора трав для отваров ее отца — колдуна селения Гейко. Старейшине Заку не нравилось, что молодая девушка одна разгуливает по диким лесам, где иной раз встречались лихие люди, но Гейко уверил его, что девушку не тронет ни зверь, ни человек.

— Нужно, чтобы ее сопровождал кто-то из воинов, — говорил старейшина, задумчиво теребя клок заметно поредевшей в последние годы бороды.

— В лесу она в большей безопасности, чем в селении, — упирался колдун, — а если с ней будет посторонний, трава будет боятся и спрячется от нее.

Как всегда, он уже бросил три гадальных камня и был уверен в том, что предки покровительствуют походу Меры. И как всегда, старейшина Зак уступил упрямому старику.

До Светлухи Мера добралась около полудня, как и рассчитывала. Она поклонилась реке, немного посидела на берегу, дав отдых усталым ногам, а потом взялась за дело. Сбор трав давно уже был ее обязанностью и все в селении знали, что только тогда отвар приобретает магическую силу, когда трава собрана нежными руками Меры, а отвар приготовлен ее суровым отцом.

Мера привычно заговорила духов и вошла в лес. Выкопанную с корнем траву она аккуратно заворачивала в листы лопуха и складывала в сумку. Лопух не даст траве засохнуть до того, как она вернется в селение и сможет просушить растения как положено — на большом камне в тени деревьев. Когда работа была закончена, она поблагодарила лес за помощь и вернулась к реке. Солнце стояло в зените: пора было возвращаться домой. Обратно предстояло идти не по утренней прохладе, а по полуденному зною, поэтому Мера решила искупаться. Она попросила разрешения у духа воды, скинула рубашку и вошла в реку. Течение было слабое, она легла на спину и раскинула руки, любуясь проплывающими облаками.

И вдруг у нее появилось ощущение, что она здесь не одна. Мера встала по пояс в воде и огляделась. Берега были пусты, но в прибрежных кустах вполне мог спрятаться неизвестный соглядатай. Мера быстро поплыла к своей одежде, вышла на берег и накинула рубашку на мокрое тело. Ощущение чужого присутствия не покидало ее.

— Кто здесь? — спросила она неуверенно, чувствуя себя одинокой и беспомощной. Словно в ответ на ее слова на противоположном берегу хрустнул сучок. Мера взвизгнула и кинулась прочь от реки. Только у леса она смогла остановиться и отдышаться. За ней никто не гнался.

— Сумка с травами! — спохватилась она. Сумка осталась на берегу. Хочешь не хочешь, а нужно было возвращаться. Если никто ее не догонял — значит, это не чужой человек. А если это был зверь — он сам сейчас удирает во все лопатки через лес, испугавшись ее вскрика. Опять же, и камни нагадали ее отцу удачный поход. Мера крадучись вернулась к реке. Но лишь подойдя совсем близко, увидела, что рядом с ее сумкой сидит человек. Она хотела опять убежать, но человек встал и приветливо помахал ей рукой.

— Здравствуй, не бойся меня, — сказал он, широко улыбаясь. Это был молодой воин-чужак. Из его заплечной сумки торчал длинный боевой лук, а меч в отстегнутых от пояса ножнах лежал рядом. Чужак был очень красив, — стройная фигура, белое, будто из кости выточенное лицо, и длинные черные волосы, с которых до сих пор капала вода. Видимо, переплывая реку, он с головой окунулся в воду. Сразу видно, что чужак — люди из селения Меры никогда не окунались в воду с головой — не ровен час, водяной утащит. Воин взял сумку Меры и пошел к ней.

— Ты оставила на берегу, — сказал он. Видя, что она его боится, он положил сумку на землю и вернулся на прежнее место. Мера схватила сумку и прижала к себе. Чужак рассмеялся, да так заразительно, что и Мера невольно улыбнулась. Но тут же снова испугалась, вспомнив, что чужакам доверять нельзя.

— Я не причиню тебе зла, — сказал он, заметив ее движение, — я просто странник.

— Почему тогда у тебя лук? И меч? — спросила девушка.

— Я же должен что-то есть в дороге. Лук меня кормит. А меч отпугивает любителей легкой наживы, — ответил чужак, — странника в пути подстерегает много опасностей.

— Неправда, — рассмеялась Мера, — я видела, какие луки у наших охотников. У тебя боевой лук. И стрелы наверняка с кремневыми наконечниками, а не просто обожженные на костре.

— Наконечники у меня стальные, — сказал чужак.

— Не может быть! — воскликнула Мера, — значит, ты — сын князя. Только они могут позволить себе стальные наконечники на стрелы.

— Я же сказал, я просто странник, — терпеливо объяснил чужак, — в краях, откуда я родом, много железа. Мы пьем из железной посуды.

— Из железной посуды! — восхищенно повторила Мера, — а здесь ты что ищешь?

— Вообще-то я здесь ничего не ищу. Я ходил на север, где по морю можно ходить как по земле, ночь длится два года, а холод царит такой, что молния замерзает на небе.

Девушка заколебалась — с одной стороны, все-таки это чужой воин, а с другой — очень уж интересно узнать про дальние страны. Наконец она решилась — продошла к чужаку и села рядом с ним.

— Наверное, это очень красиво, когда молния замерзает на небе, — сказала она.

— Очень красиво, — подтвердил воин, — а еще я познакомился с северными людьми. Они строят свои дома из снега.

— Не может быть! — снова воскликнула Мера, — он же растает, если развести в нем огонь!

— Изнутри они покрывают стены звериными шкурами. У них очень теплые дома.

— Расскажи мне еще что-нибудь о дальних странах, — попросила Мера, — ты, наверное, обошел весь мир?

— Вовсе нет, — рассмеялся чужак, — это мое первое путешествие.

— А откуда ты родом?

— Моя родина далеко отсюда, на востоке. Чтобы вернуться домой, мне понадобится год, а то и два.

— Зачем же ты забрался в такую даль? — искренне удивилась Мера.

— Видимо, так пожелали боги. Но постой, ты уже выведала у меня все, что я знаю о себе, и не сказала ни слова о тебе. Что делает молодая девушка одна вдали от селения?

— Откуда ты знаешь, что селение далеко? — спросила Мера, — может быть, оно за этим лесом.

— Нет, — серьезно ответил чужак и понюхал воздух, — я бы почувствовал запах костров.

— Я собирала травы для моего отца, — сказала Мера, — он колдун.

— Вот как? — заинтересовался чужак, — и что он умеет?

— Он умеет все, — обиделась Мера, — вызывать дождь, заговаривать зубы, разговаривать с предками. Разве этого мало?

— О, конечно нет, — уверенно сказал чужак, — это очень даже неплохо. Может быть, когда-нибудь я тоже стану великим колдуном.

— Зачем? Тебе не нравится быть охотником? Впервые вижу молодого охотника, который хочет стать колдуном.

— Ты даже не представляешь, что такое настоящее волшебство, — убежденно сказал чужак, — мне довелось увидеть мага, который одинаково хорошо видел настоящее, прошлое и будущее, который мог метать молнии и призывать наводнение и ураган.

Мера закрыла лицо руками.

— Это ужасно. Это плохое волшебство. Как ты можешь восхищаться этим?

— Извини, — смутился чужак, — хочешь, я тебе кое-что покажу?

— Хочу, — быстро сказала Мера, — а что?

— Одно небольшое волшебство.

— Я надеюсь, ты не будешь вызывать ураган?

— Нет, это мне пока не под силу. Видишь цветок? Это "Пасть тигра".

— Мы называем его "Башмачок", — прошептала Мера.

— Хорошо, пусть будет "Башмачок", — согласился чужак, — когда оно цветет?

— В конце лета.

— А сейчас — самое начало. До того, как придет пора ему зацвести, должно пройти много-много дней. А теперь — смотри!

Чужак склонился над растением, прошептал несколько слов и дунул на него. И — чудо! Цветок медленно выпустил бутон, который тут же раскрылся. "Башмачок" зацвел. Чужак осторожно сорвал цветок и отдал его Мере. — Возьми, это тебе, — сказал он, склонившись почти до земли, — теперь ты знаешь, что я умею творить доброе волшебство.

— Спасибо, — засмущалась Мера. И вдруг вскочила, подбежала к чужаку и поцеловала его в щеку. Лицо его густо залила краска.

— Я хочу проводить тебя до селения, — сказал он, — ты позволишь мне?

Мера потупилась, тоже застыдившись своего порыва.

— Пойдем, я познакомлю тебя со своим отцом. Ты покажешь ему, как ты заставляешь цвести растения раньше положенного срока.

Чужак взглянул на Меру, и она почувствовала, что больше всего на свете она хочет, чтобы черноволосый воин пошел вместе с ней в ее селение, чтобы он забыл свою далекую родину и навсегда остался на севере, где зимой, перед тем, как разлить брагу по кружкам, ее вырубают топором из бочек и оттаивают у огня. Остался с ней, с дочерью колдуна...

... Они вернулсь в селение поздно вечером, однако отдохнуть им в эту ночь так и не удалось: весь род собрался у большого костра и до утра слушал молодого путешественника, веря и не веря рассказам о странных, неведомых чудесах. Чужак попросил позволения у старейшины остановится на несколько дней в селении, чтобы немного отдохнуть. Разрешение было получено, при условии, что странник назовет старейшине свое имя. Чужак согласился и, уединившись со старейшиной в его избе, назвал ему свое настоящее имя, что было лучшей гарантией того, что он пришел в селение с миром.

Прошел месяц, а чужак так и жил в селении, ходил на охоту наравне с другими, разве что от ночной стражи был освобожден. К нему давно все привыкли, и никому и в голову не пришло напомнить загостившемуся страннику, что, если он задержится в селении еще немного, ему придется брести через лес по пояс в снегу. Дело в том, что уже почти все знали, что странник, скорее всего, никуда не уйдет из селения — слишком крепко привязала его к себе дочь колдуна. Чужак ходил за ней как привязанный, помогал собирать травы, слушал, как она поет, стирая в ручье полотняную отцовскую рубаху.

Никто не удивился, когда осенью старейшина объявил, что чужак отказался от своего имени, для того, чтобы стать одним из родичей и взять в жены дочь колдуна, Меру. Чужака назвали Всеславом. Хотя кое-кто из стариков и ворчал, что негоже такое громкое имя носить сопляку, который ни разу не завалил зверя крупнее росомахи, но старейшина объяснил, что именно так на язык северян переводилось прежнее имя чужака. Поэтому лучше оставить имя таким, чтобы переименование не отразилось пагубным образом на его дальнейшей судьбе.

Всеслав и Мера зажили отдельным домом. Старик Гейко не нарадовался, глядя на дочь с зятем — в молодой семье царили мир и любовь. К зиме живот Меры заметно округлился, а Всеслав стал еще более внимателен к молодой жене — не только не позволял ей носить в дом воду с источника, но и обед стал готовить сам, в два счета освоив мудреное кухонное ремесло.

Но недолгим было их счастье. Однажды ночью Всеслав разбудил Меру и сказал:

— Я должен уйти. Меня ждут на родине. Моя кровь говорит мне — мои братья в опасности.

Мера заплакала, увидев, что он стоит в дорожной одежде, а из-за плеча торчит его боевой лук.

— Не уходи, — попросила она, уже зная, что все ее мольбы напрасны, — скоро родится твой сын. Вот твоя кровь. Вот тот, кто больше других нуждается в твоей помощи.

Всеслав склонился к ней и поцеловал ее в лоб.

— Я должен уйти. Но я вернусь. Я оставлю тебе в залог самое дорогое, что у меня есть.

Всеслав снял с шеи амулет, который прежде всегда прятал под рубаху — мальнькое кольцо с золотым дракончиком внутри. Он одел амелет на шею Мере.

— Он защитит тебя, пока меня не будет. Я вернусь, как только смогу.

Мера опустилась на постель, чувствуя, как жизнь уходит из нее...

... Всеслав не вернулся. Ни через месяц, когда Мера, устав от слез, родила недоношенного, маленького, слабого, но живого мальчика. Ни через год, когда мальчик впервые побежал по утоптанному земляному полу избушки. Ни через восемь лет, когда, измученная постоянным ожиданием, рано поседевшая Мера вышла простирнуть в проруби одежду быстро подрастающего сына, которого к тому времени за некоторые, в его возрасте немалые, успехи в волховании, прозвали Волхом. Мера простудилась. Две недели она металась в жару, а потом вдруг, казалось, болезнь отпустила ее. Она лежала на постели спокойная и решительная. Мера велела позвать сына. Мальчик появился, притихший и испуганный.

— Дед научит тебя многому, — сказала мать, погладив сына по голове.

— Да, мама, — оживился мальчик, — я уже умею разжигать огонь без помощи кремня. А еще я...

— Меня радуют твои успехи, — сказала Мера и улыбнулась чужой, неземной улыбкой, от которой у Волха по коже побежали мурашки, — но еще большему ты мог бы научиться у отца.

— А кто был мой отец? — спросил мальчик, — соседи говорят, что он был змеем, на которого ты наступила в саду...

— Он был великим воином и великим магом. По его слову расцветали цветы и собирались тучи. Скоро ты вырастешь и тоже станешь великим воином. Я хочу, чтобы ты пообещал мне найти своего отца и отдать ему вот это, — Мера протянула мальчику маленькое кольцо с золотым дракончиком внутри, — и он научит тебя настоящему волшебству. И тогда слава о тебе будет жить даже тогда, когда твои кости рассыплются в пыль. Обещай мне, Волх.

— Я обещаю, мама, — сказал мальчик тихо. Это были последние слова, которые услышала Мера, засыпая своим последним, самым сладким сном...

1

— Я убью тебя, — с ненавистью процедил Кирша, наклонившись вперед и сжав кулаки. Волх не отвечал, сосредоточившись на движениях противника и опасаясь лишь упустить мгновение, когда можно будет начать атаку. Двое мальчишек кружили в песке, поднимая босыми ногами клубы пыли. Немного поодаль за схваткой наблюдали еще один мальчишка и девушка, такая же чумазая и длинноволосая, как и ее друзья. Ссора между Волхом и Киршей вспыхнула внезапно, но скрытая ненависть между ними была настолько сильной, что они решили раз и навсегда выяснитиь отношения. Но секунда шла за секундой, а никто не решался напасть первым. Противники стоили друг друга: Кирша был выше ростом и сильнее, а Волх был ловчее и увертливей.

— Бей, Кирша, — нетерпеливо выкрикнула Мокра, которая, даже став почти взрослой девушкой, ничуть не стыдилась своего детского имени. Малко предусмотрительно отмалчивался — неизвестно еще, кто победит в поединке. Волх хотя и не бросался на приятелей без повода, как Кирша, но тоже был вспыльчив и вполне мог отколотить Малко, если бы он стал поддерживать Киршу.

Наконец, устав от бесцельного кружения, Кирша сделал обманное движение и ринулся на Волха. Тот легко уклонился от атаки противника и ударил его ногой ниже спины. Позорный удар настолько взбесил Киршу, что он в ярости набросился на Волха и стал наносить удары куда придется. Обида ослепила его, он не замечал, что удары его не достигают цели, а силы расходуются впустую. Зато Волх был спокоен и собран. Недаром он с утра до вечера наблюдал за боевыми забавами воинов рода. Самое главное он давно уяснил — нельзя, чтобы воина ослепила ненависть. Он выбрал момент и точным ударом в грудь сбил Киршу с ног. Тот рухнул на замлю, задыхаясь, но тут же снова вскочил на ноги и, подпрыгнув почти на высоту своего роста, на лету ударил Волха в бок. Волх, не ожидавший, что его противник так скоро придет в себя, не успел защититься. Кирша подмял его под себя и с торжествующим воплем схватил за горло.

— Так его, так! — подзуживала Мокра. Кирша зачерпнул полную ладонь песка и бросил его в лицо Волху.

— Ешь землю, щенок! — прорычал он, — ешь землю, что я буду вожаком.

Волх стиснул зубы и попытался вырваться, но Кирша держал крепко.

— Ешь землю! — орал он, пытаясь пальцами открыть его рот. И тут Волх изловчился и схватил Киршу за большой палец. Кирша заорал уже от боли, а Волх сжимал челюсти до тех пор, пока рот его не наполнился кровью.

— Пусти! — кричал Кирша, — пусти палец, больно!

Он колотил Волха по голове свободной левой рукой, но тот не чувствовал боли. Он перекусил палец Кирши и выплюнул его на землю, потом стряхнул с себя заскулившего противника и встал во весь рост. Мокра и Малко стояли, побелевшие от ужаса, не в силах пошевелиться. Волх вытер окровавленный рот тыльной стороной ладони и сказал:

— Я вожак. Кто против — убью.

Потом он наклонился к Кирше и взял в руку его изуродованную ладонь.

— Быстро, подорожник и лопух, — бросил он Мокре, даже не оглянувшись в ее сторону, — а ты, Малко, принеси браги из селения, да так, чтобы никто не заметил.

Он не стал провожать их взглядом, потому что знал — теперь, когда он на деле доказал свое право быть их вожаком, они будут слушаться его во всем. В том числе и Кирша, который считал, что, как сын старейшины, он имеет больше прав быть вожаком, чем сын чужака Волх.

Волх знал, что рану нужно промыть, чтобы не началось заражение. Лучше всего промывать брагой, но Малко еще не скоро вернется из селения. И тогда он применил способ, о котором рассказывали старые воины — помочился на рану. Все это время Кирша молча наблюдал за ним, лишь тихонько постанывая от боли. Но тут он просто взвыл.

— Мало того, что ты оставил меня без пальца, — выкрикнул он, — так ты еще решил смертельно оскорбить меня? Ну хорошо, я докажу тебе, что сын старейшины никогда не прощает обид. Я отомщу тебе, да так, что ты будушь плакать и умолять убить тебя. За каждую каплю моей крови я заставлю тебя пролить пригоршню. Клянусь, я...

— У меня и в мыслях не было оскорбить тебя, — спокойно сказал Волх, — наш поединок проходил честно. Ты вызвал меня, я тебя побил. Помнится, ты сам хотел убить меня. Если хочешь, ты снова можешь вызвать меня, но не раньше, чем через год. Ты ведь помнишь наши законы, ведь так, сын старейшины?

— Через год я убью тебя, — пообещал Кирша.

— А что касается смертельного оскорбления, так я слышал, что так поступают раненные воины, когда им нечем промыть рану. Ты ведь не хочешь умереть оттого, что твоя рука начнет гнить, как трухлявое полено. Пусть немного пострадала твоя гордость, зато твоя рука осталась при тебе. Ты сможешь носить меч и стрелять из лука.

— И очень скоро ты в этом убедишься, — проворчал Кирша. Волх улыбнулся.

— Я надеюсь на это, — сказал он, обнимая Киршу за плечо, — ведь теперь ты в моей стае. А я — твой вожак. Разве нет?

Кирша закатил глаза и зачерпнул левой рукой горсть земли. Он хотел съесть ее всю, но подавился и, закашлявшись, выблевал почти весь съеденный песок обратно. Волх постучал его по спине, но Кирша оттолкнул его.

— Я ем землю, что ты вожак, — сказал он, — потому что я сын старейшины и я знаю законы своего рода. Но через год я докажу тебе в честном бою, что воины моего рода не прощают обид. Тем более от детей... ползучих гадов.

При этих словах кровь бросилась Волху в лицо.

— Твой длинный язык и так едва не погубил тебя сегодня, Кирша. Не позволяй ему закончить это дело.

Волх встал и отряхнул перепачканые землей коленки. Только сейчас он заметил, что Мокра вернулась с травами и стоит в нескольких шагах от них, не решаясь помешать их разговору.

— Поди-ка сюда, — поманил ее Волх. Мокра несмело приблизилась и отдала ему травы. Волх снова склонился над поверженным Киршей. Он облизал лист подорожника и заклеил рану, а потом плотно завязал ее лопухом. Откушенный палец он подобрал и отдал Кирше.

— Скажешь моему деду, чтобы он помог тебе похоронить его, как положено. Смерть подумает, что уже получила тебя и долго не придет за тобой.

Кирша молча взял палец. Он тоже знал этот обычай. Потеряв в бою руку или ногу, воин хоронил ее вместо себя. Полученной пищи хватало смерти надолго и она не беспокоила искалеченного воина. Может быть, ее удастся обмануть, похоронив не руку, а палец?

Внезапно со стороны селения послышались крики.

— Этого бездельника, похоже, поймали на воровстве, — усмехнулся Волх.

Он угадал — к ним шел сам старейшина, держа за ухо уличенного в похищении браги Малко. Следом шли несколько стариков и женщин. Волх сразу понял, что случилось. Когда поймали Малко, он тут же пожаловался на Волха, что тот изуродовал сына старейшины.

— Вот, смотрите, — выкрикнул Малко, — он колдовством отнял у него руку!

Старейшина отпустил ухо маленького вора и подбежал к сыну. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что рана опасности не представляет. Увидев отца, Кирша тут же встал, пошатываясь, но не сказал ни слова. Не хватало еще жаловаться на то, что его побил этот змееныш. Он сам отомстит ему, когда придет время. Увидев, что беспокоиться не о чем, старейшина отошел назад.

— Что здесь произошло? — спросил он и остановил жестом Малко, собиравшегося ему ответить, — мне расскажет Волх.

Волх поклонился старейшине.

— Мы уже научились натягивать лук и пользоваться палицей, — сказал Волх спокойно, — настало время собирать стаю и учиться воинскому и охотничьему ремеслу в лесу. У нас возник спор — кто станет нашим вожаком. Кирша считал, что он, потому что он сын старейшины, а я считал, что я, потому что я лучше изучил военную науку. Кирша вызвал меня на поединок. Я принял вызов и побил его.

Старейшина кивнул ему и повернулся к Кирше.

— Все было так, как он рассказал?

Волх удивленно вскинул брови: старейшина вполне мог ничего не спрашивать у сына, ведь он уже рассказал, как было дело.

Кирша поклонился отцу и сказал:

— Мне нечего добавить к рассказу моего вожака.

Старейшина встал и направился к селению.

— Неужели Волх будет нашим вожаком? — в отчаянии воскликнул Малко. Старейшина не удостоил его взглядом. Не хватало еще, чтобы глава селения объяснял молодым волчатам, кто имеет право быть их вожаком. Однако в глубине души старик пожалел Волха. Уж стая так стая. Кирша, который не упустит случая перегрызть ему глотку, да Мокра с Малком, которые его ненавидят и боятся. Чем такая стая, лучше ходить по лесу одному. По крайней мере знаешь, что никто не всадит нож в спину.

Дождавшись, пока удаляющаяся спина старейшины пропадет из виду, Волх повернулся к волчатам, молча ожидающим справедливого гнева вожака. Он внимательно посмотрел каждому в глаза. Ни один не выдержал его взгляда. Кирша. Добрый будет воин, только чересчур самолюбивый и заносчивый. Малко. Трус, да к тому же мерзавец. Мокра. Девчонка под стать Кирше — яростная, как дикая лесная кошка. Даже не скрывает своей ненависти к Волху. Она же знает, что вожак имеет право на девушек из своей стаи. А он знает, что ей нравится Кирша. Но он получит то, на что он имеет право. Наверное, было бы легче уйти от стаи, остаться одному, но Волх знал, что он не может отступить. Он должен выучить свою стаю, чтобы со временем перейти во взрослую дружину, а потом и стать ее вождем. Чтобы еще через несколько лет повести дружину на восток, через враждебные леса к теплым краям, где едят из железной посуды. Где его ждет отец...

Для этого нужно многое, но первый шаг уже сделан — у Волха уже есть стая. Пусть она и состоит из трех человек, ни одному из которых он ни за что не доверил бы охрану своей спины, но Волх надеялся, что со временем он добьется, что его будут не только бояться, но и уважать. Властным жестом Волх велел своим волкам лечь. Затем он сам опустился на землю, давая понять, что первый совет начался.

— До нового урожая осталось полтора месяца, — начал он медленно, подражая манере старейшины, — да и дичи в лесах пока нет. Голод нам пока не грозит, но дополнительные припасы роду не помешают. Самое время отличиться нашей стае. Проверьте свое оружие. Мы выступаем послезавтра на рассвете. У кого есть что сказать?

Кирша, казалось, хотел поднять руку, но посмотрел на Волха и передумал.

— Тогда идите по домам, — удовлетворенно сказал Волх, — оружие буду проверять завтра вечером. До этого времени на глаза мне не попадаться. Уходите.

Волх остался лежать на земле, но, когда в лесу стихли шаги его новых друзей, с которыми ему предстояло делить пищу и ночлег, он откинулся на спину и стал смотреть в небо. Он лежал так, пока не начало темнеть. Тогда он встал, отряхнулся и, не торопясь, пошел в селение, где наверняка уже все от мала до велика знали, что он побил Киршу и стал вожаком новой стаи.

2

К избе, где ночевали подростки, Волх пробрался незамеченным. Ему не хотелось ни отвечать на расспросы, ни выслушивать поучения стариков. Волх лег спать и не слышал, как приходили остальные и, переговариваясь шепотом, чтобы не разбудить его, укладывались на ночлег. Он проснулся ночью. Кругом раздавалось неровное сопение спящих мальчишек. Волх вышел на улицу. Вдали, за избами, догорал костер. До того часа, когда проснется селение, оставалось еще много времени.

Волх углубился в лес. Он проведет эту ночь один, среди своих богов. Никто не видел, как он уходил, никто не знает, что он делал в лесу и с кем он встречался, но когда он вернулся, Мокра заметила в его длинных, спутанных волосах клок серой шерсти. Волчьей шерсти.

Вечером Волх собрал стаю на берегу реки. Он внимательно осмотрел оружие и припасы и тут же послал Малко перетягивать тетиву на луке, а Мокру — пополнить запас сухарей. Когда они будут далеко от селения, нужно быть уверенным во всем. Кирша остался на берегу. Его оружие было в порядке — сточенный до толщины волоса стальной нож, тугой лук, полный колчан стрел с кремневыми наконечниками, и палица, небольшая, но тяжелая. Такая легко пробьет не только шлем, но и сплетенный из ивы щит.

— Мы пойдем на восток, — сказал Волх. Кирша молча кивнул, соглашаясь с решением вожака.

— Для настоящей охоты еще не настало время, но, может быть, нам и повезет, — продолжал Волх, — но главная наша добыча — не птица и не зверь.

Кирша бросил на него быстрый взгляд. Волх сделал вид, что не заметил его.

— В нашей стае всего четыре волка. Из них один трус и одна девчонка. То есть, только два настоящих воина. Мы должны принести достойную нас добычу.

— Наши стрелы остры, — осторожно сказал Кирша, — какой зверь спрячется от них?

— Не зверь, — тихо сказал Волх, — мы пойдем на восток. Далеко. Дней десять пути. Сегодня ночью я разговаривал с богами. Мы будем искать боя с Ограми.

Кирша пожал плечами.

— Мы ищем славы или смерти? Огр — противник не для пятнадцатилетнего мальчишки, который едва научился держать в руках палицу.

Волх усмехнулся.

— О ком ты?

— Не о тебе и не обо мне, — быстро сказал он, — стая ведь состоит не только из нас двоих.

— Давай отправимся вдвоем, — предложил Волх без тени улыбки. Кирша покачал головой.

— Решать тебе. Но я против. Мы — стая.

— Да, мы стая, — повторил Волх, — решено, мы отправляемся все вместе.

Со стороны селения брела Мокра. Волх встал и помахал ей рукой. Девушка помахала в ответ.

— Вы можете не дожидаться Малко. Идите спать, а я еще посижу. Выходим сегодня ночью.

Кирша встал, взял колчан и пошел навстречу Мокре. Волх видел, как они встретились, как Кирша взял у нее из рук мешок с припасами и они вместе пошли в селение. Малко появился только поздно вечером, запыхавшийся и взмокший от быстрого бега. Зато тетива у его лука была в полном порядке. Волх отправил его тоже спать, а сам еще долго сидел, любуясь медленным течением реки, пока на селение не опустилась непроглядная ночная тьма.

3

Боги подшутили над Волхом — стая шла уже четырнадцать дней, и до сих пор никого не встретила. Иногда они слышали треск кустов в лесу, видели следы большого кабана, но Волх не разрешил отвлечься на охоту, и лишь гнал и гнал стаю вперед, на восток. Малко и Мокра ругали его про себя, но вслух не решились ни высказать свое недовольство, ни спросить, куда он их ведет. В конце концов уже и самому Волху стало казаться, что они сбились с пути, взяли южнее и обошли стороной селение огров. Но каждое утро, намечая путь по Утренней звезде, он вновь и вновь убеждался в том, что они избрали правильную дорогу.

В полдень четырнадцатого дня Волх выбирал место для привала. Его не интересовали родники, у которых удобно готовить пищу, или раскидистые деревья, под которыми можно с удобством переждать полуденный жар. Он искал большую поляну, на краю которой можно разжечь огонь. И тогда нужно опасаться нападения только с одной стороны — из леса. Достаточно поставить одного дозорного в двух-трех сотнях шагов от лагеря, и можно спокойно отдыхать. Наконец Волху удалось найти такую поляну. Он не торопился выходить из-под защиты деревьев, а жестом приказал стае остановится, сложил на землю свою поклажу и взяв только лук с одной стрелой, подкрался к краю поляны. И тут же похвалил себя за осторожность: на противоположном краю поляны дымилось кострище.

— Что там? — в голос спросила Мокра, напирая на Волха. Не оборачиваясь, он сбил ее с ног ударом локтя и ладонью закрыл ей рот, чтобы не вскрикнула от боли.

— Мокра и Малко остаются здесь, — сказал он одними губами, — не шевелиться, не шуметь. Мы с Киршей идем на разведку.

Кирша кивнул и вытащил свой лук.

— Обойдем по краю поляны, — сказал Волх. Весь разговор занял несколько мгновений. Они исчезли в лесу, прихватив лишь луки и ножи — палицы в лесу бесполезны, начнешь махать — все деревья вокруг порубишь, а противника не достанешь. Вскоре глазастая Мокра разглядела шевеление веток над костром, а затем на поляну вышел Волх. Он наклонился к кострищу, а потом встал во весь рост и позвал их к себе, указав рукой, чтобы шли не напрямик через поляну, а лесом. Мокра и Малко примчались одним духом, хотя и волокли на себе по два мешка с кладью, да еще палицы Волха и Кирши.

Тем временем Волх объяснял Кирше, что ему удалось прочитать по свежим еще следам.

— Двое пеших мужчин. Один из них воин, вот след от древка копья. Шли с севера. Здесь были недолго, развели костер, жарили рыбу на огне и ушли недавно.

— Думаешь, это были Огры? — спросил Кирша, потирая подбородок. Волх покачал головой.

— Сомневаюсь. Огры — могучего телосложения, а здесь, смотри, след ноги не очень большой, примерно как у меня. Значит и ростом он примерно с меня. Огры не едят рыбы и не знают огня. Дед рассказывал мне, что они питаются сырым мясом. Да и копья — не их оружие. Огры дерутся дубинами, вырезанными из дубового корневища.

— Тогда кто же это был? — спросил Малко.

— Я не знаю, — честно сказал Волх. Может быть, венды. Они иногда забираются далеко от своего северного моря. Может быть, озерные рыбаки.

— Что мы будем делать, вожак? — нетерпеливо спросил Кирша. Похоже, у него руки так и чесались поскорее встретиться с чужаками, будь они хоть вендами, хоть рыбаками, а хоть бы и самими летающими бесами, сказки о которых ему часто рассказывала прабабка.

— Нужно нагнать и проследить за ними, — сказал Волх. Если это венды, мы уйдем, постаравшись, чтобы они нас не заметили. Это злопамятное племя, которое свято блюдет обычай кровной мести. Если рыбаки, мы можем поговорить с ними и даже спросить дорогу. Если...

— Да что все если да если, — досадливо поморщился Кирша, — догоним, обезоружим, а потом уже спрашивать будем, какого они роду-племени.

— Что мы будем делать, решу я, — сурово сказал Волх, — кладь оставим здесь, под охраной Мокры. Сами пойдем по следу. Без моего приказа стрелы на тетиву не класть. Когда посмотрим на них вблизи, тогда и будем думать, что дальше.

— Я не останусь, — заскулила Мокра.

— Останешься, — жестко сказал Волх, — вишь, захотела воинской славы, а чуть что, нюни распускать.

— Да я не славы, — откровенно разрыдалась Мокра, — страшно мне одной.

— Давай возьмем ее, Волх, — попросил Кирша, — не ровен час, нападут на нее тут, как она отбиваться будет?

— Сказал — не пойдет, значит не пойдет, — отрезал Волх. Кирша замолчал. Мокра отвернулась к кустам и вытерла слезы. Волх привычно оглядел вооружение своих товаришей и скомандовал:

— Идем.

По лесу они бежали быстрым, ровным бегом. Время от времени Волх, не останавливаясь, наклонялся к следам, и, убедившись, что они бегут правильно, прибалял шаг. Чужаки успели уйти далеко. Прошло больше часа, прежде чем Волх остановился и просигналил остальным:

— Рассыпаться и ждать команды.

Кирша замер, прижавшись к смолистому сосновому стволу и позавидовал остроглазию Волха. Не так-то просто разглядеть человека в лесу за триста шагов. Однако Волх разглядел.

— Дальше идите внимательно, чтобы не наступить на сучок, — прошептал Волх и перебежками двинулся следом за чужаками. Расстояние между ними быстро сокращалось. Когда осталось шагов сто, и уже можно было разглядеть меховые шапки чужаков и кожаные куртки, Волх повернулся к Кирше и сказал:

— Это венды. Возвращаемся к Мокре.

И вдруг его глаза расширились от ужаса: Кирша целился в чужаков из лука.

— Нет! — крикнул Волк, забыв об осторожности. Но было уже поздно — стрела скользнула по ветвям и вонзилась в спину одного из чужаков. Он неловко взмахнул руками и рухнул на землю. Второй, не оглядываясь, нырнул за ближайшее дерево и затаился.

Если бы Волх мог испепелить Киршу взглядом, он сделал бы это, не раздумывая. Но сейчас нужно было разобраться со вторым вендом. Если он сможет уйти, род ожидает безжалостная месть кровников. Решение пришло мгновенно.

— Дай сюда свой лук, — сказал Волх Кирше, стараясь не встретиться с ним взглядом. Кирша отдал ему лук. Волх взял его за излучины и переломил о колено. Потом он положил свой лук на землю и вытащил нож.

— Возвращайтесь к Мокре, — сказал он и вышел из-под прикрытия деревьев. Он шел в полный рост, в любой момент ожидая стрелы или пущенного из пращи камня. Когда до дерева, за которым его ждал чужак, оставалось шагов тридцать, Волх остановился. Ждал он недолго. В двух вершках от его ноги в землю воткнулась стрела. Волх не пошевелился. После того, как его товарища подло убили выстрелом в спину, венд был вправе не принимать поединок Волха, а просто расстрелять его из лука. Волх знал это и приготовился к смерти. Однако, похоже, рука венда все-таки не поднялась расстреливать почти безоружного противника. Но и выходить из-за дерева он тоже не торопился — мало ли, может быть вызов на поединок — тоже лишь уловка.

— Почему ты убил моего брата? — спросил он, — он был должен тебе?

— Твоего брата убил не я, — сказал Волх глухо, — человек, который это сделал, недостоин поединка. Он умрет позорной смертью. Но, поскольку убийца из моей стаи, я готов ответить перед тобой.

— Мне все равно, как умрет убийца. Но сегодня я напою свой клинок твоей кровью.

— Я готов, — ответил Волх. Венд вышел из-за дерева. Он был едва ли не в полтора раза выше Волха, а по возрасту годился ему в отцы. Венд положил на землю лук и вытащил из голенища сапога длинный нож. Волх спокойно ожидал его приближения.

Они встали друг напротив друга и некоторое время приглядывались, изучая противника. Потом венд сделал резкий выпад. Волх восхитился умелому удару — чужак ударил, не группируясь. Вот тело расслаблено, взгляд блуждает, и вот — оно превращяется в скрученную молнию, которая наносит смертоносный удар прямо в сердце врага. Волху случалось видеть такие удары, поэтому он успел в последнее мгновение повернуться к чужаку боком и пропустить нож мимо себя. При этом венд должен был потерять равновесие и оставить свою грудь незащищенной. Не тут-то было. Венд понял, что сам он не сможет остановить инерцию своего удара и всем телом потянулся за вытянутой рукой с ножом, прикрывая другой рукой грудь. Он обошел Волха стороной и снова встал к нему лицом. Поединок с сопливым мальчишкой стал казаться ему уже не столь простым делом.

Волх выжидал, а венд уже начал выходить из себя. Он сделал два ложных выпада, от которых Волх даже не захотел уклоняться. В конце концов чужак предпринял прием, который обычно безотказно действует в поединке на ножах. В таком бою противник всегда невольно сосредотачивает внимание на ноже, стараясь не пропустить смертельный удар. Венд перебросил нож в левую руку и ударил Волха справа. Одновременно с этим он нанес короткий удар правой ногой по колену Волха. Однако тот, вместо того, чтобы защититься от ножа, нырнул под руку венда и отставил ногу в сторону. Нога венда, вместо того, чтобы раздробить его коленную чашечку, взвилась вверх. Венд потерял равновесие и упал на землю. Волх прыгнул ему на грудь и, зажав ногой его руку с ножом, приставил свой нож к его горлу.

— Я не хочу тебя убивать, — сказал Волх. Венд молчал.

— Я побил тебя в честном поединке, — продолжал Волх, — не держи на меня зла. Я обещаю тебе, что убийца твоего брата умрет позорной смертью.

Волх осторожно вытащил нож из руки венда и встал. Венд остался лежать, не говоря ни слова.

— Если ты считаешь, что смерти убийцы будет недостаточно, любой из ваших воинов может сразиться со мной.

Венд не отвечал. Волх пожал плечами и направился к поляне, намеренно повернувшись к поверженному врагу спиной. Не прошел он и полусотни шагов, как из кустов появилась лохматая голова Малко.

— Здорово ты его! — сказал он счастливым голосом, — ты великий воин. Только зачем ты его отпустил? Надо было прирезать мерзавца.

Волх молча посмотрел на него и Малко исчез в кустах. Кирша ждал его на краю поляны. Рядом сидела Мокра, размазывая слезы по чумазому лицу.

— Вставай, — сказал Волх Кирше. Тот встал, понурив голову.

— Отдай нож, — приказал Волх. Кирша подчинился.

— Тебя будет судить род. Я не хочу осквернять твоей кровью мое оружие.

— Он был чужаком, — возмутился Кирша, — если бы ты убил второго, или разрешил мне, если бы ты не был такой чувствительный, все было бы нормально. Мы вернулись бы в селение с добычей, а венды и не узнали бы, как погибли их люди. Позволь мне догнать его и прикончить.

— Ты и так сегодня достаточно натворил, — сказал Волх, не обратив внимания на оскорбление, — ты убил его выстрелом в спину и заплатишь за это собственной позорной смертью.

— Ну нет! — сказал Кирша, — Он чужак. Род не осудит меня.

Волх внимательно посмотрел на него.

— Если ты считаешь, что поступил правильно, значит, тебе можно не бояться суда богов.

Кирза заметно содрогнулся. Суда богов он боялся, хотя был уверен в том, что поступил правильно.

— Мы возвращаемся в селение, — сказал Волх, — прямо сейчас.

4

Обратный путь занял десять дней. Глуповатый Малко удивлялся — как же так, расстояние одинаковое, а дошли в полтора раза быстрее.

— Обратный путь всегда занимает меньше времени, — объяснил Волх, — а когда идешь домой, и подавно: родные стены притягивают путника.

Он невольно взглянул на Киршу и помрачнел. Не с победой возвращались они домой, а с позором. Поэтому когда наконец из-за деревьев показались дымы селения, Волх велел остановиться и сделать привал.

— Мы ведь почти пришли, — возмутилась Мокра, — отдохнем дома.

— А тебе не стыдно будет входить в селение с высоко поднятой головой, при свете дня, в то время, как за спиной у нас остывает труп чужака, убитого выстрелом в спину? — спросил Волх. Мокра не ответила. Кирша, за время пути измучивший сам себя сомнениями в своей правоте, подал пример, повалившись на землю. Волх опустился рядом и, прикрыв глаза, стал размышлять. Он не мог понять, где он допустил ошибку, которая привела к столь ужасным последствиям. Он не считал себя знатоком обычаев и великим воином. Поэтому вполне могло оказаться, что он, сам того не зная, нарушил какую-то древнюю традицию и тем самым прогневил богов. А они в отместку толкнули Киршу под руку, когда он высматривал чужака в лесу.

— Ой, батюшки! — послышался женский выкрик, — что же вы здесь-то делаете?

Волх вскочил на ноги. Из леса на них смотрела одна из женщин селения по имени Малуша. В руках она держала берестяной туес, с которым, видимо, отправилась в лес, чтобы поискать первую землянику, которая уже начала созревать на полянах. Она смотрела на молодых волчат с удивлением — месяц назад они отправились в поход, а сейчас вдруг нашлись в двух шагах от селения. Есть чему удивляться. Волх шагнул к Малуше, чтобы попросить ее не рассказывать в селении о том, что они вернулись. Видимо, на его лице было написано вовсе не добродушное приветствие, потому что Малуша еще раз взвизгнули и, бросив туес, кинулась наутек. Волх мог бы догнать ее быстрее, чем ее туес долетит до земли, но не стал этого делать — женщина испугалась бы еще больше. Волх снова сел на землю.

— Сейчас приведет сюда весь род, — равнодушно сказал он. Ему вдруг стало все равно, что будет дальше. Путь вожака, начавшийся с преступления волка из стаи, не мог быть удачным. Так пусть будет, что будет.

Однако время шло, а из селения никто не шел. Наконец, когда над лесом сгустились сумерки, Волх увидел тень человека, опирающегося на посох. Это был старейшина, отец Кирши. Видимо, старейшина решил прежде сам разобраться, почему стая не хочет войти в селение при свете дня. Волх встал и жестом велел подняться остальным. Старейшину надлежало встретить с уважением. Когда он приблизился, волки поклонились старику в пояс.

— С чем вернулись? — спросил старейшина. Волх взглянул на него с удивлением: он ожидал услышать совсем другое. Но старейшине, похоже, было не до освященных временем приветствий. Он волновался, волновался за своего сына.

— Мы отправились на восток, — начал свой доклад Волх, — мы искали схватки с Ограми. В четырнадцати днях пути отсюда мы встретили двух чужаков. Они не стояли у нас на пути, но один из стаи нарушил наказ вожака и убил чужого стрелой в спину. Я вызвал второго на поединок, дабы он мог отомстить за родича, и побил его, но оставил в живых, чтобы не множить убийства.

— Какого рода были чужаки?

— Венды.

— Это очень плохо. Венды злопамятна и мстительны. Из-за убийства одноплеменника они могут затеять войну. И не успокоятся, пока не уничтожат весь наш род. Нужно просить помощи богов.

— Боги не помогут, если мы сами не будем блюсти правду, — возразил Волх.

— Ты покарал преступника? — спросил старейшина сурово.

— Нет, — покачал головой Волх.

— Почему же? Вожак вправе вершить суд в походе.

— Он не считает себя виновным. А значит, не примет наказание с должным смирением. Его должны судить боги.

— Ты прав, вожак, — склонил голову старейшина, — кто он? Я велю заключить его в землянку. А завтра с рассветом будем вершить суд.

Волх посмотрел старейшине в глаза.

— Кирша.

Старейшина не моргнул глазом.

— Да будет так, как я сказал. Отведи его в землянку. Вы можете войти в селение. Но...

Он не смог закончить фразу, махнул рукой, повернулся и быстро пошел в сторону селения. Молодые волки двинулись следом. Киршу отвели в заброшенную землянку на окраине селения и оставили там одного. Выставить охрану никому не пришло в голову — как ни ужасен суд богов, но тот, кто от него убежит, станет изгоем на веки вечные. Любой охотник, встретив такого в лесу, не раздумывая, пустит в него стрелу. А боги, которых он оскорбил своим отказом предстать перед их судом, проклянут его. И когда он захочет поохотиться, дичь разлетиться от него. Когда он захочет собрать ягод, они сгниют у него в руках. А когда он захочет напиться, вода протухнет, прежде чем он поднесет ее ко рту. Ужасная смерть ждала изгоя, да и после смерти предстояло ему скитаться одному по темным подземельям Нижнего мира.

Волх зашел в селение только чтобы взять немного еды и напиться. Не отвечая на расспросы, он вернулся обратно в лес, перекусил и лег спать, ни разу не взглянув в сторону селения, где всю ночь у костра Малко и Мокра рассказывали родичам о своих великих подвигах. Ужо завтра справедливые боги покажут вам подвиги.

Проснулся он как всегда до рассвета. Спустился к реке, умылся. Хотел искупаться, да побоялся — хотя час и ранний, в селении наверняка уже собирают хворост для божьего костра. Не ровен час, опоздает Волх — решат, что струсил. Зашуршали за спиной кусты. Волх не обернулся, а прислушался. Человек. Один. Невооруженный и без злого умысла.

— Чего надо? — недовольно спросил Волх.

— Скорее, там в селе такое! — услышал он срывающийся от волнения и быстрого бега голос Малко.

— Какое такое?

— Утром снарядили костер, пришли к землянке, куда Киршу посадили, а его и след простыл.

— Неужто сбежал? — с сомнением спросил Волх.

— Навряд ли. От божьего суда сам знаешь каково бегать. Наверное, бесы утащили.

— Бесы утащили, — передразнил Малко Волх, — батька его из землянки вытащил, да и отправил на все четыре стороны. Знает, наверное, что боги не на его стороне будут, если до суда дело дойдет.

— Так ведь он же теперь...

— Где он теперь — не наше с тобой дело. Ты лучше скажи, отправил ли старейшина за своим безмозглым сынком погоню?

— Первым делом снарядил.

— А в какую сторону отправил?

— Вниз по реке. Куда еще ему деваться? Мигом нагонят.

— Умно староста придумал, ничего не скажешь.

Волх знал, что от селения добрые земли лежали либо на северо-восток, по течению реки, либо на юг. Староста, снарядивши погоню по реке, наверняка уже знал, что воины вернутся ни с чем, поскольку Киршу он скорее всего отправил на юг. Там он не встретит вендов, которые вполне могут вытянуть у путника под пыткой, что он именно тот волчара, проколупавший стрелою дырку в их одноплеменнике, а то и просто пристукнуть за принадлежность к роду серохвостого. На юг не забираются и Огры — давние враги волков, которые у Кирши и имени не стали бы спрашивать, забили бы дубинками — и в походный котел.

— Чем старейшина занят? — спросил Волх.

— Рычит, бьет посохом любого, кто под руку подвернется. Говорит, шкуру спустит с того, кто врагу пособил бежать.

— Неловко ему будет самому с себя шкуру спускать, — усмехнулся Волх.

— Да что ты такое говоришь? — испуганно прошипел Малко.

— Что я говорю, про то ты позабыл давно, — пронзил его взглядом Волх, — меня староста не поминает?

— Как не поминает. Говорит, плохой вожак, за стаей не уследил, горе навлек на все селение. Грозится и тебя посохом отходить.

— Пойду-ка посмотрю. Глядишь и впрямь старейшинского посоха отведаю.

— Не ходи, — попросил Малко. Но Волх заметил в глубине его глаз искорки любопытства. Малко больше жизни хотелось посмотреть, как его вожак будет разговаривать со старейшиной.

У избы старейшины и впрямь было шумно. Воины, не посланные в погоню за беглецом, сидели кругом возле крыльца и прислушивались к выкрикам, доносившимся из избы. Порой доносился и звон посуды. Однако, судя по всему, буря шла на убыль. Волх смело подошел к крыльцу и поклонился народу. Ему никто не ответил, но посмотрели с одобрением — видно, не у одного его вызвало подозрение неожиданное бегство Кирши. Волх вошел в избу.

Старейшина сидел на скамье и уставившись на дверь, скрипел зубами. Увидев Волха, он зарычал и бросился к нему. Будь на месте молодого вожака кто иной — умер бы от страха на месте, а Волх лишь шагнул в сторону, дабы не обидеть старика ударом.

— Ты звал меня, мудрый воин? — спросил он как ни в чем не бывало, с почтением глядя на старйшину. Тот стоял в двух шагах от него и тяжело дышал. Если бы сейчас он мог убить Волха, он сделал бы это, не задумываясь. Тем самым он бы умилостливил и богов, и вендов, и успокоил родичей, показав, что виновный найден и наказан. Двадцать лет назад Старейшина мог бы перешибить этого волчонка ударом указательного пальца. Но теперь — совсем не то. Молодой вожак, хотя и не слишком силен, но ловок и увертлив. Поединок с ним может закончиться для старейшины не победой, а еще большим позором. Старик прикрыл глаза и постарался погасить в себе гнев. Волх замер, боясь нечаянным шорохом напомнить о себе. Наконец старейшина, не открывая глаз, протянул руку вперед и оперся на плечо Волха. Он смиренно проводил старейшину к лавке, помог ему присесть и вернулся к двери.

— Мир этому дому и долгих лет — его хозяину, — сказал он негромко.

— Здравствуй и ты, — сказал старик, подслеповато вглядываясь в лицо Волха, хотя зрение у него было не хуже, чем у любого охотника рода, — проходи в избу, присаживайся за стол.

Волх подошел к столу и присел на лавку.

— Ты не уследил за своим волчарой, — сказал старейшина, — тебе и ответ держать перед родом. И перед вендами, если придут крови просить.

— Я от суда не бегаю, — спокойно ответил Волх, — да только моей вины нет в том, что Кирша утек. В твоем селении грех случился, да и кровь преступная Кирше от тебя досталась.

Старейшина снова налился гневом. Да как он смеет, щенок, старика виноватить. Но ответить молодому вожаку было нечего. Прав он, кругом прав. Видать и впрям пора старому на покой. А то и еще похуже — если прознает род, что он кровинке своей сбежать помог, разом забросают камнями, чтобы боги не гневались. Старик решил зайти с другого края.

— Давно я к тебе приглядываюсь, волчонок, — сказал старейшина почти ласково, — и давно научился все твои тайные мысли угадывать. Ты ведь хочешь как вожак прославиться, чтобы, перейдя в воины, сразу дружиной командовать. А там, глядишь, и меня боги к себе приберут, посох старейшины будет себе нового хозяина искать.

Волх с удивлением взглянул на своего собеседника. Он и впрямь почти угадал его тайные помыслы. Только объяснял он их для себя, похоже, совсем по другому. Думал, почестей взыскал, парень. Ну что ж, посмотрим, что дальше скажешь.

— Вижу в тебе силу, — продолжал старейшина, — и волю вижу, чтобы воинами верховодить. Одного пока не вижу — мудрости. Ну да это дело наживное.

— Своей мудрости пока нет, займу у стариков, — сказал Волх. Старейшина проглотил очередную обиду, сделав вид, что Волх и впрямь за советом обращается.

— Венды не удовольствовались бы Киршиной смертью. Их обычай требует отомстить роду. И если прознают, что вы нашего рода, всех вырежут. Не поможет ни твое благородство, ни воинское умение наших мужчин.

— Что же нам делать? Неужто к смерти готовиться?

— Может и к смерти, — загадочно сказал старик, — ты, волк, на мою кровь не пеняй. Обычай знаешь: как волчонок в стаю пошел, родителей у него нет, только вожак. И как вожак ты отвечать будешь перед родом за вину Кирши.

— Если не смогу доказать, кто нынче ночью Киршу из землянки вывел.

— Что-то смело ты заговорил. Свидетелей предъявишь?

— Боги все видят. У них и совета спросим.

— Богов попусту беспокоить не нужно. Сами, между собой решим.

— Что решим? Кого за Киршину вину казнить?

— Экий ты быстрый. Тебе бы только кого казнить.

— Так что же нам делать-то? Не тяни, старик.

— Эх, Волх, не живать тебе в нашем роде при живом старейшине. Или сам посох возмешь, или от посоха падешь. Бежать вам надо.

— Как бежать? Куда, зачем?

— Не от вендов бежать, от своего рода. Уйдете в леса, пока это дело забудется. Хоть на юг идите, хоть на запад. А венды придут крови вашей просить, отбрехаемся. Скажем, изгои вы, проклятые родом. И охотников своих в подмогу ихним пошлем. А вы ребята смышленые, надумаете, как от погони уйти.

Волх призадумался. Старик говорил дело. Вендов и впрямь одной головой не успокоить. Захотят весь род извести под корень. А если роду удастся доказать, что убийство совершила горстка изгоев, тогда совсем другое дело. К словам старейшину стоило прислушаться.

— А как же проклятие? — спросил Волх, — богам ведь не докажешь, что изгои мы не вправду.

— Гейко промолчит во время проклятия. Оно не будет иметь силы. Но об этом никто не будет знать. Для всего селения вы станете настоящими изгоями. Подумай хорошенько, Волх. И думай не о себе, а о роде.

Волх встал.

— Я решил. Я готов.

— Хорошо, — сказал старейшина, — иди к костру. К полудню колдун приготовит свои снадобья.

Когда Волх вышел на крыльцо, воины расступились.

— Ну как? — спросил кто-то. Волх прошел мимо, не ответив и не взяв свое оружие. Зачем изгнаннику лук и палица? Он шел к кострищу в середине селения. Малко и Мокра догали его.

— Что сказал старейшина? — спросили они едва не хором.

— Сказал, что изгонять нас будут.

— Как изгонять? За что? — опешили волчата.

— За то, что старейшина ни с сыном, ни с посохом расстаться не пожелал, — отрезал Волх. Волчата не решились расспрашивать дальше. И так ясно, что вожак — сильно не в духе.

Вышли к кострищу, сели вокруг черного круга. Самое время о грехах своих подумать. Только что вспоминать-то: ни нагрешить волчата не успели, ни славы отведать. За чужую вину кару собрались принять.

К полудню принесли мужики хвороста на кострище. На стаю поглядывали — во всем селении уже знали, какое наказание назначил им старейшина. Многим оно казалось чересчур строгим. Кое-кто даже поговаривал, что Волх расплачивается за сына старейшины. Но открыто с приговором не спорил никто — что же будет, если старейшиново решение сомнению подвергать будут?

Костер подожгли. Гейко вышел вперед, одетый в маску волка. Волх попытался разглядеть в пустых глазницах предка глаза деда, но не смог. Не одно сердце содрогнулось, при виде того, как дед проклинает внука. Но Волх-то знал, что Гейко уже наверняка получил от старейшины указание, как нужно вести обряд проклятия: внешне правдоподобно, но чтобы силы оно не имело.

С трех молодых людей, стоящих в центре круга воинов, сорвали одежды. Волх едва успел спрятать за щекой отцовский амулет — кольцо с дракончиком. Мокра плакала, но не из-за того, что пришлось обнажиться при всем роде, а от бессилья и страха перед тем, что ее ждало впереди. Гейко умелыми мазками угля набросал на их тела знак проклятия, знакомый любому воину, но прочесть который могли лишь пришельцы из другого, Нижнего мира.

Осталось лишь произнести заговор, после которого проклятие вступало в силу. И Гейко произнес его — хриплым, как будто чужим голосом, но произнес четко и внятно, чтобы уже ни у кого не осталось сомнений в том, что проклятие свершилось. Волх смотрел на него с ужасом. Гейко предал его.

Круг разомкнулся. Изгнанники вышли из круга и направились к лесу. Они не разговаривали друг с другом. О чем могут говорить лишенные покровительства богов?

5

Они шли всю ночь и под утро упали, обессиленные. Мокра скорчилась в ногах Волха и, глотая слезы, спросила:

— Что нам делать, вожак?

Волх уже не считал себя вожаком и он не знал, что им делать.

— Отдыхать, — сказал он, — вечером пойдем на охоту.

— Но боги... — начала Мокра, и не договорила. Волх понял, что богам она все-таки верила меньше, чем поверженному вожаку. Он закрыл глаза и мгновенно уснул.

6

Вечером они тоже не разговаривали. Мокра осталась собирать хворост для костра, а Волх с Малко отправились искать реку. Волх чувствовал ее дыхание совсем рядом и не ошибся — в пяти сотнях шагов от места их привала журчала небольшая речушка. Волх выломал остроги себе и Малко и быстро заострил их на щербатом прибрежном камне. Пробормотав заговор, Волх смело вошел в воду. Малко зажмурился: всем известно, что случается с изгоем, когда он пытается добыть себе пищу. Ледяная вода обняла Волха. Он нашарил ногой корягу и ткнул туда острогой. Почувствовал движение и нырнул с головой — еще одно преступление. Волх подхватил бьющуюся рыбину под жабры и выскочил из воды. Малко стоял на берегу, белый от ужаса. Но вожак, как ни в чем не бывало, вышел из воды и встал рядом. Рыбину — огромного окуня — он бросил на землю.

— Смотри, — сказал он и ткнул себя пальцем в бок. Знак проклятия исчез, смытый ледяной водой реки. Волх показал Малко на реку. Тот помотал головой. Даже страх перед всемогущими богами не заставит его нарушить законы рода. Волх неуловимым движением сбил его с ног и окунул в воду. Малко заверещал, как будто его резали и стал вырываться. Но Волх добился своего: начертанный углем священного костра, Знак растекся, потеряв форму. Волх зачерпнул пригоршню воды и одним движением смыл его. Пораженный свершенным чудом, Малко молчал.

— Старейшина обещал мне, что проклятие будет ненастоящим, — сказал Волх, — я не знаю, как ему удалось уговорить деда проклять нас. Если бы я знал, что это будет настоящее проклятие, я бы потребовал суда богов со старейшиной.

— Почему ты не согласился на суд? — простонал Малко.

— Я думал о жизни рода, а не о нас с тобой. Венды придут мстить, и узнают, что их брата убила не стая из нашего рода, а жалкие изгнанники.

Удар, обрушившийся на несчастного Малко, был слишком силен. Волх даже стал опасаться за его рассудок. Но Малко вдруг вскочил на ноги и заорал:

— Мы с тобой избавились от проклятия! А Мокра проклята до сих пор. Нужно скорее смыть ее знак, пока боги не наказали ее.

— Ты прав, — кивнул Волх, — этой рыбы хватит, на то, чтобы поесть сегодня, а завтра на рассвете мы наловим еще. Возвращаемся.

Мокра уже приготовила все для костра. Оставалось лишь отыскать кремень и поджечь хворост. Но это уже дело для мужчины.

— Идем к реке, — сказал Волх и обернулся к Малко, — а ты — найди кремень и разведи огонь.

Волх положил рыбу и направился к лесу. Мокра шла следом. Она уже не плакала, но на ее лице остались вьевшиеся в кожу разводы от слез. Она смастерила себе небольшую повязку из стеблей кувшинки и листов лопуха, а грудь и живот со страшным Знаком остались неприкрытыми. Волх невольно косился на Мокру, девичье тело волновало его. На берегу реки они остановились. Волх склонился к реке, прошептал несколько слов и поднялся в полный рост.

— Мы избавились от проклятия, — сказал он, — теперь твоя очередь.

— Боги мстят изгоям, — сказала она, — твои заговоры нам не помогут.

— Верь мне, — сказал Волх, глядя ей в глаза, — я — твой вожак, твоя надежда и твое будущее.

— Я верю тебе, — прошептала Мокра. Волх положил ей руки на плечи. Он чувствовал, как уходит дрожь из ее тела. Она доверчиво прижалась к нему. Волх провел ладонью между ее лопаток и легко разорвал повязку из кувшинок. Девушка не пошевелилась.

— Вода избавит тебя от проклятия, — сказал он и, взяв ее за руку, подвел к реке. Уже совсем стемнело и река казалась черной. Мокра прижалась к Волху еще сильнее: рядом с ним она ничего не боялась, но купаться в реке ночью...

Ледяная вода уже второй раз за день обожгла Волха. Они вышли на середину речки, где вода доходила им до плеч. Волх положил руку на голову девушки и с силой окунул ее под воду. Потом за волосы вытащил за поверхность и отпустил еще раз. И еще. Мокра не сопротивлялась, решив, что вожак хочет утопить ее. Она была готова принять смерть из его рук.

— Теперь у тебя будет новое имя, — сказал Волх, — сегодня мы избавились от проклятия. И сегодня у нас появилась надежда. Ты будешь хранительницей памяти о сегодняшнем дне. И имя твое отныне — Надежда!

Девушка увидела, что зловещий Знак исчез, смытый быстрыми водами, и закричала от радости.

— Волх — великий вождь! — запела она, — он говорит с богами и бьется с воинами. Его имя гремит над лесами.

Волх усмехнулся. А ведь Надежда права: ему удалось договориться с богами. Надежда... Он впервые выговорил новое имя девушки и почувствовал, насколько оно лучше прежнего. Теперь, когда она стала Хранительницей памяти, она будет настоящей волчицей. Что же, лучше поздно, чем никогда.

Волх помог ей выйти на берег. Она сорвала несколько листов лопуха, но, вместо того, чтобы сплести себе новую повязку и прикрыть наготу, встала на колени перед вожаком и стала растирать его тело. Волх схватил ее за руку.

— Волх — великий вождь, — сказала она тихо, но твердо и Волх позволил ей растетерь себя. Тем более, что это было очень приятно, более чем приятно...

На небо выкатилась полная луна и Волх смог разглядеть девушку, стоящую перед ним. Гибкое, стройное тело. Белое лицо. Длинные волосы, которые после разговора с водой тоже стали цвета созревшей соломы. Небольшая грудь с затвердевшими от холода сосками, плоский живот и темный треугольник в низу живота...

Волх почувствовал, как его мужская сила рвется наружу. Как и девушка, он был наг и не мог скрыть этого. Надежда не решилась прикоснуться к жезлу вождя и отошла в сторону, ожидая воли мужчины.

— Подойди, — сказал Волх. Надежда подошла, не скрывая робости.

— Ты знаешь право вождя, — сказал Волх строго, пряча за этой строгостью невесть откуда взявшуюся у него самого, нет, не робость — нерешительность.

— Да, я знаю, вождь, — прошелестела Надежда, — да исполнит вождь свое право. И да пребудет сила в его чреслах.

Последнее она могла и не добавлять — мужской силы Волху было не занимать. Он едва вспомнил, что это тоже было заговоренное слово, означающее, что девушка идет на ложе вождя с охотой.

Волх провел рукой по плечу Надежды, обнял ее за спину. Она тяжело дышала, чувствуя приближение еще неведомой ей боли и еще ни разу не испытанного наслаждения. Она прильнула к Волху всем телом. Он осторожно положил ее на землю и, легко сокрушив слабую преграду, вошел в нее. Надежда выгнулась назад и застонала. Боль обожгла ее, ноги покрылись липкой кровью. Но радость была сильнее боли. Надежда чувствовала, как движется внутри ее жезл вождя и хотела, чтобы он вошел глубже и глубже, пронзил ее насквозь и тогда можно будет умереть. Умереть от боли и счастья, которые могут испытывать только смертные.

Старейшина, род, проклятие, месть вендов — все это было так далеко. В прошлой, никому не нужной жизни. А здесь есть Волх, есть вождь, который всегда защитит ее. Защитит от кого угодно, пусть даже от несправедливого гнева богов. Додумав богохульственную мысль до конца, Надежда вздрогнула, ожидая немедленного удара карающей десницы, но сразу поняла, что ничего с ней не случится. По крайней мере до тех пор, пока вождь не удовлетворит свое желание. Да и потом, если он будет рядом. Надежда прижалась к вождю, готовая выполнить любой его приказ.

Волх напрягся и в лоно Надежды ударила горячая струя. Она застонала и наслаждение настигло ее. Пусть на нее прогневаются все боги леса, реки и дождя, лишь бы вождь каждый вечер орошал ее лоно этой горячей струей.

7

Шесть дней стая шла на юг. Волх изготовил лук, сплел из своих волос тетиву, наточил с десяток стрел — и каждый день охота его была удачна. Видимо, не видя Знака на телах изгнанников, боги и впрямь больше не считали их проклятыми.

На седьмой день Волх разглядел далеко на севере клубы дыма, которые поднимались прямо в небо. Горело их селение.

— Все-таки добрались поганцы-венды до селения рода волка, — сказал Волх невесело. Малко едва не плакал, глядя на дым.

— Тебе-то хорошо, — сказал он Волху с обидой, — у тебя все родные умерли. А у меня там отец остался. И брат.

— Думаю, твои родные погибли, храбро защищая родной дом. Разве не это лучший удел воина? Им можно позавидовать.

— Интересно, венды выслушали речь старейшины о трех изгнанниках, или напали сразу, не ведя никаких переговоров? — спросила Надежда.

— Да уж, старейшина перехитрил сам себя, — сказал Волх, — стоп, ты же не это имела в виду?

— Ну, и это тоже, — смутилась девушка.

— Через несколько дней для нас будет очень важно, успел ли старейшина сказать о нас чужакам. И будут ли они посылать за нами погоню.

— Будут, — уверенно сказала Надежда.

— Я тоже думаю, что будут, — согласился Волх, — нужно запасаться оружием.

— Где мы возьмем оружие, — заныл Малко, — не выходить же против вендов с деревянными стрелами без наконечников.

— Конечно, нет, — успокоил его Волх, — мы наколем кремневых наконечников и будем привязывать их к древку своими волосами. Еще нужно будет сделать палицы. На случай, если они нас догонят и придется драться лицом к лицу. Впрочем, в этом случае у нас не будет шансов выжить.

— Умереть в бою — лучшая награда для воина, — напомнила ему Надежда.

— Не знаю, как вы, а я еще не все сделал на этой земле, что должен. Я не могу умирать сейчас, — он посмотрел на Надежду так, что у нее не осталось никаких сомнений в том, что он хочет спасти ее и спасти себя для нее.

— Наверняка у них есть опытные следопыты, а мы не умеем сбивать со следа, — сказал Волх, — но все равно нам придется изменить направление. Дальше идем на восток.

— Но там же Огры, — возразила Надежда. Огров она боялась больше, чем вендов. Эти все-таки люди, а те... людоеды.

— Там степи. Авось и минуем котлов кочевников. А в степях затеряться легче, чем в лесу. Если, конечно, мы сможем раздобыть лошадей...

Волх боялся степей, как и всякий лесной житель. Но и венды родились в лесах. Авось отстанут, когда увидят, что изгои свернули в земли Огров. Четыре дня стая шла на восток. Каждый день Волх выбирал самую большую сосну и залезал на самую вершину. Однажды он спустился на землю мрачнее тучи.

— Они в десяти днях пути, — сказал он, — я видел дым их костра.

Ни Малко, ни Надежда не спрашивали, кого он видел и чем это им грозит. И так ясно, что венды взяли их след и теперь, как охотничьи собаки, будут гнать их, пока не загонят до смерти.

Волх сократил время привалов вдвое, а ночью разрешал спать лишь пока горит одна вязанка хвороста. Все остальное время они шли, шли и шли. Лес вокруг них заметно менялся. Но, вместо того, чтобы стать реже и суше, он становился все гуше и болотистей. Ноги по колено утопали во мху, а кое-где явно хлюпала вода. Воздух сгустился и с каждым вдохом наполнял легкие тяжелым гнилым ядом.

— Мы зашли в болотный край, — сказал Волх, — привалов больше не будет, пока мы не выберемся, или не погибнем.

Идти было все труднее и труднее. Ноги проваливались в трясину, прикрытую густым мхом. Даже посохи помогали мало. Лес кончился и вместо земли под ногами качалась грязная коричневая жижа. Дальше идти было опасно.

— Давайте вернемся, — предложил Малко.

— Лучше утонуть в болоте, чем умирать на потеху вендам, — зло сказал Волх. Он подошел к давно засохшему на корню дереву и ударил его ногой. Дерево загудело, но осталось стоять.

— Чего смотрите, — выкрикнул Волх, — валите дерево!

Втроем они наконец повалили сухостоину, обломали ветки и, держась за ствол, вошли в воду.

— Выпей, водица, наши следы, — попросил Волх, — а нас не трогай.

Ни Малко, ни Надежда не знали такого заговора. Но когда они оглянулись, то увидели, что за спиной трясина сходилась, не оставляя следов. Даже если венды рискнут сунуться в болото, им ни за что не отыскать их следов.

День клонился к вечеру, а они все еще брели по пояс в воде, держась за ствол дерева. То и дело они проваливались в скрытые омуты и, если бы не дерево, их давно бы утянуло по одному на дно. Волх не мог не замечать, как выбились из сил его спутники, но вокруг не было ни одного сухого местечка, где можно было бы просто вытянуть ноги, не говоря уже о том, чтобы разжечь огонь.

Стемнело на болоте быстро. Тьма надвигалась не с запада, а со всех сторон и сомкнулась над путниками, барахтающимися в грязи. Со всех сторон стали доноситься непонятные и страшные звуки — дыхание, бормотание, шлепки по воде.

— Идем быстрее! — скомандовал Волх, — если не найдем хотя бы клочок сухой земли — мы погибли.

Ему показалось, что слева дно поднимается чуть ближе к поверхности воды и он, не колеблясь, свернул в сторону. Завтра будет время отыскать свой прежний путь. Волх не знал, что они уходят в самое серде болот. Идти стало легче.

— Бросаем дерево, — предложил Малко.

— Только попробуй, — пригрозил Волх, — я скорее тебя брошу.

Еще через сотню шагов вода стала доходить им до колена. Дерево пришлось поднять и нести на плечах. Вскоре они вышли на сухую землю, с облегчением бросили бревно и повалились, обессиленные. Волх, уставший не меньше других, тоже сначала хотел немного отдохнуть, но что-то его насторожило — то ли странный запах, то ли странные звуки... Он встал и, держа в руке самодельную палицу, исследовал землю, на которой они оказались. Это был остров, шагов триста в поперечнике, без единого дерева — только грязь и камни. Но что-то в этом острове Волху не нравилось. Сначала он не мог понять, что именно, а потом вдруг понял. Он чувствовал не просто запах. Это был запах магии. Чужой, злой, нечеловеческой магии. От которой он не знал защиты.

Волх мог бы даже показать узлы, в которых чужое волшебство было наиболее сильно. Значит, нужно провести ночь между этими узлами. И тогда, если пронесет, если ничего за ночь не случится, утром нужно как можно скорее бежать из этого места.

Волх вернулся к Малко и Надежде.

— Ну что, нашел, какую-нибудь еду? — спросила Надежда.

— Сегодня нам будет не до еды, — сказал Волх, — возможно, даже смерть — не самое страшное, что может с нами случиться нынче ночью.

— Что ты там увидел? — испугалась Надежда.

— Пока не знаю, — признался Волх, — и это меня очень беспокоит. Давайте оттащим дерево вглубь острова и разожгем костер.

— Может быть, не надо огня? — подал голос Малко, — его ночью далеко видно.

— Венды далеко, — сказал Волх, — а местные жители смотрят на мир не глазами. Если нас не заметили, то костер им не подмога, а если заметили — что ж, хоть отогреться перед смертью...

— Если мы ждем врага, нужно готовиться к обороне, — сказала Надежда, — разве нет?

— Конечно, — согласился Волх, — Малко, проверь стрелы и палицу. Хотя нет, сначала займемся костром.

Они оттащили дерево в центр острова и, отломив от него ровно половину, сложили костер. Жалко, из половины дерева не сделаешь нодью — грела бы всю ночь и забот бы не было. Спать на голодный желудок — удовольствие так себе, но последнего рябчика они съели два дня назад, а поохотиться на болоте им не удалось, хотя глухариный помет им попадался до того, как они вошли в трясину. Волх остался сторожить первым, а Малко и Надежда, отогревшись у костра, тут же уснули, не обращая внимания ни на болотную сырость, ни на неведомую угрозу, которой так боялся Волх.

Глядя в костер, Волх забыл о том, где они находятся и стал мечтать о том, как он станет настоящим воином, будет ходить далеко на юг и на восток... там, куда ушел его отец. Волх часто думал о своем отце и не раз гадал — что случилось с ним в тот год, когда он внезапно ушел, оставив Меру одну? Что за беда случилась с его родичами? Война? А что, если он погиб в этой войне? Нет, Волх был совершенно уверен в том, что отец жив. Тогда что? Может, он просто забыл о том, что на севере у него есть жена и нашел себе какую нибудь... другую? Нет, отец так не мог поступить. В конце концов Волх пришел к выводу, что его отец попал в плен и ждет-не дождется, пока его маленький сын вырастет, станет настоящим воином и освободит его из плена.

Волх стиснул зубы. В то время как его отец в плену, он бегает от шайки трусливых вендов и ночует на гнилых болотах по колено в воде. Но сразу же он поправил себя. Венды вовсе не трусливая шайка, а очень хорошие воины, для которых справиться с тремя волчатами, которые еще и войны настоящей не нюхали — все равно что высморкаться. А отправляться на выручку отцу одному и даже втроем — полное безумие. Нужно пройти через земли Огров, а там — что находится за землями Огров, Волх не знал, но догадывался, что там пришельцев тоже не встретят хлебом-солью. А значит, нужно собирать дружину. Нужно ее обучать. Нужно учиться самому. Много чего нужно. Для начала — выйти живым из болот.

Волх понял, что уже давно он слышит, как рядом с островом кто-то размеренно плещется, будто плавая вокруг саженками. Костер почти догорел, лишь несколько тусклых угольков едва тлели — скверная защита от тех, кого можно отпугнуть лишь огнем и светом. Волх тихонько отполз к своим спящим товарищам и положил руку сначала на спину Надежде — она проснулась, дернулась было, но сама себя остановила и, повернув голову к Волху, взглядом задала вопрос: Что случилось. Он кивнул в сторону болота. Надежда на миг прикрыла глаза, показывая, что слышит странный плеск.

Оставив Надежду готовиться к бою, Волх разбудил Малко. Тот перепугался не на шутку, но, заметив, что Волх спокоен, по крайней мере внешне, расхрабрился и даже предложил сползать до болота, глянуть, кто это там расшумелся.

— А если это венды? — спросила Надежда шепотом. Волх покачал головой.

— Вряд ли. Мы оторвались. К тому же им просто не найти нас в этих болотах. Нет, это кто-то из местных жителей...

— Здесь живут люди?

— Я не уверен в том, что это люди.

— Кто же?

— Вот это сейчас Малко и выяснит, — Волх слегка хлопнул Малко по плечу, — ты же сам вызывался сползать к болоту и глянуть, что там такое. Вот и сползай. А мы тебя прикроем сзади. Если что, не геройствуй — сразу бросайся наутек.

У Малко и так после разговора Волха и Надежды пропала охота лазить по болотам, а после напутствия вожака у него и подавно поджилки затряслись. Но ничего не поделаешь: назвался груздем — полезай в кузов. Тем более, что Волх и Надежда сроду его храбрецом не считали. Вот и повод доказать им обоим, что он тоже чего-то стоит. Однако вспомнив о болотах, Малко зябко повел плечами. Кто знает, что за тварь там сейчас плещется, разбрызгивая вокруг себя ядовитую черную грязь...

Малко хотел взять палицу, но Волх знаком приказал оставить ее — разведчику ни к чему таскать с собой лишнюю тяжесть. Малко было позволено взять с собой лишь лук и самодельный нож из куска кремня. Волх строго наказал ему к самой воде не приближаться, только посмотреть, что там, и тут же бежать назад. Малко пообещал не задерживаться и исчез в темноте.

Волх подождал, пока он отползет шагов на десять, схватил Надежду за руку и сказал тихо, но решительно:

— Из круга света не выходить, на крики не отзываться, нападут — биться насмерть.

Надежда не успела даже понять, что Волх имел в виду, как он опустился на землю и, извиваясь ужом, пополз к болоту. Не следом за Малко, а чуть левее. Малко он нагнал быстро. Его было трудно не заметить — он стоял шагах в десять от края болота и вглядывался в темноту. Что-то в его позе заставило Волха насторожиться. Вроде бы Малко и правда лишь вглядывался в темноту, пытаясь понять, что там, а вроде бы и... подавал сигналы кому-то в этой темноте. Кому-то, кто уже заметил стоящего в полный рост на берегу юноше и приближался к нему. Волх вглядывался до рези в глазах, но так и не мог понять, что это — лодка — не лодка, бревно — не бревно, человек — не человек. Ясно было одно: от этого темного силуэта на поверхности воды исходила угроза. Смертельная угроза.

Волх снова наткнулся взглядом на Малко. Юноша поднимал и опускал руки, как будто для того, чтобы его было легче разглядеть с воды.

— Ах ты, предатель, — прорычал про себя Волх и, бросив стрелу на тетиву, одним движением натянул лук. Ему не нужно было думать. Тело само сделало за него все, что нужно — стрела была направлена прямо в сердце Малко. Оставалось лишь разжать пальцы, но Волх почему-то медлил. Он не верил, что Малко оказался предателем. Хотя... Он же и в самом деле трус, а труса несложно заставить переметнуться к врагам — нужно лишь, чтобы врагов он боялся больше, чем друзей. К тому же он сам попросился в разведку. Уже это подозрительно. И тут Волх понял, почему он не торопился уничтожить предателя. Он чувствовал исходящую от темного силуэта на воде магию, чужую черную волшбу, которой весь остров был буквально вымазан вдоль и поперек.

И теперь Волх видел не предателя, подающего знак врагам, а тварь из болота, заколдовавшую его разведчика. Не мешкая, Волх пустил стрелу в темный силуэт, уже выползающий из воды. Но обычная стрела, наверное, не причинила бы твари никакого вреда. Поэтому Волх со всей силой, на которую был способен, зарядил уже летящую стрелу заклинанием огня — наверное, если бы такая стрела ударилась бы в деревянную избу, то мигом испепелила бы ее, оставив лишь горстку пепла. Яркая искра прочертила в ночном небе оранжевый след и ткнулась в бок болотной твари. Тварь взвыла и неповоротливо заметалась по болоту. Волх выскочил из-за камня, за которым он укрывался и кинулся к твари. Было все так же темно, но глаза Волха привыкли в темноте и он смог разглядеть, что за чудовище выползло из болота. Тварь была похожа на огромного, размером с избу, слизняка. У нее не было ни головы, ни щупалец, ни глаз, ни рта — ничего, кроме огромного склизкого туловища. Видимо, свои жертвы она заколдовывала и засасывала прямо в себя.

Отвлекшись на выстрел Волха, тварь отпустила Малко и теперь он стоял на берегу, как потеряный, потирал руки и вертел во все стороны головой, пытаясь понять, что с ним произошло.

— Отбеги назад и приготовь лук! — крикнул ему Волх, — а не то она тебя опять схватит!

Похоже, Малко и не подозревал, насколько он сейчас был близок к смерти, но, услшыав приказ вожака, он будто проснулся от сна: выхватывая на бегу лук и стрелу из заплечного мешка, он отбежал от края болота и, присев на одно колено, приготовился к бою. Несколько мгновений он искал цель, а потом не выдержал, закричал неожиданно тонким голосом:

— Кто схватит? Куда стрелять-то?

Волх не отвечал. Ему было самому о чем подумать — получив заряженную стрелу в бок, тварь оставила Малко, но и не подумала умирать или отступать. Она перекатилась через себя и неторопливо направилась навстречу Волху. Недолго думая, Волх развернулся и побежал вглубь острова.

— Беги к костру! — скомандовал он Малко, а сам, остановился и обернулся, превозмогая страх — когда уже начал убегать, труднее всего остановиться и посмотреть в глаза смерти. Тварь остановилась на краю болота, не выползая на поверхность острова. Но это совсем не значило, что она не может перемещаться по суше — Волх сам чувствовал ее следы. Она выходила на землю, просто сейчас почему-то решила этого не делать. Волх сделал шаг к твари. Он же вожак, он должен посмотреть на нее поближе. В конце концов не такая уж она и страшная, если боится связываться с заколдованными стрелами. Сегодня стрелы, завтра — попробуем другие заклинания. Рано или поздно мы ее погубим. Волх ничуть не удивлялся тому, как легко она отпустила Малко. Что может обычная глупая болотная тварь сделать трем здоровым молодым волчатам, один из которых к тому же неплохо разбирается в магии. Что может?...

— Во-о-олх! — услышал он пронзительный девичий вопль и очнулся. Тварь стояла прямо перед ним, гостеприимно раскрыв свое склизкое бездонное чрево. Она надвигалась ближе и ближе, готовая поглотить его. И поглотила бы, если бы не Надежда, которая свои криком вывела Волха из забытья. Тварь почувствовала, что ее пленник очнулся и торопилась закончить дело, проглотить Волха, все равно, заколдованного или нет.

Волх попытался нашарить лук, но понял, что сломал его, то ли когда прыгал через камни, а может быть и когда болотная тварь взялась за него со своим колдовством. Оставался кремневый нож, но идти с ножом на гигантского слизняка — верная гибель. Правда, не идти, для Волха тоже означало гибель. Куда ни кинь...

Волх упал на землю и откатился в сторону. Тварь обрушилась всей своей тяжестью на то место, где только что стоял Волх. Юноша тут же вскочил на одно колено и прикрылся рукой — в лицо брызнула пахнущая тиной слизь. Он снова почувствовал чужую магию. На этот раз будто холодный щупальца гладили его по голове, залезая все глубже и глубже, под волосы, под кожу, под череп... Волх снова упал на землю и покатился назад. Щупальца соскользнули, но снова нашли его голову. Волх сменил направление, вскочил на ноги, снова упал и покатился. Ему казалось, что он движется очень быстро, постоянно меняя направление, что тварь вот-вот отпустит его, что он уже близок к спасению... На самом деле он чуть двигался, поминутно падая и лишь нечеловеческими усилиями снова поднимаясь на ноги. Тварь поймала его снова и уже нагоняла его, готовясь полакомиться человечинкой, которая так редко перепадала ей на этих болотах, породивших ее для вечной тоски и обыденных, как день и ночь, убийств.

— Стой! Я здесь! Возьми меня! — услышал Волх доносящийся издалека крик. Он медленно повернул тяжелую, будто распухшую от чужой магии голову и как сквозь туман увидел Надежду, которая прыгала перед тварью и, размахивая руками, дразнила ее. Она пыталась отвлечь тварь от Волха.

— Уходи! — замахал он руками, — уходи! Она... сожрет... тебя...

Надежда не слушалась. Она дождалась, пока тварь повернется к ней, и кинулась наутек. И тогда Волх тоже побежал. Он несся во весь дух, надеясь, что тварь не догонит Надежду. Он остановился только у костра. Костер пылал вовсю, а рядом сидел Малко. Он подкидывал в огонь остатки древесного ствола, с которым они приплыли на этот остров.

— Что ты делаешь? — закричал Волх и замахнулся, но не ударил. К костру подошла Надежда. Она тяжело дышала и, казалось, была готова упасть без чувств. Если бы Волх не подхватил ее, она упала бы прямо в огонь.

— Это я... попросила его подбросить дров в огонь, — сказала она.

— С тобой все в порядке? — перебил ее Волх.

— Да. Тварь... она осталась там, в болоте. Теперь мы заперты. Мы умрем на этом острове.

Волх бросил на Малко убийственный взгляд.

— Это точно. Ведь теперь у нас нет дерева. Если мы поплывем, все омуты — наши.

— Но... — вскочил Малко. Волх безнадежно махнул рукой.

— Ты все сделал правильно. Мы уйдем отсюда завтра утром. Я надеюсь, на день этот слизень убирается в свои трясины. Придется вплавь. Мы будем осторожны. Очень осторожны... — Волх понял, насколько его изнурило прикосновение чужой магии. Он осторожно опустил Надежду на землю и присел рядом, — тебе сторожить, Малко. Больше на берег не ходи. А я посплю... Почему-то так хочется спать...

8

Они не ушли с острова ни на следующий день, ни в тот, что наступил после него. Они проснулись поздно, причем Волх с неудовольствием заметил, что Малко, вместо того, чтобы сторожить, крепко спал. Малко начал оправдываться, но Волх жестом остановил его:

— Что ты слышал перед тем, как уснуть?

— Я не знаю? — пожал плечами Малко, — я не помню, как засыпал.

— Ты слышал плеск на болоте?

— Нет. Кажется нет.

Волх попробовал встать и снова упал. Он чувствовал себя обессиленным, как будто не спал всю ночь, а дрался с врагами. Все тело ломило, как будто оно было покрыто невидимыми ранами.

— А ну-ка, — сказал Волх Надежде, — ты чувствуешь то же, что и я?

Она пошевелила руками, но даже не попыталась встать.

— Она отравила нас? — спросила она. Волх кивнул.

— Можно и так сказать. Отравила магией. Мы все близко пообщались с этим слизнем и теперь будем расплачиваться за это общение. Мне только интересно одно: она заразила нас тогда, когда мы приближались к ней, или пока мы спали?

— Какая разница? — проворчал Малко, едва ворочая головой и удивляясь, почему у него так затекла шея.

— Если она зацепила нас на берегу, тогда со временем колдовство пройдет. Неизвестно, правда, через час, через день, или через месяц. А если она умеет колдовать на расстоянии...

— Что тогда? — испуганно спросила Надежда.

— Тогда мы протянем здесь ночь или две. А потом она доломает нас и заставит самих войти в ее слюнявую пасть.

— Фу, — сморщилась Надежда, — но ведь мы уйдем отсюда. Ведь правда уйдем? Сегодня же.

— Конечно уйдем, — кивнул Волх, — у нас нет ни еды, ни воды, ни дров, чтобы торчать здесь несколько дней. Сейчас, я только полежу немного, — он откинулся на спину, но понял, что сейчас снова уснет. А проснуться в следующий раз будет уже сложнее. Волх встал на одно колено и посмотрел на своих волчат. Малко уснул мгновенно, а Надежда смотрела на него со страхом.

— Что с нами будет? — спросила она.

— Мы уходим сейчас, — сказал Волх, — Малко, проснись! Малко! Обед готов!

Малко зашевелился, услышав про обед, застонал и повернулся на другой бок. Видимо, боль от этого движения была настолько сильна, что он проснулся.

— Я никуда не пойду, — сказал он равнодушно и снова закрыл глаза. Волх подполз к нему и с размаху ударил его по лицу. Малко взвизгнул, но глаза не открыл. Тогда Волх вскочил на ноги и, морщась от боли, потащил Малко к болоту.

— Я тебя искупаю в болоте, щенок, — заорал он, не помня себя от ярости. Малко вяло упирался, но по мере того, как они приближались к воде, стал вырываться сильнее и сильнее.

— Нет Волх, — взмолился он наконец, — нет, только не в воду.

— А, не любишь холодную водичку! — воскликнул Волх, — сейчас я тебя быстро освежу! Ты ведь не хочешь сдохнуть на этом вонючем острове?

Краем глаза Волх видел, что Надежда бредет за ними. Ничего, мы еще посмотрим, что у вас тут за магия. Не бывало еще, чтобы человек отступал перед нечеловечьим колдовством. Сейчас окунемся в болотную водицу, взбодримся и в путь. Нужно до темноты выбраться из этих проклятых болот...

— Волх! — пронзительно кричал Малко, — мне нельзя в воду. Как ты не понимаешь! Нам теперь всем нельзя в воду! Как ты не чувствуешь! Ты же Волх! Посмотри на воду! Посмотри на болото!

Волх остановился у кромки воды, выпустив руку Малко. Что-то было и впрямь не так. Вода! Она вдруг стала живой. У самого берега по воде прошла легкая рябь, потом вода потемнела и на поверхности появились мутные разводы. Волх с ужасом заметил, что из глубины на него смотрит человеческое лицо. Просто лицо старика с седой бородой и длинными волосами, однако никогда в жизни Волх не видел ничего страшнее этого лица.

— Ты видишь? Ты это видишь? — шептал Малко. Он потихоньку отползал назад, как можно дальше от воды.

Волх испытывал огромное искушение поскорее вернуться к костру. Но он не мог показать перед стаей свою трусость. Хватит и того, что вчера он улепетывал от болотной твари во все лопатки, как маленький ребенок, услышавший, как возится в кустах рябчик. Волх встряхнул головой и изображение на поверхности воды исчезло. Это всего лишь магия. Он чувствовал ее, чужую магию. Лицо им просто привиделось. Это последствия отравления магией болотного слизняка.

— Это всего лишь магия, — сказал Волх, — нам все это привиделось. То ли еще будет, когда мы просидим здесь денек-другой без пищи и воды. Тогда мы друг на друга будем кидаться. И кричать:"Ты болотное чудовище"!

Волх повернулся к Малко и Надежде и сказал:

— Мы уходим сегодня же. Сейчас же.

— Я туда не пойду, — замотал головой Малко.

— Что вы там видели? — спросила Надежда.

— Что мы видели, того там уже нет, — зло сказал Волх, — собирайте вещи.

Надежда и Малко неохотно вернулись к костру. Сборы были недолгими — забрать тощие мешки с остатками припасов, да приладить за спину палицы. Волх оглядел свое войско и недовольно хмыкнул:

— Нам сейчас только с вендами встретиться. То-то битва будет. Всех раскидаем.

Ему никто не ответил. Они снова спустились к воде. Волх шел впереди. На берегу он остановился.

— Кто будет водогреем? — спросил он нарочито весело. Но что-то от этой веселости стало еще страшнее.

— Я пойду первым, — сказал Волх, — цепляйтесь за меня. Если кого-то потянет, не паниковать, руками не махать, ложитесь на воду и ждите, пока остальные вытащат.

Он снова оглядел свою маленьку стаю. Надежда и Малко отвели глаза.

— Чего мы ждем? — спросил Волх, — Надежда, цепляйся за меня, а Малко пойдет последним.

Надежда робко взяла его за плечо. Волх шагнул в воду...

— Осторожно, он здесь! — закричала Надежда, отпустив плечо вожака. Волх почувствовал, что вокруг его ноги закипела вода, а потом кто-то схватил его и потащил вниз. Волх дернулся назад, на мгновение его нога появилась над поверхностью воды, и все увидели, что схватило его. Это был длинный гибкий корень. Он оплел ногу Волха и тянул его сильнее и силнее.

— Проклятое болото! — скрипнул зубами Волх и выхватил палицу. Но ударить не успел — его резко дернуло в сторону и он рухнул в воду, подняв фонтан зловонных брызг. Он царапал дно, пытаясь зацепиться, не дать корню утащитьего на глубину, а корень поднимался все выше и выше по его ноге. Волх размахнулся палицей, но вода смягчила удар. Нужно было выбираться из воды.

Волх вынырнул на поверхность и потянулся к берегу. Корень держал крепко. Надежда и Малко смотрели на него, не в силах пошевелиться. Волх развернулся, пытаясь немного ослабить хватку корня и неожиданно это ему удалось. Волх упал на берег и взмахнул палицей. Он ударил не по ноге, а по корню, натянувшемуся над каменистым берегом. Болото взорвалось пронзительным визгом, корень свернулся и, отпустив ногу, исчез под водой. Стало тихо, очень тихо, ни малейшего плеска. Волх отполз подальше от воды и, держа наготове палицу, взял в руку кусок корня, оставшийся на берегу. Обычный корень, похожий на сосну и пах он сосной.

— Ты как? — спросил Малко. Волх откинулся на спину.

— Вот теперь нам не на что надеяться, — сказал он, — только на вендов. Если, конечно, они рискнут сунуться в болото.

Они не разговаривали ни в этот день, ни в следующий. О твари в болоте они не думали, хотя она и плескалась всю ночь поблизости, но вылезть на остров не решилась. А может быть, она просто сторожила путников. Слизняк, подводные корни — какие еще сюрпризы им приготовило это болото?

Дни проходили в забытьи. Это был не сон, потому что он не давал отдыха, но и не явь, потому что волчата видели сны. Страшные, чужие, нечеловеческие сны. Неизвестно, сколько дней они провели на болоте. Они ослабли и уже не могли пошевелиться, даже для того, чтобы подползти к берегу и напиться вонючей болотной воды. Да и не хотелось что-то этой воды после того, что случилось с Волхом.

День сменял ночь, а забытье не кончалось. И когда Малко разглядел силуэт бредущего по болоту человека, он решил, что это всего лишь продолжение его кошмара. Но человек приближался и уже можно было разглядеть седую бороду и длинные спутанные волосы до плеч.

Человек вышел на остров и приблизился к волчатам. Оперся на посох и сказал, хитровато ухмыльнувшись:

— Это что за сонное царство! Вставайте, хватит валяться.

Волх и Надежда открыли глаза, но пошевелиться на могли. Надежда попыталась что-то шепнуть пересохшим ртом, но получился невразумительняй хрип.

— Что, девочка? — быстро спросил старик, — я в последние годы глуховат стал, не слышу на одно ухо. Ну-ка еще разик скажи, я вот этим ухом послушаю.

Старик повернулся к ней правым ухом и приставил к нему руку.

— Пить, — простонала Надежда. Старик всплеснул руками.

— Что же вы, как дети неразумные! Сидеть у воды, да не напиться. Вот же она, вокруг вас. Или вы уже настолько обленились, что до берега не дойти.

— Там... корень, — сказал Волх. Старик покачал головой.

— Нету там никаких корней. Эх вы, непутевые.

— Помоги нам, дедушка, — взмолилась Надежда.

— А что же еще с вами делать? Разве слизняку скормить... — некоторое время, старик, казалось, всерьез обдумывал, не осуществить ли ему эту угрозу, но потом решительно стукнул посохом о землю и сказал:

— Ладно, хоть вы и незваные гости, а придется вас принять по законам гостеприимства. Правда забывать я уже стал эти законы. Да уж ничего, как умеем.

Старик быстро сбежал к реке, намочил в воде рукав и ввернулся к волчатам. Сначала он промакнул губы Надежде, потом Малко и наконец Волху.

— Как тебя зовут? — спросил он, глядя на Волха в упор.

— Волх, — сказал тот, — а тебя, дедушка?

— Так я и знал, — кивнул старик, казалось, не заметив его вопроса, — хватит разлеживаться, я вам все болото на рукаве не перетаскаю. Марш к воде, да умойтесь хорошенько: болото — оно чистоту любит.

Никто не решился указать старику на его чумазое лицо и, наверное, целый век не мытые волосы. Волчата встали и побрели к воде, стараясь не думать об опасности, которая ждала их в глубине. Лучше уж умереть в болоте, чем ослушаться этого странного старика.

Напившись и умывшись, они почувствовали себя значительно лучше. Но во всем теле осталась слабость и усталость.

— А теперь пошли, — весело сказал старик, — ой, я и забыл совсем. Умыться-то вы умылись...

Он подошел к ним и взмахнул посохом у них перед лицом. Они почувствовали, как с этим взмахом исчезла чужая магия, дробившая их кости и высасывающая силы.

— Может, вы еще не в силах бродить по болоту? — вкрадчиво спросил старик, — так я могу вам лошадку подогнать. Одну на троих.

— Какую лошадку? — подозрительно спросил Волх.

— Да вы ее видели, — большая такая, склизкая, всех троих мигом до места довезет.

Волчата разом передернулись.

— Мы пойдем пешком, — резко сказала Надежда, но тут же поправилась, — то есть спасибо, конечно, за предложение, просто мы... в общем лучше уж мы пешком.

— Я так и знал, — кивнул старик, — идите за мной.

Он развернулся и пошел прямо в болото. Странно, он шел прямо по воде! Волчата двинулись следом, ожидая, что вот-вот провалятся в болото, но оказалось, что по воде можно идти! Она была тверже склизкого болотного дна.

Старик обернулся и подмигнул:

— Опять, наверное, думаете, волшебство какое-то?

Ему никто не ответил.

— Темнота! — воскликнул старик, — здесь тропка под водой идет. Старайтесь только след в след ступать, чтобы с нее не сбиться. А то искупаетесь, в грязи вымажетесь, как вас потом в избу вести.

Не успел он это сказать, как Малко оступился и рухнул в воду.

— Я же говорил, — почти с удовлетворением сказал старик.

Шли долго. Уже стемнело, когда они наконец вышли на берег. Избушка старика стояла на краю леса, покосившаяся и ветхая. Казалось, она вот-вот развалится, но старик смело распахнул дверь, да так, что она с грохотом ударилась о стену.

— Милости прошу в мои хоромы, — пригласил старик, — сейчас печь затоплю и будем на стол собирать. Разносолов не обещаю, уж чем богаты...

Волх взялся развести огонь в прокоптившейся печке, а Надежда кинулась помогать старику готовить ужин. Негоже молодым сложа руки смотреть, как старик хлопочет, хотя он и хозяин. Волх долго возился со щепой и березовыми полешками, пока наконец, рассердившись, не шепнул огненное заклинание. Вскоре в печке весело потрескивал огонь, а на плите варился большой казан с картошкой. С огнем в избе стало намного теплее и уютнее.

Закончив с печкой, Волх наконец огляделся. Изба была обставлена очень убого — стол, лежанка, да рыболовные снасти кучей свалены в углу. Старик, прищурившись, поглядывал на молодого вожака.

— Видел, видел я, как ты огонек разводил, — хихикнул старик, — недаром, ой недаром тебя Волхом прозвали. Ты ведь, небось, не только костры топить умеешь?

— Кое-что, не очень много, — осторожно сказал Волх.

— Ладно скромничать, — весело отмахнулся старик, — только ты, пожалуй, в моих краях не балуйся с волшбой-то. Тут не любят чужаков.

— Кто ты, дедушка? — тихо спросил Волх.

— Да так, дедко старый, — продолжал веселиться старик, — сижу на болоте, спрятался ото всех. Смертушка моя искала-искала меня, да так в болоте и сгинула. Так и живу.

— А эти... корни и слизняки, они что, слуги твои?

— Какое слуги? Разве они что путнее умеют делать, кроме как людей пугать? Они сами по себе, я — сам по себе. Друг другу мы не мешаем, делить нам нечего, болото большое, места на всех хватает.

— Ведь это необычное болото? — спросил Волх.

— То есть — необычное? — удивился старик.

— Ну, колдовство здесь кругом, слизни эти. Да и ты, дедушка, тоже на обычного отшельника не похож.

— А ты видал настоящих-то отшельников? — обиделся старик, — почему это я на них не похож?

— Жертвенника у тебя нет, идолов. Как ты молишься? Кому жертвы приносишь?

— Молиться, мальчик, надо не идолам и не словами, а сердцем. Тогда и молитва угодня будет и что хочешь — то получишь.

— А почему...

— Хватит разговоров, — перебил его старик, — на голодный желудок даже птички не поют. Картошка готова, прошу к столу.

Обедали в благоговейном молчании. После еды всем сразу захотелось спать и, презрев все законы вежливости, усталые странники повалились на пол и тут же уснули. Впервые за много дней им снились хорошие сны. Вернее, один сон: они остались жить у старика и помогают ему починить избу, наготовить и насолить на зиму грибов, а Волх с Малко взялись выкопать колодец с чистой водой...

— Здоровы же вы спать! — старик стоял в дверях. Видимо, он только что вошел в избу. Дневной свет с трудом проникал через закопченую слюду, вставленную в окна, но видно было, что на улице давно уже день, причем день — пригожий, солнечный.

Волх вышел на улицу следом за стариком.

— Садись, — показал старик на крыльцо и присел сам. Волх подчинился.

— Рассказывай, что за беда в болота вас загнала.

Волх рассказал о своих злоключениях. Старик молча выслушал, а потом втянул воздух носом и задумчиво сказал:

— Был один мальчишка, пробегал по болотам, только надолго не задержался, на восток ушел. Стало быть, Кирша это и есть. А люди с оружием в болота не полезли, обошли стороной.

— Они нас до сих пор ищут? — встревоженно спросил Волх.

— След они ваш потеряли. Но руки у них в крови и мысли черные. И отступать они не собираются. Будут ждать вас, устроят засаду около реки. До нее два дня пути.

— Сколько их?

— Шесть или семь. Даже и не думай, что два сопливых мальчишки и одна девчонка справятся со взрослыми воинами.

— Мы пойдем навстречу им и примем бой.

— И погибнете, — с деланным равнодушием сказал старик.

— Или победим, — отрезал Волх.

— Пересидеть вам беду надо, а не переть на нее тупым... слизняком.

Услышав неожиданное сравнение, Волх расхохотался.

— Мы справимся, дедушка. Завтра и пойдем.

Старик почесал бороду и сказал неодобрительно:

— Эх, молодое дело, горячее. Наплодите покойников и сами ляжете. Тебя-то с этим пацаном не жалко. Мужик, он для войны рождается, для того, чтобы убивать и самому умирать. А вот девку зря погубите. Хорошая у тебя подружка...

— Она — волчица, — сказал Волх и задумался. Драка дракой, а против шестерых воинов и впрям тяжеловато придется. Тем более, что помощники у него — хуже некуда. Но с другой стороны, всю жизнь от вендов прятаться тоже не годится. Не прятаться нужно, а мстить!

— Оставайтесь у меня, — предложил старик. Волх сначала не понял, о чем он говорит.

— Всю жизнь на болоте не просидишь, — сказал он.

— Почему не просидишь? — спросил старик.

Волх посмотрел на него в упор.

— Надоело одному по болотам таскаться? — неожиданно грубо сказал он.

Старик пожал плечами.

— Конечно, надоело. Плохо, когда вокруг только слизняки да лягушки. Хочется иной раз и с настоящим человеком словечком перемолвиться. Да и стар я стал. Работы непочатый край, грибы надо солить на зиму, да и давненько уже мечтаю колодец во дворе вырыть. Хочется водички чистенькой попить.

Волх встал.

— Не обижайся на меня, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты затаил на меня зло. И не потому, что боюсь тебя. Мы уходим завтра на рассвете. Ты дашь нам немного еды в дорогу?

— Ты не передумаешь? — с надеждой спросил старик.

Волх покачал головой.

9

За день Малко сделал четыре десятка стрел, а Волх — новые палицы. Они ушли рано утром.

— Ты и правда собираешься сразиться с вендами? — спросила Надежда Волха. Он не ответил.

На берег реки они пришли поздно вечеров. Волх внимательно оглядел берег, но не нашел ничего подозрительного. Если старик не соврал, засада должна быть здесь. Но не было слышно ни лая собак, из зарослей не поднимался дымок костра — ничего, что говорило бы о присутствии людей. Волх до темноты вглядывался в берег, пока у него не зарябило в глаза. Наконец он сказал:

— Будем искать их утром. Всем спать. Первой сторожит Надежда, вторым — Малко. Огонь не разводить, на берег не ходить и вообще лучше лежать неподвижно. Они не должны знать, что мы здесь. Пока у нас есть только одно преимущество — внезапность, и мы должны его использовать.

Ночь прошла спокойно. Малко разбудил Волха задолго до рассвета, и Волх решил дать им поспать вволю. Хотя старики и учили, что лучшее время для нападения — предрассветный час, венды тоже знали, когда обычно нападают враги и, конечно, предрассветная стража была удвоена. Страшнее, когда смерть приходит среди белого дня, под ясным солнцем и при этом неизвестно откуда.

Когда волчата проснулись, солнце стояло уже высоко.

— Что же ты нас не разбудил? — спросил Малко, продирая глаза.

— Сегодня у нас трудный день, — улыбнулся Волх, — я хотел, чтобы вы выспались вволю. Жалко, что нельзя развести огонь. Придется есть сушеные грибы.

После завтрака Волх внимательно осмотрел оружие и сказал:

— Я иду первым, Малко — за мной, шагах в пятидесяти, а Надежда следом за ним. Если заметите что-то подозрительное, подадите сигнал — два крика кукушки. Запомните, только два. Услышав сигнал, всем замереть и ждать. Ни в коем случае не нападать без моего приказа.

Волх отошел от берега шагов на сто и пополз вдоль реки. Он не слышал и не видел ничего странного — светило солнце, пробиваясь через кроны деревьев, пели птицы, повсюду висела паутина. Время шло, а Волх продолжал ползти, стараясь не помять ни одной травинки.

И вдруг он заметил то, что заставило его остановиться. Он увидел след — обрывок паутины, натянутой между деревьями. Волх нырнул за дерево и два раза крикнул кукушкой. А потом переполз на другое место, откуда хорошо просматривался просвет между деревьями, где и висела паутина. Возможно, паутину порвал какой нибудь зверь. Не кабан — слишком высоко, но и не медведь — зверем не пахло. И не лось — он оставил бы другие следы, кроме паутины. Лосю нет нужды перепрыгивать с корня на корень, пряча свои следы. Значит, здесь побывал человек...

Волх вздрогнул. Краем глаза он заметил движение и постарался вжаться в землю. В просвете появился человек. Он внимательно оглядел заросли и понюхал воздух. Волх поблагодарил предков за то, что залег с подветренной стороны и чужак не смог его учуять. Это был венд, один из тех, кто ждал их в засаде. Волх потянулся к луку, но остановил себя. Вдруг он успеет поднять тревогу?

Венд постоял еще немного, оглядываясь, но не заметил ничего странного и исчез за деревьями. Видимо, его насторожил крик кукушки, хотя Волх всегда очень искуссно подражал пению птиц, да так, что даже опытные охотники обманывались. Волх решил посмотреть, где прячется венд. Его тайник он нашел без труда — чужак устроил себе гнездо из сухих ветвей на огромной сосне. Хороший наблюдательный пункт, но в лесу совершенно бесполезен — все равно дальше соседнего ствола не увидишь.

Волх секунду колебался, а потом взял в левую руку лук, положил стрелу на тетиву и поднял с земли сосновую шишку. Ему нужно было заставить венда высунуться из-за дерева. Шишку он бросил в сторону. Когда шишка упала в мох, послышался не стук — чуть слышный шорох, как раз то, что нужно для того, чтобы насторожить хорошего воина. Венд выглянул из гнезда, причем смотрел он не туда, куда упала шишка, а туда, где сидел Волх. Перед тем, как пустить стрелу, Волх успел удивиться нюху чужака. Стрела вошла ему в глаз и пригвоздила голову к дереву. Некоторое время Волх прислушивался, но больше в лесу никого не было.

— Теперь их пять или шесть, — сказал себе Волх с удовлетворением и решил вернуться к друзьям. Они ждали его, спрятавшись в густом кустарнике.

— Что там было? — шепотом спросил Малко.

— Сторож, — так же шепотом ответил Волх.

— И что?

— Дорога свобода, — просто сказал Волх, — но дальше я пойду один. Сейчас возвращайтесь на место нашей ночевки, а если я не вернусь до завтрашнего утра, уходите обратно к старику.

Надежда хотела что-то сказать, но промолчала, наткнувшись на колючий взгляд вожака. Волх дождался, пока они скроются из виду и пополз искать лагерь вендов. К полудню он нашел то, что искал. Это не был обычный походный лагерь. На берегу реки стояли два шалаша, а чуть поодаль был насыпан земляной холм для пережигания угля. Волх слышал о таких, пережженный под землей уголь не дает дыма, а это очень важно, когда ты сидишь в засаде. Дыма нет, а воинов можно кормить каждый день настоящим жареным мясом, и когда начинает бой, они сыты и полны сил. Хотя Волх считал, что воевать все-таки лучше на голодный желудок.

Он пересчитал вендов. Один, это наверное, их вождь, второй, третий — старый знакомец, которого Волх уже победил одныжды. Зря, наверное, он его пощадил тогда. Четвертый спрятался в тени деревьев, оглядывает лес. Где же пятый и шестой? В лесу? В засаде? Ага, пятый вот, идет из леса с вязанкой швороста. А шестого, может быть, и вовсе нет. Вернее есть, но сейчас он висит на дереве со стрелой в глазу. Ну хорошо, если мы не можем сойтись в открытом бою, устроим для вас войну без правил. Пусть никто из вас не будет знать, где и когда вас настигнет смерть. Вы будете знать, что она рядом, но взглянуть в ее глаза так и не сможете. Волх натянул тетиву лука и направил стрелу на своего давнего знакомца. Это из-за тебя началась эта проклятая война, из-за тебя от рода волка осталось лишь трое волчат. Четверо — поправил себя Волх, где-то еще бродит Кирша. Волх целился в голову чужака. Промахнуться он не боялся, расстояние было небольшое, ветра не было, а стрела в голове всегда выглядить эффектней, чем стрела в груди. Еще чуть-чуть, задержать дыхание, дождаться тишины между двумя ударами серда и... Волх почувствовал, что в его горло уперлось холодное стальное лезвие. Он замер и скосил глаза — перед ним стоял чужой воин и улыбался.

— Метко стреляешь? — спросил воин.

Волх промолчал.

— Я знаю, что метко. Со скольких шагов в голову попадешь?

Волх продолжал молчать, разглядывая своего противника. Он был молод, как и Волх, но был гораздо выше его и, видимо, намного сильнее. Обычно сильные люди слабы умом и чутьем, но взгляд этого выдавал острый, цепкий и быстрый ум.

— Попробуй попасть вот в это дерево, — предложил чужак и показал на сосну, стоящую в двух шагах от них. Волх, конечно, мог бы попытаться выпустить стрелу в сторону лагеря, но прицел уже был сбит. Еще можно бросить лук, уйти от направленного в горло лезвия, перехватить его руку, а другой попытаться вытащить свой нож... Волх повернул лук и выпустил стрелу в ствол сосны. Стрела ушла в дерево на ладонь и сломалась пополам. Чужак покачал головой.

— Пойдем в лагерь. Поговорим с вождем. Я думаю, ты знаешь, о чем будет разговор?

Волх посмотрел на него и скрипнул зубами от сознания собственного бессилия.

— Правильно, о твоих друзьях. У тебя же здесь вся стая. Сколько вас? Трое или четверо?

Волх пожал плечами.

— Поговорим так поговорим. Мне есть что сказать твоему вождю. Если он, конечно и правда вождь, а не главарь шайки лесных разбойников.

Венд снова расхохотался, а Волх подумал о том, что нужно отвлечь чужаков разговорами — может быть, Малко и Надежда все-таки успеют уйти к старику. Хотя... он же сказал им, чтобы ждали до завтрашнего утра. А до утра они успеют обыскать весь лес и, конечно, найдут их. Нужно что-то сделать, чтобы задержать их. Нужно что-то сделать...

Увидев пленника, венды степенно сходились к вождю. Вождь — старый, белый как снег старик, ничем не выдал своего удивления, продолжая то ли дремать, то ли молиться про себя. Но Волх понял, что вождь хорошо понимает, что происходит вокруг, когда он чуть шевельнул морщинистой рукой. Повинуясь сигналу, венд толкнул Волх в спину и он упал на колени перед стариком. Вождь медленно поднял руку у погладил Волха по лицу. А потом приоткрыл один глаз и бросив на молодого волка внимательный взгляд, снова прикрыл его. И начал жевать губами, как будто мучительно обдумывая что-то.

— Молодой вожак, — сказал он голосом, будто доносившимся из могилы, — хороший воин, а был бы еще лучше, если бы хорошенько следил за своими волчатами. Ты ведь знаешь законы, Волх?

Волх молча кивнул. Старик не открывал глаз, но Волх был готов поклясться, что он понял ответ.

— Наш воин погиб. Его убили подло, стрелой в спину. Ты мог бы добить второго воина, но предпочел честный поединок. Это хорошо, это значит, что на небесах у тебя будет много дичи и меткий лук. Ты выполнил свой закон. Ты побил воина, но кровь убитого требует мести. Так гласит наш закон. Ты умрешь. Но сначала тебя будут пытать, чтобы ты сказал, где прячутся твои друзья. Особенно тот, кто убил нашего воина.

Старик замолчал и Волх понял, что продолжения не последует. Интересно, почему они решили, что Кирша здесь? Уж не старейшина ли послал их по следам изгнанников, чтобы отвести беду от своего сына? Очень может быть. Впрочем, это уже и не важно. Волха ждала мучительная смерть и нужно было подумать об этом, подумать, как умереть под пытками достойно, не проронив ни звука.

Его привязали к врытому в землю столбу на берегу реки. Венды суетились вокруг, занятые страшными приготовлениями. Один тащил из леса хворост для костра, другой строгал тонкие щепочки для того, чтобы загонять их пленнику под ногти, третий собирал в берестяной туесок муравьев из большой муравьиной кучи — когда на теле Воха появятся надрезы, муравьев высыплют в рану. Волх старался не смотреть в сторону вендов, вознеся взгляд к солнцу. Но и небесный хозяин сегодня не был к нему благосклонен — солнце спряталось в облака. Волх смотрел в небо и чувствовал, что по щеке побежала невольная слеза — неужели все в этом мире отвернулись. На миру и смерть красна, а умирать одному среди торжествующих врагов — такой муки никто не выдержит.

— Везет тебе, щенок, — услышал он рядом кряхтение старика. Дернулся, повернулся на голос и тут же снова поднял лицо к небу — не хватало еще, чтобы злобный старикашка увидел его слезы и рассказал остальным, что молодой вожак плакал, как дитя малое.

— Точно, повезло, — повторил старик слабым от старости голосом, — привязали тебя, чтобы на солнышке как следует провялился, как рыба нельмушка, ан нет — солнце спряталось, ветерок подул прохладный. Знать боги тебе благоволят. Однако против закона и боги не пойдут.

Волх молчал, пораженный тем, как истолковал венд знак солнца. А может быть и впрямь солнышко спряталось, чтобы не ожечь его лицо и тело?

Старик с кряхтением и стоном встал на ноги. Один из воинов кинулся помочь ему, но он знаком вернул его на место, поднялся сам, разогнулся, насколько позволяла заизвестковавшаяся от времени спина и заглянул Волху в глаза незрячим бельмом.

— Не вижу я на тебе печати смерти, — сказал он, — если и умрешь, то не сегодня. Знать судьба тебе нынче согнуться под пытками и выдать товарищей своих. Выдашь — помилую, отправлю в семью убитого, будешь им сыном.

— У меня своя семья есть, — сердито сказал Волх.

— Какая еще семья, — скрипуче засмеялся старик, — мать умерла, отец попал неведомо где, да и был ли у тебя отец-то, а, щеняра? Ведь безродный ты, беспутный. А я тебе и род и путь дать могу.

Волх смотрел на старика с изумлением. Только что речь шла о пытках и наказании, а теперь вдруг о пути и роде заговорил. Да таким сладким голосом, что поневоле захотелось руки вымыть, жалко, что связаны обе за спиной.

— Есть у меня род, — сказал Волх, — и путь есть. А коли и потеряю путь, то чужим не пойду, буду свой искать. Поди старик, отдохни, а то раньше меня к предкам отправишься. Да не мешай мне думать.

— О чем же это тебе думать надобно? — полюбопытствовал старик, ничуть не обидевшись на нелюбезное предложение Волха.

— Времени мало, а понять надо много, — сказал Волх, — хочу узнать, зачем я на свет появился, если суждено мне умереть так скоро. Думал я, что одна у меня цель — отца своего найти. Оказалось, нет, если суждено на этом берегу голову склонить.

— Не всегда человек может пройти свой путь до конца, — серьезно сказал старик, — иной раз на полпути заблудится, забудет, куда шел, на другие дела отвлечется. Думает, пока буду гулять, девок любить, бражничать, а путь подождет. Глядь — уже и смерть подходит, а по пути ни шагу не сделано. Или как у тебя — вышел на путь, да на первом же шаге и споткнулся.

— Где тебе знать мой путь, — высокомерно сказал Волх.

— Да уж знаю кое-что, — сказал старик, хитро усмехаясь, — знаю и еще одно — если не дошел до конца пути один шаг — все равно, что вообще не ходил.

— Так пусти меня на волю, — сказал Волх, — пойдем мы дальше, я — своим путем, ты — своим.

— Пересекся мой путь с твоим, — сказал старик, — дальше вместе пойдем. Или я с тобой, или ты со мной.

— Не пойду я с тобой, — сказал Волх, — лучше умру.

— Не пойдешь — силком поведу, — сказал старик, — только сначала пытать буду — где твои друзья остались. Обещаю, жив останешься, но молить будешь о смерти.

— С чего это ты решил меня в живых оставить? — заинтересовался Волх.

Старик кивнул на небо.

— Солнце благодари, — сказал он, — знаки божьи я читать умею, не совсем слеп. Хотя хотелось мне посмотреть на тебя, как умирать будешь.

Волх вздохнул с облегчением и тут же украдкой посмотрел на старика — не видел ли он этого малодушного движения. Вдруг его мозг пронзила догадка — а что если старик подает надежду только для того, чтобы потом ее отнять и тем вернее сломить дух пленника. Волх сделал каменное лицо.

— Ты — не простой воин, — продолжал старик, — может быть, ты мне мог бы рассказать о смерти.

— Что я знаю о смерти? — спросил Волх, — даже если умру, не успею понять. Неопытен я еще ни в делах жизни, ни в делах смерти. Скорее ты меня можешь научить смерти. По тебе-то видать, что срок уже близок.

Старик потемнел.

— Правду говоришь, — сказал он тихо, — срок мой близок. Если эти, — он кивнул в сторону воинов, — могут жизнь годами мерять, я уже на дни и ночи считаю. Каждый новый рассвет для меня подарок богов, за который я потом должен весь день их благодарить. Только вот что там, за смертью нас ждет?

— Как что? — удивился Волх. Глупый старик — даже дети знают, что бывает после смерти. А уж ему-то отрастившему седые космы до плеч стыдно не знать, что после смерти добрые воины охотятся в небесных лесах. И если вели они жизнь славную, честную и праведную, в лесах их было много дичи. Ну а если при жизни они были трусами, жадинами и предателями, приходилось им питаться земляными червями и презренными кореньями...

— Знаю, знаю, — кивнул его мыслям старик, — скажешь ты про небесные поля и про то, что там много дичи. Сам я не раз говорил такие речи, но сам в них не верил.

Волх смотрел на старика и, казалось, не видел его. Если бы небо обрушилось на землю, он удивился бы меньше.

— Не верю и все тут, — с досадой сказал старик, — что, если мы, как звери дикие, после смерти становимся просто кучкой пепла. Никода не видел я, чтобы душа встала и полетела на небеса, хотя поверь мне, умертвил я немало людей.

— Я верю, — насмешливо сказал Волх, — да только чтобы понять смерть, не убивать надо, а умирать. Никогда ты не поймешь, как готовится рыбная похлебка, если ни разу ее не попробуешь.

— Да, это так, — согласился старик, — думал я одно время поторопить смерть, самому на себя руки наложить, чтобы поскорее разрешить сомения и убедиться в том, что есть поля для небесной охоты, или навек покончить с этим заблуждением. Но кое-что меня остановило...

— Боль? — спросил Волх.

— Я не боюсь боли, — гордо сказал старик, вздернув кверху свой крючковатый нос, — я боялся не решить свою загадку. А если нет никаких полей, если после смерти мы становимся кусочком мертвой плоти, которая ни дышать, ни думать не может? Как же я тогда узнаю, что ошибался?

— А зачем тебе тогда нужна будет отгадка? — спросил Волх, — разве камень думает о том, что он камень? Разве он недоволен своей долей? Разве пытается он изменить свой путь и стать деревом или птицей?

— Я не камень, — покачал головой старик, — человек тем и отличается от камня, что пути своего не знает. Всякий зверь, или дерево знает, зачем живет и почему умирает. Потому им и жить весело и умирать легко. А человек пути своего не ведает и должен всю жизнь мучиться, думать — зачем он на свет появился и почему умереть должен.

— Путь воина — воевать, путь охотника — охотиться, — твердо сказал Волх, — а путь таких как ты — мертветчиной питаться, что от охотники и воина остается. Каково на вкус мясо человечье?

Старик вздрогнул и не сразу ответил.

— Не по годам ты умен, — сказал он, — и впрямь пробовал я мясо человеческое на вкус. Сладкое оно и нежное, как куриное. Только обманул меня колдун-южанин, когда говорил, что жизнь продлится и молодость вернется, если человечинки отведать. Ничуть я моложе не стал, а только долгое время себя оскверненным чувствовал.

— Эх, старик, — сказал Волх устало, — кабы ты, вместо того, чтобы мучиться такими мыслями, занялся бы хотя плетением корзин или сетей, у тебя не было бы времени на дурный мысли и на бесполезные дела.

Старик щелкнул языком.

— Ой умен ты, щенок, — сказал он, — в другой раз меняю свое решение. Даже если гнев богов вызову твоей казнью, но любопытство сильнее страха. Только ты можешь мне ответить на мой вопрос. И ты ответишь, своей смертью ответишь. Не может быть, чтобы такой воин, как ты, не заслужил небесной рощи с дичью. А если когда умирать будешь, душа из тела вылетит, уж я ее угляжу. Недаром земные очи мои закрылись, но зато небесное око открылось, я им больше вас, слепых кутят, зрю.

Старик хлопнул в ладоши и воины сбежались к нему. Старик указал на Волха и махнул рукой.

— Зажигай костер. Пусть умрет волчонок.

— А как же пытка? — удивился один из воинов. Не по нраву ему пришелся приказ старика.

— Цыть! — осадил его старик, — бесполезно пытать того, перед кем солнце свой лик закрывает. Силен волчонок, сильнее ваших ножей и вашего огня.

— Это мы еще посмотрим, — сказал молодой воин, глядя на старика исподлобья, — старейшина их тоже казался тверже кремня, а стоило костер разжечь, да малость прогреть старые кости — мигом рассказал все, что знал и немного поболее.

— Разжечь костер, — повторил старик и воин, ворча себе под нос, пошел сооружать кострище. Волха обложили хворостом по пояс. Хотели было обложить выше, но старик не велел:

— Позреть хочу, как его душа с телом расстанется.

Когда приготовления были закончены, старик уселся перед костром и сказал Волху:

— Готов ли ты, волчонок?

Волх криво усмехнулся — нарадостно ему было с жизнью прощаться, но ответил:

— Воин, выходя на путь, всегда готов расстаться с жизнью.

Старик кивнул — иного он и не ожидал услышать.

— Пожигайте.

Молодой воин склонился над кострищем, высекая искру. Зажечь костер казни от огня, который горел в очаге, он не мог — вся пища, приготовленная на этом огне, превратилась бы в яд. Искорка упала в мох, вверх потянулась тонкая струйка дыма. Огонек весело запрыгал с веточки на веточку, стараясь скорее добраться до тела Волха и обнять его. Волх с улыбкой смотрел на стрика, вперившего в него невидящее око.

— Видишь ли чего? — спросил он насмешливо. Старик покачал головой:

— Не торопись, щенок, ты еще не почувствовал дыхание смерти. Точно не почувствовал, коли желание шутить у тебя не пропало.

Дым старовился все гуще, а пламя все жарче. Волх вдохнул горячего воздуха и закашлялся. Слезы потекли по его лицу. Огонь лизал руки. Кожа на них вздувалась и лопалась, оставляя круглые язвы. Волх закрыл глаза и мысленно воззвал к солнцу, прося даровать мужества и силы побороть боль.

— Не сметь! — услышал он визгливый крик старика, — не сметь закрывать глаза! Веди себя как мужчина, смотри в лицо смерти!

Волх открыл глаза и увидел, что из леса выходит огромный зверь — то ли лев, то ли волк. Шерсть его была из огня и из пасти его выходил огонь. Ростом он был с человека, и издалека было видно, как сверкают у него в пасти ярко-белые клыки, каждый — с кинжал длиной. Зверь поднял пасть и коротко рыкнул, подавая о себе весть. Венды оглянулись и в ужасе кинулись врассыпную. Зверь в два прыжка догнал одного, перекусил его пополам и бросил обе мертвые половины на песок, другого разорвал лапой, третьего просто ткнул головой в спину, да так, что сломал позвоночник. Волх моргнуть не успел, а уже остался на берегу только он, чудный зверь, да старик, который вертел головой, но не мог понять, что происходит. Зверь приблизился к старику, стуча хвостом по земле. Старик смотрел мимо зверя и не видел его.

— Кто здесь? Что здесь? — испуганно спрашивал он, размахивая руками. Зверь открыл пасть и дохнул на него. Голва стрика вмиг превратилась в черный уголь, он упал назад и больше уже не шевелился. А зверь спокойно ушел в лес, не притронувшись к добыче. Едва он скрылся за кустами, как из леса с другой стороны выскочили Малко и Надежда и, обжигаясь, раскидали костер, сложенный вокруг Волха. Его развязали и положили на берегу реки. Надежда принесла клочок мха, смоченный водой и начала промывать его язвы.

— Привяжу лист подорожника, — приговаривала она, — подорожник боль утянет и с собой унесет в дальнюю дорогу.

— Я хочу пить, — сказал Волх, едва шевеля запекшимися устами.

— Сейчас, — поспешно сказала Надежда, спустилась к реке, набрала воды в рот, принесла ее к Волху и напоила его с губ своих. Он пил жадно поцелуй ее и чудилось ему — ничего в жизни не пил он вкуснее.

— Боль уйдет, — шептала Надежда, — уйдет, как вода. Огонь не может причинить тебе вред, поскольку ты сам — Огненный Змей и сын Каменного Змея.

Волх удивленно посмотрел на нее.

— Что ты говоришь? Кто тебе в уста вложил такие речи?

Надежда потупилась.

— Нашел нас старичок болотный, сказал, что ты в беде и надобно помочь тебе. И еще сказал, что ты — Огненный Змей. И что ты сын Каменного Змея.

— А где же старичок наш? — изумленно спросил Малко, оглядываясь вокруг.

Никого больше на берегу не было.

— Расправился с врагами и ушел, — сказала Надежда, — чтобы не обязывать нас благодарностью.

— Я не видел его, — с трудом сказал волх, — видел зверя с огненной пастью.

Надежда и Малко расхохотались.

— Совсем у тебя разум помутился. Какой еще зверь? Не было тут никого. Старичок болотный клюкой махал, да этой клюкой всех вендов и побил. А одного, самого старого и седого, головешкой из костра спалил.

— Знать, отвел глаза им, да и мне, старик болотный, — задумчиво сказал Волх, — коли явился нам в облике зверя с огненною пастью. Надо поговорить с ним. Больше он знает, чем говорит. Значит, Огненный Змей. Не наше имя, земляное. Прежнее имя мне более по вкусу. Не приму я такое имя, буду прежнее носить.

— А если это твой рок? — испуганно спросила Надежда, — не следует человеку от рока своего отказываться. Если ты и впрямь чужое имя всю жизнь носил и старик тебе твое может вернуть. Богов разгневаешь — не миновать беды.

— А мое ли это имя? — с мукой сказал Волх, — правду ли сказал старик. Тот, кто взгляд обмануть умеет, не моргнув и слух обманет.

— Не станет он тебя обманывать, — твердо сказала Надежда, — полюбил он тебя. Да и силу твою он чувствует.

— Где же он? — спросил Волх, — почему он полслова сказал и скрылся? Почему, если знает что-то, сразу не сказать было? Почему сейчас его здесь нет? Нет, далеко не прост твой старик. Вернемся на болото, найдем его избушку, возьмем старого за бороду и заставим выложить все, что он обо мне знает. Или он и впрямь волшебник, или он отца моего знавал, когда тот с Севера на Восток шел.

— Если он волшебник, он найдет способ тебя остановить, — сказала Надежда, — если захочет что-то тебе сказать — сам найдет и скажет. Нужно нам продолжать путь.

Волх скрипнул зубами и поднялся, ступив на обожженную ногу.

— Вернемся в болото, сказал он, — сегодня же.

Надежда встала молча и пошла собирать припасы умерших вендов. Оружия она не касалась — его отберут Волх и Малко. Волх пошел было по песку, но становился, увидев сгоревшую голову старика-венда.

— Не достались тебе небесные рощи, — сказал он укоризненно, — стал ты просто горсткой праха. О чем думал, то и получил.

Старик скалил оголенные огнем зубы и, казалось, сам смеялся над своими недавними сомнениями.

10

Не так-то просто найти путь в болотах. Сначала казалось — дорога займет не больше дня. Делов-то — вернуться назад по своим следам. А оказалось — увязли в болотах на целую седьмицу. Вроде бы и правильшо шли, а забрели в такую глушь, из которой, похоже, вовсе выхода нет. Малко и Надежда ворчали, Волх стискивал зубы и брел, по пояс проваливаясь в липкую болотную грязь.

— Врешь, старикашка, — шептал он, засыпая на ходу, — ты мне расскажешь свои болотные тайны.

На восьмой день Волх смирился, поняв, что старик их водит по болоту. Он махнул рукой и скомандовал:

— Поворачиваем к лесу.

Едва он это сказал, как они оказались в лесу, с которого начинали путь. Недели блужданий как не бывало. И сразу стемнело, как будто кто-то огромный набросил на солнце свою шапку. Волх выбрал место для ночлега. Сон возле болота — беспокойный, нездоровый. Чудилось Волху, что он — червь земной и клюет его птица ворон. Клюнет, заглянет в око и посмеивается скрипучим голосом.

— Пусти, — начал вырываться Волх, — пусти, мерзкая тварь.

Не тут-то было. Расхохотался ворон и увидел Волх, что у него лицо Киршы.

— Теперь ты в моих руках.

Смех Волх слышал еще во сне, а слово птичье — уже наяву. Очнулся он и увидел, что связан по рукам и ногам. Дернулся, попытался освободиться — крепко держали кожаные ремни. И снова смех птичий раздался. Поднял Волх глаза — увидел сидящего возле огня Киршу.

— Вот и свиделись, — сказал весело Кирша, — люди говорят, ты меня искал. Говори, что сказать хотел.

— Не сказать хотел, а сделать, — поправил Волх, — ты род наш погубил. Казнить тебя хотел.

— О роде не тебе печалиться, — прикрикнул на него Кирша, — сам безродный, от змея земного рожденный, а туда же — волков учить вздумал.

— Знакомые речи, — прищурился Волх, — это не старичок ли болотный тебя им научил?

— Нет, — покачал головой Кирша, — слухом земля полнится, а я в последние дни внимательно стал слушать, что вокруг меня происходит. Вот мне одна знакомая ворона и подсказала, где ты ночевать собрался, да когда у тебя будет самый крепкий сон. Я и решил тебе навестить. Ты меня казнить хотел? Попробуй, казни. Я здесь.

Волх отвернулся и увидел, что Малко, оставленный стеречь огонь, лежит на животе, а голова его вывернута назад и невидящие глаза смотрят в небо.

— Ты сам ворон, — сказал Волх, — питаться мертветчиной не пристало волку. А смерть твоя — при мне. Развяжи руки — померяемся силой.

— Я знаю, что моя смерть при тебе, — сказал Кирша, — потому развязывать тебя не буду — молод я еще, чтобы умирать. Но и убивать тебя не хочу — горе тому, кто останется без смерти. Ты ее пока при себе поноси, а я потом за ней приду, когда мне надоест по земле ходить. Чем сильнее будет твоя ненависть, тем слаще мне будет будеть жизнь. У меня есть чем подкормить твою злобу.

Кирша наклинился и вытащил из-за спины связанную Надежду. Она упиралсь и пыталсь освободиться, но ремни из кожи были крепче слабых девичьих рук.

— Целую седьмицу сидел возле болота, — гордо сказал Кирша, — плел для вас ремни. Крепкие, быка удержат, не то что вас, щенята.

— Кто на родича руку поднимает, того Род казнить будет, — предупредил Волх. Кирша пожал плечами.

— Нет Рода. И Перун суть выдумка праздная. И Даждьбог — не прадед наш, а сказочка для лесных детишек. Я отринул богов и иду своим путем. Мне все можно и нет для меня достойного наказания. А коли и найдется такое — за миг свободы не горе век мучиться.

Волх зажмурился, но когда он открыл глаза, Кирша сидел как ни в чем не бывало и посмеивался.

— Что, ждешь молнии Перуновой? — ехидно спросил он, — спит Перун, али не слышит моих слов. Или умер, — голос его стал зловещим, — я, Волх не только род наш погубил. Я древних богов умертвил. Сначала сомнением, потом неверием. я ли не всесилен?

Взгляд его стал безумным.

— А коли человек богов победить способен, так он сам бог.

Кирша вскочил на ноги и начал кружить вокруг костар в странном танце.

— Я стал Богом, осталось лишь собрать войско, покорное моей божественной длани и покорить мир. После битвы с богими победить человеков будет несложно.

— Проси прощения у богов, безумец, — тихо сказал Волх, — да приноси жертвы немалые, чтобы вымолить себе забвение.

— прощение, говоришь? — прошептал Кирша, — я не знаю, что это такое. Молить прощения? Думаешь, этим я оживлю богов? А я думаю, их больше ничто не оживит. Это вы под ними ходите и приносите им жертвы. У меня теперь свой бог — я сам, и себе я буду приносить жертвы. Одну уже принел, — Криша мотнул головой в сторону поверженного Малко, — а теперь настала очередь второй.

— Нет, — закричал Волх, пытаясь освободиться от ремней. Кирша, ухмылясь, поднял голову Надежды и заглянул ей в глаза.

— Тобой я насыщу свою плоть, — сказал он ласково, — и напою твоей кровью его ненависть.

Он повернулся к Волху.

— Смотри внимательно, — сказал он, — не пропусти ни капли ее крови мимо чаши своего гнева.

— Я смотрю, — сказал Волх севшим голосом. Кирша разорвал одежду девушки и оставил ее совсем нагой. Лишь ремни на руках остались, да кляп из скрученной травы во рту. Крирша положил ее перед собой и, довольно хмыкая, разглядывал ее тело. Потом он стал гладить Надежду по ногам, по спине, по животу. Найдя сосок, стиснул его двумя пальцами. Девушка забилась от боли, а Кирша захохотал.

— любы тебе мои ласки, — сказал он самодовольно и снова стиснул сосок. по щекам девушки потекли слезы, но она не догнула, чтобы не доставлять своему мучителю этой радости.

— Плачь! — закричал Кирша и вытащил кляп у нее изо рта, — кричи, проси пощады! Я хочу послушать твой голос.

Надежда стиснула зубы, а Кирша, взбешенный, срубил ножом длинную тонкую ветвь ивы и начал стегать девушку по спине. На нежной коже появились кровавые развводы. Надежда молчала, тихонько постанывая и крепясь изо всех сил, чтобы не зарыдать в голос.

Кирша был страшен — глаза его горели, волосы растрепались. Он развернул Надежду к себе спиной, достал сой разгоряченный уд и, схватив Надежду за бедра обеими руками, вонзил его в ее лоно. Она выгнулась и закричала.

— Вот так, — приговаривал Кирша, — громче кричи. Муж твой связан и бессилен тебе помочь, боги умерли, а я могу только облегчить тебе смерть, но не хочу этого делать.

Кирша дергался, как рыба в огне, царапал грязными ногтями спину девушки, сдирая кожу лоскутьями. И когда он почувствовал, что близок миг его высшего удовольствия, он достал нож и провел им по бедру Надежды.

— Сладки ли тебе мои ласки, девица? — спросил он. Надежда молчала. Он схватил ее за волосы и развернул ее лицо к себе. И когда их взгляды встретились, он одним ударом перерезал ей горло. И забился, пуская струю семени в плоть умирающей девушки. Надежда хрипела, из ее горла струей билась кровь. Когда ее тело замерло, Кирша осторожно опустил ее на землю, склонился над ней, поцеловал в лоб и сказал:

— Родишь мне сына, чтобы он отомстил Волху за меня.

Он повернулся к связанному Волху и спросил:

— Все ли видел?

— Все, — ответил Волх глухо, — убей и меня. Мне незачем жить. Или развяжи и я убью тебя.

— Нет, — рассмеялся Кирша, — носи с собой мою смерть. Корми меня свой ненавистью. И помни о том, что моя месть тебя найдет. Мертвая дева родит сына, который будет всюду идти за тобой и нигде тебе не будет покоя.

Лицо Кирши было страшно — он говорил не только с Волхом — он спорил с убитыми им богами. Волх покачал головой.

— Ты стоишь на пути смерти, — сказал он, — не хочу больше с тобой говорить.

Кирша усмехнулся и стал молча собираться в дорогу. Он забрал все припасы, какие мог унести, а что не смог — выбросил в болото. Тело Надежды он, бормоча под нос невнятные заклинания, тоже похоронил в болоте. Потом шутливо поклонился Волху и исчез.

Волх лежал на спине и смотрел в небо. Начинался рассвет. Утро пробиралось на болото медленно и робко, как будто боялось провалиться в бездонные трясины. Волх приготовился умереть. Он не делал ни единой попытки освободиться от ремней, а лишь лежал и ждал, когда придет смерть-избавительница. Прошло довольно много времени, а она все не шла. Уже наступил полдень, припекло солнышко, закружились вокруг надоедливые комары и Волху стало не до смерти — проклятые насекомые искусали его всего. Тело бешено чесалось, а почесаться он не мог. Ему оставалось лишь вертеться, изгибаться и кататься по земле, пытаясь заглушить немилосердный зуд. Тут уж о смерти думать недосуг.

— Ох ти, что деется, — услышал он рядом скрипучий голос, — эк молодца крючит.

Волх так резко обернулся, что едва не вывихнул плечо. Перед ним стоял болотный старик и улыбался.

— Убей меня, старик, — попросил Волх. Старик замахал руками.

— что ты говоришь. Типун тебе на язык. Сейчас развяжу, да домой отведу. Ты ведь небось голодный?

— Не до еды мне, — сказал Волх, — друзей моих убили.

Старик всплеснул руками.

— кто же это? Своих тварей я вроде бы приструнил. Никто из них не должен вам поперек дороги становиться. Разве путник какой недобрый забрел.

— Путник... — сказал Волх, — Кирша на нас ночью напал. Связал меня спящего, Малко зарезал. Потом Надежду взял. И тоже ее зарезал. Попросил ее мертвую родить ему сына, чтобы он мне отомстил.

Старик потемнел.

— Это плохо, — пробормотал он, — с мертвыми шутки плохи. Ох, как это плохо. Опоздал я, старый. Глаза плохо видят, уши ничего не слышат. торопился через болота, да ноги старые спотыкаются о каждую кочку. Вот и не успел вам помочь.

— врешь, — сказал Волх, освобождаясь от разрезанных стариком ремней, — все ты знал. И мог бы прийти к нам на помошь хотя бы в образе зверя огнедышащего. Только почему-то не захотел.

— Кхм, — сказал старик, — ну не захотел так не захотел. Думай, как знаешь. Делай что хочешь. За Киршей погонишься?

— Можешь не сомневаться, — кивнул Волх.

— от судьбы не бегай, за ней не гоняйся, — загадочно сказал старик, — она сама тебя найдет. Не готов ты к этому поединку. Пойдешь со мной. Поживешь у меня дома годик-другой. Я тебя многому научу. Оружие тебе дам новое, взамен потерянного. Станешь ты самым могучим воином в наших землях. Тогда и сможешь по пути своему пройти. Да и колодец поможешь мне вырыть. Водицы чистой очень уж хочется.

— Отойди от меня, — сказал Волх, — недосуг мне колодцы рыть. Мне спешить надо. Меня Кирша ждет. Что, если боги решат убить его прежде, чем я его найду?

— Боги берегут его, — сказал старик, — с ним ничего не случиться до тех пор, пока вы не встретитесь. А что будет потом — не знают даже боги. Идем со мной. До вечера нужно быть дома, чтобы с рассветом ты мог взяться за дело.

— Учиться воевать? — задумчиво спросил Волх, — я не знаю. Нужно торопиться...

— Успеется, — беспечно сказал старик, — нужно скорее колодец копать. А то опять на зиму останусь без воды.

— Ты обманываешь меня, глупый старик, — закричал Волх, — ты заманил нас на эти болота, закружил, подставил под нож Киршы и теперь ты требуешь, чтобы я шел к тебе в услужение? Да не бывать этому!

Волх хотел было схватить старика за бороду, да заглянул в его холодные, усталые глаза и передумал. Плюнул в сторону и пошел напрямую через лес.

— Ты еще вернешься, — кричал ему вслед старик, — ты обязательно вернешься.

Волх шел прямо через бурелом, раздвигая руками поваленные стволы. Но не прошел он и полусотни шагов, как вдруг вышел на поляну, с которой только что ушел. Посреди поляны сидел старик и насмешливо смотрел на Волха.

— что, уже вернулся? — весело спросил старик, — уже соскучился?

— Нет, — сказал Волх, развернулся и снова пошел через лес. И снова вышел на ту же поляну. Старик сидел на поваленном дереве и болтал ногами.

— Я тебя убью, — сказал Волх. Старик спрыгнул с дерева.

— Попробуй, — сказал он просто. Волх прыгнул на старика, намереваясь одним ударом поломать ему хребет. Но за мгновение до того, как его рука коснулась тщедушного тельца старика, он вдруг оказался чуть-чуть в стороне и Волх, промахнувшись, с силой удрился оземь.

— Добрый богатырь, — промолвил старик, — с матушкой-землей вздумал сразиться. Ну-ка, чья возьмет.

Волх зарычал зверем и чувствуя, что кровь гнева заливает его глаза, снова бросился на старика. И снова промахнулся. Волх видел, что это не волшба, не чужая темная магия. старик просто делал шаг в сторону и уходил из-под его удара.

— что-то ты молодец то ли косорук, то ли косоглаз, — сказал старик сердито, — никак но можешь меня поймать. А ну-т-ка теперь я тебя поучу.

Волху показалось, что старик взлетел в небо. Руки его превратились в хлопающие крылья. Старик шел на Волха и когда тот закрылся руками, почувствовав непонятный ему страх, старик ударил его справа, потом слева, сначала несильно, потом все больнее и больнее. Волх не видел его ударов, они как будто сыпались на него из пустоты.

— Будешь слушаться старших, — приговаривал старик, — не будешь своевольничать. Вот тебе хороший урок.

Удары прекратились. Волх стоял, тяжело дыша. Старик дышал ровно, как младенец и улыбался.

— Научи меня так драться, — сказал Волх.

— Пойдем, — сказал старик ласково, — я покажу тебе, где нужно вырыть колодец.

11

Старик разбудил Волха рано утром. Волх, ничего не понимая, продирал глаза, сидя на лавке, на которой его положил старик.

— Пора рыть колодец, — напомнил старик.

— Я помню, — сказал Волх и встал с лавки. Старик отвел его на берег и сел на землю, поджав ноги под себя. Он знаком приказал Волху сделать так же. Волх попытался сесть, но у него ничего не получилось — ноги не сгибались так, как хотелось старику. Тогда старик сердито пробурчал что-то под нос и своими руками согнул ноги Волха да так, что у того глаза на лоб полезли.

— Сосредоточься и погаси свои мысли, — приказал старик. Волх закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Однако как только он понял, что он ни о чем не думает, он сразу подумал об этом. Он рассмеялся.

— Мудреная наука. У меня ничего не получается. Да и ноги затекли.

— В этот раз не получилось — в следующий раз получится, — спокойно сказал старик, — продолжай упражнение. Да еще обрати внимание на дыхание. Ты должен дышать не грудью, а животом.

— Это еще зачем? — сердито спросил Волх.

— слишком много вопросов, — сказал старик и надолго замолчал. Волх попробовал дышать так, как велел старик, попытался ни думать ни о чем. Сначала у него вроде бы опять что-то получилось, он обрадовался успеху, начал думать о том, что он очень способный воин, потом спохватился и начал все сначала... некоторое время спустя старик прекратил его мучения. Он встал и сказал Волху:

— Это упражнение отные ты будешь делать каждое утро. Сила воина — в умении сосредоточится. Если ты будешь в любом походе находить время для ежедневной медитации, тебе не будет равных.

— Никак не могу понять, — проворчал Волх, — как сидение со скрещенными ногами может отразиться на моей силе и моих победах.

— Увидишь, — загадочно сказал старик, — а теперь за дело. Нужно торопиться вырыть колодец.

Старик отослал Волха точить заступ, а сам с сухой веточкой в руках начал ходить по поляне перед домом. Ходил он долго. Солнце давно перевалило за полдень, когда он наконец ткныл заскорузлым ногтем в землю и сказал:

— Здесь будем колодец рыть.

Волх взялся за работу с радостью. Ему нравилось ощущение своей силы и молодости. Пот струями стекал по его плечам. Когда солнце склонилось к горизонту, он решил отдохнуть. Сел на край вырытой ямы, повернулся лицо к лесу и увидел бредущего к нему старика. Он был встревожен.

— Что случилось? — спросил Волх.

— Да вот вишь какая незадача, — сказал старик и смешно сморщил старое лицо, — я ведь бревна заготовил для сруба, а теперь кажется, что не хватит.

— Посмотрим, — сказал Волх, — лес же рядом — нарубим деревьев.

— Не пойдет, — покачал головой старик, — деревья сушить надо, а нам сушить некогда.

— почему некогда? — удивился Волх, — долго ли дерево высушить? Неделя — другая.

— Давно ли у тебя и мгновения не было, чтобы побыть со мной, — хитро прищурился старик, — а теперь для тебя неделя-другая — не срок. Да нет, дерево дольше сохнет, чем неделя. Полгода уйдет, не меньше.

— Полгода! — вскричал Волх, — ты хочешь сказать, я у тебя проживу полгода?

— А то и год, — кивнул старик.

— Но... почему?

— Ты еще молодой, как не ограненный алмаз. Если тебя огранить, можно превратить тебя в прекрасный бриллиант.

— А зачем? — вдруг сник Волх, — Надежду убили, Малко убили. Род мой больше не существует. Человек, лишенный Рода, обречен на смерть.

— Не загадывай, — усмехнулся старик, — никому не дано знать свой путь, но любой может искать его.

— Ты умеешь читать будущее? — спросил вдруг Волх.

— Может быть, — уклончиво сказал старик.

— Скажи, что ты знаешь о моем отце. Найду ли я его? Надежда говорила, что ты называл меня сыном Каменного Змея, Огненным Змеем. Что это значит? Неужели правду рассказывали о том, что моя мать совокупилась со змеем? Скажи мне!

Старик молчал, отвернувшись в сторону.

— Тебе рано знать... — сказал он наконец.

— Хватит, — рявкнул Волх, — не нужно меня больше кормить сказочками про то, что я еще не готов, что я молод и так далее. Я воин, я вождь. Пусть моя стая состоит пока лишь из одного меня, но у меня еще есть время и силы это изменить. Говори мне все, что знаешь, мерзкий старик, или я вытрясу из тебя твою лживую душу и все твои фокусы тебе при этом не помогут.

Старик усмехнулся.

— Ты очень похож на своего отца, — сказал он. Волх схатил его за плечо.

— Ты был знаком с моим отцом? — вскричал он, — говори! Где он?

Старик пожал плечами.

— Если это можно назвать знакомством — да, я был с ним знаком. Он проходил здесь недавно.

— Как недавно? Я еще успею его догнать? — Волх вскочил на ноги, — я сегодня же отправляюсь за ним.

— Вряд ли ты догонишь его сегодня. Это для меня он проходил недавно. Когда он был здесь, тебе, должно быть, было от роду несколько дней. А может быть, ты еще о совсем не родился.

— Прекрати водить меня за нос, — сказал Волх, — он говорил, куда он отправляется?

— Нет, — покачал головой старик, — он лишь показал на восток и сказал, что его ждут там. Кто его ждет, он тоже не сказал.

— Должно быть, на его родине началась война, — задумчиво сказал Волх, — и он должен был идти защищать край отцов. Я найду его. Если он мертв, то отмомщу его убийце.

— Он жив, — уверенно сказал старик.

— Почему ты так думаешь? — быстро спросил Волх.

— Знаю и все тут, — пожал плечами старик, — он просил тебе кое-что передать.

— И ты молчишь? — вскричал Волх, — и ты не мог об этом сказать мне, когда мы увиделись в первый раз?

— Если бы вы послушались и остались бы у меня — я бы тебе все передал, что должен. Сами виноваты, глупые дети, — рассердился старик, — говорено вам было — не ходите никуда. А вы не послушалиь. Я с непослушными детьми не спорю.

— Так отдай же сейчас то, что передал тебе мой отец! — закричал Волх.

— Для этого потребуется время, — сказал старик, — он передал не предмет. Он передал знания, которым я должен научить тебя.

— Знания, — разочарованно протянул Волх, — а я-то думал...

— Ты думал — злато?

— Нет! Я думал — оружие. Зачем мне злато?

— Не отмахивайся от знаний, Волх. Они дороже злата.

— Отцовской воле перечить не стану, — решил Волх, — останусь у тебя столько, сколько нужно. Говори, что делать?

Старик встал и стряхнул прилипший к коленям сор.

— Прежде всего закончи колодец, — сказал он и, не оглядываясь, пошел к избе.

Следующие несколько дней были посвящены строительству колодца. Старик, похоже, знал о колодцах все. Он был готов говорить о них часами.

— Самое главное в этой науке или искусстве — назови как хочешь, это найти водную жилу, — учил он, сидя на краю вырытой ямы в то время, как Волх с заступом в руках возился на ее дне, — существует тысяча и один способ ее отыскать. Прежде всего нужно оглядеть местность и выбрать подходящую полянку — не в низине и не на возвышении и чтобы поблизости не было деревьев — замучаешься потом рубить корни. Вечером нужно посмотреть, где вьются комары. Обычно они кружатся в своих танцах именно над водой. Если есть сомнения — нужно выбрать такую ночь, после которой не бывает росы и положить камень на это место. Наутро перевернуть камень. Если он стал влажным — значит, вода рядом. Но самый верный способ — с помощью сухого орехового прутика.

— Так, как это делал ты? — спросил Волх, подняв голову. Старик важно кивнул.

— Именно. Для этого нужно найти в лесу сухой ореховый прут с развилкой на конце.

— А ивовый нельзя? — насмешливо спросил Волх. Старик покачал головой, не заметив насмешки.

— Нет, нужен только ореховый. Хотя... я слышал, что где-то использовали сосновые, но лучше все-таки придерживаться традиции. Сушить прут нельзя и подбирать с земли тоже нельзя. Он должен быть сорван с куста.

— Зачем? — не понял Волх. Старик поморщился.

— Так надо, — уклончиво сказал он, — не перебивай меня, а то я могу потерять мысль. Так вот, нужно взять в руки этот прутик, неплотно зажав его в ладонях, и, вытянув руки перед собой, идти по поляне. Как только рядом окажется вода, прутик ощутимо провернется в руках.

— Магия? — спросил Волх.

— Кто знает, — задумчиво сказал старик, — кто знает, где заканчивается то, что мы можем понять своим слабым умом и где начинается непостижимое.

Он встал, машиналшьно отряхнул одежду и побрел к избе. Волх долго смотрел ему вслед, опершись на заступ, а потом спохватился и снова начал быстро и размерено размахивать заступом.

12

Старик не был расположен помогать Волху строить колодец. Однако на следующий день ему все же пришлось принять участие в работе. Яма стала такой глубокой, что Волх уже не мог выбрасывать землю наружу. Пришлось перебросить через яму жердь в руку толщиной, а через нее перекинуть веревку с привязанным к ней ведром. Работа пошла медленней. Волх наполнял ведро, потом старик, кряхтя и поругиваясь на неизвестном Волху языке, тащил ведро вверх, высыпал землю и возвращал ведро обратно. Каждый раз старик жадно щупал землю и при этом на его лице появлялось довольное выражение, какое бывает у плотно наевшегося кота.

— Близко вода, близко, — бормотал он, — влажная земелька-то.

К полудню он приказал Волху вбить по углам яму длинные жерди-укрепы.

— Вода появится, подмоет, не ровен час тебя завалит, — сказал он встревоженно.

Волх повиновался. Вечером старик накормил его ухой из невесть откуда взявшей свежей рыбы и погнал спать, предупредив, что назавтра с утра нужно будет начинать опускать сруб.

Утром старик и впрямь разбудил Волха ни свет ни заря и сразу послал таскать бревна и рубить из них колодезный сруб.

— Только бы хватило бревен, — беспокоился старик, заглядывая в разверстое чрево будущего колодца.

С топором Волх обращался неумело. Старик то и дело бранил его и чуть не лопнул от досады, когда увидел, что до полудня Волх успел положить только три венца. Впрочем, дальше работа пошла легче.

Хлопоты, связанные с колодцем, заняли десять дней. Воллх опустил сруб в колодец и начал потихоньку подрывать землю снизу и надстраивать сруб сверху. На третий день, спустившись в коледец, он обнаружил, что стоит по колено в мутной водице. Обрадовавшись, он было решил, что работа закончена, но не тут-то было. Старик заставил его вычерпывать землю и надстраивать сруб до тех пор пока однажды Волх не наткнулся на твердую породу. К огромному счастью старика, заготовленных им бревен хватило на колодец. Теперь оставалось только построить небольшой навес, чтобы не попадала дождевая вода и смастерить ворот, чтобы вынимать воду. С этим Волх справился на удивление быстро — то ли ему не терпелось разобраться с работой и перейти к учебе, то ли уже навострился держать в руках топор.

13

Дни на болоте летели незаметно. Старик заставлял Волха каждое утро обливаться ледяной водой из вырытого им колодца, потом вел на берег и усаживал сидеть со скрещенными ногами. После этого они шли в лес и старик учил Волха бою с оружием и без оружия. Он учил не просто находить уязвимое место на теле противника и наносить ему удар, а соотносить свое положение тела с положением солнца, луны и звезд и находить наиболее выгодную позицию.

— Внимательно смотри, как стоишь ты и как стоит враг, — учил старик, — если ты наносишь удар, находясь в правильном положении, твоя сила удесятеряется.

— Как же я могу в бою думать о солнце и звездах, — оправдывался Волх, — самое большое, что я могу сделать — это встать так, чтобы солнечный свет падал ему в глаза.

— Дурак, — без злобы говорил старик, — ты всегда, в любой момент должен знать, где ты находишься, где луна, где солнце и где звезды. Это поможет найти правильный путь на земле.

Однажды утром старик завязал Волху глаза и приказал драться так. Волх растерянно размахивал руками, но мог поймать лишь воздух.

— Я не могу так драться! — возмутился он.

— А что ты будешь делать, если тебе придется драться ночью с врагом, который отлично видит в темноте? Попросишь прийти утром?

Волх стиснул зубы и ринулся на старика. Он попытался сосредоточиться на его движениях и с удивлением понял, что способен угадывать каждое из них. После того, как он перехватил несколько довольно хитрых приемов, старик удовлетворенно хмыкнул и разрешил снять повязку.

— Глаза — самый ненадежный из органов чувств, — сказал он, — их обмануть проще всего.

— Я давно хотел у тебя спросить, — вскинулся Волх, — ты сражался с вендами в виде диковинного зверя, а Малко и Надежда видели тебя таким, каким ты был. Расскажи, как ты наводил морок.

— Это очень просто, — сказал старик, — человек видит то, что он хочет видеть. Нужно просто немного помочь ему и он сам испугается своих кошмаров.

Старик учил Волха магии тайной и явной, предметной и мысленной, боевой и мирной. Он учил его обращаться огромным зверем мамонтом и мелкой букашечкой, которую обычным взглядом и разглядеть-то невозможно. Учил боевым заклинаниям, с помощью которых можно было победить одному целое войско, при условии, конечно, что в этом войске не было другого колдуна, более сильного. Некоторые заклинания были настолько сильны, что их было нельзя произнести целиком, чтобы уберечься от их разрушительной силы. Старику приходилось делить их на три части и передавать их Волху по части в день.

— С помощью магии ты должен уметь делать все, что способен сделать смертный человек, — учил старик, — развести костер, приготовить пищу, втереться в доверие к кому-либо. Но все это ты должен уметь делать и без магии. И если есть хотя бы малейший шанс обойтись без заклинаний, пользуйся этим шансом. Каждое применение самого немудреного заклинания пожирает твое будущее, как проголодавшийся волк.

— Неужели я не могу с помощью магии продлить свою жизнь? — спрашивал Волх.

— Ты не можешь из плошки воды сделать две, — говорил старик, — но ты можешь вскипятить воду и превратить плошку воды в десять плошек пара. Так и с временем жизни. Ты можешь превратить тридцать лет в триста, но для этого тебе придется отказаться от добрых и злых поступков, которые ты мог бы совершить. Есть люди, для которых это страшнее смерти.

— Может быть, — сказал Волх задумчиво, — странно — магия дает силу и отнимает право ею пользоваться.

— А ты как думал, — всплеснул руками старик, — чем ты сильнее, богаче, властнее, тем меньше у тебе свободы. Твоя сила начинает управлять тобой. Лучше всего быть слабым и немощным, жить на берегу болота и питаться ягодами и лягушками. Только так можно ощутить себя по-настоящему свободным.

— Что же это за свобода? — возмутился Волх, — а если хочешься жареного мяса? А если хочется азарта охоты, погони? Если хочется путешествовать, сражаться с врагами?

— Зачем? — спросил старик, — кому приносят радость войны и приключения? Матерям, у которых ты отнимаешь сыновей? Богам, у которых ты отнимаешь слуг? Свобода бывает разная. Ты хочешь убить врага, а он этого не хочет. Почему твоя свобода должна мешать ему осуществлять свою свободу?

— Потому что я — это я! — гордо ответил Волх.

— Это ты так думаешь, — хитро прищурившись, сказал старик, — а он знает, что он — великий и славный я, самый главный в мире человек, ради которого и существует вселенная. И он прав. Каждый человек — вселенная. а тот, кто на нее посягает — убийца и преступник, которого ждет наказание.

— Но ради благой цели... — начал Волх, но старик не дал ему договорить.

— Нет цели более благой, чем жизнь, — сказал старик, возвысив голос, — ты должен научиться уважать жизнь.

— Воин не может уважать жизнь, — возразил Волх, — его Путь — отнимать жизнь.

— Путь воина — охранять жизнь, — сказал старик, — величайший воин не тот, кто одержал больше побед, а тот, кто умеет одерживать победы без поединка. Если ты начал драку — значит, ты уже проиграл. Даже если после этого ты наголову разбиваешь врага.

— Тогда зачем становиться воином? — спросил Волх, — нужно уметь обманывать врага, может быть, околдовать его. И тогда меч вообще не понадобится.

— Ты бросаешься из крайности в крайность, — заметил старик, — постарайся удержаться посередине. Путь изучения исскуства боя — это всегда правильный путь. Он не может быть ошибочным. Никогда. Если ты не можешь решить проблему с помошью слов, тогда ты можешь взяться за меч. Самое главное — понять, когда пора браться за меч, а когда еще делу могут помочь слова.

— А магия? — спросил Волх.

— Что магия? — не понял старик.

— Не обязательно браться за меч, если я могу уничтожить врага с помошью магии.

— Запомни, — наставительно сказал старик, — если ты можешь обойтись без слов — обходись без слов. Если можешь обойтись без рук — обходись без рук. Если можешь обойтись без меча — обходись без меча. Если можешь обойтись без магии — обходись без магии. Каждое новое применение силы делает тебя более слабым.

— Тогда я должен просто сесть сложа руки и ждать, пока моя смерть сжалится надо мной и избавит меня от скуки.

— Вот и объясняй после этого молодежи величайшие истины, — фыркнул старик, — ты должен уметь добиваться своей цели, а не отказываться от ее достижения вовсе. Если ты это не поймешь, тогда тебе вообще нечего здесь делать.

— Я понял, — поспешно сказал Волх, — давай еще раз повторим последнее упражнение.

14

Со временем Волх начал замечать, что на болоте происходит нечно странное. Он умел определять не только времена года, но и запоминать месяцы и дни. По его подсчетам должен был начаться месяц Червен, когда уже пора желтеть листьям, а солнце все реже показывается из-за тучь. Однако на болоте неизменно светило солнце, листья зеленели как ни в чем не бывало, птицы пели как будто весной и вообще, похоже, что с приходом Волха время остановилось и повсюду царит вечная весна. Волх не мог молчать о таком загадочном поведении природы и обратился с вопросом к старику.

Тот пожал плечами сделал вид, что его эта проблема совершенно не интересует. Дескать, есть более важные дела, чем определение, когда должны желтеть листья и почему соловьи раскричались по ночам как сумасшедшие, хотя должны уже давно выводить потомство.

— Но не могло же время здесь остановиться? — вскричал Волх, раздраженный упрямством старика.

— Что ты знаешь о времени, юноша? — спросил старик, — время не существует вне тебя. Оно не бывает постоянным, не бывает последовательным. Тебе кажется, что все должно идти своим чередом — птички ищут себе пару, вьют гнезда, выводят птенцов, улетают в теплые края. С чего ты взял, что так должно быть всегда?

Волх смущенно молчал, не зная, что ответить.

— Ты привык, что так было все те годы, что ты живешь на свете. Ведь так?

Волх кивнул.

— Вот! — торжествующе сказал старик, — а что, если много-много лет назад все было наоборот? А если тогда птички не выводили птенцов ввообще, потому что были бессмертными? Ты же не знаешь об этом, поскольку тебя тогда не было, а старики, чьими рассказами ты руководствуешься, могли и приврать.

— Я привык верить своим глазам, — сказал Волх сердито.

— Слышу два очень важных слова, — заметил старик, — эти слова — привык и доверять. Ты должен забыть свои привычки. Если ты видишь остриженную овцу, ты должен подозревать, что она острижена только с одной стороны — той, которая обращена к тебе. Если видишь туесок с завтраком, который маленькая девочка несет своему отцу в поле, ты должен подозревать, что в туеске — нож, которым тебя хотят убить. Ничему не доверяй и ни к чему не привыкай. Будь всегда начеку. Ты даже представить себе не можешь, сколько людей погибло именно из-за своего доверия и своих привычек.

— Я вот обратил внимание на странности, которые творятся в лесу и на тебе — вместо похвалы за наблюдательность получил дополнительный урок, — недовольно сказал Волх, — может быть ты все же объяснишь мне, что случилось с солнцем, листьями и птицами вместо того, чтобы потчевать рассуждениями на отвлеченные темы.

— А что с ними случилось? — спросил старик, — они ведуут себя совершенно нормально, это ты затормозил время и остановил лето.

— Я? — ужаснулся Волх, — но каким образом?

— Ты слишком торопишься найти своего врага. Поэтому ты остановил время, которое тебе дано на обучение. Как только ты его закончишь, время пойдет своим чередом.

— А время стоит во всем мире?

— Оно стоит на этом болоте. А в остально мире оно движется. А может быть, и наоборот. Это ты узнаешь только после окончания наших занятий.

— А когда они закончатся? — быстро спроси Волх.

— А сколько дней ты здесь?

Волх ненадолго задумался.

— Десять раз по десяти и еще три.

— Значит, послезавтра, — решил старик, — начинай собираться в дорогу. Путь будет неблизкий.

15

Старик сложил в небольшую походную сумку все, что может понадобиться в походе — кремень, сухой трут, немного муки, пару лепешек, сушеные груши, для того, чтобы утолять голод, если поблизости не окажется воды. Волх проверил оружие — перетянул тетиву на луке, наточил нож и внимательно осмотрел наконечники стрел — нет ли среди них шатающихся, словно больные зубы. За этими хлопотами незаметно прошел день. Волх и старик сидели на крыльце и смотрели на закат, пылающий над болотом.

— Почему ты не хочешь назвать мне свое имя? — спросил вдруг Волх.

— С чего ты взял, что у меня есть имя, — усмехнулся старик, — имя нужно тому, кто живет среди людей. Я живу один. Для того, чтобы попросить самого себя принести воды или наколоть дров, имя не нужно.

— А раньше у тебя было имя?

Старик задумался.

— Наверное было. Я уже не помню.

Он смущенно улыбнулся и вдруг вскочил на ноги.

— я ведь самое главное забыл, — сказал он, хлопнув себя по лбу, — я ведь тебе еще не объяснил, куда тебе нужно идти.

— Догонять Киршу, — твердо сказал Волх, — он не должен далеко уйти.

Старик хмыкнул.

— А ты хоть знаешь, куда он идет?

— На запад, — неуверенно сказал Волх, — или на север.

— В этих лесах не остается следов, — поучительно сказал старик, — не пытайся шарить носом в воздухе и обнаружить его запах — он впитался в болотный мох и ты не найдешь ничего, кроме запаха мха. Но я знаю, куда тебе нужно идти.

— Так куда же? — раздраженно сказал Волх.

— На северо-запад, — сказал старик, — в трех десятках дней пути отсюда ты увидишь город. Он стоит на реке Сямжене, что в переводе с языка северных племен называется "Темная вода". Сам город называется Городище. Войди в город, найди трактирщика Козьму и попроси его отдать тебе меч твоего отца, отданный ему на хранение. Как только найдешь меч, найдешь и Киршу. Вернее, он сам тебя найдет.

— Все-таки отец оставил мне оружие, — задумчиво сказал Волх.

— Меч этот не простой, — продолжал старик, не обращая на слова Волха никакого внимания, — когда он чувствует врага, он становится огненным. В битве он способен сокрушить любую, самую крепкую броню, проломить ворота замка...

— Ух ты, — восхитился Волх, — скорее бы подержать это чудо в руках.

— Не беспокойся, — сказал старик весело, — никуда он от тебя не уйдет.

— Спасибо тебе, старик, — сказал Волх, — когда я стану князем, заберу тебя с этого болота, будешь жить при мне.

— Куда мне с этого болота трогаться, — замахал руками старик, — никуда мне не бывать, хотя за приглашение спасибо. Да и княжить тебе вряд ли доведется. Путь воина и путь правителя — разные вещи.

— Путь воина почетнее, — сказал Волх.

— Давай-ка я тебя бражкой угощу, — предложил старик, — на дорожку.

Он скрылся в избе, долго гремел там чем-то, потом появился с кружкой браги в руке. Сел возле Волх и поднес ему кружку. Волх взял и невольно понюхал брагу. В нос ему шибанул хмельной запах. Волх зажмурился и залпом выпил. Внутренности обожгло. Напиток растекался по желудку, принося блаженное ощущение тепла и уюта. Голос старика доносился откуда-то издалека, к тому же, казалось, он пробивался сквозь ватные подушки.

— Когда-то я мог выдуть этой браги почти целое ведро, — говорил старик и Волх с удивленим угадывал в его голосе хвастливые нотки, — выпьем, бывало, с друзьями в кабаке по полведра бражки и пойдем по селу девок гонять. Напьемся, передеремся, а наутро давай считать — у кого зуба нет, кто-то глаз потерял. Весело жили.

— Где это было? — спросил Волх и голос его гулко разнесся над болотом.

— В прошлом, — сразу отозвался старик, — а место сейчас и не найти. То ли на небе, то ли в очень далекой стране. Где-то на юге.

— У тебя были родители? — спросил Волх, усердно стараясь сидеть прямо.

— Конечно, — фыркнул старик, — отец был охотником и воином, а мать пряла дома на прялке очень красивые ковры, которые потом продавала. Мы жили богато. У нас был просторный дом, сад возле дома. Я любил там играть за деревьями, прятаться ото всех и воображать себя великим охотником, подстерегающим дичь.

— А потом ты ушел из дома? — спросил Волх.

— Увы, да, — кивнул старик, — я был очень гордым и непослушным малым. Однажды я поссорился с отцом. Он был очень строг и, наверняка, убил бы меня за непослушание. Поэтому мне пришлось убежать. Я долго странствовал, влюблялся, становился богатым, снова терял все до грошика. Нанимался моряком, строителем, солдатом. Однажда прожил пять лет в монастыре. Потом мне это наскучило и я стал любовником молодой княгини под носом у старого немощного князя. Потом князю-таки донесли о моих проделках и мне пришлось спасаться бегством из окна спальни княгини.

— Тебе не стыдно об этом рассказывать? — смущенно спросил Волх.

— А чего стыдиться? — спросил старик, — прошлое не вычеркнешь. Они либо есть, либо его нет.

— И ты никогда больше не видел родного дома? — спроси Волх.

— Дома — нет, — покачал головой старик, — но на родную землю я все же ступил. Прошло много лет с тех пор, как я ушел от своих родителей. Отцовское проклятие мотало меня по всему светы, не давая задержаться на одном месте надолго. В моих волосах и бороде начали появляться первые седые пряди. И тогда я решил вернуться домой попросить прощение у отца. Я долго искал дорогу домой. Эти поиски заняли у меня три года. Я вернулся на родную землю, но там не было ни моего дома, ни моих родителей. Какие-то сердобльные прохожие объяснили мне, что три года назад сюда пришли вражеские воины, сожгли мой дом и убили моих родителей, чтобы забрать припрятанное в подвале золото. Я оплакал родителей и пошел искать их убийц. Я нашел людей, которые разорили наше племя и убил их всех до одного. Но легче мне от этого не стало. И тогда я улетел далеко на север, лег на вершине одной из высоких скал и прижал к сердцу ее заснеженную вершину. Мне хотелось заморозить свою боль. И это мне удалось. Десять тысяч лет я спал на этой вершине, пока не пришел твой отец и не попросил меня присмотреть за тобой. Эй, да ты, похоже, засыпаешь.

Волх смотрел на него соловыми глазами и пытался удержать в подобающем положении отяжелевшую после браги голову.

— Кто ты... — спросил он заплетающимся языком, — ты не человек.

— Конечно, не человек, — гордо сказал старик, — я — дракон.

Волх уронил голову на руки и захрапел на все болото.

16

Он увидел себя в темном замкнутом пространстве. Кругом была твердая белая кость — сверху, снизу, слева, справа... Он ткнулся пару раз в поисках выхода. Бесполезно. Выхода не было. Нужно было ждать. Ему не хотелось ни есть, ни спать. Зато он мог свернуться клубком и очень долго лежать, не думая ни о чем. Волх понял, что он превратился в змея. Не думать было скучно, тем более, что время, отмеренное на сидение в замкнутом пространстве, казалось, никогда не коничится. Поэтому Волх начал думать. Он вспоминал каждый день своей жизни — рождение, детские игры, смерть матери, уход и села, встреча с вендами, и так далее — он ясно помнил все, что случилось с ним до того дня, когда старик поднес ему чашу с брагой. Обостренная память была настолько подробна, что на воспоминания одного дня уходило тоже около суток. Впрочем, все ощущения времени в костяной тюрьме, где томился Волх, могли оказаться ошибкой.

Он вспомнил всю свою жизнь от начала до конца и от конца к началу девятнадцать раз, а когда он выучил свою жизнь наизусть и она больше не интересовала его как предмет для воспоминания, он начал размышлять о смысле бытия. Когда он нашел два прямо противоположных решения этой загадки, он понял, что она вовсе не имеет решения и начал мечтать. В своем воображении он создавал десятки миров, огромных, как вся видимая нам вселенная и столь крохотных, что множества их могли бы уместиться в невысказанном слове. Он воевал, любил, интриговал, он был царем, рабом, военачальником. Для каждого из своих миров он разработал систему управления, начав с той, что была у него в роде, и закончив миром всеобщего процветания, в котором людьми управлял не страх за свою жизнь, а тяга к прекрасному.

И вот наконец, когда он настолько привык к своему скрюченному положению, что уже не хотел ничего другого, когда путешествие по воображаемым мирам стало для него более реальным, чем сидение в костяном плену, он услышал снаружи, за костяной перегородкой, странный шум. Как будто кто-то колотил по ней снаружи. Волх приподнял голову и прислушался. Слух его был ослаблен тысячелениями тишины, но ошибиться он не мог — кто-то пробивался к нему снаружи. Внезапно кость треснула и внутрь ударила струя света. Волх смотрел на свет немигающим взглядом змеи. Он давно утратил любопытство, но тут он просто не мог удержаться. И он выглянул наружу. И увидел своего злейшего врага — человека. Он был уродлив, насколько может быть уродлив от природы. Две руки, две ноги и глупейшим образом устроенная круглая голова. Холодная змеиная кровь Волха закипела при виде человека. Он взвился над костяной коробкой (успев заметить, то просидел тысячеления в конском черепе), и ударил человека в ногу. Ядовитые зубы вонзились в мягкую, белую плоть и густой, сочный яд заструился по крови человека. И тут человек посмотрел Волху в глаза и он вздрогул — он увидел себя. Мгновение он был одновременно змеем, впившимся в ногу человеку и человекам, умирающим от укуса змея. И потом все кончилось.

... Волх проснулся, чувствуя, что все его тело пронизано тонкой, неудобной болью. Голова кружилась от выпитой накануне браги. Накануне... так сколько же прошло времени — тысячеления костяного плена или ночь пьяного сна? Он огляделся и не узнал окресностей. Он лежал на краю болота. Вдали, за туманом, поднималось солнце. Позади сплошной стеной стоял лес. Избушки на берегу не было, да и сам лес как-то изменился — стал гуще, сочнее, как будто подрос за время его сна.

— Старик, — позвал Волх, — мне приснился странный сон. Я хочу, чтобы ты растолковал его.

Молчание лягушек было ему ответом. Старика не было. Волх спал и проснулся на земле. Он не знал, какому сну верить — про костяной плен и укус змеи, спрятавшейся в конском черепе. Или про болотного старика, который учил его приемам борьбы и магии. Которому он выкопал колодец... Колодец! Волх вскочил на ноги и побежал вдоль поляны. Свой колодец он увидел издалека. Но когда добежал до него и заглянул внутрь, то в испуге отшатнулся: колодец давно сгнил, ворот обрушился внутрь, а между бревнами сруба болталась покинутая хозяином паутинка. Вода в колодце была мутной и темной. Наверняка после этой воды можно было начать видеть сны наяву. Волху стало тоскливо, как, должно быть, было мухе, попавшей в покинутую пауком паутину — даже смерти ждать неоткуда. Он вернулся на берег. Оказывается рядом с ним лежала сума с припасами и его боевой лук. Волх заглянул в суму, ожидая увидеть там плесень и труха, в которые превратилась пища за годы его сна, но увидел там лепешку и туесок с медом. Либо время было не властно над этой сумой, либо она появилась из одного из снов Волха.

Волх закинул суму на плечо и определив направление своего пути по чуть слышному дуновению солнечного ветра, и вышел в путь. До городища идти было далек, а Волху не хотелось терять хотя бы один день на своем пути к разгадке тайны, в которой он не понимал даже вопроса, на который должен был ответить.

Из болота он выбрался сравнительно быстро — вечером следующего дня он уже стоял на твердой земле. Реку, на которой их встретила засада вендов, он обошел стороной и лишь когда убедился в том, что место засады далеко, он решил вернуться к ней. Если бы у него было время, можно было бы смастерить лодку и плыть по реке — было бы гораздо приятнее, чем брести, пробиваясь через прибрежные заросли. Прошло несколько дней. Питался Волх мелкой дичью, которую ловил в силки, сплетенные из собственных волос. Когда птица не хотела ловиться, Волх обходил силки стороной и, как будто забыв о них, ступал в них ногой и тут же восклицал:

— О! Я попал в силки!

После этого он выпутывался из силков и осторожно прятался в кусты. Поощренные его примером, птицы слетались к силкам и попадались в них, подражая человеку. Волх опасался разжигать огонь, поэтому был вынужден есть дичь сырой. Мясо воробьев было жестким, сухим и сна после его можно было ломать и складывать в сумку. Мясо рябчика было сладким и жирным. Сны после него можно было намазывать на хлеб.

Волх был не уверен, что идет правильно. Но однажды утром он увидел на берегу реки единорога. Зверь был прекрасен. Шерсть его струилась золотом и вода превращалась в ртуть, когда он пил ее. Волх долго любовался животным, пока оно не почувствовало его взгляд и не скрылось в лесу.

Однажды ему пришлось пережить довольно неприятную ночь. Он выбрал место для ночлега под большим раскидистым деревом, не обратив внимания на красноватый оттенок его листьев и лежащие поверх земли корни. ночью он проснулся от странного ощущения, что кто-то его душит. Он попытался встать, но не мог — кто-то крепко схватил его за ноги и плечи. Вол открыл глаза и увидел, что схвачен корнями дерева. Дерево даржало его крепко и потихоньку поднимало кверху — туда, где его ждало множество острых, как ножи, листьев, с которых капала масляниста жидкость. Несколько капель упали на кожу Волха. Кожа сразу зачесалась, чувствуя ожог.

— Пусти, — закричал Волх, пытаясь вырваться. Однако корни держали крепко.

Он извернулся и попробовал дотянуться до ножа, припрятанного под мышкой. Это ему удалось — два его пальца сомкнулись на рукоятке ножа. Он осторожно потянул нож из ножен. В конце концов это ему удалось. Он вытащил нож, одним движением перебросил его из пальцев в ладонь и схватил всей рукой.

Снова извернувшись так, чтобы было легче достать схватившие его корни, Волх ударил по ним ножом. Сверху, в кроне, послышался глухой, тяжелый вздох, корни отпустили Волха и он рухнул на землю. Тут же вскочил и отступил назад, не сводя взгляда с дерева. Он стояло спокойно и равнодушно, как и положено дереву. Волх побежал, не разбирая пути. С тех пор он держался подальше от деревьев, корни которых лежали поверх земли.

Он подходил все ближе к Городищу. Все показывало на это — птицы, ставшие все более пугливыми, деревья, менявшие свой цвет, когда рядом с ними проходил человек, облака, прислушивавшиеся к шагам Волха. Один раз ему показалось, что он поймал одной ноздрей обрывок запаха дыма. Этого быть не могло — по расчетам Волха, до Городища было еще десять дней пути. Возможно, это был кусочек дыма от костра какого-нибудь охотника или рыболова, отошедшего довольно далеко от города.

Волх и раньше-то боялся разжигать огонь, а теперь вообще старался быть очень осторожным — если бы в лесу его втретил кто-нибудь из жителей Городища, его бы первым делом убили, а уже потом стали бы спрашивать, какого он роду-племени и зачем ему понадобилось шастать в этих местах, когда лесов вокруг столько, что хватит прокормиться не одному поколению охотников.

Вскоре он увидел речку с темной водой, впадавшую в реку, по которой он шел.

— Должно быть, это и есть Сямжена, — сказал Волх, — зачерпнув ладонью темную воду реки и пробуя ее на вкус. Вода была тяжелой и пахла травой.

17

Наступала ночь, робкая и бледная, какая всегда бывает в месяц Изок. Волх выбрал место для ночлега недалеко от реки, но не слишком близко, чтобы не заели мелкие речные мошки. Ему было некого оставить сторожевым, поэтому он поступил как всегда — окружил себя звенящей магической паутиной, для создания которой было достаточно слабенького заклинания, состоящего всего из четырех букв. Заклинание мерцало, невидимое для любого человека или твари, лишенной магического зрения. Для того же, кто этим зрением обладал, паутинка, наоборот, могла послужить маячком. Однако ветви и хвоя сосны, под которой Волх предусмотрительно расположиля на ночлег, магической свет пропускали с трудом, так что Волх мог не опасаться ночного нападения.

Он положил нож под голову, а в руке сжал посох, который при случае мог служить дубиной, и мгновенно уснул. Снов ему не снилось, но пробуждение было скорым и неожиданным. Сначала он почувствовал приближение опасности и, еще не проснувшись, приготовился ударить ножом. А потом зазвенела паутина. Волх ткнул, не глядя, в темноту ножом, уже понимая, что его оружие может оказатьс бессильно против ночного нападения. Однако из темноты послышался короткий вскрик и нападавший отступил, видимо, не ожидая такого решительного отпора. Волх уловил краем глаза небольшую смутную тень прямо перед собой и мгновенно достал ее посохом, который ловко подбросил носком правой ноги себе в руку.

— Ай! — послышался возглас, — не убивайте меня.

Волх остановился, все еще держа посох перед собой.

— Стой, — сказал он, — и не двигайся. Ты кто и что здесь делаешь.

— Я — человек, — сказала тень испуганным голосом, — я шел мимо и наткнулся на тебя.

— Как твое имя? — спросил Волх, — и из какого ты рода?

— Я безродный, — не задумываясь, ответила тень, — и имени у меня тоже нет.

— Как это нет рода и имени? — удивился Волх, — может быть, ты бог? Или дракон? Не иметь имени — значит, быть всемогущим.

— У меня есть прозвище, — сказала тень, — меня зовут Кузнечик. Я великий воин и путешественник.

Волх расхохотался и долго не мог остановиться.

— Ну насмешил! — сказал он наконец, размазывая по лицу слезы, — ты — великий воин? Почему же ты не смог справиться со мной спящим? Я ведь не сидел здесь начеку и не ждал твоего появления с ножом и посохом в руках. Да и на великого путешественника ты как-то тоже не тянешь. Слишком уж близко к человеческому жилью полегает твоя дорога. Сдается мне, что ты обычный придорожный воришка, который ночью нападает на спящих путников и режет их спящими ради нескольких лепешек да поношеных одежд.

— Как ты мог такое подумать! — возмутилась тень, во все бледнеющем утреннем сумраке постепенно принимающая очертания маленького человечка с оттопыренными ушами и узкими плечами, — да, я безродный, я человек без имени. Но я хорошо помню любое из своих путешествий и так же хорошо знаю, что можно делать, а что нельзя. Я ни разу в жизни не обагрил свои руки кровью. Да будет тебе известно, я действительно шел в задумчивости по лесу, когда наткнулся на твою проклятую паутину, которая зазвенела на весь лес, напугав меня до смерти, а потом еще и ты набросился на меня сначала с ножом — кстати, неизвестно еще, не смертельна ли рана, нанесенная тобой мне в правое плечо, а потом с посохом. С каких это пор в северных лесах встречают гостя посохом?

Волх был ошеломлен неожиданным красноречием пришедшего в себя Кузнечика.

— Так ты утверждаешь... — начал он, но тот перебил его:

— Я не утверждаю. Нет необходимости настаивать на том, что и так очевидно. Думаю, ты должен заплатить мне за то, что устроил не меня ночное нападение.

— Что? — повысил голос Волх.

— Нет, нет, — испуганно подпрыгнул Кузнечик, — я вовсе не требую бог весть какой суммы. Мне бы только немного, чтобы хватило на лечение...

Некоторое время Волх молчал, не зная, что ответить наглецу, потом усмехнулся:

— Заплатить мне тебе нечем. Но я могу взять тебя со мной в путешествие, в котором ты сам мог бы добыть себе все, что тебе нужно. А твой подвешенный язык пригодился бы мне. Ты ведь наверняка знаешь чужие языки. Вокруг много разных народов и каждый говорит на своем языке. их очень много, не меньше четырех...

— Четырех! — всплеснул руками Кузнечик, — я знаю шестьдесят языков и наречий всех народов, живущих на этом берегу Великого Моря, и три языка племен, живущих по ту сторону. А всего языков не счесть за всю жизнь, даже если бы ты посвятил ее не изучению языков, а их счету. А что касается путешествия...

Кузнечик почесал в затылке и пожал узкими плечами.

— Куда ты хочешь отправиться? На север? Я мог бы показать тебе дорогу среди льдов. Показать зверей, у которых зубы больше передних лап и они помогают себе зубами при хотьбе. Показать медведей, белых, как окружающий их снег. А может быть, на юг? К пустыням, в которых на много дней пути нет ни клочка зелени и ни капли воды. Я знаю дороги среди песков. Я умею добывать воду из камня и охотиться на ящериц. Или твой путь лежит на запад? Край вечных войн, ненависти и смерти. Здесь тебя могут убить за то, что ты велик ростом, за то, что мал, за то, что волосы твои белы и за то, что они черны, как смоль. Благодатный край! Золото там льется рекой, только успевай ладони подставлять. А женщины красивы и легко соглашающиеся лечь в постель с иноземцем только из любопытства к нему.

Волх покраснел.

— Может быть, расскажешь мне об этим местах поподробнее? — спросил он, — войн я не боюсь, а вот на женщин... посмотрел бы.

— Чего на них смотреть? — воскликнул Кузнечик, — нужно хватать их за задницы и — вперед. Так мы идем на запад? Я бы согласился тебя тудуу отвести, но там, понимаешь ли, очень строгие законы. И если человек позаимствовал у другого курицу для завтрака или одежду, оставленную на улице, то его могут назвать вором и даже казнить, забив камнями.

— По-моему, это справедливо, — заметил Волх, — брать чужое — это нехорошо.

— А по-моему, это глупость, — фыркнул Кузнечик, — в общем, мне на запад путь закрыт. Как только меня там увидят, сразу забьют камнями.

— Так ты, помимо грабежа, еще и воровством промышляешь? — усмехнулся Волх, — хорошего дружка я выбрал в попутчики.

— Не воровством! — возмутился Кузнечик, — просто мне очень хотелось есть, а есть было нечего. Не мог же я умереть с голоду!

— Небеса не могли этого допустить, — серьезно сказал Волх.

— Вот и я так подумал, — кивнул Кузнечик, — ну и в общем, теперь мне там делать нечего.

Он тяжело вздохнул.

— Ну ничего, — приободрил его Волх, дружески хлопнув по плечу, — мы идем на восток, так что забудь о красавицах, готовых по первому слову нырнуть в твою постель и строгих законах. Только сначала мне нужно зайти в Городище.

— Восток? — Кузнечик задумался, — я бывал там, но зашел не очень далеко. Я шел полгода, надеясь посмотреть на волшебных животных, называемых элефантами, у которых не две, а три передних лапы и которые умеют разговаривать и петь магические песни. Еще мне рассказывали про зверей, похожих на людей и про птиц, похожих не цветы. Там, на востоке, все на так, как здесь. Но я так и не добрался до этой страны, остановившись перед неприступными скалами, перегородившими весь горизонт. Я много дней шел вдоль скал, ища тропинку или перевал, по которому можно было бы перейти на другую сторону, но все было тщетно. Скалы не пускали меня дальше. И мне пришлось повернуть назад.

— Пойдешь со мной? — спросил Волх, — я помогу тебе перейти через эти скалы.

— Пойду, — сказал Кузнечик.

Тем временем совсем рассвело и Волх смог более внимательно рассмотреть своего будущего спутника. Лицо его было похоже на сморщеную грушу а одежда — на обрывки тряпья, сваленные в кучу. Руки и ноги великого путешественника были невероятно худы, а живот, наоборот, выдавался вперед.

— Сколько тебе лет? — спросил вдруг Волх.

Кузнечик пожал плечами.

— Примерно два раза по семь лет, — сказал он.

— Когда же ты успел совершить все свои путешествия? Ведь на то, чтобы побывать во всех концах света, нужны целые годы.

— Я путешествую всю жизнь, — высокомерно сказал Кузнечик, — когда я вышел в поход, мне было четыре года.

— Вот это да, — с оттенком зависти сказал Волх, — тебе, наверное, есть чего порассказать о своих путешествиях.

— Да уж, не сомневайся, — подмигнул Кузнечик, — кстати, раз уж мы вместе идем, не найдется ли у тебя чего-нибудь съестного. Я не ел уже четыре дня. Еще немного — и протяну ноги от голода.

— Конечно, — спохватился Волх, — сейчас посмотрю.

Он достал из сумки половину запеченого накануне рябчика и горсть маленьких лесных ягод. Кузнечик принялся есть, жадно, чавкая и то и дело вытирая рот тыльной стороной ладони. Насытившись, он откинулся назад и некоторое время лежал на спине, глядя в небо бессмысленными глазами и время от времени громо рыгая. Наконец он вскочил на ноги и бодро сказал:

— Теперь — в путь! Городище находится в двух днях пути отсюда. Нам нужно поднажать и к сумеркам мы будем на месте.

Он побежал вперед, да так скоро, что Волх едва успевал за ним. Сначала он надеялся, что мальчишка быстро утомится и сбавит темп, но Кузнечик бежал ровно, раздвигая ветви руками. Вскоре Волх почувствовал, что задыхается. Кузнечик оглянулся на него, усмехнулся и сбавил скорость.

— Я думал, обойдемся одним привалом, — сказал он, — а теперь вижу, что придется сделать три.

Когда солнце поднялось высоко над горизонтом, они остановились. Волх достал из сумки остатки яблок и они перекусили, не столько для того, чтобы подкрепиться, сколько для того, чтобы обмануть голод. После обеда, даже такого скудного, нужно было немного полежать, чтобы не мешать пище найти свое место. Волх же с нетерпением ждал окончания трапезы, чтобы поскорее порасспросить маленького путешественника.

— Скажи, Кузнечик, а ты вообще ничего не знаешь о своих родственниках?

— Ничего, — мотнул он головой, — я помню только, что у мне были родители, и что однажды я вышел из дома,чтобы погулять и больше уже в него не вернулся. Мне всегда хотелось путешествовать. Сидеть на одном месте, только потому, что здесь живут твои родители — глупо и скушно.

— А в каких богов ты веришь?

— Я видел их столько, что верю во всех сразу. Надеюсь, они не передерутся на небе за право владеть мной. Было бы обидно стать причиной божьей свары.

— А ты можешь сказать, чей бог лучше? — спросил Волх, содрогаясь от недозволенной смелости своего вопроса.

— Да все хороши, — отмахнулся Кузнечик, ничуть не удивившись, — западный бог стор и суров. Он заставляет замаливать каждый грех. И требует, чтобы люди поклонялись мертвому телу его сына, убитого людьми. Видимо, он просто мстит людям за смерть сына, поэтому и не дает им радоваться. Представь себе, даже радость там может быть грехом. А уж если тебя заподозрят в том, что ты владеешь магией — без промедления сожгут на костре. Так что тебе там делать нечего.

— А почему ту решил, что я владею магией? — спросил Волх, — из-за той магической паутины, на которую ты наступил ночью?

— Да у тебя на лбу написано, как ты гордишься тем, что владеешь магией, — всплеснул руками Кузнечик, — тут и думать ничего не надо, и так все ясно.

— Ладно, — с досадой сказал Волх, густо покраснев, — об этом мы поговорим потом. Расскажи, какие еще бывают боги.

— На севере богов вырезают из дерева, — продолжал Кузнечик, как ни в чем не бывало. Их разрисовывают цветными красками, выжатыми из органов животных и ярких цветов, цветущих один день в году, и ставят в угол дома. Богу приносят еду и ставят перед ним. Когда охота и рыбалка удачны, ему молятся и хвалят его за помощь, а когда он не помогает добывать пищу, его секут ремнями и выносят из дома.

— Секут бога? — изумился Волх.

— Что в этом удивительного, — пожал плечами Кузнечик, — они же честно кормят свого бога. И они вправе ожидать от его помощи. А если он не помогает, то нужно просто наказать его. По-моему, так и должно быть.

— Но ведь боги бессмертны, — покачал головой Волх, — все-таки нужно с ними быть поосторожнее.

— кто тебе сказал, что они бессмертны? — спросил Кузнечик, — если боги северян слишком часто подводят их, они могут просто изрубить их топором и сжечь в огне. И вырубить новых богов, которые принесут им больше пользы.

— Вот это да! — сказал Волх, — с нашими богами не поспоришь и не помашешься топором. А на юге какие боги?

— На юге бог один, — сказал Кузнечик, — его зовут Алла. Он похож на бога западных людей. Он так же строг, зол и мстителен. Он любит праведников, но поощряет многоженство, войны и скупость. Бога южан можно легко обмануть и они обманывают его постоянно. Например, в священной книге сказано, что мусульманин погибнет от первой же капли вина, которую выпьет. Что это значит, по-твоему?

— Думаю то, что их богу не нравятся пьяные, — не очень уверенно сказал Волх.

— Правильно, — кивнул Кузнечик, — они же толкуют это изречение по своему. Раз их погубит первая капля, говорят они, нужно просто не пить первую каплю. И перед тем, как выпить бокал, они суют в него палец и стряхивают каплю вина на землю.

— Неужели их бог настолько глуп, что не видит, как его обманывают! — возмутился Волх, — нельзя же так позволять себя провести. Так любую волю бога можно истолковать в свою пользу. Но бог ведь должен требовать не внешнего служения, а внутреннего, осознанного повиновения.

— Возможно, их бог прекрасно понимает, что его обманывают, — предположил Кузнечик, — просто он делает вид, что так все и должно происходить. Может быть, он любит своих подданных и не хочет придираться к ним по мелочам.

— Может быть, и так, — согласился Волх, — интересно, какие боги правят на Востоке?

— Я слышал разное, — медленно сказал Кузнечик, — одни говорили, что восточной империей правит бог, сидящий на троне. Он не подает знаков, понятных только избранным, он просто говорит, как человек и внешне он похож на человека. У него есть женщины, он есть, пьет, рожает детей. Он ездит на охоту и в то же время мудрость его столь велика, что ни у кого не возникает сомнений в том, что он самый настоящий бог.

— Счастливые люди, — сказал Волх, — они не мучатся сомнениями в существовании своего бога. Они в любой момент могут потрогать его руками.

Кузнечик внимательно посмотрел на Волха и сказал:

— Они не сомневаются в его существовании, но, возможно, среди них все же есть сомневающиеся в его божественной природе. Но они молчат и стараются ни с кем не делиться своими сомнениями. Это длится веками, поэтому тот, кто не может наполнить сердце любовью к богу, может наполнить его любовью к ритуалу.

... День незаметно подошел к концу. Солнце скрылось за лесом, однако даже из-за леса было видно, как оно пылает ровным, жарким огнем. Волх с Кузнечиком собрались на ночлег.

— Первым сторожишь ты, — сказал Волх. Кузнечик спокойно пожал плечами и, едва Волх лег, тоже прикрыл глаза и уснул сидя — в самой неудобной позе изо всех, какие можно представить. Волх, положившись на Кузнечика даже не стал создавать магической охранной паутины, которая подала бы сигнал, если бы к ним приблизился враг. Впрочем, враг, который в этот момент смотрел на них из-за деревьев, вряд ли потревожил бы магическую паутину. Если бы Волх и Кузнечик не спали, они увидели бы, как в нескольких шагах от них тихонько перемещаются легкие тени. Тени струились, постепенно пододвигаясь все ближе и ближе. Если бы Волх и Кузнечик не спали, они услышали бы тонкий, нежный шопот:

— Посмотрите, это путники.

— Глядите-ка, их двое.

— Должно быть, они не успели засветло к городу и решили заночевать здесь.

— Отличная мысль! Сон на свежем воздухе очень полезен.

— Смотрите, какие они милые.

— Давайте возьмем их с собой. Чем больше компания, тем веселей.

— А вдруг они проснутся?

— Ну и что? Что они тебе сделают? Отругают нехорошим словом? Нет, брат, если уж ты уже умер, больше с тобой ничего плохого не случиться.

— Ты прав, брат. Подойдем поближе.

Тени скользили уже в двух шагах от спящих, когда Кузнечик вдруг завозился и одна из теней отпрыгнула в сторону, сделав в воздухе полный кувырок. Кузнечик открыл глаза и увидел, что темнота вокруг них кишит тенями. Он осторожно дернул Волха за край рубахи и прошептал:

— Просыпайся, Волх, только не дергайся и ничего не кричи. Вокруг нас умруны.

Волх проснулся, но не пошевелил ни единым мускулом. Он быстро огляделся и сразу понял, что дела их плохи. Умруны — твари трусливые. Они водятся поблизости от селений и состоят из душ умерших путников. Впоследствии они сбиваются в стаи и начинают сами ночами нападать на путников и тем самым пополнять свое войско. Человек, убитый умруном сам был обречен скитаться веки вечные по дорогам. Умруны были очень трусливыми тварями, но когда их собиралось больше десяти, они становились очень наглыми, окружали спящего путника и душили его, отравляя воздух вокруг себя ядовитыми испарениями. Защититься от них было невозможно — они были невредимы для любого оружия и даже для магии — любое, даже самое тонкое заклинание не могло им повредить. Существовал только один способ от них спастись — спрятаться так, чтобы они не видели. А спрятаться от них можно было только в одном месте — в воде.

— Бежим к реке, — прошептал Волх одними губами, — только так можно спастись.

Кузнечик не заставил себя упрашивать. Он мгновенно вскочил на ноги и побежал к воде, да так быстро, что Волх едва успевал за ним. Тени метнулись следом и беззвучно летели рядом с ними, не касаясь деревьев, и тихонько шепча:

— Постойте, куда же вы!

— Оставайтесь с нами. Вам будет хорошо.

— Не убегайте, вы нам понравились.

— Неужели вы не хотите побыть с нами?

— Чужеземцы, стойте.

Одна наиболее храбрая тень забежала вперед и встала на пути Волха. Тот пробежал сквозь нее, ощутив на лице духание могильного холода и ядовитую росу. Наконец, они выбежали на берег.

— Что делать-то? — ошалело спросил Кузнечик, — переправляться? Думаешь, они отстанут?

— Сомневаюсь, — невесело усмехнулся Волх, — ныряй, плыви под водой вон к тому тростнику, срывай тростинку, откусывай кончик и высовывай его наружу. Будешь дышать через нее. Умруны не видят под водой. Они нас потеряют.

— Это что? — опешил Кузнечик, — нам сидеть под водой? Чтобы спрятаться от этих мерзких тварей? Ты что, не можешь их победить?

— Не могу, — пожал плечами Волх, — зато я умею от них прятаться.

— Но я боюсь воды! — закричал Кузнечик.

— А смерти ты не боишься? — спросил Волх и нырнул в воду. Кузнечик оглянулся назад, где копошились тени, содрогнулся и вошел в воду. Сделал несколько шагов, закрыл глаза и нырнул.

... Им пришлось сидеть под водой до рассвета. Они дышали через тонкие тростинки, стараясь экономить каждый вдох и выдох. А тени метались над водой, стеная:

— Ну где же вы спрятались?

— Путники, отзовитесь?

— Мы не причиним вам зла.

— Идемте с нами!

— Зачем вы прячетесь? Неужели вы не хотите быть с нами?

— Мы расскажем вам, что такое радость.

Постепенно их шепот становился все слабже и слабже, а очертания бледнели. Едва солнце появилось из-за леса, они исчезли навсегда, как будто их никогда и не было, а все, что привиделось путникам — не более, чем сон.

Волх вынырнул на поверхность и встал возле берега, тяжело дыша. Потом оглядел поверхность, увидел торчащую из воды тростинку, засунул руку в воду и вытащил из нее дрожащего Кузнечика.

— Ну как, накупался? — спросил его Волх, — водичка-то холодная!

— Д-да, — сказал Кузнечик, — нужно высушить одежду.

— Это мы мигом, — согласился Волх. Они вышли на берег и, не обращая внимания ни на какие предосторожности, развели огонь. Найти сухих веток в пропитанном росой лесу им не удалось, так что пришлось довольствоваться тем что есть. Над лесом поднялся высокий столб дыма. Кузнечик укоризненно покачал головой. Волх пожал плечами.

— Пусть в городе знают, что мы приближаемся. Они должны понимать, что воины никогда не разведут огонь в походе, тем более под стенами города.

— Главное, чтобы они не послали кого-нибудь выяснить, кто тут балуется огнем на рассвете, — сказал Кузнечик, — и чтобы тот, кого пошлют, не решил сначала потрогать нас стрелой, а уже потом порасспросить, кто мы и откуда.

— Хватит болтать, — сказал Волх, сбрасывая рубаху, — нужно просушить одежду. Не хватало еще подцепить какую-нибудь болотную лихорадку. Мне этого совсем не хотелось бы.

Кузнечик, с опаской поглядывая на Волха, снял рубаху и растянул ее на вытянутых руках над костром. Волх невольно остановил взгляд на его груди — они была вся испещрена давно затянувшимися рубцами. Волх покачал головой, но ничего не сказал. Кузнечик перехватил его вгляд, покраснел и тут же натянул на себя еще не высохшую рубашку.

— Хватит сушить, — сказал он зло, — дымом провоняет.

18

Около полудня они подошли к Городищу. Волх накогда не видел такого большого селения. Он невольно замер, ошеломленный увиденны. На берегу реки было насыпано возвышение, обнесенное сначала рвом, потом высоким земляным валом и наконец, частоколом из заостренных на конце бревен. Попробуй прорвись через такую стену, особенно если горожане начнут лить на голову горящую смолу! За оградой виднелись крыши домов. В длину и в ширину город был не меньше двух полетов стрелы.

— Красиво! — не удержался от похвалы Волх. Кузнечик фыркнул.

— Чего тут красивого! — пренебрежительно сказал он, — ограда да ров, а внутри — те же избы, что и вы строили в лесах. Вонь, грязь. Скотину держат в домах вместе с людьми. Фу! То ли дело дворцы на юге или на западе. Там один дом занимает столько же, сколько весь этот город.

— Не может быть, — с сомнением покачал головой Волх, — чтобы один дом...Как же хозяин в нем не заблудится?

— У него там есть комнаты, в которых он не бывает годами, а есть такие, которые вообще для него закрыты. Строить дом — исскуство, а жить в нем — еще более великое искусство.

Они подошли к воротам. Ворота были открыты настежь, а перед ними сидел прямо на земле бородатый стражник в пропитанной пылью одежде. Увидев гостей, стражник приподнял голову и сплюнул сквозь выбитый передний зуб.

— Здравствуй, добрый человек! — сказал Волх, поклонившись. Стражник смерил его с головы до ног презрительным взглядом и ничего не ответил.

— Мы хотим войти в город, — сказал Волх.

— Валите отсюда, — сказал стражник, — много тут бродит всякой швали. Не хватало еще, чтобы вы стащили что-нибудь. А мне потом отвечать.

— Мы не собираемся воровать, — сказал Волх, стараясь говорить спокойно, однако голос его дрожал от обиды.

— Кто вас знает, — зло сказал стражник, — тоже тут ходили одни, а потом стащили две куньих шкуры с просушки. Догнали их, конечно, посадили на кол...

— Так вот как тут встречают гостей? — повысил голос Волх, — я пришел с доброй волей и с открытым сердцем, а меня даже не пускают в город. Если бы не необходимость, я обошел бы ваш город далеко и всем говорил бы, что здесь живет самый негостеприимный народ на всем севере. Но у меня есть дело к одному из жителей Городища, поэтому я войду, даже если мне придется убить тебя. Позови князя.

При слове "убить", стражник схватился за лежащую у его ног пику. А когда услышал про князя, расхохотался.

— Ты в своем уме, глупец? — сказал он, размазывая по лицу грязные слезы, — ты что, думаешь, князь придет сюда, чтобы выслушать твой рассказ? Да если он захочет тебя видеть, то тебя самого живо к нему в терем притащат.

— Мне это надоело, — сказал Волх сердито и двинулся к стражнику. Тот мгновенно вскочил на ноги и направил пику на Волха. Кузнечик взвизгнул и, схватив Волха за рукав, попытался оттащить его в сторону. Волх стряхнул руку Кузнечика и сделал шаг к стражнику.

— Умри, бродяга! — вскричал стражник и ткнул пикойй прямо в живот Волху. Но за мгновение до того, как пика должна была пронзить Волха насквозь, он повернулся и направил пику мимо себя. Одновременно с этим он перехватил руку стражник и легонько стукнул его ногой под коленную чашечку. Стражник упал на землю и завыл. Кузнечик кинулся к нему, как будто хотел поднять его с земли, но стражник огрызнулся на него, да так, что Кузнечик отпрыгнул в сторону, оправдывая свое прозвище. Волх сломал пику о колено и вошел в город. Кузнечик последовал за ним, боязливо оглядываясь на Волха.

— Зря ты так, — сказал Кузнечик, — пожалуется князю, а у здешних князей разговор короткий — отрубят голову — и на кол. Не нужно было с ним ссориться. Подождали бы темноты, а ночью я бы нашел способ незаметно пробраться в город. Я много раз так делал.

— Некогда нам ждать темноты. Нам нужно торопиться. Я должен взять меч у кабатчика и отправляться на поиски отца.

— Чувствую я, ничем хорошим это не кончится, — озабоченно сказал Кузнечик, — этот стражник тебе не простит унижения.

Они прошли по улице, причем Волх, не стесняясь, глазел по сторонам. Он впервые видел город и ему все было в новинку — и высокие, двухэтажные дома, и странной формы резные окна, и ворота, на которых был вырезан знак Рода — колесо с шестью спицами. Он зразу же почувствовал странный запах.

— Похоже, здесь гадят прямо в домах, — сказал он, брезгливо поморщившись.

— В этом главная беда больших городов, — развел руками Кузнечик, — отходы обычно сливают в ров и город бывает окружен такой вонью, что к нему и приблизиться-то страшно, а не то, что войти в него.

Они встречали людей, которые провожали их подозрительными взглядами. Детишки то и дело порывались забросать их грязью, но Волх так посмотрел на одного из них, что он заплакал, а все остальные с криками разбежались.

— Где же здесь кабак? — спросил Волх.

— Если не ошибаюсь, вот он, — Кузнечик показал на приземистую избу с маленькими, засиженными мухами окошечками, — низкое крыльцо, широкие двери, маленькие окошечки. Точно, кабак.

— С чего ты взял? — изумился Волх.

— Низкое крыльцо — чтобы пьяный мог взобраться на него и слезть обратно, широкие двери, чтобы можно было в них пройти, когда шатает, маленькие окна — чтобы не удрали, когда придет время расплачиваться за выпитое. Если в городе есть кабак, то он здесь.

Волх покачал головой, удивляясь догадливости своего спутника и, толкнув широкую дверь кулаком, вошел в кабак. Изнутри ему ударил в нос запах перегара и густого запаха давно не мытых тел. Внутри он увидел широкий прилавок, за которым стоял дюжий кабатчик, а в другой стороне — большой стол, за котоым сидело человек шесть пьяных молодцев.

— Здравствуйте все, — сказал Волх. Никто из молодцев не оглянулся, а кабатчик подозвал его к себе.

— Чего тебе надо? — спросил он, когда Волх подошел к прилавку.

— А чем ты здесь занимаешься? — спросил Волх, перегнувшись через прилавок и глядя кабатчику в глаза.

— Я? — опешил тот, — людей кормлю и пою.

— Так вот, — сказал Волх медленно, — ты, вместо того, чтобы болтать, быстро нас накорми и напои.

— А у тебя есть чем платить за угощение? — спросил кабатчик.

Волх растерянно оглянулся на Кузнечика. Денег у него не было, да и вобще не было никакой собственности, кроме одежды, лука да ножа. Кузнечик тяжело вздохнул и сказал:

— Так уж и быть, накормлю тебя сегодня за свой счет. Вернешь при случае.

Он достал из кармана несколько мелких золотых монет и бросил их на стол. Кабатчик ловко похватил монеты, попробовал одну на зуб, внимательно осмотрел остальные и кивнул:

— Сейчас будет вам угощение. Садитесь за стол и ждите. А пока сыниша нальет вам по кружке браги.

Волх и Кузнечик отошли от прилавка. За столом оставалось место и они попытались присесть за него, однако молодец, сидевший с краю, подвинулся в сторону, как будто бы случайно, и не пустил Волха. Он попытался обойти молодца с другой сторону, но тот повторил свой маневр и снова загородил Волху дорогу.

— Скамья широкая, — миролюбиво сказал Волх, — места всем хватит.

Молодец смерил его взглядом.

— Скамья широкая, — согласился он, — только места для чужаков на ней нет.

Его друзья, с любопытством наблюдавшие за перепалкой, громко расхохотались. Волх покраснел и сжал кулаки.

— Насколько я знаю, это и не твоя скамья, — сказал он, — а в кабаке места для всех достаточно.

— Для все, да только не для тебя, — повторил парень, явно напрашиваясь на драку. Лицо его раскраснелось от выпитой браги. Волх отвернулся и хотел было вернуться к прилавку. Но парень вскочил со скамьи и, подбежав к Волху, схватил его за плечо:

— Погоди-ка, приятель. Что-то мне лицо твое не нравится. Руки чешутся о него кулаками повозить.

Волх повернулся к нему и встал так, чтобы видеть всю комнату.

— Попробуй, — сказал он спокойно. Парень закатал рукава и двинулся на Волха. Он был едва ли не вдвое шире Волха и выше его на голову. Волх приготовился уйти в сторону, но парень оказался не так прост. Он угадал маневр Волха еще до того, как он сделал шаг. Огромной силы удар обрушился на голову Волха. Он на мгновение потерял способность видеть и соображать. Однако тело само делало то, что должно было делать.

Второй удар парня прошел мимо цели. Волх расстелился по полу, обходя противника слева. Он неожиданно вырос у него за плечом и нанес три коротких удара, один из которых лишил парня дара речи, второй ослепил его, а третий обездвижил. Парень рухнул на пол, как свиная туша падает со стального крюка, на котором ее разделывали. Волх отошел к прилавку, чувствуя, что по губе текает струйка крови.

— Ах ты, бродяга! — услышал он рев со стороны стола, — на-аших бить!

Он взлетел на прилавок, не оглядываясь. И вовремя — в том месте, где он только что стоял, вонзилась короткая пика. Волх нырнул за прилавок, схватил в обе руки по большой деревянной кружке, перекатился по полу и метнул обе кружки в толпу беспорядочно вылезавших из-за стола парней. Они уже крепко набрались и поэтому мешали друг другу. К счастью, ни один из них не вспомнил о луках, стоящих восле стены, иначе Волха просто нашпиговали бы стрелами. Нет, они решили разделаться с ним голыми руками. Они отмахнулись от кружек, как морская волна отмахивается от брошенного в воду камешка.

Волх вернулся за прилавок и приготовился принять смерть, как вдруг рука его уперлась во что-то твердое. В руку ему легла удобная рукоятка. Волх мельком посмотрел на оружие и увидел, что это большой топор.

— Не надо, — услышал он умоляющий шепот. Он повернулся и увидел, что рядом, скорчившись, сидит кабатчик.

— Поубиваешь кого-нибудь, — сказал кабатчик, — князь кабак закроет. а мне детей кормить надо.

Волх ничего не ответил, лишь зацепил лезвие топора о край прилавка и одним движением сорвал его с топорища. В руке его осталась длинная палка. Волх испустил отчаяный вопль и одним прыжком выскочил из-за прилавка. Его появление застало врагов врасплох. Волх наносил удары направо и налево. Однако врагов было слишком много и они начали потихоньку сужать кольцо вокруг Волха. И тогда Волх сжался в комок и быстро прошептал короткое заклинание. Сверкнула короткая вспышка, на миг ослепившая всех, кто находился в кабаке.

— Смотрите, что это? — закричал один из нападавших. Перед ними стоял огромный бык. Ноздри его раздувались, а оба рога были длинней самого длинного меча. На их кончиках сверкали крошечные молнии. Бык зарычал и топнул копытом. В деревянном полу наметилась глубокая вмятина.

— Колдовство! — закричали нападавшие, — он превратился в быка!

И, толкая друг друга, побежали к выходу. Когда кабак опустел и кабатчик вылез из-за прилавка, а Кузнечик — из-за бочки с брагой, Волх сидел на полу, обессиленный. Кузнечик подошел к нему и положил ему руку на плечо.

— Ты — великий маг, — сказал он, — я еще никогда не видел, чтобы человек превратился в быка. Такое не каждому под силу.

— Я ни в кого не превращался, — сказал Волх, — они видели то, что хотели видеть. Они сами себя обманули. Посмотри, кабатчик не приготовил нам поесть. Я умираю с голода.

Кузнечик вытащил кабатчика из-за прилака и послал его за едой. Когда тот вернулся с зажареной бараньей ногой и двумя кружками браги, Волх спросил у него:

— Почему ваши молодцы сидят в кабаке вместо того, чтобы заниматься охотой или рыбалкой?

Кабатчик тяжело вздохнул и выложил на стол ковригу хлеба.

— Князь готовится к войне, — сказал он, — до нас дошла новость, что один из восточных князей хочет его завоевать. Наш князь готовится сам выйти в поход, чтобы опередить его. Отовсюду в Городище приходят воины. Нам приходится их кормить-поить. А ведь не за горами осень. Князь так и не соберется летом выйти в поход, а зимой в наших краях не воюют. Придется кормить этих бездельников всю зиму.

— Вашему князю не откажешь в мудрости, — усмехнулся Волх. Кабатчик испуганно прижал палец к губам.

— Тише-тише, — сказал он, — насмешка над князем может тебе жизни стоить. Князь наш стар, но у него двое молодых слуг, которые сейчас дела и вершат. Фрол-то, который за мирную жизнь отвечает, не очень, а вот Кирша, военный советник — вот это лютует. За недоброе слово про князя на кол сажает. Обложил весь город военным налогом...

— Как ты сказал? — вскричал Волх, — Кирша? А давно ли он здесь?

— Не так давно, — пожал плечами кабатчик, — в начале лета объявился, окаянный.

— Вот значит, куда он подался, — сказал Волх сам себе, — в княжеские советники. Я его ищу, а он совсем рядом. Это хорошо. Не придется его по лесам искать.

— Уходил бы ты, путник, — сказал кабатчик, — они ведь сейчас вернутся. Да к князю тебя на расправу поведут. Как-никак ты беспорядок учинил.

— Я учинил беспорядок? — спросил Волх, — разве это я затеял ссору? Любой это может подтвердить.

— Так-то оно так, — терпеливо объяснил кабатчик, — только суд у нас не человеческий, а божий. Виноватый должен выиграть поединок у Кирши. Никому еще это не удавалось. Поэтому от нашего суда бегут, куда глаза глядят.

— Разве боги ослепли? — повысил голос Волх, — или Кирша такой великий воин, что может плевать на их волю? Я готов к суду. Только сначала я должен спросить у тебя об одной веши, которую у тебя оставил для меня мой отец.

— Что такое? — подозрительно спросил кабатчик.

— Это огненный меч, — сказал Волх, — и если ты скажешь мне, что его у тебя украли или ты его потерял, то, клянусь, ты не доживешь до вечера.

— Нужен мне твой меч, — фыркнул кабатчик, — вон он, на стене висит. Подойди и возьми, если сможешь.

— А почему ты думаешь, что не смогу.

Кабатчик упер ладонь в подбородок и сказал:

— Однажды ночью дверь кабака распахнулась и в нее вошел воин в черном плаще. На улице лил дождь и воин был весь промокший. Но он не стал подходить к огню, чтобы обсушить одежду и заказывать выпивку, чтобы согреться. Он сразу подошел ко мне и сказал, что оставит мне оружие для своего сына. И он сам повесил меч на стену, а мне дал несколько золотых монет. Утром я спросил у стражника о странном госте и тот сказал, что мимо него никто не проходил. С тех пор прошло много лет. За это время находилось немало охотников позариться на твой меч. Но, стоит кому-нибудь попытаться взять его, как он сразу накаляется докрасна и оставляет на воровской руке глубокий след. Если меч действительно твой — подойди и возьми его. Если нет — не обессудь.

Волх подошел к стене, на которой висел меч. Меч был очень хорош. Клинок был настолько тонко отточен, что наверняка мог рассечь волос на лету или перерубить копье в руку толщиной. Волх протянул к мечу руку. В воздухе послышался легкий мелодичный звон. Кабатчик вертел головой, пытаясь понять, откуда он исходит, пока не понял, что это звенит меч. Волх осторожно снял меч со стены и взмахнул им. Потом отложил в сторону и быстро сплел из из обрывка кожаного ремешка петлю для меча.

— Придется пока носить его так, а при первом же удобном случае закажу нормальные ножны, — сказал он кабатчику, смотревшему на него с изумлением.

— Он... не раскалился, — сказал наконец кабатчик. Волх пожал плечами.

— Конечно, не раскалился. Он становится огненным только когда приближается враг. Мой враг.

На улице послышался какой-то шум. Кузнечик подошел к Волху и встревоженно сказал:

— Надо бы убираться отсюда. Сдается мне, что дело пахнет настоящей дракой. Как бы не было кровопролития. Спроси у кабитчика, нет ли здесь черного хода.

Волх задумался, склоняясь к тому, чтобы последовать совету Кузнечика. Однако оказалось, что уже поздно. Дверь распахнулась и в кабак ввалились десятка два молодых парней. Среди них были все, кто сидел за столом, стражник, побитый Волхом возле ворот, и еще несколько воинов.

— Вот он! — закричал стражник, — он прорвался в город с боем. Он хочет сжечь его.

Один из воинов, по всему судя, старший, покачал головой.

— Один воин не идет сражаться с целым городом. Лучше будет спросить у него самого, что ему здесь нужно. Здравствуй, чужак.

— Здравствуй и ты, — степенно ответил Волх.

— Мои воины рассказывают мне много интересных вещей. Говорят, что ты напал на них и пронал из кабака, пользуясь магией.

— Можно сказать так и ты не слишком сильно ошибешься, — сказал Волх, — а можно сказать, что твои воины слишком дурно воспитаны и привыкли придираться к странникам и не привыкли держать ответ за свою дерзость. Это тоже будет правда. Ты знашь своих людей и тебе будет нетрудно судить, какая из этих правд более правдива.

В толпе воинов послышался шум. Все вразнобой предлагали либо посадить Волха на кол, либо изрубить мечами прямо здесь. Молчал лишь старший, задумчиво глядя перед собой.

— Не наше право — судить, — сказал он наконец, — отведем его к князю, пусть он разбирается во всех этих правдах.

Он повернулся к Волху и спросил:

— Ты пойдешь сам, или нам придется связать тебя?

Волх передернуло от пренебрежительной дерзости этих слов.

— Не думаю, что вам удалось бы связать меня, — сказал он, — но я уважаю закон, поэтому пойду с вами, куда прикажете. Только не просите меня отдать вам оружие.

Старший посмотрел на его меч и не удержался от того, чтобы не вскрикнуть.

— Это же меч, оставленный здесь Черным путником! — вскричал он, — как ты смог взять его?

— Мне было нетрудно взять то, что по праву принадлежит мне, — спокойно ответил Волх.

— Тогда тебе точно нужно идти к князю. Он хотел посмотреть на человека, который сможет взять огненный меч.

Волх усмехнулся неожиданной догадке.

— А что? — спросил он, — мой меч и у князя на ладони оставил свою отметину?

Воины заворчали, удивляясь дерзости чужака.

— Идем, — сказал старший и указал Волху дорогу. Кузнечик незаметно вцепился ему в руку. Они вышли из кабака и направились к княжескому терему. Там их уже ждали. Видимо, кто-то сбегал к князю, предупредить о происшествии. Волх подошел к крыльцу, смиренно опустив глаза. Затем он поднял взгляд, чтобы поприветствовать князя и увидел седого старика в расшитой золотом одежде и рядом с ним своего злейшего врага Киршу, ухмыляющегося злобной улыбкой. Волх дернулся и опустил голову.

— Приветствую тебя, князь, — сказал Волх, — я восхищен твоим городом и гостеприимством твоих подданных.

Последние слова прозвучали издевкой, хотя были частью ритуального приветствия. Князь начал отвечать Волху, но закашлялся и толкнул рукой Киршу. Тот сделал шаг вперед и изрек:

— Чужак вел себя нахально и дерзко. Он побил нашего стражника возле ворот. Потом затеял драку в кабаке и пытался с помощью магии убить нескольких наших воинов. Наказание за это только одно — смерть. Однако люди не могут судить других людей, только боги. Поэтому, странник, ты вызываешься на суд богов. Немедленно.

Кирша повернулся к старому князю. Тот кивнул и поморщился от боли в правом плече, видимо, некогда рассеченном мечом врага. Кирша сбросил меховую куртку, которую, похоже, носил не из-за холода, а из хвастовства. Он достал из спрятанных за спиной ножен меч и очертил им круг в воздухе, показывая, где будет происходить поединок. Воины окружили место поединка, готовясь следить за тем, чтобы он проходил честно. Волх достал меч из ременной петли и взмахнул им перед собой с красивым кистевым вывертом. По толпе воинов пронесся восхищенный шепот, а князь так и впился взглядом в меч.

— Ты не боишься, Кирша? — спросил Волх своего противника, — сдается мне, тебе осталось жить всего несколько минут.

— Зато каких минут, — усмехнулся Кирша, спускаясь с крыльца, — я хочу увидеть в твоих глазах не только смерть и ненависть. Я хочу видеть страх. Доставь мне такое удовольствие.

— Ты можешь прожить сто лет, — сказал Волх, переступая с ноги на ноги, — но так и не дождаться исполнения этого желания.

— Тогда начнем, — сказал Кирша и, схватив свой меч двумя руками, обрушил на Волха сильнейший удар. Волх подставил свой меч и встал на одно колено, передавая удар земле.

— Неплохо для начала, — сказал Волх, — чуть сильнее, чуть быстрее — и тебя можно будет выпускать одного из дома, без присмотра взрослых.

Кто-то из воинов в голос засмеялся шутке Волха. Кирша в гневе обернулся, но не смог разглядеть лица смеявшегося — его взгляд застилал гнев. Волх тихонько щелкнул пальцами, чтобы привлечь к себе внимание Кирши. Тот снова повернулся к нему и Волх начал наносить быстрые, короткие удары мечом, от которых Кирша едва уворачивался.

— Смотрите, его меч раскалился! — крикнул кто-то из толпы. Действильно, меч Волха стал красным, хотя рукоятка, которую он сжимал, оставалась холодной. Кирша в ужасе, как завороженный, смотрел на сияющее ярким огнем острие клинка Волха. Волх же быстро перебросил меч из правой руки в левую и нанес ему удар в правое плечо. Кирша не успел отбить его и раскаленное лезвие с шипением вошло в его плоть. Запахло паленым мясом. Волх отступил назад и снова взял меч в правую руку. Кирша стоял, держась за плечо и тяжело дыша.

— Один из нас должен сегодня умереть, — хрипло выдохнул он. Волх кивнул.

— Я согласен, — сказал он просто, и поднял левую руку к небу, — боги видят.

Кирша расхохотался. От его смеха самым храбрым воинам стало не по себе.

— Боги умерли! — выкрикнул он и бросился на Волха, выставив перед собой меч. Волх расставил ноги пошире, чтобы принять более устойчивую стойку, и вдруг почувствовал, что его левая нога ступила во что-то скользкое. Он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и с размаху опрокинулся на спину. Воины испустили торжествующий крик. Волх мельком посмотрел вниз, на то, обо что он поскользнулся и увидел огрызок яблока. Внезапно огрызок растекся дымящейся слизью, которая тут же ушла в землю. Волх понял, что Кирша применил запрещенный магический прием. Он поднял глаза и увидел, что Кирша идет на него, широко улыбаясь и поднимая меч. Волх изготовился отбить удар, как вдруг послышался негромкий хлопок ладоней. Кирша остановился, как вкопанный.

— Поединок окончен, — послышался негромкий голос князя с крыльца, — боги ясно указали виновника. Завтра оба чужестранца будут посажены на кол. А пока пусть посидят в срубе.

Кирша смотрел на Волха с нескрываемым торжеством.

— Ну что, — сказал он, — моя взяла?

Волх невесело усмехнулся.

— Не боишься умереть сразу после моей смерти?

— Нет, не боюсь. Когда боги умерли, человек сам творит свою судьбу.

— Вот как? Смотри, боги мстительны. Если даже они и умерли, они найдут того, кто отомстит за них.

— Боги глупы! — запальчиво сказал Кирша, — посмотрим, что они смогут мне сделать.

К Волху протиснулся стражник, побитый им возле ворот. Стражник задыхался от возмущения.

— Верните мой кошелек! — закричал он Кирше, а потом повернулся к толпе, — они украли мой кошелек с деньгами.

— Ступай с миром, человек, — сказал Волх смиренно, — никогда еще я не осквернил руки воровством.

И тут его поразила внезапная догадка. Он повернулся к Кузнечику, который безуспешно пытался затеряться в толпе. Его вытолкнули на середину круга.

— Мерзавец, — сказал Волх, покачав головой, — ты ведь украл его кошелек.

— Нет, — вскричал Кузнечик, — клянусь жизнью, это не я!

Кое-кто из воинов посмеивался, наблюдая эту сцену, но большинство качали головами — два странника-вора спорят о том, кто украл кошелек у доброго воина.

— Чем ты расплатился у кабатчика? — грозно спросил Волх, — не украденными ли деньгами?

— Нет... — засуетился Кузнечик, — я... у меня были деньги.

— Верни их прежнему владельцу и попроси у него прощения, — сказал Волх, — на нас не должно быть никакой вины, иначе гнев богов обратится на нас, а не на них.

Кузнечик покраснел, как брошенный в кипящую воду рак и вытащил из кармана несколько золотых монет.

— Прости меня, — выдавил он из себя и отдал монеты стражнику.

— А где же кошелек? — возмущенно вскричал стражник, впрочем, без меры довольный тем что к нему вернулись деньги, которые он уже считал навсегда утраченными.

— Я его выбросил, — сказал Кузнечик, опустив голову, — чтобы не уличили в воровстве. Где-то возле кабака. Посмотри, он еще наверняка там лежит. А несколько монет мы потратили на обед, который даже не успели съесть. Ты можешь сходить к кабатчику и потребовать, чтобы он вернул деньги.

— Как же, вернет он, — проворчал стражник почти доброжелательно, — ладно, чего уж там.

— Уведите их! — скомандовал Кирша, — да обезоружьте Волха.

— Дураков нет, — проворчал кто-то из воинов, — попробуй сам возьми у него меч.

— Что! — Кирша покраснел от гнева, — отказываетесь повиноваться приказу?

Он подошел к Волху и протянул руку к мечу. Меч мгновенно стал белым и даже на расстоянии трех шагов чувствовалось, как от него идет жар. Кирша отшатнулся. Воины тихонько посмеивались над неудачей княжеского помощника. Кирша в бешенстве оглядел всех и приказал Волху:

— Воткни меч в землю вот здесь. Пусть он стоит здесь, как раньше висел в кабаке. Только теперь уже некому будет прийти за ним. В дождливые дни мы будем жарить на нем мясо.

Волх пожал плечами и воткнул меч в землю. Он ярко сверкнул, как будто прощаясь с хозяином, и погас.

19

Киршу и Кузнечика посадили в сруб на окраине села. Сверху сруб завалили бревнами так, чтобы они не могли выбраться без посторонней помощи. Кузнечик сначала было пытался допрыгнуть до верхнего венца и свалить хотя бы одно из бревен, закрывших небо, но потом оставил эти попытки — ноги скользили по гладким бока бревен.

— Попробуй ты, — сказал он Волху, — может быть, у тебя это получится лучше.

— Зачем? — пожал плечами Волх. Оказавшись в срубе, он сел в углу и положил голову на колени, — если мы прогневили богов, нам уже ничего не поможет.

— При чем тут боги? — возмутился Кузнечик, — ты что, не видел, что Кирша подкинул тебе под ногу гнилое яблоко? Он плохонький маг, но тут особого умения не требуется. Создал яблоко, а потом тут же его сгноил, чтобы не осталось никаких улик. А князь и рад стараться — "боги решили". Старый дурак! Похоже, он в своем княжестве давно ничего не решает, а действует по указке Кирши.

— Похоже, опасная зараза добралась и до тебя, — сказал Волх, покачав головой, — плохо человеку, отказавшемуся от богов. Еще хуже человеку, от которого отказались боги.

— А как же древние герои, сражавшиеся с богами и доказывавшие им свои правоту? — с жаром сказал Кузнечик, — почему ты сложил руки и спокойно ждешь, что тебя спасут боги. А они ждут, пока ты что-нибудь сделаешь в свое оправдание. Так и дождетесь, что тебя проткнут колом.

— А что я могу сделать? — спросил Волх.

— Для начала — выбраться отсюда, — сказал Кузнечик уверенно, — а потом бежать из этого города куда-нибудь подальше. Боги спокойно отнесутся к тому, что ты сбежишь от неправедного приговора. Согласись, Кирша свалил тебя с ног обманом?

— Наверное, так, — неохотно сказал Волх, — хорошо, давай дождемся темноты, а там посмотрим. А теперь я хочу немного поспать.

— Как ты можешь спать здесь! — воскликнул Кузнечик, — в ожидании смерти!

Волх пожал плечами.

— Пожалуй, впервые за долгое время я чувствую себя в безопасности, — сказал он, — мы и так приговорены к смерти. Что еще с нами может случиться хуже этого?

Волх проснулся поздно вечером. В срубе было темно, хоть глаз выколи, но он сразу почувствовал, что Кузнечик сидит в углу и смотрит на него.

— Кузнечик, — тихонько позвал он, — ты не спишь?

— Уснешь тут, — недовольно проворчал тот, — весь день вокруг ходят какие-то добрые люди и рассказывают, как будут бросать в нас камнями в то время, как острый кол будет раздирать наши внутренности.

Снаружи послышался негромкий шорох, как будто кто-то тихонько скребся о бревна сруба. Кузнечик вскочил на ноги и отпрыгнул к противоположной стене.

— Эй вы, чужестранцы, — услышали они шепот, — не пугайтесь. Меня зовут Зелва. Я стражник, которого вы встретили на въезде в город.

— Что тебе нужно? — высокомерно спросил Кузнечик.

— Я хочу вас освободить, — сказал он, — после того, как вы вернули мне украденные деньги, я уверился в том, что вы невиновны и в остальных преступлениях, в которых вас обвиняют. Сейчас я взберусь на сруб и откачу бревно...

— Подожди, — сказал ему Волх, — неужели ты хочешь нам помочь только потому, что мы вернули тебе то, что у нас и так отняли бы через несколько мгновений? Разве можно верить раскаянию вора, который раскаивается только тогда, когда его поймали за руку?

Зелва ответил не сразу.

— Я считаю, что решение суда богов было истолковано неверно, — сказал он наконец, — я видел уловку Кирши с огрызком яблока. Боги накажут его.

— Увы, нет, — невесело сказал Волх, — Кирша убил своих богов. Он живет в мире, где есть только один бог — он сам.

— Я не хочу жить в таком мире! — воскликнул стражник, — я уйду с вами.

Волх покачал головой, забыв о том, что стражник не может его видеть сквозь толстые бревна сруба.

— Мы идем своим путем, — сказал он, — ты должен идти своим. Если ты нам поможешь, тебя самого посадят на кол. Но и уйти с нами ты не можешь.

— Ну тогда сяду на кол, — грустно сказал стражник.

— Спасибо тебе, Зелва, — сказал Волх, — спасибо за помощь, но мы сможем освободиться и без нее, а тебе лучше не рисковать. В тебе начал просыпаться человек, будет грустно, если он проживет всего один день.

За стеной стало тихо. Волх понял, что стражник ушел.

— Что ты наделал? — набросился на него Кузнечик, — он побежал доносить. Почему ты мне не сказал, что у тебя есть план побега, а ему поверил и сказал?

— Я сказал ему об этом для того, чтобы успокоить его совесть. У меня нет никакого плана. Если бы он помог нам, он стал бы предателем своего рода, долго мучился бы этим, а потом или руки бы на себя наложил, или ум потерял. Род для него всегда был дороже всего, а тут вдруг он понял, что есть что-то важнее рода.

— Слушай, так все-таки как насчет побега? — напирал Кузнечик, — что, если тебе превратиться в Быка и поднять бревна рогами?

— Глупый Кузнечик, — засмеялся Волх, — кого мне тут обманывать? Я могу сделать так, что ты будешь видеть быка, но убедить бревна в том, что я — бык, у меня все-таки не получится.

— А если мы вместе поднажмем и попробуем сбросить одно бревно? — не унимался Кузнечик, — вдвоем мы могли бы попытаться...

— Божий суд решил... — начал Волх, но Кузнечик перебил его:

— О чем ты говоришь? Ты же видел, что это был за суд. Почему князь не прекратил поединок после того, как ты проколол Кирше плечо? Он просто обманул тебя! Ты же не пользовался магией, так почему он может быть в преимущественном положении?

— Но почему это допустили боги? — задумчиво спросил Волх.

— Почем я знаю, — запальчиво ответил Кузнечик, — может быть, они в это время куда-нибудь отлучились по своим делам. Они же не могут каждое мгновение следить за тобой. Знаешь, сколько на свете людей?

— Сколько? — заинтересовался Волх.

— Не знаю, — смешался Кузнечик, — но уверен, что очень много. Так вот, боги же не могут сидеть и смотреть постоянно за всеми нами. Отвернулись в сторону, увлеклись трапезой, или просто задремали. А ты в это время попадаешь в передрягу. Они просыпаются и видят, что ты сидишь в срубе и ждешь, пока тебя посадят на кол. И они понимают, что ты чувствуешь себя в чем-то виноватым, если не делаешь попыток освободиться. Разве не так?

— Так, — неохотно согласился Волх и встал. Он прошел вдоль стены, щупая бревно рукой, — хороший сруб. На совесть сделали. Такой рукой не проломишь.

— Интересное замечание, — хмыкнул Кузнечик, — ты бы спросил у меня, я бы и так тебе сказал, что бревна здесь крепкие, головой не проломишь.

Волх продолжал щупать бревна руками. Внезапно он остановился.

— Здесь торчит сучок, — сказал он и попытался вырвать его из стены. Сучок не поддавался.

— Очень удобно, если захочется проломить себе голову, — заметил Кузнечик, — а ты где-нибудь там дыры наружу не заметил?

— Нет, — серьезно ответил Волх, — но нам нужно торопиться. Ночи короткие. У нас есть совсем немного времени.

— Откуда ты знаешь, сколько сейчас времени? — удивился Кузнечик, — снаружи свет сюда не попадает.

— Кроме видимого света есть еще свет невидимый, — сказал Волх, — меня учили в любое время знать, где находится солнце, луна и звезды.

— Вот это здорово, — сказал Кузнечик и замолчал, видимо, не зная, что сказать еще.

Волх обхватил сучок рукой, и вдруг прыгнул вверх, стелясь по стене, и встал на сучок ногой. Кузнечик почувствовал дуновение воздуха и отшатнулся. Волх поднял руки вверх и нащупал бревна, закрывавшие сруб сверху. Он уперся в крайнее бревно обеими руками и изо всех сил толкнул его. Бревно чуть-чуть подалось, но только чуть-чуть. Волх попробовал еще и бревно снова сдвинулось. Он сделал небольшую передышку, глубоко вдохнул и снова взялся за бревно. Оно покатилось по кромке сруба и с грохотом упало вниз.

— Вот это да! — восхитился Куузнечик, — а говорил, не сможешь убедить бревна в том, что ты силен, как бык.

— Быстро, — сказал Волх, — мы сейчас разбудим весь город. Давай руку.

Кузнечик протянул ему руку и Волх одним движением втянул его наверх. Они выбрались наружу, постояли несколько мгновений, привыкая к свежему вечернему воздуху, который с непривычки обжег легкие, и спрыгнули со сруба.

— Эй, стойте, — послышались рядом нестройные крики, — они убегают, ловите их. Сбежали из сруба!

Волх обернулся и увидел в нескольких шага от себя три шатающихся тени. Видимо, трое запоздалых гуляк возвращались из кабака, увидели убегающих пленников и решили отличиться их поимкой. Волх скользнул назад, на бегу поднял камень и метнул его одному из идущих в голову. Послышался вскрик и одна тень упала. Поединок с остальными двумя продолжался недолго. Волх легко уклонился от меча, которым стал неуклюже размахивать один из них, и врезался между ними. Он нанес два удара одновременно — левой и правой рукой. Оба его противника упали, не издав ни звука. Волх повернулся и побежал догонять Кузнечика, который даже не остановился, чтобы посмотреть, чем кончился поединок.

— Ты их убил? — спросил Кузнечик, задыхаясь от быстрого бега.

— Нет, они придут в себя, но не очень скоро, — ответил Волх, — бегом к княжескому терему.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Кузнечик, — там-то нас и схватят.

— Там мой меч, — сказал Волх, — я не могу уйти без него.

Кузнечику ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Волх выбежал на площадь перед теремом князя, и, забыв об осторожности, кинулся прямо к своему мечу, воткнутому в землю возле крыльца. Внезапно между ним и торчащим из земли мечом вырос черный силуэт.

— Я ждал тебя, — услышал он насмешливый голос Кирши, — ты же не хочешь быть посаженным на кол.

— Насколько мне известно, в этом нет ничего приятного, — пробормотал Волх, отступая назад. Кирша сделал шаг вперед.

— Ты сам ищешь своей смерти, — сказал он, — видимо, в этом поединке все-таки суждено победить мне. Может ли простой смертный сражаться с богом?

— Дай мне взять мой меч и я посмотрю, что можно сделать с твоим бессмертием, — сказал Волх, начиная потихоньку закипать, — теперь ты меня не поймаешь на дешевый трюк с гнилым яблоком.

— Просишь поединка? — спросил Кирша и покачал головой, — нет, ты его не получишь. Поединок ты уже проиграл, теперь пусть свершится казнь.

Он медленно и тожественно поднял перед собой меч. Волх, не отдавая себе отчета в том, что он делает, шагнул вперед, опережая смертельный удар, и... выхватил меч из руки Кирши. Тот растерянно размахивал руками, как будто потерял точку опоры.

— Я не хочу тебя казнить, — сказал Волх брезгливо, — я никогда не убивал безоружного. Даже если это был безоружный бог.

Волх подошел к своему мечу, вытащил его из земли, обтер его руковом и поцеловал холодную сталь. Меч сверкнул, как будто в лезвии отразилась луна, хотя ночь была безлунная. Затем Волх швырнул под ноги Кирше его оружие. Кирша наклонился, подхватил меч и молча побежал на Волха, выставив его перед собой. Волх ждал его, приняв удобную стойку. Когда меч Кирши, казалось, вот-вот настигнет его, он отбил удар и сразу же, обойдя Киршу справа, вонзил свой меч ему в грудь. Кирша захрипел, попытался дотянуться до Волха острием своего клинка, но ослабевшая рука упала, выронив меч.

— Странно, — сказал Кирша внезапно севшим голосом, — только что я был полон сил и вот сейчас я не могу поднять свой меч. Я жил ненавистью, а теперь у меня нет сил даже на ненависть к тебе. Подойди ближе.

Волх подошел и подставил Кирше плечо. Кирша оперся о него, но стоять на ногах он уже не мог. Волх осторожно опустил его на землю.

— Смерть, — сказал Кирша, глядя в черное небо, — она приходит рано или поздно. От нее не уйти, даже если ты смог победить всех богов. Если бы у меня было достаточно сил для того, чтобы победить смерть!

В голосе его звучало отчаяние.

— У тебя уже нет времени для того, чтобы исправить все зло, что ты совершил, — сказал Волх, — но ты можешь, по крайней мере умереть достойно.

— Достойно? — спросил Кирша, — а что, по-твоему, означает умереть достойно? В поединке? Я умираю в поединке. Нет, я знаю, что такое умереть достойно. Это значит, умирать, видя смертную тоску в глазах врага. Умри и ты вместе со мной!

Кирша неожиданно выхватил кинжал и попытался ударить Волха в живот. Волх без труда перехватил ослабшую руку и воткнул кинжал в землю рядом с лежащим Киршей. Ему вдруг стало противно находиться рядом с умирающим. Он встал и отошел в сторону.

— Ну где же ты, Волх? — спросил Кирша, — я так и не смог тебя убить. Но ты забыл, что у меня остался сын. Он отомстит тебе. Тебе уже недолго осталось дать. Он придет и сможет взглянуть на твою агонию.

Волх ничего не отвечал. Он ждал, пока дыхание Кирши станет тонким как нить и наконец исчезнет совсем. Он не слышал, как к нему подошел Кузнечик.

— Дождался, — проворчал он недовольно, — захотел сразиться с одним своим неднругом, теперь придется сражаться с целым городом. Ты не хочешь оглянуться.

Волх оглянулся и увидел, что на крыльце сидит князь в окружении нескольких воинов. В руках у воинов были мечи.

— Эй, убийца, тебе не миновать кола, — выкрикнул кто-то из них. Волх пожал плечами.

— То, что здесь произошло, касается только меня и его, — сказал он, — не думаю, что ты захочешь вступиться за убийцу богов, чтобы наказать убийцу человека. Чьих законов ты боишься больше — человеческих или божьих?

Князь поднял руку.

— Подойди поближе, — сказал он Волху, — я хочу, чтобы ты слышал слова из моих уст, а не в пересказе моих слуг.

Волх повиновался, преклонив колени перед крыльцом.

— Еще ближе, — кивнул князь, — сядь рядом со мной.

Волх поднялся на крыльцо и присел на невесть откуда взявшуюся маленькую лавочку. Князь смотрел на него внимательно, как будто хотел запомнить его лицо, чтобы узнать при встрече.

— Я знаю, что в поединке Кирша обманул тебя. Но не мог помочь тебе, потому что мне нужен был Кирша. Теперь ты его убил. Где мне взять другого такого воина?

Князь говорил медленно и тихо, как будто жалел расстаться со словами, которые растворялись в ночной прохладе.

— Сегодня ночью на наших глазах свершился суд богов, — продолжил князь, — ты доказал свою невиновность. Ты можешь идти, куда ты хочешь. Но у тебя остался долг передо мной. Ты убил моего воеводу. И теперь ты сам станешь воеводой вместо него.

— Ты собираешься выступить войной на соседей? — спросил Волх.

— Я жду нападения, — сказал князь, — но не от соседей, а от одного из восточных князей. Его зовут Азвяк и его армия превышает семь сотен воинов. У меня есть едва половина такого количества. Кирша собирался собрать к весне армию и выступить в поход.

— Азвяк, — задумчиво сказал Волх, — в имени звучит хвастливый звон южанина.

— Я не знаю, откуда он, — неожиданно резко сказал князь, — я знаю лишь, что скоро будет война. И мне нужно отправлять армию на восток. И у меня убили воеводу.

— Ты уверен в том, что я могу быть воеводой? — спросил Волх.

— Я видел, как ты победил Киршу, а ведь он был нашим лучшим воином.

Волх наклонился к князю и спросил, глядя ему прямо в глаза:

— А ты уверен в том, что я хочу быть воеводой?

Князь выдержал взгляд Волха.

— Если ты откажешься, я прикажу посадить тебя на кол. Немедленно.

Волх расхохотался.

— Неужели ты думаешь, что под угрозой кола можно заставить человека служить кому-то? Если бы я хотел отказаться, с помошью кола тебе не удалось бы меня уговорить.

— Ты не откажешься, — спокойно сказал князь.

— Не откажусь, — согласился Волх, — у меня есть дело на востоке. Возможно, если я пойду с дружиной, мне будет легче сделать то, что я хочу. Сколько времени понадобится, чтобы собрать дружину.

— Сотни две находятся в городе. Если кликнуть клич, недели через три с окрестных селений соберется еще сотня. Но городу не прокормить столько едоков в течение целой зимы.

— Зачем кормить их целую зиму! — воскликнул Волх.

— Путь неблизкий, — сказал князь, — если выйдете до зимы, то на обратном пути увязнете в сугробах.

— Прикажи утром собраться дружине на площади, — сказал Волх, — мы выступим завтра.

— Как завтра? — возмутился князь, — нужно собрать обоз, проверить оружие...

— Мы не возьмем обоз, — перебил его Волх, — что это за воины, если они не смогут прокормить себя в лесу? Да оружие свое воин должен держать в полном порядке, чтобы всегда быть готовым к бою. До рассвета осталось не так уж много времени. Поторопись, князь.

Князь с сомнением покачал головой и шепнул несколько слов стоящему рядом помощнику. Тот кивнул и побежал выполнять распоряжение. Князь повернулся к Волху, долго рассматривал его, а потом сказал:

— Я не знаю, что ты нам несешь — гибель или спасние. Мне пришлось многое повидать на своем веку. Ты мне нравишься. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Светало быстро. Князь пригласил Волха и Кузнечика в терем, угостил их плотным завтраком, после чего они снова вернулись на площадь. Воины уже стояли там, ожидая нового воеводу. Они были вооружены кое-как — у кого меч, у кого палица, а кто и просто взял в руки заостренную на конце жердь и собирался драться с помощью ее. На краю площади стояли жены, дети и родители воинов. Многие поглядывали на Волха с опаской. Еще бы! Вчера его собирались посдить на кол, а сегодня он уводит дружину в дальний поход. Мыслимо ли такое?

— Назначаю вам воеводу, — хрипло сказал князь, — вместе с ним пойдете воевать царя Азвяка.

Воины заворчали, разглядывая Волха. Тот, не обращая внимания на доносившиеся до его слуха замечания, вышел вперед и сказал совсем не то, что ожидали от него услышать:

— Мне пятнадцать лет. Я не могу командовать воинами старше себя. Поэтому со мной пойдут только те, кто младше пятнадцати лет. Все остальные должны немедленно покинуть площадь.

Князь за спиной Волха захрипел, но Волх не обернулся. Воины начали громко возмущаться. Расходиться никто не хотел.

— Это что же такое? — кричал один из воинов, размахивая самодельной палицей, — сопляки пойдут воевать, а мы будем сидеть дома, баб щупать? Никогда такого не было и не будет! Гоните чужака в шею. Выберем воеводу среди своих воинов.

Кто-то сказал, что неплохо бы и князя перевыбрать. Видимо, у старика уже давно мозги засохли и нужно выбрать кого-нибудь помоложе, да поразумнее. Волх молча ждал, пока воины успокоятся.

— Да что там! — крикнул все тот же бунтарь, — схватить его!

Толпа двинулась на Волха. Тот одним движением выхватил меч и вонзил его в землю перед собой. Меч засверкал, мгновенно раскалившись. Толпа остановилась, как будто наткнувшись на препятствие. Волх оглядел разгоряченных воинов.

— Мне нужны только неженатые воины, — сказал он, — которые не будут беспокоиться о том, что осталось дома и не будут стремиться вернуться домой живыми. Поторопитесь.

Воины смущенно выходили вперед и строилисьв ряд. Толпа смешалась. Те, кому было больше пятнадцати лет, ворча проклятия в адрес чужеземца и старого князя, покидали площадь. Наконец на площади остались только подростки. Толпа сократилась втрое. Волх удовлетворенно оглядел свою армию и сказал Кузнечику:

— Пересчитай их.

Кузнечик вышел вперед, быстро сосчитал всех воинов и громко провозгласил:

— Ровно семь десятков!

— Вот это хорошо, — обрадовался Волх, — семь десятков воинов, ты да я. Ровно семьдесят два воина. Ты веришь в магию чисел, Кузнечик?

— я верю в магию силы, — с сомнением сказал Кузнечик, — сколько воинов у Азвяка? Семь сотен. А у нас — семь десятков. У меня скверные предчувствия.

— Гони свои предчувствия прочь, — сказал Волх и обратился к воинам:

— Вы успели попрощаться со своими родными?

— Да, — нестройно ответили воины.

— Тогда в путь, — сказал Волх. Затем он повернулся к князю:

— Не убирайте город до тех пор, пока мы не вернемся.

— Зачем? — изумился князь.

— Чтобы не запорошить нам пылью глаза во время боя, — ответил Волх.

Они вышли из города и медленно побрели по дороге. Волх шел впреди, вместе с Кузнечиком, который то и дело оглядывался на шедшую позади армию мальчишек.

— Ты уверен, что сможешь одержать победу в таким войском? — спросил Кузнечик Волха, — они же едва научились держать меч.

— Значит, еще не успели научиться держать кружку, — парировал Волх, — ты увидишь, нам понадобится именно такая армия.

— И ты уверен, что мы сможем победить?

— В этом нет никаких сомнений, — решительно ответил Волх, — мы идем побеждать. Ты убедишься в этом уже завтра.

— Как завтра? Разве мы идем не на восток?

— Не восток, — кивнул Волх, — только мы будем там быстрее, чем туда прибежит вражеский лазутчик, который должен предупредить о походе.

— Каким же образом? — не унимался Кузнечик, — мы полетим на крыльях?

— Да, — спокойно кивнул Волх, — мы полетим на крыльях.

Пока что они шли пешком. Дорога скоро исчезла — горожание не привыкли далеко уходить от родных стен. Пришлось продираться через густые прибрежные заросли — отойти от реки они не решились. Около полудня Волх приказал сделать привал. Чтобы не терять времени, он велел разбиться на семь десяток и выбрать десяцких. Споры по поводу выборов заняли довольно много времени. Наконец к Волху подошли семь воинов и сказали, что они и есть только что выбранные десяцкие.

— Очень хорошо, — сказал Волх, — завтра нас ждет бой. Проследите, чтобы все воины тщательно проверили свое оружие и хорошенько выспались.

— Но с кем мы будем сражаться? — спросил один из десяцких, — поблизости нет ни одного врага.

— Что ты знаешь о том, что близко и далеко? — прищурился Волх, — враг рядом и мы ударим внезапно и сокрушим его.

— Кто же этот враг? — спросили хором десяцкие.

— Царь Азвяк, — спокойно ответил Волх, — разве не с ним мы собираемся воевать?

20

Дружина заночевала на берегу реки. Волх приказал разжечь костры и приготовить ужин. Охотники отправились в лес и, пока остальные воины разводили огонь, наловили в силки и настреляли из луков достаточное для ужина количество дичи. После ужина Волх выставил дозоры и приказал всем отдыхать.

Ночью он поднял войско и приказал потушить костры и уничтожить остатки лагеря. Затем он велел все собраться в одном месте, на широкой поляне.

— Что бы вы ни увидели, — сказал он, — ничему не удивляйтесь.

Воины пожали плечами и приготовились смотреть на какой-нибудь долгий и нудный обряд, предназначенный для приманивания воинской удачи. Волх же начертил носком правой ноги невидимую линию вокруг собравшихся воинов, прочитал короткое заклинание и отступил назад.

— Что с нами? — закричали воины, — что происходит? Что ты с нами наделал?

Они с удивлением и ужасом оглядывали друг друга и видели, что их руки и ноги постепенно уменьшаются и чернеют.

— Он околдовал нас! — крикнул кто-то из них, — нужно его убить!

Однако голоса воинов все слабели и вскоре уже были совершенно неразличимы для человеческого уха. Еще через мгновение перед Волхом копошилась кучка муравьев. Он быстро вытащил из кармана небольшую берестяную коробочку и ловко сложил их туда. Муравьи не сопротивлялись, лишь один вырвался из руки Волха и побежал наутек. Волх схватил его снова.

— Ты что, хочешь навсегда остаться муравьем? — спросил он.

В ответ муравей укусил его в палец. Волх перехватил его другой рукой, придавив ему одну из ножек, и бросил его в коробочку. Потом он ее закрыл, внимательно проверил, нет ли в ней дырок, через которые муравьи могли бы вылезть наружу, и, пропустив через специально сплетенные берестяные ушки тонкую, но прочную бечевку, повесил коробочку себе на шею.

— Вот теперь я готов к походу, — сказал он сам себе, повернулся лицом на восток, присел по-птичьи и... превратился в ястреба. Он широко расправил крылья, неумело забил ими, но все же взлетел. Путь его лежал на восток, к царству ненавистного севернянам царя Азвяка.

...Даже для ястреба путь от Городища до столицы Азвякова царства, которую ее жители называли Врата Рая, должем был занять не мешье двух дней. Однако к рассвету Волх в образе ястреба сидел посреди поля и смотрел на город. Вероятно, для того, чтобы так быстро добраться до цели, он применил еще одно из заклинаний, которым его научил болотный старик-дракон.

Врата Рая были красивы, насколько может быть красивым творение рук человеческих. Высокие башни в форме луковиц, вздымавшиеся в небо, казалось, цеплялись за облака. Стена же вокруг города была столь высока, что не могло быть и речи о том, чтобы штурмовать ее с помощью обычных лестниц. К тому же горожане наверняка не стали бы терять время и вышли бы на стены для того, чтобы встретить врага горящей смолой. Нет, здесь требовались крылья птицы, чтобы перемахнуть через эти стены. К счастью, у Волха были крылья. Он взлетел над городом и взглянул на него сверху. Город был велик, гораздо больше городища. Волх без труда определил, что самое высокое здание города, находящееся в самом центре — дворец царя. Волх сложил крылья и спикировал вниз. Он выбрал уединенный дворик позади дворца, тщательно осмотрелся, нет ли поблизости стражи, и никого не обнаружил. Похоже, царь спокойно спал в своем дворце, не окружая себя десятками воинов, а надеясь лишь на толщину и крепость городских стен. Что ж, на рассвете он получит хороший урок за свою самоуверенность.

Волх коротко прошипел заклинание и снова стал человеком. Затем он снял с шеи коробочку и, высыпав на траву муравьев, также заклинанием вернул им человеческий облик.

Воины заворчали, растирая отдавленные в тесноте берестяной тюрьмы конечности. Большинство из них поглядывало на Волха с опаской. Лишь Кузнечик, бойко выпрыгнувший из толпы, и прихрамывая, подбежавший к Волху, не собирался проявлять к нему никакого почтения:

— Это что же такое! — возмущенно закричал он, — посадил меня, как муравья, в коробку.

Волх ткнул его в грудь так, что у Кузнечика перехватило дыхание.

— Оглядись, — прошептал он, — ты находишься во дворце вражеского правителя. Как ты думаешь, ты сможешь как-нибудь объяснить охране свое появление здесь? Не забывай, восток славится своим искусством пытки не меньше, чем своими сладостями.

Кузнечик испуганно оглянулся.

— Ты хочешь сказать, что мы?.. — начал он и осекся, — о боги!

— Да, мы во дворце Азвяка, в центре города под названием Врата Рая, — подтвердил Волх, — и сейчас мы устроим здесь небольшой переполох. Кстати, что у тебя с ногой?

— И ты еще спрашиваешь? — возмутился Кузнечик, — не ты ли меня хватал своими лапищами, когда я даже не мог тебе ответить на твою грубость?

Волх потер укушенный строптивым муравьем палец и улыбнулся.

— По-моему, мы с тобой квиты, — сказал он, — однако мы заболтались.

Он повернулся к воинам и спросил их:

— Все готовы к бою?

— Все, — нестройно ответили они.

Волх покачал головой.

— Мы находимся в дворце царя Азвяка, — сказал он, — если мы не сможем справиться с охраной, никто из нас не выйдет отсюда живым. Если нас схватят, нас будут пытать, да так, что мы будем просить своих мучителей убить нас, чтобы прекратить страдания. Поэтому у нас есть только один выход — победить. Мы должны захватить дворец и взять в плен царя Азвяка. Понятно?

— Чего уж непонятного, — заворчали воины.

— Я знаю, — сказал Волх, — вас трудно соблазнить золотом и прекрасными коврами восточной работы. Но здеь есть кое-что, что придется вам по вкусу. Если мы победим, я позволю каждому из вас взять себе из этого города невесту.

— Невесту? — оживились дружинники, — вот это дело. Говорят, здешние красавицы затмевают своей красотой луну и солнце. Чего же мы ждем? Надо поскорее расправиться с охраной и захватить дворец.

Подлетая к дворцу, Волх успел рассмотреть, как расположены ворота и окна замка и теперь он быстро и решительно отдавал распоряжения, чтобы перекрыть все выходы из дворца наверняка и не дать уйти никому. Неизвестно, кто начал первым — воин ли из дружины Волха, напавший на охранника возле восточных ворот и одним ударом палицы размозживший ему череп, или охранник, прогуливавшийся по внутреннему дворику и заметивший какую-то тень на крыше здания. Он мгновенно выхватил лук и пустил в тень короткую стрелу с отравленным наконечником. Воин, прятавшийся на крыше, скатился с нее и упал бездыханным на землю. Скорее всего и то и другое произошло одновременно. Обменявшись воинами, больше стороны не считали потерь. Нападавший испустили торжествующий клич и ворвались во дворец.

Охранника оставалось только одно — дорого продать свою жизнь. И они умирали под палицами дружинников, умирали, пронзенные их копьями и разрубленные их мечами. Слишком неожиданным было нападение, слишком долго обитатели дворца жили в безопасности за толстыми стенами. Наказание было неотвратимым и значительно превышало их вину. Никто не знает, сколько прошло времени от начала штурма и до его его окончания. Если в одних комнатах еще продолжался смертельный бой, то в других уже начался пир за победу. Пьяные от крови и ощущения собственной непобедимости воины врывались в комнаты дворца, срывали дорогие занавески для того, чтобы перевязать свои раны и подбирали золотые кубки и тарелки только для того, чтобы тут же бросить их на землю и освободить руки для еще более красивой тарелки или кубка.

Волх прошел сквозь толпу охранников, как нож сквозь масло и поднялся наверх, во дворец. Чутье подсказывало ему, что царь должен находиться в одной из комнат на самом верху самой высокой башни. Он быстро взбирался по ступеням, готовясь в любой момент отразить нападение. Вскоре он оказался перед обитой золотом дверью, не задумываясь, распахнул ее и оказался в небольшой, скромно обставленной комнатке. Посреди комнатки сидел пожилой человек в расшитом золотыми драконами халате.

— Где царь? — прорычал Волх. Незнакомец вскочил на ноги и распахнул халат. Под мягкой тканью оказались спрятаны прочные латы. Он испустил пронзительный крик, от которого Волху захотелось бежать, не оглядываясь, и наклонился назад. Через мгновение он поднялся вновь. В его руке сиял огненный меч.

— Похоже, сегодня я нашел противника по себе, — сказал Волх, прищурившись.

— Возможно, так, — согласился царь.

— Ты знаешь мой язык? — спросил Волх, подходя ближе.

— Я много чего знаю, — ответил царь и сделал выпад. Волх без труда отбил удар.

— Почему ты хотел завоевать Городище? — спросил Волх, отступая, — разве твой дворец недостаточно богат? Что ты мог взять у нищих жителей севера? Разве у них есть что-то, чего нет у тебя?

Они снова скрестили мечи. Огненные брызги посыпались во все стороны. Одна из раскаленных капель попала Волху на щеку, но он не заметил боли.

— Что ты знаешь о жизни, щенок, — сказал царь зло, — порой самый презренный нищий может оказаться богаче самого могущественного царя. Богатства не всегда можно взвесить и отмерить локтем.

Они кружили друг вокруг друга, как два зверя, примеряясь, куда лучше ударить мечом. Однако, похоже, сила столкнулась с силой. Царь без труда отбивал удары Волха, а тот с такой же легкостью парировал удары царя. Казалось, что борются две руки, правая и левая. Ни тот, ни другой не могли взять верх. Наконец царь отошел назад и сел на пятки, положив меч перед собой. Волх растерянно стоял перед ним, держа меч лезвием к земле.

— Как это понимать? — спросил он, — разве ты не хочешь защитить свою жизнь? Или это какая-то хитрость и ты собираешься ударить исподтишка?

Царь чуть заметно улыбнулся.

— Мы продолжим бой, когда это будет нужно, — сказал он, — а сейчас я хочу поговорить с тобой. Расскажи мне, как тебе удалось проникнуть во дворец? Он имеет славу самой неприступной крепости во всей округе.

— Зачем я буду выдавать военные секреты своему врагу? — спросил Волх, — или мы с тобой только что не дрались насмерть?

— Враги мы или друзья — это известно только богу. Ты пришел сюда для того, чтобы узнать тайну. Я хочу знать, чем ты можешь заплатить за нее. За тайны не платят золотом, а только другими тайнами. Я хочу посмотреть, есть ли у тебя достойная товара плата.

— С чего ты взял, что меня может заинтересовать что-то из твоих тайн? — возмутился Волх, — я пришел побеждать. а если тебе нужна какая-то плата, я могу заплатить тебе твоей смертью. Согласись, эта плата достойна любого товара, какой способны дать человек или даже всемогущие боги.

— Бог един и он бессмертен, — возразил царь.

— Я пришел из тех мест, где богов убивают, — сказал Волх тихо, — правда, даже мертвые, боги смогли покарать своего убийцу.

— Есть многое на свете, чего мы не знаем, — опустил глаза царь, — однако вернемся к нашему торгу. Итак, как ты пробрался в замок?

— Это было нетрудно, — сказал Волх, — вы готовились к нападению людей, но не были готовы к нападению птиц или муравьев. Мне оставалось лишь стать сначала птицей, потом муравьем и я оказался здесь. Сейчас мои воины заканчивают уничтожать охрану. Как только они закончат, я убью тебя. Лишенное сердца, твое государство рухнет. Так закончится война, на которую я вышел, имея лишь семь десятков воинов против семи сотен вражеских солдат.

— Ты великий воин, к тому же неплохо владеешь магией, — заметил царь, — однако этого мало для того, чтобы расплатиться за мою тайну. Расскажи мне еще что-нибудь.

— Что же тебя интересует? — спросил Волх, — может быть, тебе рассказать, как нужно ловить рыбу, или как удобнее повалить дерево, чтобы переправиться через реку?

— Нет, это меня не интересует, — покачал головой царь, — расскажи о своей матери.

Волх побледнел.

— Рассказ о моей матери не предназначен для ушей царя, наблюдающего за гибелью своего царства. Возможно, я вообще зря теряю время с тобой? Давай лучше продолжим поединок.

— Странно, — сказал царь, — ты даже не поинтресовался, какую тайну могу предложить тебе я. Возможно, ты захочешь заплатить за нее десятикратную цену. Или она вовсе тебя не заинтересует.

Волх внимательно посмотрел на него.

— Так какую же тайну ты хочешь продать? — спросил он. Царь начал покачиваться из стороны в сторону, настраиваясь на рассказ о том, что было давно.

— Когда-то, более пятнадцати лет назад, в эти края пришел человек с севера, — сказал царь, — он был устал и изможден длительным путешествием. Однако лицо его было благородно, и он прекрасно знал, как войти в дом и как сидеть за трапезой, чтобы не обидеть хозяина. Кроме того, он знал язык всякого племени, что попадалось ему на пути, и умел разговаривать с птицами, зверьми, камнями и деревьями. Тебе не надоел мой рассказ?

— Продолжай, — сказал Волх, стиснув зубы.

— Этот человек торопился, — продолжал царь, — у него были какие-то дела на юге. Он должен был то ли помочь свои родственникам избавиться от большой беды, то ли насолить своим врагам, которые впервые после долгого времени процветания допустили какую-то оплошность. Словом, он спешил. Однако наш город недаром называется Врата Рая. Он не мог миновать его, ибо лишь через эти врата можно было попасть в ту страну, куда он торопился. Он остановился у одного купца, который принял его как родного сына. Некоторое время законы гостеприимсятва вынуждали его оставаться в этом доме, хотя он хотел провести под этим кровом лишь ночь, и на рассвете двинуться дальше. Не тут-то было! Прошло не менее тридцати дней, прежде чем он смог тронуться в путь, не обидев доброго хозяина свои отъездом. Ты меня слушаешь?

— Да, рассказывай дальше, мне очень интересно, — сказал Волх.

— Однако едва он выехал со двора на подаренном купцом вороном жеребце и подъехал к воротам города, как ворота с грохотом закрылись перед ним. Одновременно с этим возле дворца ударила пушка. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — покачал головой Волх.

— Это приспособление для стрельбы каменнями ядрами, — пояснил царь, — при стрельбе оно производит сильнейший грохот, поэтому ею пользуются для того, чтобы оповещать горожан о больших радостях и огорчениях, о которых должен знать каждый.

— Что же случилось, когда странник хотел уехать из города? — спроси Волх.

— Умер старый царь, несколько десятков лет управлявший городом, — сказал царь, — так получилось, что это произошло в самый неподходящий для странника момент. Если бы это случилось чуть позже, он успел бы выехать из города. А так ему пришлось вернуться к купцу. Он принял участие во всех траурных обрядах, о которых я не буду рассказывать тебе, чтобы не утомить твое внимание. А когда прошел еще один месяц и настало время новому царю надеть корону, он принял участие в обряде коронации.

— Как это случилось? — спросил Волх.

— Обряд коронации также очень сложен, поэтому я расскажу лишь о самом главном. Когда умирает царь, никто не знает, кто станет новым царем, только бог. Именно его воле и предоставляется выбор нового властителя.

— Но как? — удивился Волх, — по-моему, существует лишь два способа выбора правителя. Либо им становится старший сын предыдущего царя, либо нового правителя выбирают воины из своего числа.

— Здесь принят третий, — пояснил царь, — выбирается сын царя, один воин из войска царя и один цужеземец. Затем проводится поединок. Победитель становится новым царем. Но вот мы наконец и подошли к части истории, касающейся тебя. Тебе интересно знать продолжение?

— Да, очень, — сказал Волх.

— В таком случае позволь еще немного испытать твое терпение. Я просил тебя рассказать о своей матери. Ты не выполнил мою просьбу.

— Что ты хочешь знать? — спросил Волх, — моя мать была дочерью колдуна. Он родила меня от пришельца с востока и умерла когда я был совсем маленьким.

Царь потемнел лицом.

— Значит, она умерла. Это многое объясняет.

— Так кто же одержал победу? — нетерпеливо спросил Волх.

— Победу одержал воин из войска царя. Он убил сначала сына царя, потом странника и получил корону.

Волх смотрел на него с ненавистью.

— А теперь скажи мне, кто был этот странник и кто был от воин, что одержал все эти славные победы? — попросил он. Царь удивленно приподнял брови.

— А разве ты не догадался? — спросил он, — или ты хочешь, чтобы именно я сказал это? Что ж, если это тебе так нужно... Воин, победивший двух соперников в битве за трон — это я, ныне сидящий перед тобой царь Врат Рая. Странник, погибший в этом бою — твой отец, странствующий воин по прозвищу Каменный Змей.

Волх медленно вытащил меч из ножен. К его удивлению, меч не пылал, он оставался холодным.

— Как тебе удалось успокоить мой меч? — спросил он. Царь пожал плечами.

— Не обращай внимания на его причуды, — сказал он, — твое оружие ошибается. Ты видишь перед собой своего злейшего врага. Не теряй времени зря.

Волх медленно подошел к нему и выставил меч перед собой. Царь поднял свой клинок, защищаясь. Волх сделал выпад и его меч вонзился в живот царю, распарывая его внутренности. Царь испустил вздох облегчения и повалился на пол. Он лежал и смотрел на Волха своим чистым взглядом. Волх присел рядом.

— Я могу облегчить твою смерть? — спросил он. Лицо царя быстро мертвело, но он еще не потерял дар речи.

— Можешь, — сказал он, — пообещай мне, что никогда не будешь винить себя в том, что ты сегодня совершил.

— Почему я должен жалеть об этом? — удивился Волх, — ты убийца моего отца. Месть священна.

— Можно сказалть так, — сказал царь, — я убийца твоего отца. А можно сказать и по-другому. Например, так: я — твой отец.

— Как это может быть? — не веря своим ушам, переспросил Волх.

— Очень просто, мой друг, — тяжело дыша, сказал царь, — в тот злополучный день странник, застрявший против своей воли в этом городе, победил всех своих противников и стал царем Врат Рая. Он не мог скрыться из города, поскольку за ним наблюдали десятки соглядатаев. Он был вынужден надеть корону и начать царствовать. Все эти годы он мечтал о своей жене и сыне, которых оставил далеко на севере. И наконец он дождался того момента, когда смог обнять свое дитя...

Волх схватил царя за руки.

— Что ты наделал, отец! — воскликнул он, — я же убил тебя!

Царь покачал головой.

— Это не так, — сказал он, — это я убил себя. Я же просил тебя не винить себя в моей смерти. Но так дело обстоит лишь между тобой и мной. Еще об этом знает бог, но он умеет хранить тайны. Для людей пусть дело обстоит так, как оно выглядит. Ты напал на наше царство и убил царя. По нашим законам, ты наследуешь все то, чем я владею. Возьми это.

Он снял с уха маленькую серьгу и подал Волху. Волх взглянул на нее и вздрогнул — внутри маленького серебряного колечка был изображен дракончик. Точно такой же, какой был у него на кольце. Волх одел серьгу, поколов ухо ее острым кончиком. По его щеке потекла кровь, но он не обратил на это внимния.

— Серьга удвоит твою силу, — сказал царь, — ты сможешь выполнить свое предназначение и вернешься к предкам. А теперь... у меня есть еще один подарок для тебя. Помоги мне приподняться.

Волх приобнял царя за плечо и помог ему присесть. Царь показал Волху на дверь и объяснил:

— Когда я умру, ты выйдешь из комнаты и спутишься по лестнице. Потом ты повернушь направо и окажешься во внутреннем дворике. Там тебя ждет твоя невеста. Я сам выбирал ее для тебя. Ты соединишься с нею сегодня же. После этого ты должен вернуться на север. Множество силы, собранное в одних руках, рождает другое множество, собранное в других руках. Тебе следует ожидать большой войны. Кольцо и серьга в одних руках — это хороший куш и найдется немало желающих за них побороться. Я думаю, что ты сможешь дать им достойный отпор.

— Смогу, отец, — сказал Волх. В глазах его блестели слезы.

— Ты должен победить всех своих врагов и стать владыкой мира, — сказал царь, — кольцо и серьга помогут тебе в этом. Главное — не уступать никому и быть сильнее любого врага, который встретиться тебе на пути.

— Я не хочу становиться владыкой мира, — возразил Волх, — я всего лишь охотник и рыбак. Мне не нужно ничего, кроме того, что я могу сьесть или одеть на себя.

— Не говори так! — рассердился царь, — такие разговоры — проявление слабости. В жизни воина может быть только одна цель — победа. А когда больше не останется врагов, которых ты должен победить, мир будет подчиняться тебе. Ты должен продолжить мой путь и пройти его до конца.

— А что будет потом, когда я пройду весь путь до конца? — спросил Волх, — ты об этом подумал?

— Ты будешь наслаждаться своей силой и славой, — гордо сказал царь.

— Твои слова как будто адресованы кому-то другому, — задумчиво сказал Волх, — мне тяжело их слышать и тяжело сознавать, что это завет, который я получаю от отца.

— Ты привыкнешь к своему жребию, — сказал царь, — к тому же у тебя не будет времени на размышления. С тех пор, как у тебя появились одновременно кольцо и серьга, ты будешь под постоянным присмотром. С обеих сторон.

— Я учту это, — сказал Волх, — спасибо тебе за меч, который ты мне оставил. Добрый меч.

— Самое дорогое, что у нас есть, сынок, — сказал царь — это наше оружие. Оно накогда не предаст. Я рад, что смог подарить тебе такого верного друга. А тепрь прощай!

Царь закрыл глаза.

— Подожди, отец! — закричал Волх, — я должен еще кое-что у тебя спросить.

Царь снова открыл глаза.

— Поскорее, сын, — сказал он, — я уже чувствую дыхание преисподней.

— Мне снился сон, — сказал Волх, — и я не мог его растолковать. Мне снилось, что я — змея, заключенная в конский череп. Я лежал так много тысяч лет. И однажды кто-то наступил на череп и проломил его. я вылез наружу и ужалил наглеца. И оказалось, что человек, котого я ужалил — я сам. Что предвещает мне такой сон?

Царь поморщился.

— Сны ничего не значат, — сказал он, — не бойся снов.

Он замолчал и Волх не сразу понял, что царь уже больше никогда ничего не скажет. Он прикрыл ему глаза рукой и встал. Только сейчас он вспомнил, что он — воевода, ведущий войско в бой. Он хотел выйти из комнаты, чтобы посмотреть, как идет схватка, как вдруг дверь распахнулась и внутрь вбежал запыхавшийся Кузнечик. Глаза его горели.

— Мы победили, Волх! — закричал он с порога, — мы перебили охрану. Осталось найти царя и заставить его отдать корону. Остальные жители города покорятся тому, кто владеет короной.

Волх невольно оглянулся и увидел, что украшенная разноцветными камнями корона валяется на полу. Кузнечик глянул ему через плечо и тоже увидел корону.

— Так вот же она! — сказал он.

— Я вижу, — ответил Волх.

— Так хватай ее и вперед!

— Я не хочу оскорблять мертвого воровством.

— Кого? — с насмешкой спросио Кузнечик, — этого? Да он и на человека-то не похож в этой расписной хламиде.

Волх ударил его кулаком в висок. Кузнечик отлетел к стене и ударился о нее затылком. На Волха он смотрел с ужасом.

— Ты чего? — спросил он, — ты с ума сошел?

— Этот человек ближе для меня чем кто-либо, — сказал Волх, — я искал его.

— Это твой отец? — догадался Кузнечик. Волх кивнул.

— И ты убил его? — ужаснулся Кузнечик.

— Он назвался мне только после того, как я нанес ему смертельную рану. Мне кажется, что он хотел, чтобы я его убил. Он пообещал мне, что я стану владыкой мира.

Кузнечик подошел к короне, встал на одно колено и осторожно, как будто она была раскалена добела, взял ее в руки. Затем, не вставая с колен, он подполз к Волху и сказал, протягивая корону и склонив голову:

— Прими свой головной убор, повелитель.

Волх отмахнулся от короны, как от досадного недоразумения.

— Зачем это? Кузнечик, не надо паясничать.

— Прими корону, — упрямо повторил Кузнечик, — волю отца нужно исполнять.

Волх посмотрел на него, тяжело вздохнул и взял корону. Он вертел ее в руках, не зная, что с ней делать.

— Теперь надень ее, — подсказал Кузнечик. Волх осторожно надел ее на голову, пригладив свои длинные, торчащие во все стороны волосы.

— Ну как, — сказал он, — похож я на царя?

Кузнечик расхохотался во все горло самым непочтительным образом. Глядя на него, прыснул и Волх. Они смеялись до тех пор, пока Волх не понял, что смеяться в присутствии мертвого — не самое благопристойное занятие, какое может выбрать царь в первые мгновения своего правления. Он прижал палец к губам и кивнул на выход.

— Но ты так смешно в ней выглядишь, — начал оправдываться Кузнечик, однако Волх перебил его:

— Мы забыли о том, что победа еще не одержана. Я думаю, армия Врат Рая легко раздавит нас, если захочет. Как бы не пришлось нам убираться из этого города тем же путем, каким мы попали сюда — в виде муравьев.

— Если мы захотим выехать из города, для нас откроют парадные ворота, — гордо сказал Кузнечик, — будут петь трубы и под ноги нам будут бросать розовые лепестки. Народ покорится нам, едва увидит тебя в короне. Тем более если прежний царь был твоим отцом — ты вообще имеешь все законные права на престол.

— Поговорим об этом чуть позже, — сказал Волх, — как себя чувствуют наши ребята. Много раненых?

— Ерунда, — беспечно сказал Кузнечик, — по парочке пустячных царапин получил, пожалуй что, каждый, а вот убитых около десяти человек. Но ты не забывай, что охраны было не меньше двух сотен человек. Можно считать, что мы прошли в город вообще без потерь. К счастью, на нашей стороне были темнота и избалованность местных жителей ощущением безопасности. Иначе потерь было бы гораздо больше.

— Подготовь их тела к погребению. Мы должны отдать нашим воинам все почести, какие полагается.

— Будет сделано, — кивнул Кузнечик, — и еще кое-что. Ребята грабят замок. Нужно бы их остановить. Как-никак это теперь твой замок...

— Пусть грабят, — перебил Волх, — это их победа. Только скажи им, чтобы брали не больше, чем может унести человек. Обратно мы будем возвращаться по земле. Пусть не рассчитывают, что я понесу обратно на своей шее все, что они здесь найдут. Да скажи еще, чтобы не зарились на всякие блестящие безделушки, а обратили внимание на оружие. Клинки здесь удивительно крепкой стали. Вот было бы неплохо нам перенять секреты ковки их железа.

— И еще одно...

— Насчет невест?

— Да. Ты обещал это.

— Обещал — сделаю, — спокойно сказал Волх, — каждый из моих ребят найдет здесь невесту. Но нужно будет сделать так, чтобы они не брали девушек силой и не хватали их на улицах. Нужно поговорить с местной знатью и сделать так, чтобы они сами были рады породниться с нами.

— Ты царь? — изумился Кузнечик, — какой же богатей не захочет породниться с твоим воином?

— Сегодня царь, а завтра псарь, — грустно сказал Волх, — кто знает, примут ли они меня за царя. И будут ли они считать моих воинов хорошими мужьями для своих дочерей.

— Что ты мучаешься, — сказал Кузнечик, — давай выйдем из дворца и спросим у людей, готовы ли они признать тебя царем?

— Давай! — решился Волх. Они спустились во двор и Кузнечик начал скликать воинов. Они подходили к Волху, усталые, перепачканные грязью и кровью, кланялись ему и присаживались на мраморные плиты, которыми был вымощен дворик. Когда собрались все, Кузнечик незаметно подал Волху знак рукой.

— Мы победили, — сказал Волх негромко, но воины сидели так тихо, что каждое его слово разнолсилось далеко по двору, — однако за стенами дворца нас ждет войско, в три раза большее того, которое мы побили сегодня. Вы готовы к бою?

— Да, мы готовы к бою, — нестройно ответили воины.

— Отлично, — сказал Волх, — однако я надеюсь, что мы все-таки обойдемся без боя. Как видите, я получил корону царя. Местные жители должны либо признать меня царем, либо не признать. Если они этого не сделают — мы все, скорее всего, погибнем. Я собираюсь узнать об этом прямо сейчас.

21

Утро занималось над городом. Яркое, беспощадное солнце выкатилось на небо. Сейчас еще можно пройти по улицам. Еще немного, и жара станет невыносимой. Горе страннику, пришедшему сюда с далекого севера. Он привык к пронизывающему ветру и трескучим морозам. Он не знает, что такое жара. Он привык к короткому, дождливому лету, в котором едва наберется десяток солнечных дней. Здешнее солнце убийственно для него.

...Волх вышел из дворцовых ворот. Еще издалека он услышал шум толпы. Жители города ждали вестей от царя. Слух о том, что на дворец напали чужестранцы, пронесся над городом быстрее ветра. Однако никто не решился прийти на помощь своему правителю до тех пор, пока он сам не позовет на помощь. а он почему-то не позвал. Поэтому народ и волновался. Когда ворота отворились, Волх зажмурился, увидев, сколько людей собралось на него посмотреть. Он никогда не видел столько людей сразу.

— Подожди меня, — услышал Волх, обернулся и увидел Кузнечика. Тот бежал за ним.

— Вернись к остальным, — пркиазал Волх.

— Как ты будешь с ними разговаривать? — спросил Кузнечик, — может быть, ты знаешь их язык? Я — знаю.

— Хорошо, — кивнул Волх, — можешь оставаться.

Выйдя на площадь, он поднялся на небольшое возвышение, похоже, специально построенное для таких торжественных случаев. Толпа замерла, разглядывая его. Внезапно откуда-то с дальних рядов поднялся неровный гул и обрушился у подножья постамента.

— Они заметили корону, — шепнул Волху Кузнечик, — добрый знак. А может быть, и нет. Сейчас узнаем.

От толпы отделились два старца и приблизились к Волху. Один из них гневно выкрикнул ему в лицо какую-то тираду, а второй ограничился понятным на любом языке неприличным жестом.

— Первый упрекает тебя в том, что ты нарушил мирную жизнь города и вторгся в его пределы, за что тебя непременно покарает бог. Второй... в общем, это и так понятно, — сказал Волху Кузнечик.

Волх величественно кивнул и сказал:

— Передай им, что, несмотря на то, что я пришел с мечом, я не хочу причинять им никакого вреда. Я пришел забрать свое и я его забрал. Если они будут благоразумны, никто в городе больше не погибнет от меча наших воинов.

— Вот это здорово, — пробормотал Кузнечик, — только в нашем положении сейчас им угрожать.

— Быстро переводи, — прошипел Волх. Кузнечик заговорил на незнакомом Волху языке. Старцы едва не подпрыгнули, услышав знакомую речь. Видимо, они ожидали, что чужаки будут с ними общаться на языке знаков.

— Странные речи ты говоришь, — перевел Кузнечик ответ одного из старцев, — вроде бы ты говоришь о мире, однако в руках твоих окровавленный меч. Что ты сделал с царем? Ты ведь не скажешь нам, что он отдал тебе корону добровольно?

Волх покачал головой и усмехнулся.

— Ваш царь умер у меня на руках, — сказал он и толпа колыхнулась, однако он одним движение властной руки успокоил ее, — перед смертью он долго говорил со мной. Он рассказал мне о вашем обычае наследования трона. Думаю, я получил корону без нарушения вашего обычая.

Настала очередь качать головой старцу.

— Ты не сразился с сыном царя и с одним из наших воинов. Ты не можешь быть признан царем.

— У царя есть сын? — спросил Волх. Старец потемнел лицом. Он опустил глаза и тихонько покачал головой.

— Что же касается ваших воинов, то сегодня ночью я сражался с лучшими из них и не потерпел ни одного поражения.

— Как можешь ты сравнивать подлое нападение в ночной темноте счестным поединком при свете дня?

— Каждый выбирает свой удел, — сказал Волх, — я не собираюсь уступать свою победу никому. У вас нет сейчас другого царя, кроме меня. Если кто-то хочет поспорить об этом, пусть выходит и мы решим это здесь и сейчас.

Он оглядел собравшихся. Воины отводили глаза. Никому не хотелось сложить голову под мечом человека, который смог победить царя.

— Вещь, за которой ты пришел сюда — это корона? — спросил наконец старец.

— Нет, — сказал Волх, — я пришел сюда за разгадкой тайны и я ее разгадал.

— Ты не скажешь нам, что это за тайна?

— Не скажу.

Волх повернулся к людям, оставив старца в стороне. Он сложил руки рупором и крикнул:

— Живите в мире, люди! Никто не тронет ваших домов и не будет забивать ваш скот, жечь ваши поля и насиловать ваших дочерей.

Кузнечику ничего не оставалось делать, кроме как повторить жест Волха и прокричать перевод его указания. В толпе раздался вздох облегчения. Кое-где послышались приветственные крики.

— Народ признал тебя, — обрадованно сказал Кузнечик.

— Люди не хотят войны, — ответил Волх, пожав плечами.

Старец тронул его за плечо. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.

— Не будете жечь поля — это хорошо, — сказал он, — но какое вознаграждение захотят получить твои воины? Они выиграли такую войну, что, наверняка снарядят на родину огромный караван с золотом и драгоценностями.

— Каждый из моих воинов получит столько, сколько сможет унести на себе. Если кто-то из них пожадничает, и возьмет больше, ему придется бросить лишнее посреди дороги, поскольку ноша, состоящая из золота ничуть не легче ноши, состоящей из камней. К тому же их интересует не золото, а оружие. Я заметил, у вас славные клинки.

— Наше оружие славится по всему миру, — горделиво заметил старец, — теперь я вижу, что ты настоящий воин.

— И еще, — продолжил Волх, — я обещал, что каждый мой воин сможет взять здесь невесту для себя.

— Лучшие семейства отдадут вам своих дочерей, — поклонился старец и что-то зашептал второму, стоящему рядом.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Волх у Кузнечика, — как только я сказал, что мы не собираемся их грабить, старикан превратился в сплошной мед. Ох не нравится мне это.

— Что тут непонятного? — всплеснул руками Кузнечик, — здешние жители — самые жадные люди во вселенной. Они скорее предпочтут расстаться со своими дочерьми, чем пожертвовать одной золотой монетой. К тому же ты не торговался по поводу их приданого. Можешь не сомневаться, наши ребята получат в придачу к невестам сундуки со всяким старьем, которое этим скупердяям было просто жалко выбрасывать.

— Это неважно, — сказал Волх, взмахнув рукой. Он вдруг почувствовал легкое головокружение, — вернемся во дворец. Что-то я чувствую себя уставшим.

Он в последний раз оглянулся на толпу, поклонился старцам и пошел к воротам. Кузнечик засеменил следом. Войдя в ворота, Волх вдруг остановился. Он протянул руку в сторону, пытаясь нащупать плечо Кузнечика, но тот смотрел в другую сторону и не видел его жеста.

— Кузнечик, — позвал Волх. И тут силы окончательно покинули его и он рухнул на гладкий мрамор. Кузнечик наконец увидел, что с ним происходит, подбежал, схватил его под руки и оттащил за ворота, чтобы никто с площади не увидел, как упал Волх.

— Закрывайте ворота, — заорал он воинам, стоявшим возле дворца и с удивлением смотревшим на происходящее. Осторожно положив Волха на землю, он расстегнул ему ворот, чтобы было легче дышать, и легонько похлопал его по щеке. Глаза Волха были открыты. Он смотрел в небо, но видел лишь что-то, глубоко спрятанное в нем самом.

— Отравили! — запричитал Кузнечик, — отравили царя! Злодеи! Весь город спалю! Камня на камне не оставлю! Я вам покажу мир!

— Не отравили, — сказал кто-то из воинов, глядя на странно пожелтевшее и как будто пожухшее лицо Волха, — он заболел. Это желтуха.

22

Кузнечик приказал отнести Волха в самую светлую и просторную комнату во дворце. В комнату притащили несколько ковров, бросили их прямо на пол и положили на них заболевшего воеводу. Волх смотрел на них невидящими глазами и тихонько постанывал. Кузнечик был серьезен и сосредоточен. Он был готов драться за жизнь своего друга. Он приказал найти самого лучшего лекаря в городе и немедленно доставить во дворец. Пока воины метались по городу в поисках лекаря, он попытался покормить Волха кашицей, сваренной из нескольких припрятанных им ячменных зерен — местной пище Кузнечик не доверял, боялся, что отравял. Волх сделал несколько глотоков и уснул. Кузнечику показалось, что вечером он проснется здоровым и все их хлопоты окажутся напрасными. Однако вечером Волху стало хуже. Лицо его стало похожим на череп, глаза ввалились, а кожа стала дряблой, как у покойника.

— Лекаря! — кричал Кузнечик перепуганным воинам, — найдите лекаря!

Воины, не привыкшие к тому, что человек может вылечить другого человека, пожимали плечами и говорили, что если боги помогут Волху — то никакой лекарь ему не потребуется, а если они отвернутся от него — тогда лекарь уж и не поможет. Кузнечик размазывал по лицу слезы и тихонько скулил. Он понимал, что Волх умирает. Ночью Волх неожиданно пришел в сознание. Он открыл глаза и спросил Кузнечика, неотступно дежурившего возле его ложа:

— О чем плачешь? Разве мы проиграли битву?

— Ты проснулся? — вскинулся Кузнечик, — как ты себя чувствуешь? Хочешь съесть что-нибудь? Мне принесли диковинных фруктов, надеюсь, самый изощренный мастер-убийца не сможет спрятать яд в грушах и винограде. Или ты просто хочешь пить?

Волх чуть заметно покачал головой.

— Нет, я не хочу ни есть, ни пить, — сказал он, — я очень устал. Я хочу спать...

— Подожди, — Кузнечик вцепился Волху в руку, да так, что тот снова открыл глаза и поморщился от боли, — вспомни, что сказал тебе твой отец. Ты должен завоевать весь мир. Неужели ты умрешь от такой низкой и позорной Болезни? Неужели боги не даруют тебе смерть на поле боя? Не может быть, чтобы они оказались настолько несправедливы.

— Я не знаю, — грустно сказал Волх, — я думал, что мне предстоит долгая и счастливая жизнь воина, охотника и рыбака. Отец считал, что я должен стать царем всего мира. А оказалось, что я родился для того, чтобы одержать единственную победу и умереть от желтухи в тот же день.

— Нет, нет, — бормотал Кузнечик, — мы найдем лучшего лекаря. Он тебя вылечит.

— Бесполезно, — сказал Волх, — теперь я понял свой сон. Я, огненный змей, ужалил сам себя и теперь умираю в страшных муках от ран, нанесенных себе самим.

— Ты должен послушаться своего отца, — сказал Кузнечик, — непослушание — самый страшный грех. Если он приказал тебе завоевать весь мир — ты должен это сделать. Не позволяй болезни победить тебя.

— Как все просто, когда ты говоришь об этом, — усмехнулся Волх, — для того, чтобы завоевать мир, достаточно быть послушным сыном. Зачем мне будет нужен весь мир, если я при этом потеряю себя? Можно быть сколь угодно богатым и при этом оставаться беззащитным перед болезнью и смертью. А чем же моя смерть хуже смерти на поле боя? Я честно сражался за свою жизнь и проиграл ее, не прячась от судьбы.

— Ты не сражаешься сейчас, когда еще не все потеряно, — горячо зашептал Кузнечик, — подожди еще немного. Наши ребята перевернут весь город и приведут сюда всех лекарей, каких только найдут. Тебя вылечат, я уверен.

Едва он это сказал, в комнату вошли два воина, которые вели под руки грязного, оборванного человека. Человек упирался и явно хотел бы в этот момент оказаться где-нибудь подальше от этого места.

— Кого это вы привели? — закричал Кузнечик, — что здесь делает этот обрванец? Гоните его в шею!

— Ты приказал найти лекаря, — сказал один из воинов, нахмурившись, — это единственный человек в городе, который что-нибудь понимает в лечении людей. Люди сказали нам, что он лечил прежнего царя.

— Что же он такой... неопрятный? — пробормотал Кузнечик, — впрочем, это неважно. Ты можешь вылечить этого человека?

— Это зависит от того, насколько серьезна полученная им рана, — сказал оборванец. Голос у него был странный — тихий и глухой, похожий на шелест осенних листьев. Наверное, именно таким голосом говорит судьба, если она вообще умеет говорить.

— Он не ранен, — ответил Кузнечик, — он заболел.

— Раны наносят люди, — сказал оборванец, — болезни посылает бог в наказание за человеческие проступки.

— Однако ты лечишь и болезни, — поспешил заметить Кузнечик.

— Лечу, — согласился оборванец, — за это после смерти мне, как ослушнику, будут жечь пятки каленым железом.

— И ты не боишься? — спросил Кузнечик. Оборванец пожал плечами.

— Я и так человек пропащий.

— Обыщите его, — приказал вдруг Кузнечик, — кто его знает, чего он задумал.

— Уже обыскали, — сказал воин, — мы нашли вот это.

Он отдал Кузнечику маленькую кожаную сумку. Тот встряхнул ее. Внутри сумки зазвенели металлические предметы. Кузнечик Сунул руку в сумку и достал небольшой ножичек.

— Что это? — он посмотрел на оборванца, хищно раздувая ноздри, — этим ножом можно зарезать.

— Наверное, можно, — сказал оборванец, — но я никогда не пробовал это делать. Этот нож предназначен для того, чтобы надрезать нарывы и выпускать скопившуюся под кожей гниль. Если ты заглянешь в сумку, ты увидишь крючья, иглы, ножички, пилки — все это мои инструменты, с помощью которых я лечу людей.

— Ты собираешься резать его? — Кузнечик испуганно кивнул на Волха.

— Вы можете пока оставить мои инструменты у себя, — сказал оборванец, — только не забудьте вернууть их, когда я покину дворец. а теперь позвольте мне все-таки приблизиться к больному. Иначе я не смогу поставить емуу диагноз.

— Поставить что? — спросил один из воинов.

— Определить, чем он болен. Впрочем, уже отсюда я вижу, что у больного поражена печень. Он любил вино?

— Насколько мне известно, нет, — сказал Кузнечик, — а при чем здесь это?

— Тело человека — это единый организм, — объяснил оборванец, быстро проводя руками по коже Волха, — то, как мы себя чувствуем, зависит от того, что мы едим и пьем.

— Так ты сможешь его вылечить, или нет? — начал терять терпение Кузнечик.

— Неизлечимых болезней не бывает, — сказал оборванец, — неизлечима разве что смерть и глупость.

Кузнечик замолчал, приняв намек на свой счет. Оборванец же, закатав рукава, подошел к Волху и начал осмотр. Он заглянул ему в глаза, оттянув веки, пощупал живот и, покачивая головой, отошел в сторону.

— Это желтуха, — сказал он.

— Так вылечи ее! — воскликнул Кузнечик. Оборванец пожал плечами:

— Прикажи своим воинам поймать морского бекаса. А я тем временем найду шерстинку красного быка.

— Это еще зачем? — удивленно спроси Волх.

— Если посмотреть на морского бекаса, болезнь уйдет в него, — объяснил оборванец, — однако он слишком сильно болен и мы используем еще одно очень надежное средство — шерсть красного быка. Он перекрасит его из желтого в красный цвет, более свойственный человеческой коже.

— Понятно, — сказал Кузнечик и дал знак воинам, чтобы выпустили оборванца из комнаты.

23

К удивлению Кузнечика, средство, предложенное оборванцем, возымело свое действие. После того, как Волх выпил полчашки настойки на трех шерстинках красного быка, он уснул и спал спокойно и ровно. Когда он проснулся, на щеках у него появился румянец, а нездоровая желтизна стала потихоньку спадать. Он попросил лекаря подойти к нему. Оборванец приблизился, смиренно склонив голову.

— Ты разбираешься в магии? — спросил Волх.

— Магия — это то, чего не понимают люди, — заметил лекарь, — наверное для первобытных людей колдун, разжигающий огонь с помощью двух палочек и лука, либо кремня и трута, был великим знатоком магии. Теперь это умеет делать любой мальчишка. Пройдут годы и лечить людей и себя сможет каждый, кто живет среди людей. Можно ли считать это магией — судить тебе.

Волх смотрел на него внимательно.

— Почему ты ходишь в лохмотьях, если о тобе говорят, что ты лечил самого царя? Неужели никто из тех, кого ты вылечил, не мог одарить тебя приличным платьем?

— Мне нравится моя одежда, — обиженно сказал лекарь, — я хожу в ней по всему городу. Я могу входить во дворцы и в нищие лачуги простых горожан. Мне везде рады. А если у меня будет роскошная одежда, да свита из десятка-другого напомаженных вельмож, да золотое опахало, которым меня будет обмахивать мальчишка-нубиец... Куда я смогу пойти в таком виде? Только в три-четыре дворца, в которых мне в общем-то и делать нечего.

Волх посмеялся, но тут же снова посерьезнел.

— Ты умеешь читать будущее? — спросил он, — я слышал, что лекари обычно умеют разгадывать сны и предсказывать, что случится через некоторое время. Владеешь ли ты таким даром?

— мне случалось разгадывать сны, — скромно заметил леарь, — обычно сон — лишь отражение того, о чем думает человек наяву. А если знать, о чем человек думает сейчас, нетрудно предсказать, что с ним случится в ближайшее время. Здесь тоже нет ничего, что ты назвал бы магией.

— Позволь мне рассказать тебе свой сон, — попросил разрешения Волх.

— Если ты этого хочешь — рассказывай, — склонил голову лекарь.

Волх приподнялся на подушке. Глаза его заблестели.

— Мне снилось, что я — одновременно змея, кусающая человека и человек, укушенный змеей. Что предвещает такой сон?

Лекарь помрачнел. Некоторое время он шевелил губами, не произнося ни звука, потом подал голос.

— Не могу сказать тебе, что это хороший сон. Скажу лишь, что ты сам носишь в себе источник своих несчастий.

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Все, — твердо сказал лекарь.

— А я могу как-то... уничтожить источник моих несчастий?

Лекарь развел руками.

— Это невозможно, — сказал он, невольно улыбнувшись, — вместе с ним ты уничтожил бы и самого себя. Вот и сбылся бы твой сон — ты укусил бы сам себя и умер от этого.

— А что же мне делать?

— Жить. Стараться поступать разумно. Соблюдать меру во всем и не допускать опрометчивых поступков.

Волх досадливо поморщился.

— Неужели у тебя нет более дельного совета в запасе? — сердито спросил он.

— Только что я дал тебе более чем дельный совет, — сказал он, слегка усмехнувшись, — вопрос только в том, будешь ли ты ему следовать. Тебе кажется — соблюдать меру — это очень просто. Этот оборванец говорит прописные истины. Я с детства знаю, что необходимо соблюдать меру. Однако приходит время выполнить этот совет и ты забываешь о нем. Тебе даже и в голову не приходит ему последовать. Вернее, ты не догадываешься о том, что именно сейчас настало время вспомнить мои слова и стать умеренным во всем. Это может касаться чего угодно — умеренности в еде, питье, занятиях любовью, войне, страсти к накоплению богатства. А может быть, ты вспоминаешь об этом, но говоришь сам себе — меня это не касается. Я так переполнен желанием, жадностью или ненавистью, что не могу так просто остановиться.

Волх задумчиво разглядывал висящий на стене ковер.

— Думаю, я смогу бороться с искушением, — скзал он, — пока что мне ни разу не приходилось упрекать себя в том, что я поступал неразумно.

— Поверь мне, став царем, ты не сможешь долго сохранять трезвую голову. Человек — существо с двойной природой. Он с одной сторону — бог, с другой — зверь. Радости духовные предназначены для того, чтобы ублажать то в нас, что от бога, а телесные предназначены для того, чтобы потешить зверя. Даже если бог в тебе силен, вокруг дворца кружится немало желающих подкормить твоего зверя. Сначала ты будешь отказываться, но в конце концов он станет сильным и победит твоего бога.

— Тогда я уйду из дворца, — сказал Волх, — умерший царь напророчил мне власть над миром. Если я начну войну за весь мир, я точно стану зверем. А если так, я вообще не должен становиться царем. Даже здесь, в этом маленьком городке, который является лишь частью огромного мира.

— У тебя хватило мудрости принять решение, — сказал лекарь, склонив голову, — хватит ли у тебя воли для того, чтобы его осуществить?

— Я думаю, хватит. Спасибо тебе за то, что ты вылечил меня.

— Остается лишь один вопрос, — задумчиво сказал лекарь, — ты оставишь здесь пустой трон. Люди привыкли к тому, что на этом месте кто-нибудь сидит. Убив царя, ты взял на себя ответственность за этот город. Ты должен помочь ему.

— Вряд ли найдется желающий занять твое место, — улыбнулся Волх, — а уж на царский трон всегда найдется достойное этого трона седалище. После моего ухода он еще будет хранить тепло моего тела, а уже вокруг выстроятся десятки претендентов.

— Не было бы смуты...

— Не будет, — решительно сказал Волх, — я оставлю корону за собой, а вместо меня здесь будет сидеть мой наместник.

— Возможно, это единственно правильное решение, — снова склонил голову лекарь.

24

Волх по-прежнему чувствовал себя ослабшим, однако, едва он почувствовал, что может встать с постели, он тут же занялся осмотром дворца. Перед этим он успел с удовольствием убедиться в том, что Кузнечик, пока он болел, времени зря не терял. Он похоронил усопшего царя со всеми полагающимися почестями, с соблюдением всех полагающихся обычаев. Он приказал очистить дворец от трупов и оказать помошь раненным, чтобы не появилась никакая зараза, как уже бывало, если долго оставлять на открытом воздухе трупы воинов без погребения. Он выставил охрану и обеспечил безопасность дворца гораздо лучше, чем это было сделано до их вторжения. Кроме того, он на правах царского представителя провел прием посетителей и вершил суд, что в этом городе всегда было прерогативой царя.

— Молодец, Кузнечик, — сказал Волх, — останешься вместо меня наместником, когда я тронусь в обратный путь.

— Ни за что! — возмутился Кузнечик, — как можно? Я бродяга, вор, я привык спать на земле и питаться сырыми лягушками. Я привык иметь над головой чистое небо. Меня давят здешние стены. Я хочу обрато — в лес, в поле, на море, в горы, куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Волх, удивленный его горячностью только и смог развести руками:

— А я думал, тебе нравится быть главным.

— Управляющий жизнью лишен возможности жить самому, — парировал Кузнечик, — конечно, мне пришлось во время твое болезни взять на себя кое-какие твои обязанности, которые теперь я с радостью и удоволствием возвращаю тебе обратно.

— Ты лукавишь, Кузнечик, — сказал Волх, — или ты сам не знаешь, о чем говоришь. Или и то и другое.

Кузнечик замолчал, обиженно глядя на Волха.

— Мы вернемся к этому разговору, — пообещал Волх, — и очень скоро. Мне здесь делать нечего. Разве что одно совсем пустячное дельце... Скажи, вы обыскивали дворец?

Кузнечик посмотрел на него так, как будто увидел его впервые.

— Разумеется, обшарили вдоль и поперек. Нам не хотелось наткнуться однажды ночью на оставленный врагами сюрприз.

— Если выйти из комнаты, где жил царь, спуститься по лестнице и повернуть направо, окажешься в небольшом внутреннем дворике, — задумчиво сказал Волх, — вы были там?

— Да, конечно. Я заходил туда, когда искал комнату для себя.

— Ты... никого там не встретил? — спросил Волх, внимательно глядя на него.

— Нет, — Кузнечик покачал головой, — а что, во дворце был кто-то, кого мы не заметили?

— Не знаю, — Волх пожал плечами, — может быть, она убежала из дворика, услышав шум и скрылась в одной из боковых комнат. Скажи, кто-нибудь из воинов находил во дворце молодую девушку?

— Насколько мне известно, нет, — сказал Кузнечик, — даже слуги были мужчины. Гарем царя находится довольно далеко от дворца.

— Непонятно, — сказал Волх, — зачем было отцу меня обманывать?

— О чем ты? — не понял Кузнечик.

— Неважно, — отмахнулся Волх, — скажи-ка мне лучше, готовы ли наши воины отправиться в обратный путь?

— Конечно, в любой день, — бодро сказал Кузнечик, но полной уверенности в его голосе не было.

— Что такое? — мгновенно вскинулся Волх.

— Ну... в общем, — замялся Кузнечик, — тут такое дело. Наши ребята, они же всю жизнь на севере жили. Ничего в жизни не видели, кроме сосен дя елок. А тут... одних фруктов сорок сортов, а мясо готовят каждый день новым способом. Я уж не говорю о том, как здесь красиво. В домах ковры, люди носят разноцветные одежды. Они потеряли от всего этого голову. А еще каждому из них отдали в жены самых красивых девушек в городе. Так что они теперь лежат целыми днями на мягких коврах, курят кальяны и балуются с молодыми красавицами.

— Случилось то, чего я боялся, — задумчиво сказал Волх, — победа стала нашим поражением. Сытый воин не может воевать. Если они привыкнут к мягких коврам и сладким винам, они уже не захотят пить болотную воду и спать на жестких сосновых корнях. Такое войско мне не нужно.

— Мы можем запретить им пить вино, — сказал Кузнечик.

Волх покачал головой.

— Запретами мы ничего не добьемся, только озлобим их и настроим против себя. Мы должны дать им возможность выбора. Завтра утром я выступаю в обратный путь. Даже если мне придется идти одному.

— Я пойду с тобой! — горячо заверил его Кузнечик. Волх усмехнулся.

— Ты останешься здесь, — сказал он, — навсегда.

— Как навсегда? — растерялся Кузнечик.

— Ты останешься моим наместником, — объяснил Волх, — но я никогда не вернусь для того, чтобы проверить твои дела или согнать тебя с места.

— Но я не хочу...

— Хочешь, — перебил его Волх, — я вижу это в твоих глазах, хотя слова твои говорят совсем другое. Ты будешь хорошим наместником. Раньше ты был вором, но теперь воровать не имеет смысла, ведь все вокруг и так твое. Неужели тебе не нравится такая жизнь?

— Не знаю, — сказал Кузнечик, чуть не плача, — сначала мне, конечно, понравилось. Я даже получал от этого удовольствие. И у меня, признаться, мелькала мыслишка, что неплохо было бы, если б ты назначил меня своим советником или министром. Но наместником, к тому же пожизненно... Я правда не могу принять такой подарок.

— Это не подарок, — сказал Волх жестко, — это твое проклятие. И тебе придется с ним смириться. Власть над людьми — это прежде всего власть над собой. Учись властвовать. Учись наказывать. Учись терпеливо относиться к лести и злословию. Учись, отныне это твоя жизнь.

Кузнечик стоял, понурив голову.

— Ты бросаешь меня, убегаешь от этого проклятия сам, а меня оставляешь наедине с ним, — сказал он дрожащим от обиды голосом, — это поступок, недостойный воина. А если я не справлюсь? А если возникнет заговор и меня убьют какие-нибудь недовольные моим правлением? Не забывай, я — чужак и они могут меня ненавидеть только за это.

— Этот город — врата Рая. Здесь привыкли к чужакам и не впадают в отчаяние, когда один из них садится на трон. А то, что ты уже сейчас задумываешься о заговорах — надежная гарантия того, что ты сможешь себя от них обезопасить. Нет, пожалуй, это единственно правильное решение — оставить тебя наместником.

— Не знаю, — покачал головой Кузнечик, — во всяком случае одно я знаю точно — со мной такого еще не происходило.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, — улыбнулся Волх, — позови всех наших воинов. Пора с ними поговорить, пока они совсем не забыли мой голос.

Кузнечик вышел из комнаты, а Волх присел отдышаться. Разговор утомил его, а нужно было набраться сил для того, чтобы провести еще более трудную беседу с воинами. Если он немедленно не объяснит им, что нужно беречься от искушения сладострастием, то они уже больше никогда не смогут справиться с этим искушением. Интересно, куда делась девушка, о которой говорил отец? Наверняка она успела выбраться из дворца и спряталсь где-нибудь в городе. А если нет? Если на нее позарился кто-нибудь из воинов? Кузнечик об этом мог даже не знать. Право победителя...

Волх недовольно поморщился и провел рукой по лицу, как будто хотел отогнать неприятные мысли. Так или иначе, выполнить волю отца он не сможет. Нужно думать об обратном походе. Наверное, теперь, когда у него есть не только кольцо, но и серьга, он смог бы перелететь в Городище не превращаясь в птицу, а лишь одним усилием мысли. Но делать этого нельзя. Избалованная постоянными магическими фокусами дружина может в следующий раз просто отказаться воевать. Воины пожмут плечами и скажут: "Зачем мы будем проливать кровь? У нас есть воевода, который способен превратиться в быка или в дракона и победить все вражеское войско. Так пусть он и сражается, а мы потом пройдем и соберем добычу." Именно так они и скажут, если дать им волю. Волх встал. Он был полон решимости навести порядок в дружине. В дверях он столкнулся с Кузнечиком.

— Воины собрались и ждут тебя, — сказал он Волху, поклонившись, — многие были недовольны тем, что их оторвали от вкусной пищи, мягкого ковра и сладкоголосых девушек.

— Я в этом не сомневался, — ухмыльнулся Волх, — пойдем, поучим ребят уму-разуму.

Они спустились во двор. Волх оглядел свое войско и покачал головой. Его взору предстало жалкое зрелище. Почтьи все воины были пьяны, некоторые пришли без оружия, а те, кто догадался прихватить свои мечи, были снаряжены так, что, если бы им пришлось выхватить оружие и вступить в бой, они тут же запутались бы в ремнях и погибли, не успев понять, кто на них напал. Нечего было и думать о том, чтобы наутро выступить в обратный путь. Воинам требовалось по крайней мере три дня для того, чтобы прийти в себя.

— Я рад приветствовать победителей, — начал Волх, — мы взяли город, который считался неприступным. Теперь мы можем пользоваться плодами своей победы. Многие из вас уже начали это делать. Некоторые из вас стали этим злоупотреблять. Мне кажется, что вы уже достаточно отдохнули и готовы пуститься в обратный путь.

По рядам воинов прошел недовольный ропот. Волх продолжал, не обращая на воинов никакого внимания.

— Вы одержали только одну победу, — говорил он, — а вам уже кажется, что вы победили весь мир и остаток дней своих вы можете сидеть здесь и обнимать своих черноволосых девчонок, которыми их родители просто откупились от вас. Нет! Пора возвращаться назад. Я даю вам три дня для того, чтобы привести себя в порядок. На четвертый день на рассвете мы выступаем.

— Ты снова перенесешь нас на своей шее, обратив в муравьев? — спросил один из воинов.

— Ну нет, — покачал головой Волх, — хватит вам сидеть на моей шее. Когда мы добирались сюда, нам нужно было торопиться. Мы долетели за ночь и напали тогда, когда нас никто не ждал. Теперь нам не нужно никого обманывать. Мы пойдем пешком.

— Но как? — вскричали воины вразнобой, — у нас ведь теперь есть золото, оружие, которое мы захватили. Как мы это понесем? На себе? Далеко же мы уйдем с такими ношами на плечах!

— Ничего, — успокоил их Волх, — если кому-то ноша покажется тяжелой — бросите ее где-нибудь в степи. Берите только самое необходимое. Меч и немного хлебных зерен. Остальное мы добудем в степи и лесах. Или вы разучились охотиться на дичь и собирать съедобные травы?

— А как же наши невесты? Они тоже пойдут с нами?

— Те, кто захочет — пойдут. А те из них, кто предпочтет остаться с родителями, должны остаться.

Один из воинов вышел вперед. Он был красен от гнева.

— Волх! — начал он дрожащим от волнения голосом, — ты великий воин и великий колдун. Ты сделал так, что мы вошли в неприступный дворец и победили непобедимое войско. Что тебе еще от нас надо?

— Теперь мы должны вернуться, — сказал Волх негромко.

Воин покачал головой и показал на остальных.

— Ты думаешь, кто-нибудь из нас захочет вернуться в далекий северный край, где воду нужно оттаивать на костре, прежде чем ее можно пить? Где ягоды кислые, а дичь может сама наброситься на охотника и растерзать его? Ты думаешь, мы были счастливы, когда жили там? И ты думаешь, мы сможем жить там после того, как мы побывали здесь? Нет, больше мы никогда туда не вернемся.

— Как не вернетесь? — опешил Волх, — но это ведь земля ваших предков...

— А здесь, — молодой воин топнул ногой, — здесь земля наших потомков. Побывав в раю, мы не хотим больше жить на земле. Мы остаемся. Оставайся с нами. Будь нашим царем.

Воин встал на одно колено и склонил перед Волхом голову. Волх посмотрел на остальных. Все они стали опускаться на колено и кланяться ему.

— Будь нашим царем, будь нашим царем, — неслось по рядам. Волх развел руками.

— Я не хочу быть царем предателей, — сказал он. Воин вскочил на ноги, но тут же потупившись, отошел в сторону. — Будь передо мной кто-нибудь другой, — сказал он, — я немедленно накормил бы его своим мечом за обвинение в предательстве. Никогда я никого не предавал. И вообще, мне кажется, что предатель — тот, кто предает своих товарищей, с которыми он делил походную пищу и вместе проливал кровь.

Намек был более чем прозрачен. Воины выжидающе смотрели на Волха.

— Я должен убить вас всех для того, чтобы убедить в своей правоте? — спросил Волх. Спросил будто бы в шутку, но прозвучала она очень неестественно. Кузнечик легонько потянул его за рукав.

— По-моему, нам пора уходить, — прошептал он Волху.

— Значит, ты считаешь, что я — предатель? — спросил Волх, подходя к воину.

— Если ты заставишь нас уйти из города, мы все будем так считать, — сказал воин, не поднимая головы.

— Я разговариваю с тобой, — закричал Волх, — ты сказал, что я — предатель?

— Я не это имел в виду, — начал оправдываться воин, — к тому же это ты назвал нас предателями. Я лишь отгрызнулся на несправедливое обвинение.

Волх вытащил меч. Воин отшатнулся. Волх прижал лезвие меча плашмя к щеке.

— Оно холодное, — сказал он воину, — лезвие холодное. Ты не враг мне. Как же быть? Ведь тебя же нужно наказать...

Волх воткнул меч в мраморный пол. Меч вошел в камень, как в масло.

— Придется мне просто надрать тебе задницу по праву старшего брата.

Волх быстрым шагом подешел к воину, который даже не успел закрыться руками, и нанес несколько молниеносных ударов в грудь и живот. Воин с криком повалился на землю и скорчился, поскуливая от боли. Волх посмотрел на воинов и недовольно хмыкнул.

— Глупые щенки, — сказал он, — на четвертый день на рассвете я ухожу из города. Тот, кто захочет, пойдет со мной. Остальные останутся здесь. Навсегда.

Волх повернулся и ушел во дворец. На площади стало тихо, слышно было лишь поскуливание побитого Волхом воина.

25

Волх поднялся во дворец, прошел в северное крыло и спустился во внутренний дворик. Ему хотелось побыть одному в таком месте, где на него не давили бы каменные стены. Оказавшись во дворике, он сел, скрестив ноги, на небольшом возвышении. Прямо перед ним росло дерево, отдаленно похожее на обычную северную березу, разве что листья на нем были чуть крупнее и кора была не белая, а розоватая. Волх закрыл глаза и постарался успокоиться. В конце концов пока все не так уж и страшно. Да, он потерял армию, и теперь придется возвращаться домой одному. Ничего хорошего в этом нет. Зато он выполнил свое общение и привел воинов во врата рая. Путь им будет хорошо. А он должен вернуться. Хотя... собственно, почему он должен бросить здесь завоеванное царство и вернуться на север? Земли предков зовут? Вряд ли. Его род погиб и нужно быть безумным, чтобы вернуться сейчас на то место, где было селение. Разоренная вендами земля осквернена. Там нельзя жить и еще лет тридцать эта земля будет приносить лишь несчастье. Он должен вернуться в Городище. Должен? Кому? Старому князю, который не моргнув глазов, отправил его на кол? Жителям, которые с удовольствием и радостью это кол для него вытесали бы? Почему же он должен к ним возвращаться? А что тогда он должен сделать? Собрать армию и идти войной на весь мир? Он владеет мечом, умеет управлять людьми, он сильный маг — почему бы ему и не завоевать весь мир? Волх поморщился, не открывая глаз. Ему стало неприятно при мысли о том, что он может стать завоевателем. Чего же он хочет? Вернуться домой... Где его дом? Вот самый главный вопрос, на который и нужно получить ответ. Все остальыне вопросы можно оставить без ответа, а вот этот... Откуда пришел отец? Кто он? Человек или дракон, обернувшийся человеком, как тот старик, которого он послал учить его боевым исскуствам?

Волх понял, что, даже если он посвятит этому всю свою жизнь, он никогда не получит ответа на этот вопрос. И одновременно с этим он почувствовал дуноверие ветра, как будто кто-то приоткрыл дверь. Волх седито нахмурил брови, готовясь строго наказать того, кто нарушил его покой в минуту размышления, но, когда он открыл глаза, он увидел, что он один в дворике. При этом чутье говорил ему, что здесь есть кто-то еще. Волх положил руку на меч и спросил:

— Кто здесь? Вылезай, хватит шутить.

В ответ послышался веселый девичий смех. Волх внимательно оглядел дворик. Спрятаться здесь было негде, разве что за деревом.

— Выходи, — сказал он, — я знаю, ты прячешься за деревом.

— А ты отвернись, — услышал он звонкий голосок, — я тебя боюсь.

— Кто ты? — спросил Волх, — и где ты прячешься.

— Я не прячусь, — обиделся голосок, — я стою прямо перед тобой. Я твоя невеста. Ты можешь звать меня как захочешь.

— Ты в дереве! — догадался Волх, — ты дух этого дерева! Я слышал о таком раньше, но никогда не видел этого сам. Ну отец, удружил. Нашел мне невесту. Как я тебя буду обнимать? Все руки о кору обдеру.

— Глупый, — тихо сказал голос, — я нежная. Я тебя так приласкаю, что ты навсегда забудешь о земных женщинах. Будь со мной. Я тебя люблю...

Волх снова вернулся на возвышение и сказал:

— Расскажи мне о себе. Где тебя нашел отец?

— Я выросла здесь, в этом дворике и не виделы ничего, кроме этих стен и этого неба. Но твой отец, который и привез меня сюда и вырастил из маленького зернышка, говорил мне, что родом я с севера, оттуда же, откуда и ты.

— Странно, — сказал Волх, пряча усмешку, — я там никогда не замечал говорящих деревьев.

— Это оттого, что ты не умел их слушать, — сказала березка, — ты слушал только самого себя.

— Возможно, — сказал Волх, — не могу сказать, что это был самый приятный собеседник. Почему же отец хотел, чтобы ты стала моей невестой? Только из-за того, что мы с тобой родом с севера?

— Вряд ли, — прошелестела березка, — я думаю, этого никто не знает, кроме твоего отца.

Волх развел руками.

— Кажется, я схожу с ума, — сказал он, — папаша бросает мою мать с маленьким ребенком, а когда я нахожу его, подстраивает так, чтобы я убил его, а потом говорит, что я должен жениться на дереве и завоевать весь мир. Как тебе это понравиться.

— Завоевать весь мир? — спросил березка, — отличная мысль. Только зачем тебе это нужно.

— Вот я и не понимаю, — пробормотал Волх, — однако вернемся к тебе. Я не прочь жениться. Но как мы будем с тобой... встречаться. Ты, извини, дерево, а я человек. Я должен превратиться в дерево для того, чтобы поцеловать тебя, или все-таки ты станешь человеком?

— Закрой глаза, — попросила березка. Волх выполнил ее просьбу.

— И не открывай, что бы ни случилось, — предупредила она, — если меня увидит человек, я умру.

Волх почувствовал дуновение ветра, как будто опять рядом с ним открылась дверь. Он почувствовал, что перед ним кто-то есть. Кто-то очень теплый и добрый.

— Ты здесь? — спросил Волх.

— Да, — прошептала березка. Она подошла к нему и опустилась перед ним на колени.

— Здравствуй, мой жених, — сказал она и огладила его по руке. Ее прикосновение было легким и нежным, — поцелуй меня.

Волх поцеловал ее и понял, что ничего в мире нет слаще этого поцелуя.

— Ты все еще думаешь о земных женщинах? — спросила березка и вдруг зассмеялась, — ты такой смешной с закрытыми глазами.

— Я могу открыть их? — сказал Волх. Она испуганно метнулась назад.

— Не смей! — воскликнула она, — ты убьешь меня.

— Не пугайся, — сказал Волх, — не бойся меня. Я просто пошутил. Глупая шутка. Поверь мне, я больше не буду. Вернись ко мне. Ты такая сладкая.

Березка осторожно приблизилась к нему и протянула ему свою мягкую, пахнущую весной руку.

— Ты ведь никогда не покинешь меня? — спросила она, — ты всегда будешь со мной?

— Да, — сказал Волх, — я буду возвращаться к тебе. Через три дня я должен буду уйти. Назад, туда, откуда я пришел, на север. Но потом я вернусь к тебе.

— Через три дня, — прошептала березка, — это целая вечность. Все это время мы будем вместе.

— Вместе, — эхом отозвался Волх. Он хотел сказать что-то еще, но поцелуй березки смыл с его уст все слова — те, которые он когда-либо говорил и те, которые он когда-либо скажет. Он онемел. Но тут же он понял, что слова ему и не нужны. Березка говорила с ним на другом языке. И он был понятнее, чем все слова, когда-либо им слышанные.

— Будь со мной, — говорили ее нежные руки.

— Люби меня, — говорили ее губы.

— Ласкай меня, — твердили ее гладкие плечи.

— Я буду с тобой, — отвечал Волх.

26

Волх не ушел ни через три дня, ни через пять. Он не мог решиться проститься со своей невестой. Он проводил дни и ночи во внутреннем дворике, куда никто из воинов, даже Кузнечик, не решались сунуть нос, повинуясь строжайшему приказу Волха. Прошло двенадцать дней, целых двенадцать дней забвения, после которых Волх наконец начал вспоминать себя. Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами, но взгляд его, напревленный внутрь себя, стал осмысленным.

— Скоро нам придется проститься, — сказал он березке.

— Почему? — спросила она испуганно, — разве я уже не нравлюсь тебе?

— Нравишься, — растерянно отвечал он, — но я должен вернуться туда, откуда пришел.

Березка гладила его по волосам и целовала его плечи. Поцелуй ее был приправлен слезами, сладкими, как березовый сок.

— Кому ты должен? — спрашивала она, — разве ты не должен мне? Разве мои ласки не обязывают тебя остаться со мной? Разве ты больше не любишь меня?

— Люблю, но...

— Какие могут быть но? — удивилась березка, — твой отец приказал тебе жениться на мне и жить со мной. Разве ты не должен своему отцу? Разве ты можешь нарушить его приказ?

— Если бы я мог забрать тебя с собой... — прошептал Волх.

— На север? — вскинулась березка, — ты хотел бы, чтобы я полгода стояла по пояс в снегу, а все остальное время мокла бы под дождями? Ну уж нет. Здесь я каждый день вижу солнце и у меня нет опасений о том, что в один прекрасный день я его больше не увижу. За мной здесь хорошо ухаживают, рыхлят землю, когда мне нужен свежий воздух, поливают подслащенной водой, когда я хочу пить.

— На севере тоже нашлось бы немало желающих за тобой поухаживать, — неуверенно сказал Волх.

— Но я же не вынесу долгого пути, — взмолилась березка, — мои корни засохнут без земли и я погибну.

— Я обернул бы твои корни мокрой тряпицей и постоянно смачивал бы ее.

— Нет, — поникла березка, — я родилась здесь и останусь здесь.

— Но твои родители были с севера! — попытался убедить ее Волх.

— А твой отец был здешним царем, — парировала березка.

— Никто не знает, откуда на самом деле был родом мой отец, — задумчиво сказал Волх. Я хочу найти землю своих предков. Но сначала я должен вернуться в Городище и расказать людям о своем походе. Я не хочу, чтобы они думали о том, что я погубил их войско. Я должен рассказать им о том, что мы одержали победу и что каждый воин получил то, что я им обещал.

— Ты думаешь, тебе поверят? — спросила березка, — ты вернешься один, без войска, без добычи. Они решат, что ты погубил воинов и вернулся домой, как побитая собака, просить снисхождения. Ведь никто не сможет подтвердить твои слова.

— Как мне могут не поверить? — удивился Волх, — ведь это же правда.

— Очень просто. Люди часто думают не так, как мы хотели бы.

— Намекаешь на меня?

— Понимай как знаешь.

Волх вздохнул и вышел из дворика. Вслед ему неслись рыдания обиженной березки. Волх поднялся в комнату, где обычно сидел занятый хозяйственными заботами Кузнечик. Увидев Волха, Кузнечик тут же отослал приказчиков, с которыми обсуждал постройку нового помещения для приемов.

— Ты неважно выглядишь, — заметил он, — ты ел хотя бы чего-нибудь и спал хотя бы минуту?

— Кажется, нет, — рассеянно сказал Волх, — я, в общем я действительно не очень хорошо себя чувствую.

— Чем ты занимался? — спросил Кузнечик, — сейчас я прикажу принести чего-нибудь поесть.

Он щелкнул пальцами и тут же из-за занавесок появился мальчик-слуга с подносом, на котором дымился запеченный фазан. Волх понял, насколько он голоден. Несколько минут он молча ел. Кузнечик деликатно смотрел в сторону, чтобы не тревожить трапезу царя. Поев, он откинулся назад и спросил Кузнечика:

— Как дела в городе?

— Дела пока идут нормально, — осторожно сказал Кузнечик, — в городе все спокойно. Налоги платят исправно, никакого недовольства твоим правлением нет. А вот наши воины...

— Что такое? — быстро спросил Волх.

— В общем, — замялся Кузнечик, — как бы это сказать. Они не очень довольны тем, что ты так отложил время своего выхода отсюда. Я уж им говорил, что не их дело царя судить, мол царь хозяин своему слову — когда надо — дал, когда надо — взял назад.

— А чем же они недовольны? — не понял Волх, — они что, хотят, чтобы я поскорее ушел и оставил их здесь?

— Нет, — покачал головой Кузнечик, — они хотели уйти вместе с тобой, но не могли дождаться тебя.

— Они хотели, — повторил пораженный Волх, — все?

— Нет, конечно, — ответил Кузнечик, — но человек тридцать собирались. Почти половина дружины. Собрались перед дворцом, ждали тебя. А ты ведь никому не велел себя беспокоить. Они три дня ждали, а потом рукой махнули и разошлись по домам. Сказали — если князю можно с девицами баловаться да от войска прятаться, то нам и подавно можно.

— Да, войско я потерял, — сказал Волх, — причем уже во второй раз. Теперь с ними разговаривать бесполезно.

— Да, пожалуй ты прав, — вздохнул Кузнечик, — впрочем, тебе некого винить в этом, кроме себя.

— Ладно, — сказал Волх, — пусть будет так. Ты на всякий случай пошли к каждому из воинов кого-нибудь предупредить, что я ухожу завтра на рассвете. Может быть все-таки кому-нибудь захочется ко мне присоединиться. А если нет — пойду один, значит так положено.

— Пошлю, — кивнул Кузнечик, — значит все-таки надумал идти?

— Надумал, — кивнул Волх, — нужно же мне перед горожанами за войско отчитаться. Нехорошо, если они будут думать, что войско их погубил.

— Я соберу тебе в дорогу караван подарков для всех жителей Городища, — сказал Кузнечик.

— Не надо, — покачал головой Волх, — им это не поможет, только повредит. Они привыкли к тому, что все необходимое у них есть. Если у них появится лишнее, появится жадность и зависть. Снаряди мне небольшую дорожную сумку с лепешками и сушеными фруктами. Меч у меня добрый, лук тоже пока что ни разу не подводил. Прокормят в дороге.

— Ты все-таки пойдешь пешком?

— Да, а как же иначе? — спросил Волх.

— Ну, как мы сюда летели... на крыльях.

Волх улыбнулся и показал свои руки.

— Как видишь, у меня нет крыльев. Ты что-то путаешь. Должно быть, тебе приснился сон.

— Я верю в сны, — прошептал Кузнечик, — они никогда не обманывают.

Он не заметил, как побледнел Волх, услышав его слова.

27

Волх ушел из города рано утром, когда все еще спали. Он не простился ни с березкой, ни с Кузнечиком. При этом он сам не мог объяснить себе, почему он так поступает. То ли он боялся, что они смогут уговорить его остаться, то ли ему хотелось наказать их за какую-то неведомую вину. Так или иначе, свидетелем ухода Волха стал лишь одинокий солдат, стоявший на страже возле ворот и одуревший под утро от бессонницы и одиночества. Увидев Волха, бредущего с котомкой к воротам, солдат раскрыл рот от удивления.

— Ты уходишь? — спросил он.

— Как видишь, — развел руками Волх. Солдат больше не спрашивал его ни о чем, открыл ворота, выпустил его и долго смотрел ему вслед. Волх чувствовал его взгляд спиной, но так и не обернулся. Этот взгляд не был для него неприятен. Он ободрял его и вселял веру в себя. Скоро совсем рассвело и идти стало легче — не нужно было вглядываться под ноги, чтобы не наткнуться ненароком на сучок.

Волх шел весь день. Вечером он выбрал место для ночлега. Он развел огонь, разогрел на нем две лепешки, съел их, украсил свой ужин горстью изюма и лег спать. Наутро он съел одну лепешку и снова пустился в путь...

Сначала он считал дни, потом перестал, когда понял, что это не имеет никакого смысла. Иногда он видел чужие города, но обходил их стороной, чувствуя разносящийся далеко запах человеческой злобы. Взятые с собой в дорогу лепешки и изюм скоро кончились и ему пришлось расставлять сплетенные из собственных волос силки. Дичь в заговоренные силки шла охотно и ему не приходилось сидеть без еды.

Но однажды, когда он находился в пути уже три или четыре недели, Волх попал в очень странное место. В лесу ничего не изменилось — те же густые, испускающие тяжелый дух южные деревья и повсюду густые кусты, через которые приходится прорубаться мечом. Но все вокруг было пропитано тревогой. Вскоре Волх понял, откуда взялась эта тревога — он не слышал пения птиц. И чем дальше он шел, тем настороженней становилась тишина вокруг. Тишину можно было резать и намазывать на хлеб. Волх шел, держа меч наизготовку и ждал каждое мгновение нападения. Что это будет — человек или зверь, он не знал, но был уверен — птицы просто так не молчат. Что-то их сильно напугало. Если в этих краях вообще есть птицы. Если же их нет здесь, значит и подавно нужно держать ухо востро.

Волх заметил просвет впереди. Он прибавил шагу и оказался на краю поляны, посреди которой стояла небольшая деревенька, огороженная хлипким частоколом. Волх присел под прикрытием кустов и внимательно оглядел деревню. Оттуда не доносилось ни звука. Казалось, она была давно покинута людьми. Волх подождал еще немного и осторожно двинулся к деревне. Он чувствовал опасность кожей, но любопытство было сильнее. Что за напасть обитает в этих краях? Почему все вокруг как будто вымерло?

Волх дошел до ограды и остановился. Ограду никто не поправлял лет десять, а то и больше. Он нашел широкую щель в частоколе и пролез внутрь. Изнутри деревня выглядела ничуть не лучше, чем снаружи. Покосившиеся дом, почерневшие от дождей, полусгнившие бревна, заросшие травой тропинки, репейники, закрывающие окна, кое-где прикрытые слюдой...

— Есть здесь кто живой? — спросил Волх. Тишина снова сгустилась вокруг него. Волх прошел между домами. Везде его встречали покосившиеся избы и репейник в человеческий рост. Почему жители покинули деревню? Может быть, здесь была эмидемия и все вымерли? Или прошло вражеское войско и всех увели в плен или убили? А что если они просто все вымерли от старости? Такое бывало в отдаленных селениях, он слышал. Женщины переставали рожать, а мужчины напрочь теряли мужскую силу. Старики умирали, а детей не рождалось и селение медленно умирало. Последний умирающий своей рукой зажигал селение, как огромный погребальный костер. Волх подошел к одному из домой и толкнул дверь. Она провалилась внутрь, взметнув клубы пыли. Волх подождал, пока осядет пыль и вошел. В нос ему ударил запах гнили и разложения. Здесь давно никто не жил. Волх посмотрел на сложенный посреди дома очаг из камней — похоже, здесь дома обогревали по черному. Впрочем, видимо, это было очень давно — запах дыма совершенно выветрился. Возле стены Волх заметил какие-то сваленные кучей лохмотья. Видать, бросили хозяева ненужное старье, когда уходили. Волх осторожно ступил на сгнившие половицы и сразу понял, что риска провалиться в подпол здесь нет — строители просто бросали доски на землю. Он подошел к тряпью, наклонился и посмотрел внимательнее, поддев тряпки ногой. И в ужасе отпрянул: на него смотрело ужасное, бескровное лицо. Волх едва не бросился наутек, но все-таки заставил себя стоять. Глупо бегать от древних трупов. Волх вернулся к стене и внимательно вгляделся в лицо. Оно было более чем странным. Суд по вылезшим лохмотьями волосам, человек этот скончался уже давно. Однако он смотрел на Волх вполне целыми, ужасающе пронзительными глазами. А значит, умер он совсем недавно. Но отчего? Волх наклонился к трупу и вдруг едва не вскрикнул снова: человек дышал! Он был жив. Он просто спал. Волх покачал головой.

— Надо же, как себя довел, — сказал он, — оголодал, наверное. Щеки вон ввалились. На скелет похож.

Человек продолжал спать, глядя прямо на Волха своим мертвым, невидящим взглядом. Волх отошел от него. Он решил подождать, пока он проснется. а пока — прогуляться по деревне. Вдруг найдется что-нибудь съестное? Хотя, судя по виду этого местного жителя, съестного здесь уже давно не осталось. Даже птицы все куда-то подевались. На и ладно. В конце концов всегда можно накопать корней, набрать ягод или наловить рыбы. Кажется, откуда-то из-за деревни несло сыростью? там низина, наверняка есть и какой-нибудь водоем. Да чтобы в этом водоеме не оказалось выводка уток, такого просто быть не может! А пока волх найдет что-нибудь на ужин, проснется этот засоня из избушки. Уж тогда-то Волх у него спросит, что тут за чудеса творятся.

Волх в превоскодном настроении обошел деревню. И конечно, увидел речушку, текущую в низинке. Проходя мимо зарослей, взмахнул раз мечом, срубив себе хорошую острогу, на ходу заточил острие, проверил пальцем — годится. Возле реки сбросил добытые на недолгой царской службе кожаные сапоги и спустился в воду. И сразу увидел рыбу. Большого такого окуня, в полруки. Окунь стоял рядом с ним, лениво поводя хвостом. Волх неловко перступил с ноги на ногу, но окунь никак не отреагировал, так и остался стоять на месте. Волх пожал плечами, ткнул его острогой и выбросил на берег. Окунь забился на берегу, отплевываясь кровавой пеной. Волх добил его тупым концом остроги и снова вернулся в воду. Через несколько минут он нанизал на ивовую ветку трех окуней.

— Странная рыба, — сказал он задумчиво, — видит человека и не уплывает.

Он вернулся в деревню, заглянул в первый дом — изможенный человек спал, как и прежде. Волх подошел проверить, дышит ли он. Ведь можно так устать, что обычного сна не хватит, чтобы восстановить силы. Сам не заметишь, как провалишься в сон вечный...

Волх вышел на улицу, вытащил несколько жердей из ограды и развел костер. Быстро приготовил рыбу, надеясь, что на запах жаркого спящий человек проснется и выйдет. Человек не проснулся.

— Эй, засоня, — позвал его Волх, — хватит спать. Выходи, я тебе обед приготовил.

Ответом ему была ставшая уже привычной густая, липкая тишина. Волх вошел в дом. Он начинал терять терпение.

— Слушай, ты, живой труп, — сказал он грубо, — если не хочешь остаться без еды, немедленно просыпайся. Я не буду ждать, пока ты досмотришь все свои сны.

Человек не пошевелился. Его дыхание оставалось ровным. Волх подошел и потряс его за плечо. Голова спящего мотнулась и ударилась об пол. Звук был похож на стук падающего камня. Мертвый звук. Волх дотронулся до шеки спящего и тут же отдернул руку. Щека была теплая.

— Хочешь спать — спи, — сказал Волх сердито, — а я пойду есть. Я приготовил замечательную рыбу, вкуса которой ты никогда не узнаешь. А если ты обидишься, что я не оставил тебе ее, когда проснешься, я посоветую тебе обижаться на себя. Понял?

Пустые глаза смотрели на Волха равнодушно. Волх встал и вышел из дома, чувствуя на затылке мертвый взгляд спящего человека.

Волх съел рыбу, запив ее водой, набранной в берестяную кружку, которую он смастерил тут же. После еды его стало клонить в сон. Сначала он сопротивлялся сну — не хватало еще, чтобы этот, в доме, проснулся, пока он будет спать и зарезал его спящего. Потом положил рядом с собой меч и сжал рукой лезвие. Если приблизится враг — лезвие раскалится и он проснется от ожога. Едва Волх лег, он понял, как устал. Сон пришел быстро и незаметно, как приходят августовские сумерки...

...Это был сон. Конечно, это был сон. Волх в состоянии был отличитиь сон от яви. Он стоял посреди деревни. То же самой, только теперь она не была разрушена. Дома стояли как новенькие, тропинки были выкошены, а ограда вокруг деревни возвышалась прочная и неприступная. В деревне явно кто-то жил. Волх слышал пение птиц, шум ветра. Лай собак, крик детей...

Он сделал шаг вперед, в сторону деревенского шума. Шаги давались ему с трудом, он как будто был по пояс засыпан ватой.

— Еще один шаг и разможжу тебе голову, — услышал он рядом негромкий голос. Он оглянулся и увидел мальчишку лет пяти.

— Стой и не двигайся, пока не подойдут взрослые, и не решат, что с тобой делать, — сказал малькик. Волх усмехнулся.

— Я больше и сильнее, — сказал он, — тебе со мной не справиться.

— Ты так думаешь? — прищурился мальчик, — боюсь, что ты ошибаешься. Это ты ТАМ большой и сильный. ЗДЕСЬ ты маленький и слабый. Ты даже ходить толком не умеешь, не то, что драться. А я учился этому с рождения. Так что я сильней тебя. Если хочешь, можем попробовать помериться силой.

Мальчишка быстро подбежал к Волху и толкнул его в бок. Толчок оказался настолько сильным, что он отлетел в сторону и упал на колени.

— Ну как? — полюбопытствовал мальчик. Волх молча поднялся с колен и бросился на него. Однако он был слишком неуклюж, мальчик легко уходил от него. Волх почувствовал, что обессилел.

— Оставь меня в покое, — сказал он устало.

— а вот и не оставлю, — пропел то, прыгая на одной ноге, — ты пытался убить Зага, ты осквернил священную реку и ты ел священных окуней. Тебя казнят.

— Меня казнят? — удивился Волх, — только за то, что я наловил рыбы? Это просто глупо. Кто такой Заг?

— Это наш старейшина, — ответил мальчик с благоговением, — он великий воин. И он не простит тебе того, что ты видел его спящим.

— Это что, преступление? — спросил Волх.

— Конечно, — ответил мальчик.

— Не думаю, что у вас получится меня казнить, — сказал Волх, — для этого нужно сначала меня разбудить. А уж наяву я смогу справиться десятком Загов. Тем более, что он скорее похож на старую развалину, а не на великого воина.

— Умирает душа, а не тело, — возразил мальчик, — тебе не нужно просыпаться для того, чтобы потерять свою душу.

— Хорошо, — сказал Волх, — давай сделаем так. Ты стоишь молча, пока я не выберусь из этой деревни. Я пережду где-нибудь в лесу до утра, а потом проснусь и сразу же, ничего не трогая, ухожу отсюда.

— Оглянись, — сказал мальчик тихо. Волх оглянулся и увидел стоящих позади себя воинов. Они молча смотрели на него и слушали их разговор. Лица их были серьезны.

— Здравствуйте, — сказал Волх, — скажите, что из вас Заг. Я все объясню...

Из строя воинов вышел один, самый высокий. В руке он держал боевой топор. Под его плащом бугрились мускулы, и он ничуть не напоминал того заморыша, которого Волх нашел в покосившемся доме. Заг обратился к воинам.

— Он знает мое имя, — сказал он, — он пришел сюда специально, чтобы убить меня.

Волх всплеснул руками.

— О боги, какие идиоты, — сказал он, — имя мне сказал мальчишка, а если бы я хотел убить тебя, ты бы здесь не размахивал своим топориком.

Заг подбежал к нему, держа топор перед собой.

— Ты угрожаешь мне? — прохрипел он, — уже того, что ты поджарил и съел наших священных рыб, достаточно для того, чтобы казнить тебя. Мы сделаем с тобой то же, что ты сделал с рыбами — убьем тебя острогой, поджарим и съедим. Хочешь узнать, каково быть рыбой?

— Я всегда ел рыбу и нигде это не было преступлением, — сказал он, — если я нарушил ваши обычаи, я готов извиниться.

— Извинения не приняты, — сказал Заг.

— Ну что ж, если та, мне остается только одно, — сказал Волх.

— Что же? — спросил Заг и от напряжения его челюсти задвигались.

— Бежать, — сказал Волх и одним ударом выбил топорик у него из руки. Он побежал вперед, мимо мальчика, перепрыгнул через ограду и побежал к лесу. Бежать сквозь траву было трудно. Он не помнил, чтобы здесь была такая высокая трава. Выше человеческого роста.

— Ну-ка спрячься, — приказал Вол траве, сам не зная, что делает. То ли трава его послушалась, то ли просто сказалась близость леса, но дальше бежать стало легче. Трава стала по пояс и не так цеплялась за ноги. Волх обернулся. Странно, что его никто не преследовал. Деревня осталась далеко позади. Волх посмотрел вперед и остановился, как вкопанный: из леса навстречу ему выходила толпа воинов с Загом во главе. Рядом с ним бежал мальчишка, поймавший Волха. Волх попытался нашарить рукоятку меча, но напрасно — меча не было. Заг приближался, в руке у него была рыбачья острога.

— Попытка побега равнолсильна признанию своей вины, — провозгласил он, — готовся к смерти, чужеземец.

Он поднял острогу и быстро метнул ее в беззащитного Волха. Тот поднял руку, защищаясь, и вдруг почувствовал в ладони привычную тяжесть меча. Он легко отбил удар остроги и посмотрел на притихших воинов. Теперь перед ними стояла не жертва, а противник. Меч пылал в его руке, обдавая их клубами удушливого жара.

— Кто-нибудь еще хочет острогами помахаться? — спросил Волх. Заг сделал шаг вперед. Он взмахнул рукой и в ней мгновенно появился его боевой топор, выбитый Волхом во время схватки в деревне.

— Давай посмотрим, что ты умеешь, — сказал Заг. Он осторожно повел топором у себя перед лицом, как будто примериваясь. Волх же пошел в атаку. Заг парировал его удары, остановив атаку непробиваемыми блоками.

— Тебе со мной не справиться, чужак, — сказал Заг злорадно, — оставь свои фокусы. Умри как мужчина.

— С чего ты взял, что я хочу умереть? — спросил Волх.

— Хочешь — не хочешь, а придется, — проворчал Заг и нанес молниченостый удар в голову. Волх не заметил, как его рука сама, не дожидаясь его приказа, остановила удар. Заг замер удивленный, не понимая, как можно защититься от такого удара. Волх опустил меч вниз и коротко ткнул его снизу. Меч пронзил Зага насквозь. Толпа воинов охнула. Волх выдернул меч и оглянулся.

— Кто-нибудь еще хочет заступиться за своих поганых священных рыбок? — спросил он.

Никто не хотел.

— Так я и думал, — сказал Волх и пошел к деревне, на ходу проваливаясь в липкое, тягучее небытие...

28

Волх провел рукой по лицу, прогоняя остатки сна. И приснится же такое! Он огляделся. Солнце стояло высоко над горизонтом и уже успело просушить росу. Кругом было так же тихо, как и накануне. Волх посмотрел на догорающие останки костра, на свою сумку, на меч... он был окровавлен! Волх смотрел на него и не верил своим глазам. Выходит, это был не сон! Волх вскочил на ноги, воткнул меч пару раз в землю, чтобы очистить его от крови и побрел к дому, где он видел спящего человека. "Его зовут Заг," — подсказала память. Волх вошел в дом. Здесь по-прежнему пахло запустением. Он подошел к груде тряпья, в которой накануне видел Зага. Он лежал там же, где и вчера. Только теперь он был мертв. В этом не было никакого сомнения. На груди у него была рваная рана, а за спину утекала тонкая струйка крови. Она была похожа на красную нитку, брошенную ему через плечо.

— Неужели это я убил тебя во сне? — спросил Волх мертвого. Тот смотрел на него, скалясь застывшей навеки улыбкой. Волх повернулся и выбежал из дома. Он подбежал к соседнему дому и заглянул внутрь. И увидел там то, что уже ожидал увидеть — спящих на полу изможденных, исхудавших людей. На их лицах застыло блаженство...

— Селение спящих, — пробормотал Волх, выбираясь из дома на свежий воздух. Ему хотелось как можно скорее оказаться подальше от этой деревни. Он перепрыгнул через ограду — попробовал бы он перебраться через нее во сне — распорол бы брюхо, и пошел к лесу. Он уже понял, что жители селения спали наяву и жили лишь во сне. как это у них получалось и почему они решили переселиться в свои сны — видимо, этого он уже никогда не узнает. Волх шел не останавливаясь два дня, опасаясь, что жители поселкя спящих могут догнать его ночью и отомстить за смерть своего предводителя. Через два дня он свалился с ног и проспал почти сутки. Потом снова шел и шел, ориентируясь по звездам.

Ночи стали холоднее. Небольшой костерок, который разжигал Волх, уже не мог его согреть, к тому же не всегда было безопасно сать рядом с огнем — зверя он, может быть, и отпугнет, а вот двуногих зверей наоборот, может привлечь. Однако в следующий раз Волх увидел человека не ночью, а днем. Точнее, как раз в тот день, когда пошел первый снег.

Волх издалека почуял запах человека. Он постарался сойти с дороги в кусты и хорошенько присмотрелся. И увидел поблизости, шагах в тридцати, поляну. Запах шел оттуда. Волх осторожно вытащил меч и пошел к поляне, стараясь, чтобы не треснул ни один сучок. Вскоре он видел поляну, как на ладони.

Посреди нее лежал большой камень, прислонившись к которому, отдыхал рыцарь. Он был закован в стальные доспехи и телосложения был такого, что, наверное, мог бы поднть этот камень и зашвырнуть его куда-нибудь очень далеко. Волх подумал, что будет лучше если он отойдет назад и, обойдя рыцаря стороной, пойдет своей дорогой.

— Хочешь уйти? — услышал он голос рыцаря, показавшийся ему смутно знакомым, — не выйдет. Слишком шумно ходишь по лесу, бродяга.

— Я не бродяга, — оскорбился Волх, выходя на поляну. Руку он на всякий случай держал возле меча.

— Знаем мы вас, — проворчал рыцарь, с удивительной легкостью поднимаясь на ноги, — дожидаетесь, пока путник уснет, а потом перережете горло и поминай, как звали.

— И в мыслях не было, — пробормотал Волх, — я иду своей дорогой, никого не трогаю. Ты иди своей. Если ты не против, на этом и простимся.

— Как бы не так, — рыцарь сделал предостерегающее движение рукой, в которой невесть откуда взялся длинный узкий меч, — неужели ты думаешь, что я отпущу живым бродягу, который хотел меня убить.

— С чего ты взял, что я хочу кого-то убить? — начал выходить из себя Волх, — ты такой же бродяга, как и я.

— Да как ты смеешь? — шипящим шепотом спросил рыцарь, — я выполняю секретное задание своего патрона. А ты околачиваешься по лесам в поисках добычи. Есть ли между нами разница?

— Твоему патрону можно только позавидовать, — усмехнулся Волх, — или это он так глуп, чтобы давать секретные задания тому, кто готов выболтать о них первому встречному.

— Ну, мой патрон не так уж и глуп, — осклабился в ответ рыцарь, — просто теперь и ты наверняка понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых. а с мертвецом можно говорить о чем угодно. Я пока еще не слышал ни об одном случае возвращения метвеца на землю.

— Похоже, ты просто пытаешься спровоцировать драку, — покачал головой Волх, — поверь мне, этот поединок не принесет славы ни тебе, ни мне.

— Посмотрим, — сказал рыцарь, подходя к Волху и поводя мечом перед собой. Волх не заметил, когда он начал атаку. Его рука с мечом действовала машинально, как всегда, когда он встречал по настоящему хорошо владеющего мечом противника. Однако сейчас Волх почувствовал, что он встретился с не просто умелым воином, а с настоящим мастером. Рыцарь успевал отбить те удары Волха, которые он только собирался нанести, а иногда он далал вовсе недопустимые вещи — вместо того, чтобы заградить путь меча Волха, он наносил свой удар, пробивающий насквозь удар Волха. Через минуту Волх понял, что он проиграет поединок. и он начал отступать. Рыцарь теснил его к лесу, надеясь, что он споткнется о кусты. Он наступал и он был безукоризнен. Он не допускал ошибок. У Волха не оставалось шансов. Рано или поздно он пропустит удар... Волх смотрел, не отрываясь, на узкое лезвие рацарского меча. Он почти видел, как это лезвие входит в его плоть и сначала становится холодно от его прикосновения, а потом горячо, очень горячо...

— Нна! — выкрикнул рыцарь и пронзил Волху левое предплечье. Волх отскочил назад и удивленно посмотрел на свою рану. Рубашка мгновенно пропиталась кровью. Он посмотрел на рыцаря — то покачал голвой и улыбнулся.

— Похоже, сегодня не твой день, — сказал он.

— Подожди секунду, — попросил его Волх.

— Но не больше, — предупредил его рыцарь, — мне не терпится закончить начатое.

Волх оторвал рука рубашки. Рыцарь одобрительно кивнул — рану нужно перевязать, чтобы не истечь кровью. Хотя, какой в этом смысл, все равно чужаку осталось жить совсем немного. Но Волх, вместо того, чтобы перевязать раненую руку, завязал себе глаза.

— Ты чего? — спросил рыцарь. Волх взял меч в руку и молча пошел на него. Рыцарь поднял меч, но, похоже, так и смог справиться с удивлением. Волх почувствовал, как под стальные доспехи отравленными змейками вползает страх. И он начал атаку. Теперь узкий меч рыцаря не завораживал его, хотя Волх чувствовал не только каждое движение рыцаря, но даже его намерение.

И он начал этим пользоваться. Он резал, колол, бил, как обезумевший. Вскоре рыцарю казалось, что он сражается не с одним бродягой, а по крайней мере с десятью. Волх молча загонял его в угол. Когда рыцарь почувствовал за спиной камень, он понял, что проиграл.

— Пощады, — выдохнул он. Волх не оступал.

— Я прошу пощады, — сказал рыцарь, продолжая отбивать удары.

— А если бы попросил я, ты дал бы мне ее? — спросил Волх.

— Зачем? — удивился рыцарь, — взять в плен рыцаря почетно, а что толку от бродяги? Кормить его, стеречь.

— Ну так и не дергайся, — сказал Волх, все-таки слегка ослабляя напор, — мне рыцари пока-что тоже не нужны. Кормить тебя, стеречь...

Рыцарь упал на колени. И воткнул меч перед собой.

— Пощади, чужеземец, — взмолился он, — у тебя ведь не поднимется рука убить безоружного. Я должен выполнить задание своего патрона, а для этого я должен остаться в живых.

Волх в нерешительности опустил меч. Он сделал шаг вперед и сорвал повязку с глаз. Рыцарь стоял перед ним, склонив голову. Волх положил руку ему на шлем.

— Коли так, давай знакомиться, — сказал Волх.

— Да мы знакомы, — ответил рыцарь.

Волх сорвал с него шлем. Перед ним стоял болотный старик.

28

Волху было о чем рассказать старику. Когда они отсмеялись тому, как ловко он провел Волха, прикинувшись рыцарем, Волх рассказал о своих странствиях. Узнав, что он встретился с отцом и чем закончилась эта встреча, старик помрачнел.

— Жаль, — сказал он невесело, — такой воин был. Мог бы прославиться, стать великим завоевателем. Но у него всегда было очень сильно развито чувство долга. Именно оно его погубило.

— Чувство долга заставило его стать правителем Врат Рая. Но зачем он заставил меня убить его? По-моему долг отца состоял в том, чтобы принять меня как сына и радоваться моим успехам, стоя позади меня...

Старик поркяхтел в седую борону и покачал головой:

— Эх, мальчик, у каждого свое представление о долге. По-своему он выполнил свой долг. Он считал, что ты должен его убить, именно потму, что не хотел, чтобы его тень маячила у тебя за спиной.

— Зато руки мои в его крови! — воскликнул Волх.

Старик пожал плечами.

— Кровь можно отмыть. Невелика забота. Ты собираешься вернуться во Врата Рая?

— Я оставил там своего человека, — твердо сказал Волх, — поэтому в мое отсутствие город будет находиться в надежных руках.

— Что за человек? — заинтересовался старик. Волх смутился.

— Его зовут Кузнечик. Мы познакомились с ним, когда он... пытался обокрасть меня.

Старик расхохотался звучным молодеческим смехом. Волх посмотрел на него исподлобья.

— Нашел себе замену, ничего не скажешь. Думаешь, что нибудь от города останется к твоему возвращению?

— Думаю, останется, — сказал Волх спокойно, — зачем ему воровать, если он может взять и так все, что ему понадобится?

Старик развел руками, как бы говоря, что тут уже ничего не поделаешь.

— Тебе решать, — сказал он, — надеюсь, что ты прав. А как насчет сердечных забав? Небось нашел себе там какую-нибудь красавицу?

Старик подмигнул так ехидно, что Волху сразу расхотелось продолжать разговор.

— Не твое дело, — отрезал он, — все, что я там нашел, останется при мне. И никого, кроме меня, это не касается.

Старик посмотрел на него с сочувствием.

— Нашел, — сказал он грустно, — эх парень, похоже, вляпался ты точно так же, как твой папаша. Если ты там встретил девушку, которая тебе по душе, почему не остался там? или хотя бы не взял ее с собой? Неужели это так сложно? что ты забыл на севере? Зачем ты снова идешь в эту проклятую землю?

Старик начал задыхаться от возмущения. Казалось, он вот-вот лопнет. Лицо его покраснело, а глаза вылезли из обит.

— Ты что, ухитрился что-то задолжать северянам? Или ты просто бежишь от своей судьбы и своего счастья, как твой отец? Ты тоже хочешь дождаться того, чтобы твой сын вырос без отца и через пятнадцать лет пришел к тебе и убил тебя? Ты этого хочешь? Почему ты ее бросил? отвечай!

— Я должен рассказать людям, которые меня послали о том, чем кончился наш поход, — сказал Волх не очень уверенно.

— С чего ты взял, что кто-то в Городище интересуется судьбой ушедших с тобой воинов, — ехидно спросил старик, — там уже давно всех оплакали и заочно похоронили. Никто не ждет, что пятнадцатилетний мальчишка сможет с армией из семидесяти еще более сопливых мальчишек взять самый неприступный город на востоке?

— Они говорили мне другое, — упрямо сказал Волх, — они собирались предупредить нападение с востока. Они говорили, что я — их единственная надежда.

— А ты и уши развесил, — усмехнулся старик, — эх ты, глупый щенок. Возвращайся назад и не думай об этих никчемных людишках.

— Я должен... — начал Волх, но старик не дал ему закончить.

— Чтобы я больше не слышал этого слова! — закричал он, — ты ничего никому не должен, кроме самого себя. Слушай себя, а не других. Живи для себя, а не для других.

— Я живу для себя, — возразил Волх, — только для того, чтобы жить спокойно, я должен платить свои долги. Уйди с дороги, старик, или мне придется все-таки убить тебя.

Старик неожиданно засмеялся.

— Ну ты даешь! — воскликнул он почти одобрительно, — так-то ты платишь свои долги. Разве не я учил тебя драться? Выходит, теперь ты хочешь обернуть это умение против меня? Хорошее дело! Давай, приступай.

— Да я вообще не хочу никого убивать, — пробормотал Волх, — просто... я знаю, что я должен вернуться. Я чувствую, что там что-то должно случиться. Очень плохое. Я не знаю, что это, но чувствую, что я должен быть там.

— Ну хорошо, — неожиданно согласиля старик, — иди. Только ведь идти тебе еще далеко. А не сегодня-завтра выпадет снег. По лесу ты далеко не уйдешь. У меня тут неподалеку избушка. Перезимуй вместе со мной, а по весне двинешься дальше. Поверь мне, у тебя еще есть время.

— А ведь и правда через лес по снегу пробираться будет трудновато, — высказал он уже несколько дней тлевшую где-то на глубине пугающую мысль.

— Оставайся, оставайся, — расстилася вокруг старик, — я тебя еще кое-чему научу. Например, вот этому.

С неба посыпался густой снег. Одновременно с этим, казалось, отовсюду подул ледяной ветер. Легкая рубаха Волха продувалась ветром насквозь. Он чувствовал в воздухе запах спелой магии, очень сильной и добротной.

— Очень хорошо, — сказал он, ежась от холода и пытаясь закрыться от ветра рукой, — я бы даже сказал, что это впечатляет. А можешь ты сделать так, чтобы зима не начиналась? Чтобы всегда светило солнце и по лесу можно было идти спокойно?

Старик покачал головой.

— Ничего не получится. Я уже пробовал остановить время, ты помнишь, чем это кончилось. Загубил такой хороший колодец! К тому же, по-моему, ты и так не очень торопишься обратно? Почему бы тебе не расправить крылься и не добраться до городища уже к вечеру?

Ветер и снегопад стихли так же внезапно, как и начались. Однако снег так и остался лежать на остывающей земле. Он уже не таял. Волх смотрел на снег, как завороженный.

— Может быть, ты и прав, — сказал он медленно, — я не тороплюсь обратно. Все равно, каким бы долгим ни был мой путь туда, я приду слишком рано...

... — Поэтому лучше вообще держаться от этих мест подальше, — закончил его мысль старик, — давай-ка перезимуем, а потом вместе двинем куда-нибудь на восток, на юг, на запад. Только не на север. Там места гиблые.

— Хорошо, — согласился Волх, — я перезимую с тобой, а потом продолжу свой путь. Мне нужно хорошенько подумать.

— У тебя будет для этого много времени, — подмигнул старик.

— Послушай, — вспомнил вдруг Волх, — мне снился сон. В ту ночь, когда ты оставил меня одного на болоте, напоив какой-то гадостью. Мне снился конский череп...

— А ты был змеей, укусившей самого себя за задницу, — сказал старик.

— Откуда ты знаешь? — поразился Волх.

— Ты выпил этот сон вместе с бражкой, которой я тебя угостил.

— И что же означал этот сон?

— Он означал, что ты слишком много болтаешь. Пойдем в дом, скоро стемнеет.

Страик повернулся и пошел в лес, скрипя своими доспехами. Волху ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Они шли долго, раздвигая руками лохматые еловые ветки. Лес становился все реже и реже и наконец они вышли на болото.

— Тянет меня к таким местам, — как бы извиняясь, сказал старик, — климат тут для меня подходящий. Прохладно, влажно...

Волх смотрел и не верил своим глазам. На берегу небольшого мутного озерца стояла избушка. Точно такая же, какая была у старика во время из первой встречи. Волх невольно начал искать глазами построенный колодец. Колодца не было.

— Не взял я его, — сказал старик сокрушенно, — не получилось. Там пришлось бросить. Воду я из озера беру. Процеживаю через мох, а потом — через уголь. Все равно болотом пахнет, но пить уже можно.

Волх обошел избушку вокруг. Сомнений не оствалось — это была та самая избушка. Ну и что, разве не старик учил его магии? Сам он, небось, и не такое умеет.

29

Через четыре дня выпал снег. Настоящий, не магический. Волх сначала радовался снегу, а потом перестал обращать на него внимание. Когда живешь в лесу, самое главное — не позволять себе лениться. Один раз ляжешь на лавку — и уже никогда больше не встанешь. Волх таскал воду, конопатил избу мхом, колол дрова, а едва выдавалась свободная минутка — шел на охоту. Старик целыми днями копался в своих травах, сортируя их, акуратно перетирая камушками и рассыпая в мешочки.

Дни летели незаметно. Волх сначала думал, что старик захочет показать ему еще что-нибудь, какие-нибудь заклинания или приемы борьбы, но старику, казалось, вовсе не было до него никакого дела. Так они и проводили зиму — каждый сам по себе.

Дни становились длинней, на улице заметно потеплело, и наконец прошел первый весенний дождь, смывший весь снег. Волх начал собираться в путь. Старик ничем не выдал своих чувств по поводу его предстоящего ухода.

— Я скоро уйду, старик, — сказал ему Волх. Старик пожал плечами.

— В добрый пууть, — сказал он, — глупо было бы задерживаться здесь после того, как растаял снег. В лесу остались ягоды, перезимовавшие под снегом, есть дичь, так что от голода ты не умрешь.

Волх внимательно посмотрел на него.

— Мы прощаемся, возможно, навсегда. Неужели тебе нечего мне сказать?

Старик развел руками.

— Я научил тебя всему, что знал сам, раскрыл тебе все свои тайны. Больше мне сказать нечего, разве что пожеть тебе удачной дороги.

— Мне кажется, ты все-таки раскрыл мне не все тайны, — задумчиво сказал Волх, — я хочу узнать, откуда я родом. Точнее, откуда пришел мой отец. Это единственное, что может дать моей жизни хоть какой-то смысл.

— А что будет, когда ты найдешь это место? — полюбопытствовал старик, — у тебя будет еще один долг? Ты и так должен людям из Городища, девушке из Врат Рая, а что, если ты будешь разрываться между тремя родинами?

— Скажи мне только — это человеческий мир? — не отступал Волх.

— Почему ты это спросил? — быстро сказал старик, так и впившись в Волха взглядом.

— Не знаю, — ответил тот, — все, что связано с моим отцом, настолько странно. Он вел себя не как человек. К тому же ты тоже не похож на обычного старика. Когда мы с тобой прощались — тогда, в первый раз, ты сказал, что ты дракон.

— Я так сказал? — смущенно пробормотал старик, — не может быть. Тебе, наверное, привиделось. Бражка — плохой помощник, когда нужно что-нибудь увидеть, понять и запомнить.

— Не надо меня обманывать, — твердо сказал Волх, — я точно знаю, что ты говорил, а что нет. Говори, я смогу попасть в тот мир, из которого пришел мой отец? И если я попаду в него, смогу ли я вернуться оттуда?

— Вернутся не сможешь точно, — сказал старик, вдруг посерьезнев, — а вот попасть туда... Смотря что ты подразумеваешь под словом попасть. Можно умереть и при этом попасть куда-то. Но тело твое останется здесь, гнить, если не найдется добросовестных родственников, которые предадут твое тело огню. вот и ответь, попал ты куда-нибудь или нет? Ведь тело — то есть то, чем ты был здесь, здесь и осталось, а туда ушло что-то, чего здесь не было, вернее, оно было, но мы его не видели.

— Непонятно что-то, — сказал Волх, — здесь, там, осталось, пропало. О чем ты говоришь?

— По-моему, я выразился достаточно ясно, — отрезал старик, — если ты настолько глуп, что не понимаешь простые слова, не приставай ко мне с расспросами. У меня и так хлопот хватает.

Старик встал и хотел выйти из избы, чтобы покончить с явно неприятным для него разговором, но Волх остановил его.

— Ты хочешь сказать, что я должен умереть, чтобы попасть туда?

— Я достаточно ясно выразился, — повторил старик и нахмурил брови, — ты собираешься остановить меня силой?

Волх отдернул руку и выпустил старика. Тот поднял с поля мешок для трав и направился к двери. Волх остался на месте в полной растеранности. У двери старик остановился, повернулся и спросил:

— Если я уйду дня на три-четыре, то я уже не застану тебя здесь, когда вернусь? — спросил он. Волх пожал плечами.

— Видимо, нет, — сказал он, — ты же сам посоветовал мне не терять время. Хотя я и так потерял его очень много.

— Я тебе могу сказать только одно, — сказал старик, — прежде чем ты отправишься на поиски своей третьей родины, выполни свой долг перед первыми двумя.

— Хорошо, — кивнул Волх, — я начну прямо сейчас. Ты можешь не затягивать свою прогулку по лесам. Если ты вернешься не через три дня, а сегодня вечером, ты уже не застанешь меня. Я только соберу свою сумку и сразу отправлюсь. Я хочу провести нынешнюю ночь где-нибудь подальше от этого болота. Здешние испарения навевают дурные сны.

— Что ты знаешь о снах, мой мальчик... — укоризненно покачал головой старик.

— Кое-что знаю, — сказал Волх и, повернувшись к старику спиной, стал собирать сумку. Когда он через некоторое время взглянул на дверь, старика там уже не было. Волх пожал плечами и вышел из избушки. Солнце стояло уже высоко — не самое лучшее время для того, чтобы пускаться в далний путь, однако Волх не мог отступить. Он помахал рукой кособокой избушке и поклонился дремлющему вдали болоту.

— Прощайте, соседи, — сказал он, повернулся и вошел в лес. Где-то в глубине болота зародился и понесся вслед ему утробный вой, наполненный невыносимой тоской. Болото прощалось с Волхом и желало ему удачного пути.

30

Пять недель спустя Волх почуял знакомый запах. Запах родины. Лес вокруг него неуловимо изменился. Исчезли яркие, кричащие цвета, диковинные птицы. Лес стал привычно-уютным. Однако чем ближе Волх был к Городищу, тем сильнее он чувствовал какую-то странную тревогу. Так бывало тогда, когда он приближался к опасному месту. Волх не мог предположить, что за опасность может подстерегать его дома — про себя он уже начал называть Городище своим домом, но на всякий случай шел медленнее, внимательно вглядываясь в каждый кустик, за которым его могла ждать засада.

Однажда вечером тревога стала прямо-таки невыносимой. Волх шел через лес, держа меч в руке, готовый отразить внезапную атаку. Меч чуть подрагивал, то нагреваясь, то остывая. Враг был неподалеку. Волх заметил впереди просвет между деревьями, сбросил с плеча сумку и начал пробираться вперед, стараясь, чтобы не треснул ни один сучок. Подойдя к краю поляны, он осторожно раздвинул ветки. И замер, пораженный увиденным.

Посреди поляны сидело странное существо. Оно было ростом с человека, но родство с человеком если и имело, то очень отдаленное. Кожа его была коричневого цвета, вся покрытая морщинами. Лицо — безволосое, безобразное, изо рта торчат два клыка. За спиной — пара огромных перепончатых крыла. Вместо рук — две когтистые лапы. Настоящий демон. Существо сидело на корточках и что-то грызло. Волх присмотрелся и передернулся. В лапах демона была человеческая рука...

Волх вышел из кустов и очертил раскаленным мечом огненную дугу.

— Тварь, — позвал он, — если ты ешь человеческое мясо, значит ты мой враг.

Демон резко обернулся. Волх шел прямо на него. Демон ухмыльнулся, обнажив окровавленные зубы. От него шел запах смерти. Он вскочил на ноги и закричал. Его крик был похож на крик летучей мыши, только громче и пронзительнее. Волх зажал уши руками. Демон бросился на него, расправив крылья. Волх выставил меч перед собой, направив его точно в грудь врагу. Демон, не ожидавший сопротивления, нанизался на меч. Лицо его исказилось гримассой боли. Он закричал и попытался достать Волха когтистыми лапами. Волх отпрыгнул в сторону. Демон опустил голову и забормотал непонятные слова:

— Дер ку, но серолудак, ер...

Волх понял, что демон творит заклинание. Он отошел еще на шаг назад и провел мечом вокруг себя, сотворив самую простую и наиболее действенную защиту. И как раз вовремя. Огненный шар ударил в него, разбившись о невидимую преграду. Демон оказался довольно сильным магом и если бы Волх не воздвиг вокруг себя защитную стены, заклятье испепелило бы его. Демон смотрел на него с ненавистью. Он тяжело дышал, из раны в груди толчками шла зеленая кровь.

— Ты откуда взялся? — неожиданно спросил его Волх.

— Я... пришел... завоевать ваш мир, — неожиданно сказал демон своим свистящим голосом, — я... убью тебя.

— Вряд ли, — ответил Волх. Он понимал, что сейчас демон ослаблен заклинанием, и еще не скоро сможет снова пустить в ход свою силу. Демон присел на землю. Видно было, что он умирает.

— Я могу облегчить твои страдания? — спросил Волх, — как-никак я убил тебя в честном бою.

Демон расхохотался.

— Обегчи свою участь, несчастный, — сказал он, — убей себя сам. И другим своим братьям скажи, чтобы выбрали смерть добровольно. Иначе мы убьем их. Это будет скоро. Это начнется здесь, где открыты двери, а потом мы пойдем дальше, пока не захватим всю планету.

— Открыты двери? — спросил Волх, — о чем ты говоришь?

— Ты и так узнал слишком много, — сказал демон, — подойди поближе и ты узнаешь еще больше.

Волх осторожно приблизился. Демон смотрел на него, улыбаясь ехидной ухмылкой. Внезапно лицо его исказилось и голова раздулась, увеличившись в несколько раз. Волх отпрыгнул назад и упал на землю, прикрывшись обломком дерева. Демон взорвался с чудовищным треском, забрызгав все вокруг своей ядовитой зеленой кровью. Волх поднялся, посмотрел на траву, горящую там, где упала кровь существа и покачал головой.

— Открыты двери, — пробормотал он, — все это очень странно. Похоже, эта тварь и правда откуда-то из другого мира. Не там ли следует мне искать земли моих предков?

Волх поморщился, представив, что он мог быть родом из мира, в котором Водятся такие твари. Он осмотрел поляну, нашел руку, которую грыз демон, и решил провести погребальный обряд. Разжег костер и положил в него руку. Рука была женская, на одном из уцелевших пальцев сверкало маленькое стальное колечко. Волх подумал о Городище, о женщинах и детях, живущих за городскими стенами. До города оставалось около трех дней пути. Волх решил больше не спать, пока он не дойдет до него.

...На следующий день к вечеру, он появился возле городских ворот. Он с удивлением смотрел на город, по которому как будто прокатилась огромная скала. Ограда была разрушена в нескольких местах, дома покосились. Вокруг не было ни души. Волх постучал в ворота.

— Эй, есть тут кто живой? — позвал он. Никто не отзвался. Волх постучал еще раз, потом понял, что это бесполезно, обошел ограду и пролез внутрь через пролом. В городе было тихо и Волху внезапно стало страшно из-за этой тишины. Он побежал к центральной площади.

— Люди! — крикнул он, — неужели здесь никого нет?

— Чего орешь, — услышал он сзади спокойный голос, — по демонам соскучился?

Волх резко обернулся. Перед ним сидел Фрол, один из помощников старого князя. В руках он держал лук. Волх заметил, что смотрел он недоброжелательно и лук держал наготове. Волх сделал к нему шаг, держа руки перед собой.

— Фрол, — сказал он, — это же я, ты что, не узнаешь, я Волх.

Фрол приподнял лук.

— Стой там, где стоишь, — сказал он негромко, — я еще не слепой. Вижу, что Волх. Много здесь бродяг всяких шляется. Только тебя еще не хватало.

— Да ты что, — опешил Волх, — я же победу принес. Мы взяли Врата Рая! Взяли самую недоступную крепость.

— Болтай больше, — усмехнулся Фрол, — то-то ты вернулся во главе армии и привел с собой караван пленников и принес кучу подарков. Или ты все это оставил за городом? — Нет, — потупился Волх, — я вернулся один.

— То-то же, — невесело сказал Фрол, — эх ты, хвастун. Загубил ребят ни за что. Иди отсюда, пока я на тебя новый лук не опробовал.

— Я взял Врата Рая, — упрямо сказал Волх, — и я вернулся, чтобы рассказать вам о своей победе. Дружина осталась там. Это такое место, увидев которое, не хочется возвращаться оттуда. Там лето круглый год...

— Даже если это и так, — зевнул Фрол, — что же ты покинул такое замечательное место? Жил бы там припеваючи. Зачем вернулся? Что тебе здесь нужно? Опять воинов будешь набирать? Куда теперь? На юг? Так нам сейчас воины самим нужны. Не так уж много их у нас и осталось.

— Что у вас здесь происходит? — спросил Волх, оглядываясь, — я в лесу встретил такое существо...

— Летающие демоны, — сказал Фрол, — вот уж три недели мы с ними бьемся, а все без толку. Появились невесть откуда, налетели на город, а у нас и воинов — только старики да бабы.

— Как старики да бабы? — ахнул Волх, — здесь же две сотни воинов оставалось? Куда делись?

— За вами следом пошли, — махнул рукой Фрол, — вы-то как отправились, по Городищу разговоры ходить стали, что дескать пацаны все равно ничего дельного не сделают, только сгинут зря в болотах. Князь пытался остановить дружину, а все без толку. Собрались однажды ночью и ушли. Все до одного. А через неделю снег пошел. Вряд ли они далеко ушли. Где-нибудь поблизости спят, родимые...

Волх потер лоб, собираясь с мыслями. Он никак не мог поверить, что все, что сказал Фрол — правда. Но разрушенный город говорил сам за себя.

— Ты бы, кстати, шел по своим делам, — сказал Фрол, — не думаю, что тебя тут встретят как героя. Озлобленный народ стал и недоверчивый. Что поделаешь, почти что одни бабы остались, они и верховодят.

— А как же старый князь? — осенило Волха.

Фрол развел руками.

— Умер князь. Как только дружина с места снялась, он от огорчения и...того.

— Неужели вы после этого бабу в князья выбрали? — поразился Волх.

Фрол тяжело вздохнул. Видно было, что ему стыдно рассказывать Волху о всех безобразиях, творившихся в городе.

— В князья — не в князья, — сказал он, — но правит в городе Ждана, княжеская невестка. Бабы ее слушают, да и мужики, те, что остались, боятся ее прогневить. Крутого нрава баба, ой крутого. Так что ты уж не сердись на нас, ступай себе мимо, да дорогу в наши места забудь. А то мало ли что приключиться может.

— Я вернулся для того, чтобы поговорить с горожанами, — твердо сказал Волх, — чтобы рассказать им о новых землях, на которые они могут переехать, если захотят. О райских землях...

Фрол закашлялся. Он отвернулся в сторону, чтобы Волх не видел его слез.

— Я тебя предупредил, — сказал он негромко. Позади его хлопнула дверь. Волх обернулся и увидел приближающуюся к ним женщину. Она была перепоясана мечом.

— Это что же тут делается? — спросила она визгливым голосом, — ты вместо того, чтобы город охранять, с каким-то пришлецами болтаешь? Да я тебя на кол посажу, голову отрублю, в костер брошу.

— Не гневись, матушка Ждана, — заискивающе попросил Волх, — неужто ты меня не узнаешь? Я ведь Волх. Вернулся из похода с победой.

Несколько секунд женщина внимательно смотрела на него. А потом вдруг громко заверещала:

— Бабы! Ко мне! Вяжи его!

Повсюду захлопали двери и вскоре на площади стояло десятка два баб, вооруженных копьями и луками.

— Вот он, злодей, объявился, — заверещала Ждана, указывая на Волха пальцем, — погубил наших детушек и сюда явился, видать, нашей крови требовать. Так мы его напоим кровушкой-то. Его же собственной кровью и напоим. Связать его.

Бабы двинулись на Волха, но тот недвусмысленно положил руку на меч и они с испуганными воплями кинулись назад.

— Ах ты на баб наших нападать! — надрывалась Ждана, — расстреливайте его. Из луков расстреливайте!

Фрол закрыл глаза руками, чтобы не видеть происходящего на его глазах безобразия. Волх выхватил меч и взмахнул им перед собой.

— Молчать! — заорал он, — ну-ка бабы тихо!

Неожиданно воцарилась тишина. Женщины смотрели то на Волха, то на Ждану и не знали, что предпринять.

— Вы что, без мужиков совсем тут с ума посходили? — спросил он. Никто ему не ответил. Волх сделал несколько шагов им навстречу. Женщины опасливо отпрянули назад.

— Или это демоны из вас все мысли, кроме страха и злости выбили? — продолжал Волх, — потерял все и хотите потерять еще больше? Вместо того, чтобы на людей бросаться, вы бы лучше подумали, как с демонами бороться.

— Как же, поборешься с ними, — сказал кто-то из толпы, — их там как грязи. Пока одного забъешь палицей, два других тебя на части рвут. А воинов у нас нет, только старики да мы.

— А стрелой их убить можно? — спросил Волх.

— Да можно, — ответили ему, — только мы едва один залп успеваем сделать, а они уже тут как тут. Только тем и спасаемся, что в подполах отсиживаемся. Так они теперь навострились, стали дома поджигать.

— А договориться с ними не пробовали? Что им нужно? Отдать им и дело с концом! Шкуры звериные, еда?

— Ничего им не нужно, — взвыли женщины, — смерти нашей хотят, чтобы наши земли своим поганым племенем заселить.

— Что вы его слушаете? — вмешалась в разговор Ждана, — разве вы забыли, кто наших детей погубил? Скорей на кол его!

— Не торопись, Ждана, — спокойно сказал Волх, — больно быстра ты на расправу. Набось с демонами ты не так смело себя ведешь. Ты сначала спроси, что с дружиной моей стало.

— Как что? — запричитала Ждана, — сгубил ты дружину. Сложили наши ребятушки свои буйны головы в чужой стране... Некому их оплакать и похоронить по нашему обычаю... Клют их тела дикие птицы, грызут дикие звери...

— Хватить ныть, — сердито сказал Волх, — живы твои ребятушки. Так им понравилось в чужой стране, что они в свою и возвращаться не захотели. Пьют вина, едят фрукты да девок местных милуют. Звал я их с собой, да никто из них обратно в родные леса не захотел. Вот и думайте, виноват ли я в этом.

— Как же это вы такой горсткой взяли большой город? — спросила Ждана, — небось, опять привираешь?

— Город взять — невелика забота, — ответил Волх, — главное понять — зачем. Я не понял, зачем мы вели эту войну, поэтому вернулся назад, чтобы вам рассказать о ней. Чтобы не плакали вы по своим детям.

— Как же найти туда дорогу? — неуверенно спросила одна из женщин. Но Ждана перебила ее:

— Ты что, веришь этому проходимцу? Вы что, все ему поверили? — закричала она, — он же вас обманывает. Погубил дружину и теперь пришел в надежде еще чем-нибудь поживиться.

Волх побледнел.

— Глупая баба, — процедил он сквозь зубы, — ты меня обвиняешь?

— Да, я тебя обвиняю, — в запальчивости выдохнула Ждана. Волх покачал головой.

— Сроду не бывало, чтобы баба воина в чем-то обвиняла, — сказал Волх, — ну да коли так, будь готова и ответ держать по нашему обычаю.

— А я готова, — гордо сказала Ждана, — не все вам мужикам над нами верх держать. Надо когда-то и нам потешиться.

— Что ж, потешься, — сказал Волх, сделав шаг вперед. Ждана нелепо выставила меч перед собой. Волх легонько ударил его снизу. Ее меч взлетел вверх, вырвавшись из руки и воткнулся в землю в нескольких шагах от нее.

Женщины хором охнули, а Ждана закрылась руками, ожидая удара мечом. Волх вложил свой меч в ножны, а меч Жданы похватил и бросил Фролу.

— Негоже бабам с мужскими игрушками баловаться, — сказал он, — а теперь покормите меня и давайте думать, как город защитить.

Он с удовольствием ловил на себе восхищенные взгляды женщин.

31

Прошло три дня. Женщины объяснили Волху, что нападения демонов происходят независимо от времени суток, поэтому нужно быть готовым к ним в любой момент. Волх собрал остатки горожан и ужаснулся — осталось всего человек пятьдесят. Он приказал вырубать жерди и заострять их на конце. Работа шла безостановочно, спали по очереди. Волх работал вместе со всеми, успевая и делать копья и отдавать распоряжения.

На третий день женщины забеспокоились.

— Давно они нас не трогали, — говорили они Волху, — небось, в этот раз приготовят для нас что-нибудь особенное.

— Мы тоже для них кое-что приготовим, — отвечал Волх, — идите работать и не думайте ни о чем.

Вечером сидевший на дозоре старик заметил вдали несколько черных точек. Он подошел к Волху и подергал его за рукав.

— У тебя глаза помоложе, — сказал он, — посмотри, а то я понять не могу — то и вправду летят, то ли это у меня черные мухи перед глазами летают.

Волх посмотрел на небо и резко обренулся.

— К бою! — закричал он, — демоны летят! Женщины закричали от страха и беспорядочно забегали по городу. Волх ничего не мог с ними поделать. Лишь когда демоны из черных точек превратились в огромных отвратительных существ, порядок в городе восстановился. Город ощерился частоколом копий. Демоны подлетали молча. Когда они оказались совсем рядом, женщины подняли луки. Туча стрел вонзилась в толпу демонов. Несколько из них упали на землю и забились в предсмертных муках. Женщины натянули луки во второй раз. Еще несколько тварей рухнули вниз. Остальный издали отвратительный свист и ринулись в атаку. Не тут-то было! Их встретили копьями. Крики, проклятия, биение крыльев, свист демонов — все это смешалось в один, полный боли и ненависти звук.

— Бросайте копья, беритесь за палицы, — скомандовал Волх и вытащил меч. Началась рукопашная схватка. Демоны падали с неба и умирали под ударами палиц. Женщины бились насмерть, и умирали, раздираемые когтями демонов. Оголодавшие твари рвали зубами еще живую плоть жертв и пили еще теплую кровь. Защитники города бились, как могли, но силы были слишком неравны. На каждого из них приходилось не меньше двух десятков демонов. Волх видел, как справа и слева от него умирают люди. Вот упал с разодранной грудной клеткой Фрол, вот на Ждану набросились шесть или семь демонов и начали пожирать ее, не обращая внимания на ее истошные крики. Меч Волха не остановливался ни на секунду, вокруг его громоздилась гора тел врагов, но справиться со всеми он не мог. Вдруг он заметил, что демоны начали облетать его стороной. Он бросился на спикировавшего сверху врага, но тот отлетел на безопасное расстояние и рассмеялся мерзким скрипучим смехом,

— Лети сюда, — закричал Волх, — дерись со мной.

— Оглянись, — проскрежетал демон, — ты остался один.

Волх огляделся. Повсюду, куда он ни бросал взор, копошились демоны, пируя на останках горожан. Волх действительно остался один. Городища больше не существовало.

— Убью! — закричал Волх, — деритесь со мной все!

Он кинулся на демонов. Они бросились от него наутек. Один зазевался и тут же рухнул на землю, пересеченный пополам мечом Волха. Остальные не стали мстить за смерть своего товарища, а продолжали свою трапезу, опасливо поглядывая на Волха, чтобы успеть удрать, если что.

— Ну ладно, твари, — пробормотал Волх, — я вас накормлю. Досыта.

Он встал на одно колено и начал плести заклинание огненного шара — очень мощное и разрушительное заклинание. Демоны, успокоившись, отвернулись от него. Через несколько секунд заклинание было готово. Волх протянул перед собой руки и с пальцев сорвалась ослепительно-яркая огненная масса. Она быстро собралась в шар и понеслась по направлению к демонам. Волх вскочил на ноги, пошатываясь от усталости. Изготовление заклинания отняло у него немало сил. Один из демонов оглянулся, увидел катящийся на него клубок огня и с любопытством начал следить за ним. Волх внимательно смотрел на него, ожидая вспышки света и оглушительного грохота. Однако когда шар долетел до демона, тот просто ткнул его пальцев и шар обмяк, потемнел и упал на землю, опалив траву.

— Магия? — спросил демон, — это ваша магия. На нас она не действует. Можешь не беспокоиться. и не мешай нам обедать. Мы это заслужили.

Волх сел на землю, уронив голову на руки. Он хотел умереть. Внезапно демоны вскочили на ноги, расправили крылья и взлетели в воздух. Через мгновение город опустел, только Волх сидел на земле и размазывал по лицу слезы, которых ему не перед кем было стыдиться. Волх боялся поднять глаза, чтобы не видеть того, что стало с городом. Никто не знает, сколько времени он так просидел, но вскоре его уединение было нарушено. Кто-то вежливо кашлянул прямо перед ним. Волх положил руку на меч и медленно поднял глаза. Перед ним стоял карлик с посохом в руке. Лицо его было закрыто капюшоном.

— Я вижу, воин, у тебя сегодня не самый лучший день, — сказал карлик глухим голосом, от которого у Волха по коже пробежали мурашки.

— Я жалею, что не пополнил собой число убитых, — ответил Волх, — поди прочь, мне сегодня не до праздных разговоров.

— А кто сказал, что я хочу предложить тебе праздный разговор, — ответил карлик, присаживаясь рядом, — я искал тебя и, думаю, что сейчас для нашего разговора — самое время. Пока ты еще не забыл ту битву, которую проиграл сегодня.

— Вряд ли когда-нибудь я смогу ее забыть, — покачал головой Волх.

— Забудешь, — махнул рукавом карлик, — хотя и не скоро. Как тебе демоны?

— Мерзкие существа, — передернулся Волх, — на них не подействовала моя магия...

— А ты что хотел, — усмехнулся карлик, — это пришельцы из другого мира. У них други законы. Наши на них не действуют. У нас нехорошо убивать людей, а для них — это необходимость. Люди — это их пища. Почему же они должны обрекать себя на смерть ради каких-то людишек?

Волх с удивлением посмотрел на карлика.

— Странно слышать это от человека, — сказал он.

— Ничего странного, — покачал головой карлик, — просто я попытался объяснить тебе, почему не подействовала твоя магия. Они не страшные, они просто другие. Возможно, ты для них — жутчайший урод, бледный, беззубый и бескрылый. Почему бы и не закусить таким на обед.

Карлик опять засмеялся. Волха передернуло от его смеха.

— Как ты можешьсмеяться над могилой целого города, — возмутился он, — ну-как брысь отсюда, проклятый карлик!

— Проклятый? — покачал головой карлик, — я-то может быть и проклятый. Но я могу сказать тебе точно — эта земля проклята гораздно больше, чем я. Она осквернена. И бесполезно пытаться защитить ее с помощью меча.

— Почему? — быстро спросил Волх.

— Ты же видел, — напомнил карлик, — они сумели защититься от твоей магии, сумеют найти защиту и от меча. Они же другие. И еще, — он понизил голос, — демоны — это только начало. Они нашли дорогу сюда, найдут и другие. и тогда лучше не думать о том, что станет с нашим миром.

— Найдут дорогу сюда, — растерянно пробормотал Волх.

— Именно, — сказал карлик, — нет никакого смнения в том, что это — пришельцы из другого мира. А если пришли демоны, могут прийти и другие, более страшные твари.

Волх схватил карлика за рукав. Тельце карлика болталось внутри его огромного плаща, как маленькое яблочко внутри огромной походной сумки.

— Что ты знаешь о демонах? — воскликнул он, — и откуда ты это знаешь?

— Я много чего знаю, — недовольно ответил карлик, — я старый человек и немало странствовал по свету. А есть вещи, которые мне известны от рождения. Например, это все, что я знаю о демонах.

Волх силой усадил карлика перед собой.

— Рассказывай, — приказал он.

— Как я уже сказал, эти твари — из другого мира, — сказал карлик, — они не имеют никакой ненависти к людям. Просто они считаают людей очень вкусной пищей. Похоже, они пришли из перенаселенного мира и собираются обосноваться здесь. Магия их не берет. Пока их можно убить мечом или стрелой, но возможно они найдут способ от них защититься. Сражаться с ними бесполезно. Сколько бы демонов мы ни убили, придет их еще больше.

— Но что же делать! — воскликнул Волх, — неужели мы должна сложить руки и покорно ждать смерти?

— Конечно, нет, — спокойно ответил карлик, — нужно остановить демонов, перекрыть дверь, через которую они входят в наш мир.

— Ты знаешь, как это сделать? — спросил Волх.

— Возможно, да, — сказал карлик, — но я не уверен. Это всего лишь предположение. В детстве мне рассказывали о том, как устроем наш мир...

— Не понимаю, какое это имеет отношение к демонам, — нетерпеливо перебил Волх.

— Самое непосредственное, — ответил карлик, — так вот, в детстве мне рассказывали, как устроен мир. Он состоит из двух зеркал, отражающих друг друга. Зеркала эти невелики, с локоть в диамерте, однако наша вселенная умещается в них без труда. Это величайшая загадка, которой смертному не понять. Если одно из зеркал чуть-чуть сдвинется, в нашем мире появится щель, через которую к нам смогут попадать пришельцы из другого мира. Понимаешь, что случилось?

— Зеркало сдвинулось? — выдохнул Волх.

— Или кто-то его сдвинул, — кивнул карлик, — и все, что было в том мире, хлынуло к нам.

— Нужно уничтожить щель, — решил Волх, — можно ли как-нибудь вернуть зеркало на место?

— Можно, — кивнул карлик, — я хотел это сделать, но там так много демонов... Нужен настоящий герой, вроде тебя.

— Хорошо, — сказал Волх и вскочил на ноги, — веди меня к этому зеркалу.

— Ты уже пришел, — загадочно сазал карлик.

— В каком смысле? — не понял Волх.

— Зеркала Мира находятся на равном расстоянии от любой точки нашей вселенной, — объяснил карлик, — для того, чтобы оказаться рядом с ними, не нужно долго путешествовать, нужно только увидеть их — и войти в пещеру, где они спрятаны.

— Как же я их увижу, если я их раньше никогда не видел? — удивился Волх.

— Доверься мне, — сказал карлик, — закрой глаза.

Волх закрыл глаза и внезапно с ослепительной ясностью увидел два зеркала, стоящих друг напротив друга. Они стояли в глубине пещеры, освещаемые неземным огнем. Волх сделал шаг вперед и понял, что что он стоит в этой пещере. Это не было ни сном, ни наваждением. Он действительно перенесся в пещеру.

— Не заглядывай в Зеркала, — донеслось откуда-то шепот-предупреждение карлика. Волх огляделся. Он был один. Внезапно что-то внутри зеркал привлекло его внимание. Он присмотрелся и увидел, что по краю одного из них протянута черная полоска, как будто кто-то плеснул на нее чернил. Волх подошел ближе. Внезапно полоска расширилась, увеличилась в несколько раз и из нее выпрыгнул демон. Увидев Волха, он кинулся на него, широко расставив когтистые лапы. Волх вхватил меч и одним ударом перерубил демона пополам.

— Похоже, нужно торопиться, — сказал он сам себе и подошел к зеркалам. Он наклонился и увидел рядом с одним из зеркал выдолбленный в камне желобок. Видимо, зеркало было вставлено сюда и сместившись, покинуло свое гнездно. волх взялся за зеркало и, ожидая почувствовать тяжесть, рванул его на себя. Зеркало оказалось на удивление легким, так что Волх едва не упал и не разбил его, в ужасе представив, что могло бы при этом случиться с его вселенной. Наконец он приладил его на прежнее место и глянул на него сверху. Черная полоска исчезла. Волх одобрительно хмыкнул и тут его взгляд упал на его отражение в зеркале. Волх увидел покрытую чешуей змеиную голову, холодные, полные неземной тоски глаза и длинный, раздвоенный на конце язык.

— О, боги, — простонал он, — За что!

Он выбежал из пещеры, закрыв лицо рукой. Ему казалось, что вокруг стоят люди, показывают на него рукой и говорят:

— Смотрите, змееныш бежит.

— Глядите-ка, змейка, давайте ее камнями забросаем!

На выходе он столкнулся с карликом.

— Стой, — крикнул карлик, — я имею право знать, как все прошло.

Волх остановился, продолжая закрывать лицо рукавом. Карлик негромко рассмеялся.

— Убери рукав, ничего страшного не случилось. Твою истинную суть можно увидеть только в Зеркале Мира. Это же не магия и не морок. Это спрятано слишком глубоко в тебе.

Волх смотрел на него с удивлением.

— Что такое? — спросил он, — ты знаешь?

— Я же говорил тебе, что я многое знаю, — ответил карлик, пожав плечами, — особенно про тебя, Волх. Я же предупреждал тебя о том, чтобы ты не смотрел в Зеркала, а ты меня не послушался. Получи свое наказание — наказание знанием. Надеюсь, у тебя хватит сил вынести его с достоинством.

— Почему я увидел в Зеркале змею? — спросил Волх.

— Потому что ты сам — змей, — ответил карлик, — твой отец был змеей, так что было бы удивительно, если бы ты родился обычным человеком.

— Разве на земле существуют змеи, способные совокупляться с женщинами и иметь детей?

— На земле — нет, — ответил карлик, — но количество миров бесконечно, а Зеркала Мира сууществуют очень давно. Возможно, они не раз меняли свое положение, образовывая щель между мирами.

— Все-таки я — потомок пришелцев? — спросил Волх.

— Тебя это пугает? — спросил карлик.

— Нет, — ответил Волх, — я хочу вернуться домой.

— Это невозможно. Зеркала никогда не открываются дважды в один и тот же мир. И еще я хочу предпупредить тебя о том, что земные боги очень ревностно относятся к пришелцам. Ты не умрешь своей смертью. Боги будут преследовать тебя до тех пор, пока не убьют тебя. Помнишь, я говорил, что эта земля проклята? Это ты стал причиной этого проклятия. И везде, куда бы ты ни пошел, твое проклятие будет идти за тобой. И лишь смерть освободит тебя от него.

Волх смотрел вглубь себя, не видя ничего вокруг от отчаяния.

— Значит боги открыли щель между мирами только для того, чтобы погубить меня? — спросил он, — глупые боги.

— Ты льстишь себе, — усмехнулся карлик, — это я открыл щель.

— Ты? — опешил Волх, — зачем?

— Ты уже ответил на этот вопрос, — сказал карлик спокойно, — чтобы погубить тебя.

— Но зачем? Что я тебе сделал?

Карлик пожал плечами.

— Мне ничего. Я орудие мести. Смотри.

Он поднял капюшон. На Волха смотрело мертвое лицо, изборожденное глубокими морщинами. Глаза карлика блестели тусклым красным огнем.

— Кто ты? — спросил Волх одними губами.

— Я сын одного из твоих друзей, — ответил карлик, — и твоей подруги, которую звали Надежда.

— Сбылось проклятие Кирши? — ахнул Волх.

— Сбылось, еще как сбылось, — довольно сказал карлик, — а теперь нам пора прощаться. Ты скоро умрешь, да и мне нельзя здесь задерживаться. На прощание я хочу сделать тебе небольшой подарок.

— Подарок? — удивленно поднял брови Волх.

Карлик достал из под полы плаща засохшую березовую ветвь. Волх смотрел на нее, догадываясь и боясь догадаться.

— Все правильно, — сказал карлик, — этой березы больше нет. Я срубил ее. Ты слишком долго бродил по снегам. Надеюсь, ты вдоволь натешился со своей невестой?

— Убийца! — закричал Волх, выхватывая меч. Карлик склонил голову, чтобы Волху было удобнее ударить. Волх перерубил его пополам и вдруг увидел, что перед ним лежит не труп карлика, а его плащ. Карлик исчез бесследно. Ему больше нечего было делать в этом мире.

32

Несколько дней Волх шел, не останавливаясь, забывая сделать привал и подкрепить свои силы обедом и коротким отдыхом. Он не обращал внимания ни на дождь, ни на ветви деревьев, хлеставшие его по лицу. Он шел так, как идут на подвиг или на казнь. Когда он вышел на болото, его пытался заворожить гигантский слизняк, который когда-то так напугал его и его друзей. Волх, не глядя, плюнул в его сторону огненным шаром, и слизняк уполз восвояси.

Волх узнал место, которое он искал. Он нашел свой старый, провалившийся колодец и понял, что он пришел. Он понимал, что у него очень мало времени и поэтому перестал спать. Он рубил мечом деревья и копал яму, тесал бревна и вырубал в них пазы. Землю из ямы он выкидывал руками. Когда в яме впервые проступила вода, он уронил голову на руки и уснул. Проснулся он по грудь в воде. Он вылез из ямы, снял мокрую рубаху, повесил ее ветку, чтобы просушилась, и продолжил работу. Он строил колодец. Если бы кто-нибудь спросил у него — зачем это нужно, Волх не смог бы ответить. Но спросить было некому и он продолжал свою работу. В сруб он вплетал тонкое и сложное заклинание, суть которого сам не до конца понимал.

Через две недели колодец был готов. Если бы у Волха был топор и лопата, его можно было бы сделать и быстрее, но у него были только меч и две руки. Он очень устал, но понимал, что у него нет времени даже на то, чтобы выпить воды из колодца. Он встал над ним и заглянул внутрь. И увидел свое отражение.

Он стал седым стариком. Лицо его было покрыто морщинами, щеки ввалились, а небольшая бородка, только начавшая пробиваться, на отражении стала большой седой бородой. Волх облегченно вздохнул.

— Я человек! — сказал он кому-то неведомому и взял меч. Меч заблестел, как бывало, когда он чуял врага. Волх усмехнулся.

— Ты прав, — сказал он мечу, — враг рядом, он гораздо ближе, чем ты думаешь. И вонзил меч себе в грудь.

33

В глубине города Врата Рая есть прекрасный дворец, в котором живет наместник царя, носящий благочестивое имя Кузнечик. Во дворце есть маленький внутренний дворик, в которй вход посторонним воспрещен под страхом смерти. Во дворике живет крохотный змееныш. Большую часть времени он проводит, свернувшись вокруг большого березового пня, стоящего посреди двора и греясь на солнышке. Кузнечик считает его покровителем города и каждое утро приносит ему молоко на маленьком золотом блюдечке.

Эпилог

Князь был печален. Дела его были — хуже некуда. Он оглядел горницу. Она была украшена его охотничьими трофеями и доспехами побежденных врагов. Да, он был славным воином, до тех пор, пока не привел домой эту девку, которая вертит им, как хочет. Недаром в народе говорят, что городом управляет не князь, а княгиня. Людям нет дела до того, что именно он несколько раз спасал город от захватчиков. Десять лет он совершал подвиг за подвигом — и все оказалось забыто за три года. За те три года, которые прошли со времени его женитьбы.

Князь отхлебнул браги и перехватил на себе взгляд слуги. "Побежит наушничать, — подумал князь с тоской, — считает, небось, каждую кружку, что я выпил" Он допил брагу и бросил кружку слуге.

— Наполни и выметайся отсюда.

Слуга молча выполнил приказ и исчез. Через мгновение он явился снова.

— Ты что? — заорал князь, — посмел моего пркиаза ослуушаться?

— В доме гость, — сказал он.

Князь почесал плечо.

— Кто таков?

— Странник, — ответил слуга, — говорит, песни поет.

— Веди, — решил князь, — пусть он мне чего-нибудь споет.

В дверях появился бородатый парень лет тридцати. Он поклонился хозяину и без стеснения вошел в горницу.

— Мир дому сему, — сказал он.

— Проходи, садись, — сказал князь, — угощайся да рассказывай, где бывал, что видал.

Странник не заставил повторять дважды. Он сел за стол, прихватил кабанью ногу и быстренько разгрыз ее, налил себе браги, сделал несколько огромных глотков и отставил чашу.

— Бывал я далеко, князь, — сказал он, — видал много, только рассказчик из меня никудышный. Не умею расскзывать о том, что вчера или сегодня было. А вот о том, что было давно — пожалуйста. Много историй знаю из жизни великих древних князей.

— Великих, — оживился князь, — рассказывай. Если угодишь — награжу.

— Нет награды слаще внимания достойного человека, — покачал головой странник, — так слушай же.

Он закрыл глаза и замолчал. Некоторое время он как будто смотрел внутрь себя, забыв обо все, что происходит вокруг него. Потом он начал рассказывать. Голос его был ровным и спрокойным. Красота произносимых им слов не заслоняла их смысл. Князь сидел, стиснув зубы и, казалось, сам видел все то, о чем рассказывал странник.

По саду, саду по зеленому,

Ходила-гуляла молода княжна

Марфа Всеславьевна,

Она с каменю скочила на лютова на змея;

Обвиваетца лютои змей

Около чебота зелен сафьян,

Около челочика шелкова,

Хоботом бьет по белу стегну,

А втапоры княгиня понос понесла,

А понос понесла и дитя родила.

А и на небе просветя светел месяц,

А в Киеве родился могуч богатырь,

Как бы молоды Волх Всеславьевич.

Подрожала сыра земля,

Стреслося славно царство Индеиское,

А и синея моря сколыбалося

Для-ради рождения богатырского,

Молода Волха Всеславьевича;

Рыба пошла в морскую глубину,

Птица полетела высоко в небеса,

Туры да олени за горы пошли,

Зайцы, лисицы по чащицам,

А волки, медведи по ельникам,

Соболи, куницы по островам.

А и будет Волх в полтора часа,

Волх говорит, как гром гремит:

- А и гой если, сударыня матушка,

Молода Марфа Всеславьевна!

А не пеленай во пелену черчатую,

А не пояс в поесья шелковыя, -

Пеленаи меня, матушка,

В крепки латы булатныя,

А на буйну голову клади злат шелом,

А по праву руку - палицу,

А и тяшку палицу свинцовую,

А весом та палица в триста пуд. -

А и будет Волх семи годов,

Отдавала его матушка грамоте учиться,

А грамота Волху в наук пошла,

Посадила его уж пером писать,

Письмо ему в наук пошла;

А и будет Волх десяти годов,

Втапоры поучился Волх ко премудростям:

А и первои мудрости учился -

Обертоватся ясным соколом,

Ко другой-та мудрости учился он, Волх, -

Обертоватся серым волком,

Ко третьей-та мудрости учился Волх -

Обертоватся гнедым туром - золотыя рога.

А и будет Волх во двенадцать лет,

Стал себе Волх он дружину прибирать,

Дружину прибирал в три годы,

Он набрал дружину себе семь тысячей,

Сам он, Волх, в пятнадцать лет,

И вся его дружина по пятнадцати лет,

Прошла та слава великая,

Ко стольному городу Киеву:

Индейской царь наряжается,

А хвалится - похваляется,

Хочет Киев-град за щитом весь взять,

А божьи церкци все на дым спустить

И Почестны монастыри разорить.

А втапоры Волх он догадлив был:

Со всею дружиною храброю

Ко славному царству Индейскому

Тут же с ними во поход пошел.

Дружина спит, так волх не спит:

Он обернется серым волком,

Бегал-скакал по темным по лесам и по раменью

А бьет он звери сохатыя

А и волку, медведю спуску нет,

А и соболи, барсы - любимои кус,

Он зайцем, лисицам не брезговал.

Волх поил-кормил дружину хоробрую,

Обувал-одемал добрых молодцев,

Носили они шубы соболиные,

Переменные-то шубы барсовые.

Дружина спит, так Волх не спит:

Он обвернется ясным соколом,

Полетел он далече на сине море,

А бьет он гусеи, белых лебедей,

А и серым малым уткам спуску нет.

А поил-кормил дружинушку хоробрую,

А все у него были яства переменные,

Переменныя яства, сахарныя.

А стал он, Волх, ворожбу чинить:

- А и гой еси вы, удалы добры молодцы!

Не много ни мало вас - семь тысячей,

А и есть у вас братцы, таков человек,

Кто бы обвернулся гнедым туром,

А сбегал бы ко царству Индейскому,

Проведал бы про царство Индейское,

Про царя Салтыка Ставрульевича,

Про его буйну голову Батыевичу?

Как бы лист со травою пристилается,

А вся его дружина приклоняется, -

Отвечают ему удалы добры молодцы:

- Нету у нас такого молодца,

Опричь тебя, Волха Всеславьевича.

а тут таковой волх Всеславьевич

Он обвернулся гнедым туром-золотые рога,

Побежал он ко царству Индейскому,

Он первую скос за целу версту скочил,

А другои скок не могли найти,

Он обвернется ясным соколом,

Полетел он ко царству Индейскому.

И будет он во царстве Индейском,

И сел он в полаты белокаменные,

На те на полаты царския,

Ко тому царю Индейскому,

И на то окошечко косящетое.

А и буйные ветры по насту тянут,

Царь со царицею в разговоры говорит.

Говорила царица Аздяковна,

Молода Елена Александровна:

- А и гой еси ты, славной Индейской йарь!

Изволишь ты наряжаться на Русь воевать,

Про то не знаешь - не ведаешь:

А и на небе просветя светел месяц,

А в Киеве родился могуч богатырь,

Тебе царю сопротивничек.

А втапоры Волх он догадлив был:

Сидючи на окошке косящетом,

Он те-та да речи повыслушал,

Он обвернулся горностаем,

Бегал по подвалам, по погребам,

По тем по высоким теремам,

У высоких луков тетивки понадкусывал,

У каленых стрел железцы повынимал,

У того ружья веть у огненного

Кременья и шомполы повыдергал,

А все он в землю закапывал.

Обвернется Волх ясным соколом,

Взвился он высоко по поднебесью,

Полетел он далече во чисто поле,

Полетел ко своеи дружине хоробрыя.

Дружина спит, так Волх не спит,

Разбудил он удалых добрых молодцев:

- Гой еси вы, дружина хоробрая,

Не время спать, пора вставать,

Пойдем мы ко царству Индейскому!

И пришли они ко стене белокаменнои,

Крепка стена белокаменна,

Вороты у города железныя,

Крюки-засовы все медныя,

Стоят караулы денно-нощно,

Стоит подворотня дорог рыбеи зуб,

Мудрены вырезы вырезены,

а и только в вырезы мурашу пройти.

И все молодца закручинилися,

Закрчинилися и запечалилися,

Говорят таково слово:

Потерять будет головки напрасныя,

А и как нам будет стена пройти?

Молодой Волх, он догадлив был:

Сам овернулся мурашиком

И всех добрых молодцев мурашками,

Прошли они стену белокаменну,

И стали молодцы уж на другои стороне,

В славном царстве Индейском,

Всех обервнул добрыми молодцами,

Со своею стали сдруею со ратною,

А всем молодцам он приказ отдает:

- Гой еси вы, дружина хоробрая!

Ходите по царству Индейскому,

Рубите старого, малого,

Не оставьте в царстве на семена,

Оставьте только вы по выбору

Не много ни мало - семь тысячей

Душечки красны девицы! -

а и ходят его дружина по царству Индейскому,

А и рубят старого, малого,

А и только оставляют по выбору

Душечки красны девицы.

А сам он, Волх, во палаты пошел,

Во те палаты царские,

Ко тому царю ко Индейскому.

Двери были у палат железные,

Крюки-пробои по булаты злачены,

Говорит тут Волх Всеславьевич:

- Хотя нога изломить - а двери выставить! -

Пнет ногои во двери железныя -

Изломал все пробои булатныя.

Он берет царя за белы руки,

А славного царя Индейского,

Салтыка Ставрульевича,

Говорит тут Волх таково слово:

- А и вас-то царей, не бьют - не казнят. -

Ухватя его, ударил о кирпищетной пол,

Расшиб его в крохи говенныя.

И тут Волх сам царем насел,

Взявши царицу Азвяковну,

А и молоду Елену Александровну,

А и те его дружина хоробрая

И на тех девицах переженилася.

А и молоду Волх тут царем насел,

А то стали люди посацкия,

Он злата-серебра выкатил,

А и конеи, коров табуном делил,

А на всякого брата по сту тысячеи...

Декабрь 1998 - ноябрь 1999

Молчанов Александр

.