| ||||||
 |
 |
| ||||
| ||||||
|
Войцеховская Элина, Сазонов МихаилОСВОБОЖДЕННЫЙ ОДИССЕЙ
|
|
| ||
|
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ СЦЕНА ПЕРВАЯ Остров Ээя. Современно оформленная приморская терраса. Жаркий день. На стуле сидит, опустив голову, Одиссей, нечесаный и заросший. На нем — заношенные шорты и футболка. Одиссей (горько): Обречен... Сколько лет уж прошло? Врут гаданья. Годы странствий... Но как улететь иль уплыть? В спальне Кирки мои завершились скитанья. Ветер с моря... (поднимает голову, мутным взором окидывает пространство) Откуда еще ему быть?
этот райский курорт — но милее в аду. Бить врага веселее — чуть-чуть — чем баклуши. (На заднем плане через сцену быстро проходит Кирка, не глядит на Одиссея.)
(Кирка скрывается, не ответив, Одиссей корчит ей вослед гримасу.)
(испуганно замолкает, продолжает задумчиво) Вспоминаю, как давний запутанный сон: мы под Троей стояли веселеньким войском. Да, отрядом... И имя ему Легион. (Оглядывается на нарисованный хлев, из которого время от времени доносится хрюканье, вздыхает, потом машет рукой и оживляется.)
(презрительно) Тем лягушек бы... Тьфу! (бодро) Дело делать пора! Тайный счет в филиале швейцарского банка. Раз в неделю — в бордель. Остальное — игра. (воспоминательно) Троя стоила свеч, да и бранной той мессы, что служил Легион у израненных стен. Но ведь я не монах — так зачем мне аббессы, жрицы мёртвой войны, и нерадостный плен? (мрачно) Я не воин в душе, не солдат, не служивый, нe наёмник за тридцать неверных грошей. Опоили меня, отсекли, окружили, окрутили, отправили радовать вшей. (Мимо идет Эврилох, не смотрит на Одиссея.) Одиссей: Эй, постой, Эврилох! (Эврилох с недовольной миной останавливается.) Ты не знаешь случайно, как у Кирки угнать самолет, вертолет или катер хотя б? Эврилох (вздрагивает от изумления, но отвечает деловито): Это тайна. Кирка транспорт стережет. Самолеты–вертолеты под секретным под замком. Одиссей (умоляюще): Ты же друг, Эврилох, позабыл как... Эврилох (панибратски похлопывает Одиссея по плечу, весело): Ну что ты! Тыщу лет с тобой знаком! Не могу. Замки–секреты, нет ни кодов, ни ключей. Извини... (разводит руками, поворачивается уходить) (в сторону) Резона нету отпускать. Пустых ночей точно не потерпит Кирка. Этот (кивает на Одиссея) друг, а будь другой... Как мне знать? Возьмет за шкирку... (показывает жестом, делает воображаемый бросок, продолжает убежденно) К самолетам — ни ногой. Одиссей (грустно глядя вслед Эврилоху): Так с друзьями... Я лучшие годы ухлопал на походы, не зная, где враг, а где друг. Агамемнон, свинья! (из хлева в ответ доносится громкое одиночное «хрю») Я люблю Пенелопу! Я не воин! Я царь! И примерный супруг! (Появляется легко одетая Ксантиппа, виляет бедрами.)
чем любой оборванец, банкир иль король. (Ксантиппа приближается, Одиссей заглушает тон.)
Я?! Всего лишь любовник?! (надменно) Не царская роль! Ксантиппа (извиваясь под рукой Одиссея, рассеянно ее охлопывающей, глупо хихикая): Царица Цирцея велит Одиссею явиться брутально к ней в опочивальню. Одиссей (себе): Не пойду никуда, приказаний довольно мне давал капитан — но то было в бою. А бояться волшебницы — скуШно и больно, пусть меня, как других, превращает... (кривится) в свинью..
Если б знать, я забвения лотос бы съел ещё там, в лотофагах, за три, что ли, моря, горек был бы, но мне безразличен удел. Ксантиппа: Послушайте, кирис, идите, а то... Одиссей (лезет Ксантиппе под юбку, внимательно, но безучастно оглядывает): Передай–ка ты ей, пусть карман держит шире, двери спальни. И рот... И еще кое–что. Ксантиппа: Как можно! Эй, сударь, идите–ка к ней скорее, покуда обоих в свиней не заколдовала! Одиссей: Ха–ха–ха! Как ты сильно меня испугала! Не хочу! Не пойду! Лучше что ли с тобой? (Кряхтя, встает. Одной рукой лезет в декольте, другой — под юбку.) Ксантиппа (извиваясь, кокетливо): Шалите с судьбой! Одиссей (мгновенно теряя интерес, убирает руки, презрительно): Эка ты — прошмандовка, глаз хитрый и вострый, не тебе притворяться судьбой, не тебе. Я давно не шалю: хитроумье и возраст, всё рассчитано, вплоть до последних дробей.
(Ксантиппа, пожав плечами, убегает. Одиссей, не замечая, продолжает говорить.) Передай, что сказал, чтоб до буквы, до кишок чтоб хозяйку твою проняло, чтоб от ярости встали отвислые брюквы, чтоб от крика ее раскололось стекло!
(поднимает глаза горе) Где ты, бог из машины? (В будке–алтаре откидывается коротенькая шторка. Из–за нее высовывается некто в греческой маске с гримасой недоумения. Крутит пальцем у виска, прячется.) (Входят, неся теннисные ракетки, сыновья: Телегон, Агрий и Латин. Телегон — рыжий, как Одиссей, остальные двое — совсем других колеров, могут быть даже других рас.) Телегон (развязно): Здорово, папуль! Нужен четвертый для пары. Встань–ка, давай сюда стул! (пытается вытащить из–под Одиссея стул) Одиссей (продолжая непоколебимо сидеть, пока Телегон пытается тщетно его столкнуть): Быстрый-быстрый да ранний и глупый кутёнок, этот — ладно, похож на меня, а вон те? (показывает на двух прочих сыновей, издевательски) Что, сынуля, не можешь? нехватка силёнок? отрасти бы немного твоей бороде.
(берет у пристыженного Телегона теннисную ракетку и фиглярски взваливает ее на плечо) Все б лопаты таскать на блестящем плече?! (усаживает Телегона на соседний стул и гладит его по головке, как маленького) Телегон (разбалованно): Хватит, папуль, надоело. Все поучаешь?! Зачем? Агрий: Папа, пойдем поиграем! Латин: Папа! Ну хоть один сет! Одиссей (ворчливо, в сторону): Называют папашей, как будто я знаю что у них за отцы. Ведь не я же? Бог из–за шторки (с усталой гримасой): О нет! Одиссей: Прочь, мальцы, не мешайте! (дети уходят) На этой Ээе всё растёт, как в Эдеме, и дети, и лес. Или время колдунья пустила быстрее? Кто поверит, что старшему — много пять лет?
нагадала цыганка в марсельском порту: десять лет воевать и десяток чудесить по морям-по волнам, вспоминая про ту,
Приближается к финишу горький мой срок. Боги! боги! за что эта жизнь кочевая? кто мегере Цирцее вручил меня? Бог (высовываясь из-за нескольких шторок): Рок! Кирка (входит): Кто здесь Мегера? Сатир козлоногий, мерзкий, ты что же решил бунтовать? Неблагодарный! Забыл, как с дороги я приласкала тебя? Одиссей (глумливо): Словно мать! (ехидно) Словно мать, и жена, и сестра, и хозяйка... тоже хрюкал бы вместе с друзьями сейчас, (кивает в сторону нарисованного хлева, оттуда доносится хрюканье) если б водкой особой на варварских травках не попотчевал друг из команды (произносит как иностранное слово) "Спецназ". Кирка (злорадно): Хитрый умом раскрыватель секретов! Чудно! Спасибо! Бог (недовольно): Простак! Оплошал! Одиссей (в сторону, обеспокоенно): Проболтался... Защиты давно уже нету! Кирка: Будешь свиньей! Берегись же, нахал! Одиссей (хитроумно): Все в свинью да в свинью... Обрати в крокодила! Кирка: Нет уж, пойдешь ты к своим... в легион (кивает на хлев). (Кирка бормочет заклинания, размахивает руками. Одиссей не без трепета следит за ее действиями, но не порывается уйти. Бог высовывается из–за шторки, безучастно наблюдает. Гримаса скуки.) Кирка (торжественно): Будь же свиньей! (ничего не происходит) Бог (скучающе): Заклинанье забыла. Кирка (торжественно, напряженно, размахивая руками): Пусть справедливый свершится закон! (ничего не происходит) Одиссей (расслабившись, злорадно): Не выходит? Неужто? Не ладится дело? Что, склероз? Или климакс? Слабо колдовать? Кирка (в сторону): Плохо совсем... Лишь в свинью и умела... (громко) Ладно, голубчик, пойдем–ка в кровать! Одиссей: Не пойду. Не сейчас. Никогда. Надоело. Эти стати что мощи, характер — под стать. Знаешь, Кирка, угрозы — последнее дело: мачта барки любовной не может стоять,
(издевательски) от Цитеры к Ээе сбивается курс. Кирка (падая на колени): Милый, пожалуйста! Что с меня взять-то? Дура я!.. (умоляюще) просто шутила! Бог (отдергивает шторку, демонстративно подмигивает Одиссею, подбадривает): Не трусь! Одиссей: Пошути–и–ила! А мне, между тем, не до шуток! Расколдуй–ка друзей (из хлева — громкое, жалобное "хрю"), отпусти всех домой! Кирка: Да, расколдую, но, милый, мне жуток грозный твой тон. Не попасться б самой в сети какой ворожбы... Афродиту славя, ей жертву принесть мы должны. (сбрасывает покрывало с плеч, кокетливо поводит плечами, подмигивает, страстно вздыхает) Ну–ка, голубчик, обиды забыты? Одиссей (с пафосом): Никогда! Честный муж я достойной жены. Бог (высовываясь из-за шторки): Так её, так! Кирка (скривившись от злости, в сторону): Пенелопа, мерзавка! (Одиссею, снимая длинную юбку, под ней — еще одна, льнет к Одиссею) Верность важна, но Венера строга! (смотрит пристально ниже пояса Одиссея) Вот уже дело идёт на поправку! (продолжает приставать, но делает ложный шаг) Жёны — как знать — наставляют рога... Одиссей (отталкивая Кирку): Замолчи! Не такая моя Пенелопа, моя уточка, верность ее — как скала. (Бог усиленно подмигивает Одиссею, делает успокаивающие жесты, потом хрюкает.)
или что тебе нужно. Кирка (в сторону, восклицает): Укропа? Нашла! Верно! Укроп для напитка потребен... (со страхом глядит на Одиссея) боги, видать, на его стороне. Одиссей (не замечая киркиного испуга, встает, направляется к выходу): Не принять ли мне ванну? Жара, и на небе облаков не видать... (Кирке) Не забудь про свиней! Кирка (быстро, в сторону): Расколдовать? Может выйти нескверно, если другого найду среди них. Этот распутник стал мужем примерным! Нет, все ж опасно. Вдруг бунт? Бог из–за шторки (поддакивающе): Нрав не тих! Кирка (Одиссею, громко): Стой! Одиссей (останавливается, недовольно): Что еще? Кирка (подходит к нему): Ох, коварно заклятье! Надобно жертвы Эроту принесть, (сбрасывает пеплос, остается в чем–то совсем несерьезном, в сеточку) чтоб его снять! Одиссей (сурово): Надевай назад платье! Кирка: Не пострадает супружняя честь. Одиссей (вдохновенно): Я решил возвратиться в семейное... лоно. Честь — она как вода, коль нальешь в решето... (кивает на наряд Кирки) Кирка (язвительно): Скромник какой! Кто ж отец Телегона? (поразмыслив, осторожнее) И остальных сыновей? Одиссей: Да Никто! (в сторону, хвастливо) Про Никто я придумал тогда гениально: одноглазый пастух нас надумал надуть, наши денежки взять и в пещере подскальной завалить нас камнями — и добрый нам путь.
я его ослепил и баранов забрал. "О, проклятый Никто", — он кричал, завывая, пустоту не поймаешь... Бог (выглядывает, скучливо) Хвастун — не устал? Одиссей (вдохновенно продолжает): А под Троей? То Я ведь придумал: безделку, деревянную клячу тротилом набить! Бог (из–за шторки): Помолчи, фаворит, рассуждаешь ты мелко! (раздраженно захлопывает шторку) Кирка (раздраженно): Мыться иди! Что зря воду мутить?! Одиссей (никого не слушая, распаляясь, громко): Я, лишь Я, царь царей и венец мирозданья! Я любимец богов, да и сам (осторожнее, оглядываясь закрытую на шторку)... вроде... я... Я еще воцарюсь... в исполненье гаданья. Кирка (язвительно): Кто же твои, подскажи мне, друзья? Ну–ка, велю заколоть камарадов? Или продам (задумывается) ... хоть на Малую Русь. Старые... (брезгливо морщится) евростандарт... (из хлева — очень громкое, отчаянное хрюканье) Одиссей (приходит в себя, испуганно): Ой, не надо! (слегка подмигивает, приобнимает) Чуть попозже обсудим. Я скоро вернусь. (в сторону) Перегнул я, пожалуй, дразнить-то опасно и гусей, и свиней, и богов, и цирцей. (вздыхает) Ведь зарежет, гляди. (смотрит на Кирку, содрогается) До чего ж безобразна! Но уж если никак... для спасенья друзей...
Бог (ехидно): Скажи «при Венере» верней! Одиссей (приходит в себя, целует Кирке ручку, та от неожиданности даже отшатывается): До свиданья, сударыня, будьте здоровы! (в сторону, растерянно и умилённо) А уеду — скучать буду даже по ней. (уходит) Занавес. Кирка остается перед занавесом. Кирка (задумчиво): Плохи дела. Полюбовник бунтует! Прежде мы славно с ним ладили как! (Играет "Only you" Элвиса Пресли, Кирка мечтательно, с закрытыми глазами, покачивается в такт музыке) В баре, в Афинах, одним поцелуем Страстный союз заключили... (злобно) Дурак! (передразнивает) "Я, только я". Дезертир и врунишка! Врет он всегда, но теперь... перебрал. Если б не я... да была б ему крышка! Месть Легиона, позор, трибунал.
руку и сердце... почти... предлагал, (мечтательно) песни мне пел о гиганте Атланте, галльскою страстью меня он пугал.
страсти безумный порыв оборвёт? А поутру оказалось — о боже — (Бог выглядывает, вопросительно смотрит, машет рукой и скрывается.) он не один, у него... (пауза) целый взвод!
я обещала приют и покой. Так солдафон притащил — незадача! — всех дезертиров на остров с собой.
Стали буянить, сорить, воровать... (задумчиво) Так уж случилось, одно да к другому... Вовсе не думала я колдовать,
и... волшебство... очутились в хлеву. (сокрушенно) Все же мужчины... А я–то, разиня, честно... почти... с Одиссеем живу.
Мне — все равно. Мог и не говорить. Что ж его тянет в родные (презрительно) Пенаты? Там сын — один, ну а здесь (гордо) — целых три! (шепотом) Может, не все от него, но немного надо ж гулять (сладострастно) у Эрота в саду. Ладно... задумалась... Скоро в дорогу, Бизнес... А после — другого найду! (уходит) |
|
| ||
|
СЦЕНА ВТОРАЯ. Будуар Кирки. Ксантиппа убирается. Входит Эврилох. Эврилох: Здравствуй, милая Ксантиппа, как ты нонче хороша! (пытается приобнять, она вырывается, смазывает его тряпкой по физиономии) Ах, ты недотрога, типа. (распорядительным тоном) Ну-ка, девка, поспешай, чтоб блестело и пылало, ножка здесь, другая — там. А не то не будет мало: трёпку я тебе задам. Распустилася прислуга, только дела — примечай. Еле-еле, туго-туго, все бездельники, я чай. Ксантиппа: Оставь эти всхлипы, любезный собрат. Пусть я и Ксантиппа, да ты не Сократ. Эврилох: Кто? Сократ? Таких не знаю. Я Могучий Эврилох, здесь хозяйством управляю. Ты ведь новенькая? (пытается залезть под юбку, получает локтем в живот или еще куда) Ох! Ксантиппа: Когда ты уймешься, бесстыдник, уже? Эврилох: Ты чего это дерешься? Расскажу–ка госпоже! (поразмыслив): Ты... того, не будь в обиде, я к тебе со всей душой! Ксантиппа: Ай, злыдень! изыди! (делая жест в сторону телесного низа) С душой он... большой... Эврилох (гордо): Все большое: то и это. (Ксантиппа отмахивается, отворачивается, усердно вытирает пыль) Ты послушай, погоди: Сын ведь я царя Ээта. Ксантиппа (подозрительно): Побочный, поди. Эврилох: Ну, прямой или побочный, а племянник Кирке я. От любви-то дети точно лучше, чем когда семья
женит на постылых чад. Скучно венценосной паре... (пытается снова обнять, Ксантиппа меньше сопротивляется, но вырывается) Ксантиппа: Не надо! стучат?! Эврилох (прислушивается): Разве? Ничего не слышу... Ксантиппа (со смехом): Глухих — гнать взашей! Эврилох (обеспокоенно): Может, крысы? Может, мыши? (достает электронную записную книжку) Запишу: травить мышей! Ксантиппа: Мышей-то не байки травить — потрудней! Эврилох (разбирая в электронной книжке): Не забыть сказать хозяйке... Да! ещё кормить... свиней...
я подвёл вас, я привёл... Впрочем, сами виноваты — не садись свиньёй за стол! Ксантиппа (вкрадчиво): Все так и случилось, как здесь говорят? Эврилох (строго): То секрет. (Ксантиппа ухмыляется и строит глазки.) (шепотом) Оборотила целый бывший наш отряд. Уцелели с Одиссеем только мы... (звонит мобильный телефон) Да, это я. Поднялись? (взбудораженно) Давай, скорее, продавай, Ясон! (раздраженно) Друзья мы, конечно! ЧтО сестрица?! За Эгеем не тужит! Надо, милый, торопиться, ты ведешь себя как... Ши–и–и–ит! Доболтался! Нет, теперь уж не спеши, а выжидай! Вечно от тебя потери! Рвань! Мерзавец! Рас... (Ксантиппе, взявшей с полки книгу и с интересом рассматривающей) Отдай! (в телефон, грозит Ксантиппе кулаком) ...не тебе, ну ладно, чао! Если что, звони сюда. (отсоединяется) Ксантиппа: Я тут... изучаю... Эврилох: Ой, беда, беда, беда! Кирка страсть не любит, чтобы книги трогали ее. (вздыхает) Там, где магия — и злоба! Ох, нелёгкое житьё.
Вот Медея — уж на что... Постарела, глушит водку, носит старое манто... Ксантиппа (лукаво): Небось из шиншиллы? Эврилох: Нет, куда там! Драный драп! (входит в раж) Бывший муж (кивает на мобилку в кармане) — дурак нехилый и большой любитель баб.
а мужьям — какой закон? Нет управы на Ясона. Ксантиппа (заинтересованно): Тот самый Ясон? Эврилох: Тот ли, нет, других не знаю, мой — увы-увы — партнёр. Я бока-то наломаю — бабник он и сутенёр.
Три аборта, денег нет. И руно спустил, и дачу... Хоть берись за пистолет! Ксантиппа (осторожно): Teперь за Эгеем? Эврилох (презрительно): Да, за этим. Стыд и срам! Стар и скуп. Кряхтит, болеет, и не платит по счетам. Эврилох (глядя на свой фальшивый Ролекс): Заболтались мы, (хлопая Ксантиппу по заду) давай-ка, пошустрее убирай. И гляди мне тут: (неопределённо грозит пальцем) хозяйка не потерпит! Так и знай! (уходит) Ксантиппа (одна, со смехом): Поздно! Немало прочла! (кривляется) Спрошу я, конечно, учтиво, что за тома у тебя, ведьма, в осо–о–обой чести. (входит Кирка) Кирка (недовольно): Что ты, Ксантиппа, толчешься лениво?! (Ксантиппа хватает с пола метлу и начинает усердно подметать) Чем это ты собралась вдруг мести? Ксантиппа (с дураковатым выражением): Так, вроде, метелка? Кирка: Старая рухлядь. Бери пылесос! Ксантиппа (показывая на метлу): Швырнуть на помойку? Кирка: Дай. Я сама. Идиотский вопрос! (Ксантиппа корчит рожу, показывает отвернувшейся Кирке фигу, крепче сжимает метлу.) Кирка (осматриваясь, одобрительно): Всё заблестело! Стараешься, значит. Ну, хорошо. (пододвигается к Ксантиппе, грозит пальцем) А к мужчинам — ни-ни! Ладно, иди. (Ксантиппа уходит, прихватывая однако метлу с собой. Кирка вздыхает.) Эх, солдаты удачи... (Включает пультом телевизор. В телевизоре отдергивается шторка, из–за нее появляется бог в маске.) Бог из машины, хоть ты объясни... что они ищут — казалось бы, в холе, неге, безделье держу их... в хлеву. Эврилох (вбегает, задыхаясь): Там!.. (машет рукой, останавливается, чтобы отдышаться) Ксантиппа села в холле на метлу и... Кирка (вскакивает, мгновенно переходит от блаженного спокойствия к фуриозности): Пасть порву! (бросается к окну) Как? Направленье на Брокен?! Однако... Что ж теперь делать? Беда так беда! (без сил опускается в кресло перед телевизором) Эврилох (сочувственно): Ни малейшего ни знака... Бог–диктор (прокашливается): Новости. В Спарте опять холода. Кирка (бросает короткий взгляд на телевизор): Так им и надо! Пускай замерзают! Бог–диктор: А на Керкире — гроза и тайфун. Кирка (злорадно): Чудно! Прекрасно! (обеспокоенно) Что делать, не знаю... (Эврилоху злобно) Недосмотрел ты, слепец и болтун! Эврилох (оправдывается): Я старался, слышь, кузина, Не брыльянт пропал, — метла... Бог–диктор: Ночью в Афинах горела резина. (брезгливо зажимает нос) Вонь от нее до сих пор не прошла! Кирка (в сторону): Как без метлы? где закажешь другую? Сбор через день, и нельзя пропустить. Я там давно не была. За такую дерзость и силы волшебной лишить
(додумывается) Слава прогрессу! (Эврилоху) Готовь вертолёт. (Эврилох выходит. Кирка, мечтательно) Ночи любви... Не до шабашей было... Бог–диктор (вещавший на заднем плане): ...дёшевы финики, вина и мёд. Кирка (автоматически реагирует): Дешевы? После куплю. Не до жиру! И не до меду! (вытряхивает из шкафа какие–то тряпки, бумаги, все у нее падает) Паспорт... пальто... Бог–диктор (вкрадчиво): Кстати, Итака готовится к пиру... Через неделю... Кирка: Итака? Что-что? Что там такое? Пирует, мерзавка?! Ей бы по–вдовьи рыдать, вышивать! Бог–диктор: Свадьба. Кирка: Как? чья? Может, сына? Бог–диктор: Для справки: сын ни при чем, то веселая мать свадьбу справляет. Гостей будет много. Кирка (разъяренно): И за кого? Женишок–то каков? Я б задала (потрясает кулаками) , но мне надо в дорогу. Бог–диктор: Много не только гостей — женихов. Кирка: Как? многомужество? в наше-то время... Кто бы поверил? В книжонке одной сплетню читала, что спит, мол, со всеми... Ужас! скандал! (задумывается) Правда, морде свиной
и не одну... но гарем из мужей? Как и терпеть извращенку такую? Что бы на это сказал Одиссей?
(богу–диктору, подобострастно, настойчиво) Боги всегда справедливы! Бог–диктор (смущенно): Ну вот... Кирка (просительно): Пусть Одиссей с Пенелопою вместе завтра окажется. Мало ль, свернет?
Хватит и катера. (злобно) Царь... от сохи! Пусть уж плывет к этой... как ее?.. утке. Рядом пусть будут и все женихи! Бог–диктор (со вздохом): Вряд ли возможно, уж очень их много. Кирка: Как? Почему? половину хотя б! Бог–диктор: Четверть, не больше. (назидательно) Не зли–ка ты бога! Кирка (со вздохом): Четверть так четверть. Бог (удовлетворенно): Вот то–то... дитя. Кирка (кричит): Эй, Эврилох! (Эврилох всовывает голову в дверь) Вертолёт под парами? (Эврилох кивает) Организуй Одиссею побег! (Эврилох выпучивает глаза от удивления. Кирка, обращаясь к богу) Курс на Итаку! К разэтакой маме! С ветром попутным — навстречу судьбе. Эврилох: Не поедет в одиночку, как-никак в хлеву друзья! Кирка: Скажешь, что это всего лишь отсрочка: позже с подмогой вернётся, и я,
Дай ему катер — шепни, что ключи заколдовать второпях позабыла. Как улечу, так и... (делает жест и "фьють") (богу) Ты же — молчи! Эврилох (почесав в затылке): Что ж, кузина, воля ваша. Но потом, чур, не роптать. (уходит) Кирка (потирая руки): Ну, сладострастники скоро попляшут! Жалко, что я не смогу наблюдать. (прячется за шторой) Занавес. Перед занавесом появляется Эврилох, втаскивает за собой Одиссея. Эврилох: Никого! Сюда, скорее! Т–с–с... потише. Есть презент! Одиссей (с сомнением): Койка Кирки? Презент! Но нисколько не греет. Эврилох: Нет! (шепчет Одиссею на ухо) Кирка (появляется с другой стороны сцены, прячется за складками занавеса, в сторону): Негодяй! Идиот! Импотент! Одиссей (выслушав Эврилоха): Значит, катер свободен? Итака! Итака, Пенелопа и сын Телемах! (Эврилоху) Будь здоров, старый друг! Я бегу! (убегает, подпрыгивая) Кирка (выходит, вслед Одиссею): И дурак ты однако! Бог (высовывается из–за занавеса): Да, дурак (вздыхает). Но любимец... богов. |
|
| ||
|
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Итака. Вечер. Приморская терраса побогемнее предыдущей, в праздничной иллюминации. На заднем плане — Пенелопа (волосы распущены, много дикарских украшений, венок на голове) с женихами. Танцуют, обнимаются. Общий вид — хиппи–коммуна. Справа, ближе к зрителям — Фемий с гитарой, слева — Телемах. Фемий (поет): Воспойте, о музы, красу Пенелопы! Ее благонравие пойте скорей! Куда Пенелопа направила стопы — мужи там похожи на диких зверей.
баранами блеют в медвяной ночи! Румяная Эос, в твоей это власти красотку воспеть! Телемах (отчаянно, в сторону): Ой беда! Хоть кричи! Пенелопа (отрываясь от партнера, выступает на передний план, Фемию): Сладкогласый певец, твои речи мне любезны. Быть может, в делах ты не хуже (обнимает его, остраняется) ... До ночи! до встречи! (секретарю) Фемий — номер один! (Секретарь, высунув язык, старательно записывает карандашом на длинном свитке) Телемах: Дело — швах! Агелай (глупый и нахальный, корсиканец, похож на Бонапарта): Пенелопа-Penelope, ты развратней всех salopes, бурная, как Этна! (бросается к Пенелопе, сжимает в объятиях) Пенелопа (освобождаясь, уважительно глядя ниже пояса Агелая): Корсиканец! Желанье... заметно. (секретарю) Запиши-ка вторым Агелая за усы и воинственный дух. (в сторону, обводя рукой залу, полную женихов) Я из них выбирать не желаю, не могу даже выбрать из двух. Фемий (поет): Итака счастливая, радостный остров! Большая и дружная все мы семья! Напитков бодрящих и кушаний острых отведав, на ложе возля–я–я–яжем! Телемах: А я? Антиной (пододвигается поближе): Слышь, царица, сам я местный, не возьмешь ли в женихи? Пенелопа (целует Антиноя): Антиной, молодой и прелестный! (секретарю) Запиши! Телемах (с тяжким вздохом): В рай не пустят грехи! (обличающе) Позабыла ты стыд, Пенелопа! Говорил прорицатель: отец ещё жив. А и нет — вся Европа ныне смотрит, как вдовий чепец
а сегодня — и вовсе скандал! Не найти оправданья измене! (секретарю) Запиши и меня. Пенелопа (безжалостно): Ещё мал! Телемах (мужественно): Мал?! Отец в мои годы, однако, дом покинул, пошел воевать. Не вернулся отец на Итаку... (плаксиво) Я люблю тебя. (пытается нескромно обнять) Пенелопа (строго): Я твоя мать и люблю тебя чувством нежнейшим. Мы не куры, престол — не насест. Все позволено нам, августейшим. Все! Но только, сынок, не инцест. (в сторону) Одиссей!.. в наши годы младые не сыскать было лучше, чем он: и силён, и умён, и иные... преимущества... всем наделён
Я была бы скитальцу верна... (отхлёбывает из огромной бутыли, стоящей на авансцене) Женихи-то убоги, заметим, но со мною — и я не одна.
так с тех пор не видала его. Разберусь, я виновным устро–о–ою! (потрясает кулаками) Или, (задумывается) может, в игре колдовство?
отыскать... Ну да (машет рукой, опять прихлебывает из бутыли) хватит о нем. Амфином (подлезает поближе, льнет, представляется): Амфином из Дулихия. Пенелопа (почти злобно): Милый! Пригодишься. (секретарю) Пиши: Амфином. Телемах (злобно): Амфином, Антиной... антимоний не к лицу молодцу разводить. Пострелять их, как кур — я в законе, мщу за честь — ну ещё бы не мстить!
только мне путь заказан: (передразнивает) "инце-ест". Эвриклея (незаметно подошедшая сзади): Дитятко, помочь тебе сумею, Бог не выдашь? Бог (выглядывая из-за шторки): Нет. Эвриклея: Свинья не съест. Бог (недовольно): Что–то тут совсем меня забыли. Не кадят и молятся не в срок. Телемах (как будто что–то вспомнив, обращается к богу): Эй, послушай, отец мой в могиле или жив? Бог (сварливо): Не гадатель я. Бог. Эвриклея (хватается за голову): Боже ж мой! Бог (строго): Чего? Эвриклея: Не будь в обиде. Мы уважим, только не карай. Алтари украсим в лучшем виде. (подбирает венок из оброненных женихами, отряхивает от пыли, нахлобучивает богу на голову) Будет, боже, жисть твоя, что рай. Пенелопа (прекращает танцевать, обеспокоенно кивает на бога): Что там бог говорит? Недоволен? Жрец, эй, как тебя звать? Леодей?! Леодей (не переставая выделывать па, докладывает): Мало, говорит, застолий. И дворовых сечь людей надо чаще. Пенелопа (прихлебывает из бутыли, машет рукой): Обычное дело. Надо сечь, так и примемся сечь. Толкователь ты, явно, умелый, и твоя полюбилась мне речь.
Распустился, позор и беда. (рассматривает бутыль на свет) Неплохое, однако, винишко! (подходит к секретарю, долго рассматривает список, отыскивая подходящее место, тычет пальцем) Запиши Леодея... сюда! Эвриклея (простирая руки в зрительный зал — к морю): Сечь да сечь — вот это благодарность верным слугам, Одиссей, твоим! (Телемаху, показывая на Пенелопу) Погляди: распутство и вульгарность! Не тебе уподобляться им!
в моде месть за честь. Ведь ты герой! Молодца узнают по породе! (уводит Телемаха, доносится) План такой: здесь будет пир горой... Пенелопа (вдруг останавливается): Мне тревожно, мерещатся свиньи, а не жемчуг, побег от оков... Женихи (хором): Что ты, что ты, грусть отринем! Фемий, пой! воспой... богов! Фемий (поет): О боги! Как остров блажен и прекрасен! Прекрасна любимая всеми жена! О, жертвы, моленья, пусть смысл их не ясен, но мы сотворим. Пенелопа (нетвердой походкой приближается к богу, протягивает бутылку): Хошь вина? (пошатывается, совсем пьяна) Мне по сердцу вот этот — брадатый, (указывает на бога) запиши и его (икает) в женихи! Один из женихов (в священном ужасе, но не без издевки): Это ж Бог, нельзя! куда ты! Он накажет за грехи. Бог (строго, мечет молнию к ногам Пенелопы, та тупо стоит, едва слушая): Накажу за кощунство, мерзавка! Эка! Пьяные хуже скотин. Оскорбляешь людей — пусть, не жалко. За себя же и внукам отмстим! Пенелопа (Леодею): Что он там говорит? Ладно, знаю (пробалтывается) я об этом не хуже тебя. (богу) Не сердись! От души предлагаю. Разве не было раньше: любя
и рождались герои на свет. Бог (смущенно): Было... (сварливо) Только сейчас непохоже. (кивает на толпу женихов) Быть одним из толпы? Нет и нет! Антиной (богу, уважительно кланяется): Слава богу! (в сторону) Не хватало мне с Олимпа конкурентов. Этих-то уже немало — женихастых импотентов.
не достанут до плеча нам! Если что (жест в сторону Пенелопы) — терпеть не буду, нет! Итаку — итакчанам! Агелай (воинственно): Что? А ну–ка повтори–ка! Демократию в... семью! Антиной: Не поможешь делу криком! В бой за родину свою подниму отряд повстанцев, сбросят в море вас (обводит рукой толпу женихов) как крыс. Агелай (лезет драться): Щас убью тебя заср... Пенелопа (пьяно вмешивается): Танцы, песни лучше... (разводит женихов в стороны) Агелай (угрожает Антиною кулаком): Берегись! Телемах (входит загримированный, выглядит старше, на голове парик, говорит преувеличенно низким голосом, очень громко): Пенелопа МНЕ будет женою. Антиной: Вас тут не стояло... брат. Амфином (в сторону): Вот так чудо! Антиноя он нахальнее стократ! (Телемаху) Видишь, сколь собралось люда? Все — за тем же. Не спеши. Кто ты будешь и откуда? Телемах (гордо, с расстановкой): Хамелет из Милета. Пенелопа (вглядывается в Телемаха, потом машет рукой секретарю): Пиши! Антиной (ворчливо): Все Милеты да омлеты... Потонуть бы кораблю! (Телемаху злобно): Погоди, сживу со свету! Пенелопа: Тише–тише, я всех вас люблю. (зевая) Надоели, любимые, полно! Отдохну я часочек-другой. Да и поздно уже. Бог (кукушкой, со значением): Скоро полночь. Пенелопа (обнимая Амфинома): Чао, милый! Пока, Антиной! Телемах: А, щенки, утомили невесту! (дает по затрещине Амфиному и Антиною) Пенелопа: Что такое? Зачем? (напряженно вспоминает имя) Хамелет! Телемах: Я здесь старший! Всех знать свое место Научу! (достает пистолет, неумело потрясает) Пенелопа (растерянно): Как, зачем пистолет? Мы живем здесь в любви и согласьи, и не место насилию здесь! Впрочем, (хлопает Телемаха по плечу) ты хоть куда: и прекрасен, и силен как... мой муж. Телемах: Твой я весь! Антиной: Я — всецело! Амфином: Я душою, да и телом! Леодей: Я — у ног! Пенелопа (воздушный поцелуй в сторону женихов): Всех люблю вас, красавцы... (в сторону) ...порою. (снова женихам) Все милы, видит бог. Бог (высовываясь, предупреждающе) Видит бог! Телемах: Уж краса-авцы... Бездельники, моты. По профессии кто, господа? Антиной: Говорить моя работа. Я трибун народный. Да! Телемах: Ах, трибу–у–у–ун! Кто такой Макьявелли, мне скажи! Кто такой Цицерон? Чтоооо? Не знаешь? Таков ты на деле! Пустозвон! Пенелопа (задумчиво): Так и есть, пустозвон. Один из женихов: Как тут, можно записаться? Пенелопа (оживляется): Сколько преданных, честных сердец! Как зовут? (машет небрежно рукой, не дает ответить) (секретарю) Записать, разобраться! Кто еще? Другие женихи: Я! И я! Эвриклея (вошедшая некоторое время назад, — Телемаху, тихо): Молодец! Пенелопа? Что там, нянька, тебе? Где ребенок? Эвриклея (кланяясь): Кашу с маслом ел. Давно уж спит. Попросил игрушечек спросонок. (Телемах невольно подносит пистолет к носу и рассматривает) Тихо все: не плачет, не храпит. Пенелопа: Так иди же к нему, вдруг проснется и заплачет?! Утешит–то кто? (женихам) Завтра будем плясать у колодца, а потом поиграем в лото. Телемах: Кто из этих починит косилку? (женихи растерянно молчат, глядят в сторону) Кто быка отличит от овцы? (проговаривается) Но зато я не видел, чтоб вилку мимо рта кто пронёс. Молодцы! Пенелопа (Телемаху): Хм... а ты-то? Телемах: А я всё умею! Пенелопа (в сторону): Хамелет по душе мне... нахал. Где мужи? Неумехи, пигмеи! Одиссей — тот хоть землю пахал... Телемах: А богатый тут кто? То-то! Нету! Голодранцы вы все тут, поди! Пенелопа: Нет, не все измеряют монетой! Вот певец, а вот жрец, погляди! Телемах: Этот вшивый, а этот плешивый. Их монетой (показывает мелкую медную монетку) не смеришь — мелки. Швец, и жнец, и на дудке фальшивый, бесталанный игрец. (достает из портфеля листок с нотами, сует под нос Фемию) Две строки
(Фемий тупо смотрит на ноты, разводит руками) Что, в лузу ты умеешь получше, поди? (оборачивается ко жрецу) Жрец? действительно, жрёт он от пуза, так что, господи, не приведи.
Афродита? Леодей: Конечно, Парис! Бог (угрюмо покачивая головой): Пальцем в небо... Телемах (показывая Пенелопе на Леодея): И это мужчина? Это — жрец? Бог (высовываясь по пояс, хватает Леодея кулаком по голове): Ну, профан, берегись... Пенелопа (растерянно в сторону, но Телемах прислушивается): Да. И верно. Уж слишком докучны. Бог (злорадно): А сама ты — царица и мать. (Пенелопа печально кивает, Телемах радостно ухмыляется) Пенелопа (горестно): Женихов выбирала поштучно. Жалко всех их теперь разгонять!
Телемах (радостно, в сторону): Прекрасно! Пенелопа (колеблясь): Нет, отложим. Зимою — дожди, летом — мухи. Что чахнуть напрасно? (смотрит на часы, женихам) Скоро я к вам вернусь. (уходит в дверь, женихи пытаются увязаться следом) Не входить! Телемах (в сторону, с досадой машет рукой): Вот всегда она так! Бабник в юбке. Ни минуты без стаи мужчин. (женихам, вытаскивая меч и потрясая им) Прочь отсель, голубкИ и (Леодею) голУбки, Женихи (нестройным хором): Почему? Телемах: Да без всяких причин. (Женихи говорят, продвигаясь к дверям — на выход и в пенелопскую спальню (они рядом), теснимые размахивающим мечом Телемахом.) Антиной: Протестую! Амфином: Ты не балуй! Фемий: Прекратите! Леодей (жеманно): Что за хам! Телемах (весело): Порублю на капусту нахалов! Вот ужо проходимцам задам! Женихи (нестройным хором): Убивают! Пенелопа! Ой! Невеста! Помоги! Телемах (наступая, размахивая пистолетом): Вам устроооою пожар я с потопом! Вашей грязной не будет ноги на Итаке! Бог (Телемаху): Постой! Все не просто! Эвриклея (прибежавшая на шум): Чую: гнать теперя их не след! Телемах (раздает затрещины направо и налево, не слушает ни бога, ни няньку): Прочь отсюда, гнилая короста! Женихи (врываются в спальню): Помоги! Спаси нас! (Телемах по инерции влетает вслед за женихами.) Из спальни доносится истошный вопль Пенелопы: Неееееет! (Эвриклея и оставшиеся женихи подбегают к двери, заглядывают, отшатываются.) Эвриклея: Что ж такое, боже, что ж такое? Мы молились, и чего теперь? Бог (сварливо): Нянька, слышь, оставь меня в покое И закрой–ка лучше эту дверь. Бог захлопывает шторку, Эвриклея — дверь. Занавес. Конец второго действия.
|
|
| ||
|
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Лес. Темно. Видны смутные очертания гор и большого красивого здания. С края сцены, прихрамывая и опираясь друг на друга, бредут Кирка и Эврилох, оба в лохмотьях. Кирка (причитает): Тяжкая доля! Сыплются градом беды на плечи. Теперь — вертолет! Эврилох (со стоном): Ой, кузина, ой, не надо плакать. Погляди–ка, вот дом какой–то. Может, это тот, что нужен? Кирка (неуверенно): Вроде бы, да. Ох, я не помню. С метлою–то нету этих проблем. И промчались года, все перестроить могли. (Эврилоху) Образина! Врезался, изверг, в скалистый отрог! Эврилох: Я старался, слышь, кузина. Темень, ногу сломит... бог. Кирка: Ну же, стучи! Эврилох (стучит, никто не открывает): Есть тут кто? Кирка: Посильнее! Немочь болотная, легионе-ер! Эврилох (приглядываясь): Что за дверь?! ну, я хренею! створок нету, на манер
(наклоняется, ахает) нарисована она! Кирка (с досадой): Мда! У колдуний всё шито и крыто: с воздуха ждут. (Эврилоху) Дверь заговорена! Эврилох (растерянно): Как же внутрь попасть, кузина? Поколдуешь али как? Кирка (злобно): Ха! Чемодан–то пропал и корзина с инвентарем. А? Что скажешь, дурак? Кто виноват? И что делать? Кто знает? Нужно метлу раздобыть! Эврилох (простодушно): И совок? Кирка (машет рукой, отвешивает Эврилоху подзатыльник): Радость одна: (злорадно) Одиссей подплывает к верной жене. Обещал ведь мне бог. Бог (высовывается из дупла, зевает, озирается, на сцене становится светлее): Ну, как сказать... Выбирай: иль Итака, иль Пенелопа и... те, кто при ней. Кирка: Как выбирай?! (в сторону) Вот достался ломака! Мне Пенелопу! Бог (позевывая): Ах так... Ну ОК. (Бог щёлкает пальцами, загорается вывеска "Hotel Zauberberg".) Кирка (читает по складам): Ца-у-бер-берг. Эк — учёные стали, всё по-немецки назвать норовят. (идёт вдоль стены, видит полуутопленное открытое окно в подвал — за кулису) Норка в волшебной горе! (Эврилоху) Глянь в подвале, можно ль пройти. Эврилох (лезет в подвал, оттуда раздается грохот): Чёрт дери! Тут целый склад мётел, веников и щёток, кочерег, скребков, лопат... Кирка: Мётлы? Болван, не трещи, как трещотка, (торжественно) дай мне метлу, мой находчивый брат! Эврилох (протягивая метлы): Вот и вот! Держи, кузина! Вот еще! Ну как, летят? Кирка (брезгливо примеривается): Эк все погрязло в пыли да в грязи! На этой–то рухляди разве что в ад! Есть ли еще? (Эврилох что–то протягивает в окошко.) Это швабра и веник. Не полетят. (отбрасывает) Эврилох (высовывается): Вот–те раз! Вертолета нет и денег! Слушай, здесь как будто лаз! Кирка: Ладно, коль вЕрхом нейдет, будет низом. Надо метлу у товарок украсть! Как мотыльки воспарим над карнизом. Все возвратится: и деньги, и власть. Скрывается в дыре. Декорация раздвигается. |
|
| ||
|
СЦЕНА ВТОРАЯ. Большой, богато убранный зал. Куча ведьм, ведьмочек и ведьмух. На первом плане Ксантиппа и Медея. Ксантиппа: Простите, не Вы ли Медея? (Медея царственно кивает) Давно о Вас мне твердили театр и кино.
Мне выпала честь! (якобы смущенно замолкает, подмигивает публике) Медея (растроганно, в сторону): Не забыли!.. Чуть не плачу! Ксантиппа (в сторону): Работает лесть! (Ксантиппа обходит по одной всех ведьм, каждой что–то нашептывает.) Медея (озирается, кривится, в сторону): Фи! Мещанские манеры. Хуже! Проле–тари–ат! Надо сделать тут карьеру, и дела пойдут на лад.
К тетке — в глушь? К папаше — в глушь? Из Афин пришлось убраться, но еще попомнит муж!
(грозит кулаком) Все кричат, виновна, мол. Муж без чести и резона, похотливый, как козёл! (прохаживается туда-сюда по сцене, раздумчиво)
(щёлкает пальцами) подучила матерьял, старых книг наковыряла... Буду Главной! Кто не брал
А примеры — на слуху. Что ж, пойду готовить... снасти: рыбка (обводит постепенно наполняющийся ведьмами зал рукой) просится в уху. (На передний план, кряхтя и постанывая, выходит старая ведьма.) Ксантиппа (льнет к ведьме, робко): Сударыня, видно, Вы... Лилит (перебивает, кивает): Да, я Лилит. Голубушка, уж как обидно: и здесь болит, и там болит. А прежде я была красоткой, была здесь главной много лет. Ксантиппа (заикаясь): Позвольте мне кротко... Я знаю... секрет. (Уходят с авансцены, Лилит уцепилась за Ксантиппу. Выходит Баба Яга, таща за собой тяжёлую ступу.) Баба Яга: Ой, Европа! Где же ступы? На одной метле летать — милыя! Ведь это ж глупо! Не по-нашенски, их мать!
раньше — постоялый двор, а теперь — "хотели", годны честной даме (гордо вздергивает крючковатый нос) на позор. (удаляется бормоча) Медея (останавливает Бабу Ягу): Абсолютно справедливо! Мы наладим импорт ступ, брагу лучшего разлива завезем. Высокий дуб здесь и там зазеленеет, вправо–влево кот пойдет... Баба Яга (обалдев от напора): Как тя звать–то хоть? Медея (горделиво): Медея. Баба Яга (в сторону): Вишь ты, складно как поет! (кивает на других ведьм)
Как их в ступы усадить? Медея (беспечно машет рукой): Рестораны задолбали. Что б трактиры не открыть? (в сторону): Главное — работа с массой, завтра кадры всё решат. Нынешняя — сучка в маске — нас поймала, как кутят.
там интрига, тут слушок. И когда пора настала выбирать — какой был шок!
оказались, как назло. Маска ж тут как тут, на месте. Что, случайно повезло?
обещания... Пи-аР. Мы теперь баланс изменим... (за кулисами шум, крики) Что такое там? Пожар? Маска (влетает пулей, на ходу поправляет маску и парик, небрежно кивает склоняющимся в поклонах ведьмам, не без труда принимает царственный вид): Salve! Salve! Явленью хозяйки аль не рады? Держать вам ответ! И наказаны будут лентяйки, вроде Кирки. (оглядывает зал) Опять ее нет!
боги вам не позволят соврать. (Бог лениво отдергивает шторку, озирается, зевает.) И не прячьтесь друг дружке под юбки: я вам строгая, добрая мать. Ведьмы (тихо ропщут): Как же добрая... Дождешься! Уничтожит! Бросит в грязь! Медея (обескураженно, в сторону): Трудно... Трудно... Как пробьешься?! Ух, задачка задалась! Маска: Отлучусь, а потом и приступим. Ждать меня и построиться в ряд. Что ты, Баба, опять в этой ступе? Эх, Моргана, ну что за наряд?! Баба-Яга (тихонько ворчит): Недовольна, командирша. Моргана (оглядывая свой экстравагантный наряд со страусиными перьями): Мой наряд? Коко Шанель! (с довольным и глупым видом оглядывает товарок) Маска (наклоняясь к Моргане, на ухо, громким шёпотом): Уничтожу, дура! Тише! Перья снять! Здесь не бордель! (Моргана испуганно отшатывается) Маска (шипит): Бунтовать? позабыли, наверно, как меня выбирали гурьбой? мол, без твёрдой руки-то нам скверно, прииди, володей, мы с тобой!
уваженья не жди от людей, Так ли было, любезные? Ведьмы (понуро, вразнобой): Было! Маска: А при мне? Баба-Яга (льстиво скрипит): Стало лучше! Ей-ей! Маска: Убедились? Меня лучше нету! (в сторону) Зелье что-то... Заснут — не заснут? (громко) Так глядите, готовьтесь к ответу. Я вернусь... через десять минут. (уходит) Баба Яга: Скока, бабы, будет сраму! Моргана (приставляет назад перья): Бабы... Ха! Ищи-ка дур! Мы не бабы здесь, а дамы, Только ты... Кирка (входит завернутая в простыню, держит метлу рукояткой вверх, на расстоянии примерно 25 сантиметров от верха завязан бантик): В кои-то веки... (сладострастно вздыхает) Лямур! (здоровается со всеми,холодно кивает Медее) Здравствуйте вам! (Моргане) А была ль перекличка? Моргана (не отошедшая еще от испуга): Да, была! (шепчет) Сегодня зла! Баба-Яга: Про тебя спросила! Ишь как! Медея (ехидно): Ты всё так же... весела! Кирка (не замечая ехидства, начинает рассказывать): А! пустяки! Все мы ходим под богом! (Бог одобрительно кивает сверху) Что за отель — закоулков не счесть. Но хорошо, что мужчины под боком — (сладко потягивается) чтоб посягнуть на (хихикает) девическу честь. (Ведьмы обступают Кирку, Ксантиппа прячется.) Инкуб: Лямур, хафизы, розы — все не ново, и соловьи проклятые — основа дурацких песен. Здесь хоть их не пой! Язык отсохнет от вранья такого! Суккуб: Откуда здесь мужчины? Что с тобой? Гарем без повелителя. (Бог хмыкает, суккуб отвешивает поклон.) Бог мой! Ты, видимо, подруга, нездорова?! Вот аспирин, запей его водой. Кирка (отмахиваясь от таблетки): Был. Не мужчина, но мальчик, и очень даже не плох. (кивает на бантик) Ведьмы (хором): Обалдеть! Кирка (продолжает): Вот бы в мужья, были б ночи как ночи! Африканская ведьма (с трудом соображая, что происходит): Тумба-юмба, три жирафа! Едь в Европу, сыщешь графа. Только почему не петь? Медея (подхватывая, беря лидерство на себя): И действительно, подруги, почему бы нам не петь? Раньше было — ноги в руки, на метлу (берет Киркину, видит подделку, усмехается) — и геть-геть-геть!
Баба-Яга (верещит): На мужчин запрет — долой! Каждой — штоб мужик в награду! Медея: Все — мужчин искать! За мной! Лорелея (в высоких сапогах, с хлыстом, сзади маячит законопослушный эскадрон из провинции): Стой! куда! сказала Маска! здесь! А Ordnung — наш закон! (Кирке) Что? мужчины? строить глазки? (берёт у Медеи киркину метлу, Кирке) Ты не ведьма! ну-ка — вон! Кирка: Что? Не пойдёшь ли к своей ты бабуле? (выхватывает из-за пояса Лорелеи садомазохистскую плетку о семи концах) Сгинь! Медея (опасливо): Оставь! Кирка (замахивается): Молчала чтоб! (Лорелея замахивается на Кирку её же метлой.) Медея (пытается растащить): Нет, не надо! Баба Яга (подмигивает остальным ведьмам): А, струхнули? Вишь, не шабаш, а секс-шоп. Барби (постаревшая и растолстевшая, рейтузы в обтяжку, T-shirt с американским флагом, говорит лозунгами): Все любовники — уроды! Феминизм даешь и честь! Демократия! Свобода! Есть тюрьма здесь? Карцер есть? Кирка (выскальзывая, крадется в угол комнаты, перебирает метлы): Эта! сойдёт. Грязновата — ну,чёрт с ней. (поворачивает, видит надпись, читает) "маде ин Раша" — проклятье, не то! (отбрасывает) Лорелея: Левый фланг! Держись! Почётней умереть, чем с ними сто лет прожить. Вперёд, повзводно! Кирка (беря следующую, с бантиками, срывает их, осматривает — довольно): Дуры Морганы, небось. Ничего. Что-нибудь сыщет. Зато я свободна. (прячет метлу в другом углу) Что с Эврилохом? Где носит его? (осматривается по углам, пытается заглядывать в двери) Ксантиппа (осторожно выходит на первый план): Эх, добралась и она! Метлу ль отыскала другую? Нет, у Морганы, смотрю, хочет, мерзавка, украсть. Лорелея (наступает): Шайсе! Орднунг! Медея (беспомощно пытается вмешаться): Протестую! Баба Яга (подлезает к Лорелее): Хенде хох! Барби (Бабе Яге): Захлопни пасть! Баба-Яга (оборачиваясь на Барби): Мериканская шпиёнка! С губ жувачку оботри! Американка (презрительно, как бы в сторону — но Яге): Третий мир... Одни подонки. И трухлявые внутри.
(тянет носом) и не мылись никогда. Баба-Яга (взревывает): Бездуховность!'пологеты! Моргана (морща носик, показывая пальчиком): Варвары — и та, и та. Барби (гордо): Да, БарбАра! Баба Яга (Моргане): А сама–то? Манька, Дунька и... (Входит, пошатываясь и интенсивно зевая один из женихов, в плаще, под капюшоном.) Жених: Сюда! Тут на каждого на брата по три крали, господа. (Входят остальные женихи под капюшонами. Пошатываются и зевают.) Еще один жених: Будет тут и по четыре! На любой на цвет и вкус. Моргана: Чудеса творятся в мире: не врала нам Кирка. (С другой стороны входит Маска. Первой ее замечает Лорелея.) Лорелея: Чю-ус! Всем равняйсь налево! смирно! Рассчитайсь на айн-цвай-драй! Телемах-Хамелет (входя последним, богу, выглянувшему из-за занавески): Что за новая кумирня? (прослеживает взгляд равняющихся на Маску) в честь мамаши? (зевает) Бог (подмигивая): Не зевай! Кирка (торжествующе подходит к Телемаху, за руку выводит в центр): Ну? Вы не верили? Будь он рыжЕе... Ведьмы (подлезают со всех сторон, хором): Да и так он ничего. Кирка (продолжает): ... как бы похож он был на Одиссея. Маска (лепечет): О кошмар! Был похож на кого? (в ужасе прикрывает рукой рот) Телемах (Кирке): Ангелок мой, любимая, что же Удрала ты, со мной не простясь?! Маска: Эта ведьма — любимая?! Боже! Бог (недовольно): Что тебе? Маска (слабым голосом). Ничего! Телемах (Кирке, радостно): Ты нашлась! Маска (снимает парик с Телемаха): Хамелет... Телемах... что ж я, дура... (машинально снимает маску, оказывается Пенелопой) Чуть не вышло инцеста, но бог уберёг... или нет?.. от амура? Уберёг или нет? Бог (недовольно ворчит): Уберёг. Пенелопа: Уфф! Оставлю вино и куренье. (Бог ехидно качает головой.) Ну, урежу... коньяк, анашу... (Тут ведьмы обращают внимание на снятую маску.) Кирка: Пенелопа? Медея: Вот это явленье! Бог: Ну-с, все в сборе. Финал! (оборачивается за сцену, хлопает в ладоши) Попрошу! Баба Яга: Пенелопа? Ето гречка? И мужик удрал у ней? Моргана (передразнивает): Нет, овсянка. Пенелопа (устало): Сплетни вечно травит чернь. Бог (обеспокоенно): Где же он? (хлопает в ладоши еще раз) (Распахивается широкая дверь, и в толпу ведьм и женихов въезжает Одиссей на обломках катера.) Кирка (всплескивает руками): Одиссей! Пенелопа: Одиссей?! Бог (Кирке, скромно): Как просила. Пенелопа (едва узнавая, вглядывается в Одиссея): Седой и усталый... Все понятно теперь. (сжимает кулаки, направляется к Кирке) Одиссей (обалдело озирается): Где я? Где? Сколько лет уж живу, но не знал, что летают катера. Полагал, что плывут по воде. Ведьмы (разглядывают обломки катера): Это что ж это такое? Новомодная метла? Или (Бабе Яге, угрожающе) ступа? Баба Яга (брезгливо): Фи! Не скрою, я б такую не взяла. Пенелопа (угрожающе, Кирке): Значит, правда! Так вот с кем, подруга, коротала ты время вдали и от нас, и от чести. Одиссей (вглядываясь): Супруга! (обводит рукой женихов) Что за сброд? Пенелопа (мелодраматично вскрикивает): Любодей! (шипит) отвали!
я проплакала, вы же с каргой в ус не дули! Медея (невпопад): Мы все человеки... Одиссей (нисколько не устрашен, громовым голосом, показывая на женихов): Пе-не-ло-па! Скажи-ка: кто это такой?
Агелай: Эй! Но-но! Мы женихи, список есть приватный. Пенелопа (закрывает лицо руками): Дураки мне даны за грехи... (Бог согласно кивает.) Телемах (смотрит на Одиссея, Пенелопе): Это он? (Пенелопа скорбно кивает.) (Одиссею, холодно) Здравствуй, папа, не скрою я годами мечтал... Так один я и вырос, при маме... (вздыхает) Одиссей (оправдывается): Так вышло... Под Троей... Телемах! Мой сынок! Мой единственный сын! (пытается заключить Телемаха в объятия. Из–за спины Одиссея появляется Телегон, сверкает рыжей шевелюрой.) Кирка: Ой, Телегон, ты–то, милый, откуда? Телегон (нахально): С папочкой я. Телемах (настороженно): Это что за субъект? Кирка (богу, недовольно): Должен был дома остаться он. Бог (растерянно): Чудо! Если угодно, побочный эффект. Кирка (передразнивает): Чудо! Убиться ведь мог. Слава Богу... Бог (обиженно): То–то! Кирка: Живой. (гладит брыкающегося Телегона по голове) Пенелопа (Одиссею, холодно): Порожденье твое? (На заднем плане ведьмы любезничают с женихами.) Баба Яга (оставшаяся без кавалера): Ишь, хотели... Что берлога! Обнаглело мужичье! Телемах: Значит, я не единственный, па-па! Может, есть и ещё? Кирка (рассеянно): Как не быть?! Ксантиппа (в сторонке колдует, подглядывая в книжку старинного вида): эм-це квадрат, каппа, все будут любить! Кирка (ластится к Телемаху): Милый, ты сердишься? Прошлое — в прошлом. Телемах (в сторону): Ох, колдунья! В постели — огонь! Но не будем покамест о пошлом. Пенелопа (задумчиво смотрит на Телегона): Жеребёнок! Но вырастет — конь! (переводит взгляд на толпу женихов) Как любовь, поклонение, верность вдруг потухли, подобно лучу предзакатному. Фемий (поет немецкой ведьме): Очи твои будто штерны! Немецкая ведьма (довольно): Ja, ja wohl! Фемий: И я тоже хочу! Пенелопа (Телегону, вкрадчиво): Милый мальчик, а что, на Итаке ты не хочешь у нас погостить? Телегон (избалованно): Если есть теннис и раки к пиву... (нахально) А будешь любить? Пенелопа (целует Телегона): Ох, с отцом вы на диво похожи, ну а он уж не тот, уж не тот. (заинтересованно) А что братья? Возьмешь ли их тоже? Кирка (переходит в наступление, трясет с.–м. плеткой, которая все еще у нее в руках): Поберегись! Вдруг кто плетку возьмет?! Эврилох (входя): Что за рожи! Что за рыла! Ведьмы, ведьмы и козлы. (озирается, подъезжает к Ксантиппе) Эй, красотка! Очень мило! Нету ль киркиной метлы
(Ксантиппа только злобно шипит в ответ.) Да ладно! Не кипи, но поцелуй! Моргана (жениху, жеманно): Что-то стало мне прохладно. Жених (обнимая): Обогрею, не горюй. Кирка (замечает Ксантиппу; сжав кулаки, приближается): Чудно! Голубка сама прилетела. Перышки я ей повырву сейчас! Ксантиппа (шепчет, делает пассы руками): Первая четверть... Луна... Венера... Недвижное тело... (Кирка застывает в неестественной позе с распахнутым ртом.) Ведьмы и женихи (хором): Что такое? Вот те раз! Телемах: Расколдуй–ка немедля невесту! Телегон: Ну–ка, маман расколдуй! Ксантиппа (со смехом): Ладно, но если опять... Устрою красотке сиесту! Станет столбом соляным! Кирка (приходя в себя, ворчливо): Еще чего! Нет уж! (подставляет губы Телемаху) Целуй! Одиссей (покачивая головой): Просто шабаш какой–то! Знакомые лица. Не Итака ведь... И незнакомых не счесть! Эврилох (Ксантиппе, опасливо): Видно, лучше нам проститься. Одиссей (богу): Что за шабаш, о боже, ответь!
Он и есть. (Пораженный Одиссей замолкает, смотрит на происходящее округлившимися глазами.) Барби (постукивая пальцем по часам): Тime is money! Time is money! Бизнес не стоит, не ждет! Баба Яга (язвительно): Бутерброд протух в кармане? Эврилох: Не стоит у них? Ну вот! На Уолл–стрит, чай, неполадки. (лезет к Барби обниматься) Эй, кума, тебе помочь? (получает апперкот, пятится к другим ведьмам) Пенелопа (спохватившись): Верно, дамы, пора к распорядку возвратиться. Кончается ночь. Одиссей: Говорили: все женщины — ведьмы, не верил, ладно Кирка — но тут же Медея... жена... Барби: К распорядку? Враг у двери, из–за Маски здесь война! Баба-Яга: Верно! так! долой тирана! Немка: Битте, орднунг. (одёргивает лезущего к ней за пазуху жениха) Хенде хох! Пенелопа (жёстко): О, овечки мои и бараны, я с поста ухожу. Видит бог, (бог кивает ) удовольствие я получила, вас держала в ежовых... руках, но меня–то судьба научила: правит миром любовь, а не страх. Баба-Яга: Как теперя без начальства? Моргана: Нам бы выбрать хоть кого! Кирка (громко): Ну, Ксантиппа, дождешься несчастья! Моргана: Да, Ксантиппа — ничего... Ксантиппа (раскланивается, посылает воздушные поцелуи): Я к вашим услугам! Готова всегда! Ведьмы (хором): Верно! Честно! По заслугам! И резва! И молода! В колдовстве легка, свободна. Медея (горделиво): Нет, нам эта ни к селу и ни к городу. Безродна. Кирка (держась подальше от Ксантиппы): Да! И греховна: украла метлу! Ксантиппа (смеясь): А ты? Вот нахальство! Медея (толкает в бок Бабу Ягу): Ну, скажи же про меня! Баба Яга (выводит Медею в центр): МИдИю давай в начальство! Барби: Что, она тебе родня? Медея (шипит Бабе Яге): Идиотка! Я Медея! Баба Яга (лезет с кулаками): Уж я двину! Вона как! Медея (уворачиваясь, сокрушенно): Русский бизнес — фикс–идея: Ты им — мед, тебе — кулак. Пенелопа (задумчиво, Ксантиппе): Я когда–то от горя и бедствий стала ведьмой. Тебе–то зачем? Одиссей (Пенелопе, пытается вмешаться): Вышивала бы ты, было б меньше последствий! Пенелопа (кивая на Кирку и Телегона): Сам усердно ты шил, между тем! Лилит (основательно): И молодым у нас дорога, и старикам у нас почет. Пенелопа: (поглядывая на Кирку) Месть сладка, но (благочестиво) мы спросим у бога. Пусть из двух он одну назовет. Кирка: Как же «из двух»? Я ведь тоже достойна. Ксантиппа: Не надо зевать! Пенелопа (Кирке): Помолчи, не твои эти войны, заколдуют — забудешь, как звать. (Кирка одумывается, умолкает.) Эврилох: Тихо, бабы! Есть мужчины, я да кореш Одиссей. Одиссей: Я не буду мешаться — и ты, дурачина, не касайся интриги ведьмаческой сей. Бог: Та убийца (показывает на Медею), а та — профурсетка. (показывает на Ксантиппу, тоскливо поднимает руки к небу) Что за участь, Зевес, вечный срок... Пусть меж ними решает монетка. (философски) Божья лень называется рок. Эврилох (основательно): Ну тогда сестра, вестимо. Величава и умна. Ксантиппа (ехидно): С Тезеем–то мимо! В изгнаньи. Бедна. Медея (в сторону): И откуда ей известно? Перед прессой я чиста. (громко) Все вранье! Ксантиппа: А если честно? Кирка (задумчиво): Значит, резина была неспроста. Суккуб: Нам бог велит предаться фатализму. Инкуб: На мир глядеть сквозь роковую призму. Леодей (под руку с суккубом и инкубом): Может, фатум — это я? Бог (устало): Да ну? Барби: Проклятье фунда–мента–лизму! Леодей: Что же деется, друзья? Сексуальные меньшинства очень здесь ущемлены. Медея: Эй! Э–гей! Оставь бесчинства! Это место для жены. Бог: А и впрямь Леодей — председатель конклава не худший, и мужское, и женское внятно ему естество. Он мужскою рукой усмирит, если что, бунт и бучу, и мужчин околдует искусно. Да, я б за него,
но как бог среди смертных — иначе проблему решу. (повышает голос) Вот афинская драхма: решётка — Медея, а горный пусть орёл, что совою представлен, — Ксантиппа. Прошу! (кидает) Баба Яга: Только две? Имеем право! Барби: Что же? Греция опять? Бог (недовольно): Ох уж эти сверхдержавы: Бог изрек, а им плевать! (Темнеет, проскальзывает молния, все замирают в священном трепете.) Пенелопа (вопросительно смотрит на бога): И каков же итог? Что нам мешкать?! Эврилох: Где же он деньгу нашел? Бог (смущенно): Ой, не вижу... Орел или решка? (возвращается прежнее освещение) Так орел или... Медея (кричит, пробираясь к богу): Решка! Ксантиппа (спокойно щелкает пальцами): Орел. Одиссей (поднимая монету): Да, орёл. (вздыхает) Одиссей был крылатым когда-то, Что же ныне? Ксантиппа (ликует): Решил судия — бесстрастное злато: верховная — я.
покорствуй судьбе! А остров Ээю возьму я себе.
отныне, и впредь, и в прошлом. Другими меня звать — не сметь!
любимцы побед! Эй, Кирка, ты слышишь? Дрожать-то не след.
поэт-прохиндей, с Каллипсо, мол, горя не знал Одиссей. Ведьмы: Да. Законно. Фьеф. Награда. Кирка (заламывая руки): Вот так пассаж! Пенелопа (холодно, кивая на Ксантиппу): Ты и с ней, Одиссей? Ксантиппа (нахально): Он ближе был всех! Одиссей: Нет! Ксантиппа: Да! Одиссей! Нет! Очень надо! (Кирка что–то шепчет на ухо Пенелопе.) Пенелопа: (издевательски) Артемис! Афина! Не скажешь по ней. (Ксантиппе) Это правда? Ксантиппа (немного смущенно): Я главная. Баста! За сплетни... (принимает зловещую позу) Пенелопа: Молчу. (Кирке и Медее) Что ж, поедем ко мне. Будет паста, крабы, кьянти. (Телегону) Ты хочешь? Телегон: Хочу! Кирка: Да, не в Колхиду же... Еду! Спасибо! Там, с сыновьями... (Ксантиппе) Пришлешь остальных! (Ксантиппа безразлично кивает.) Пенелопа (подмигивает Кирке): Женихи есть еще. Здесь не все. Телемах: Либо–либо! Попадись мне один хоть жених! Одиссей: Кстати, о женихах. Расскажи, не они ли, о супруга, предерзко к тебе пристают? (кивает в сторону любезничающих с ведьмами женихов) Не они ли тебя и меня оскорбили, разорили хозяйство, разбили уют?
не троянцы — они Одиссею враги. (берёт обломок весла) Жизнь за честь! вот и будем, мерзавцы, мы квиты. Что стоишь ты столбом, Эврилох? Помоги! (приостанавливается, ведьмам) И друзей расколдуйте, чертовки! Ведьмы (показывают на прячущихся за их спины женихов): Где? Каких? Не этих? Одиссей (скривившись): Нет, свиней. Ксантиппа (в сторону): Не доучила... хе–хе... на свиней мне не хватит сноровки. Пенелопа: То–то свиньи мерещились мне. Баба Яга: Не боись, у нас в Расее всяк мушшына что свинья, обращаться я умею. (шепчет про себя короткое заклинание) По домам ужо друзья. Одиссей: Почему же не здесь? (Баба Яга хмурится.) Благодарствую, тетка! Ну, придется вдвоем. Наступай, Эврилох! Эврилох: Мое дело, слышь, середка. Одиссей: Что? Селедка? Обжора! Что делать мне, бог? Бог (лениво): Спохватился, милок. Ну, борись! Лучше поздно, чем... Женихи: Никогда! Ведьмы: Никогда! Эврилох: Никогда! Лорелея: Эй, по метлам! Нас ждут звезды! Женихи: И чужие города! Пенелопа: Полетели и мы. На Итаке я оставлю навек ведьмовство и хозяйством займусь, а о браке брошу думать — и так ничего. Одиссей: Как же я? Пенелопа: Ох, не знаю — пропавшим без вести срок выходит за давностью лет. Кирка, ты с Телемахом? Так вместе полетим. До свиданья! Кирка: Привет! (Улетают все четверо, ведьмы потихоньку разлетаются на заднем плане.) Одиссей (патетически, глядя вослед женам и сыновьям): Ну и вкус у сыночков. Вот я... Бог (затыкает уши): Ой, зазнайство! Одиссей (сбавив тон): И в кого удались?! Уж отец — не простак! Ксантиппа (смотрит на Эврилоха): Этот украл уж свое, а новый... Займешься хозяйством? (Эврилох смотрит с опаской) Не заколдую тебя, только гляди мне! (грозит пальцем) Эврилох: Коль так... (садится за Ксантиппой на метлу, улетают) Медея (злобно): Эй, а я? Меня же звали! Вот так тетка! Вот так брат! Одиссей (озираясь): Да, дела... Все почти, как в начале... Только острова нет. Бог: Ну и кто виноват? Одиссей: Не ропщу, принимаю судьбу, как награду. Не безумие ль против богов бунтовать? Бог (кивает одобрительно): Так давно бы! Одиссей (Медее): А ты что, подруга, не рада? Не наскучило с ведьмами век вековать? Медея: Надоели лизоблюдство с интриганством. Всё, шабаш. (вздыхает) Но на островах занудство ещё пуще. Баш на баш.
время снова жизнь начать. Бог: Ты права! Одиссей (оглядывая Медею): А она ничего — в лучшем виде, чем мои-то две дуры. С собой, что ли взять? Медея (оглядывая Одиссея): Он неплох. Живет с размахом. И красив, и с головой. Бог (достает затрепанный фолиант, торжественно, печально): Вот, по Книге Судеб ты убит Телемахом. Медея: Ну и ужас! Но он–то живой! Одиссей: Да, живой. Ну, сынок удружил... Прынц наследный... Медея (с любовью глядит на Одиссея): Не Ясон и не Эгей. (изображает гримасами обоих мужей) Бог (торжественно): Ты ж по Книге Судеб запропала бесследно. Одиссей: Эй, послушай! Да вот же она... И я с ней! Медея: И я с ним! (берутся за руки) Мы живы оба! Что такое там с судьбой? Бог (неудовлетворенно вчитываясь в текст): Непорядок. Надо, чтобы... Одиссей (Медее): Я с тобой! Медея: И я с тобой! Бог: Раз неясности в книге, свобода мне дана рассудить по делам. За смирение гордое — сходу имена вам с иголочки дам.
Есть Дафнис и Хлоя, есть Давид и Вирсавия, есть и Ромео с Джульеттой (но что я — итальянцы и кровная месть?
Василиса с Иван-дураком, Клеопатра и Цезарь — довольно? Есть старуха с своим стариком...
Одиссей (морщится, перебивает): Чрезмерно жестоки. Бог: Бонапарт с Жозефиной... Медея: Куда как не рай! Бог: Дон Кихот с Дульсинеей... Одиссей (протестующе машет руками): Вернемся к истокам. Что там? Дафнис и Хлоя? Сгодится. Медея: Давай! Бог: Получить паспорта. Вот и вот (отдает) и валюту. Тут и авторам есть. Заплатить гонорар. Одиссей: Издевались над нами. Теперь почему–то мы должны им платить?! (Бог хмурится.) Медея (машет рукой): Да пускай! Будет в дар! Одиссей (Медее): Счет швейцарский еще... Пораскинем мозгами, заживем мы в достатке и лени. (Целует и обнимает Медею. Бог наблюдает не без ревности.) Медея: О! А! (высвобождается из объятий, богу, небрежно): Ты не хочешь отправиться с нами? Бог: Отчего же? (Вылезает из–за шторки. Снимает маску. Становится между Медеей и Одиссеем, нежно, но крепко берет обоих под руки.) Одиссей (в сторону): О Боже! Менаж–а–труа?! КОНЕЦВойцеховская Элина, Сазонов Михаил. |
| ||||
| ||||||
copyright 1999-2002 by «ЕЖЕ» || CAM, homer, shilov || hosted by PHPClub.ru
|
|
| ||
| ||||
|
|
|
Счетчик установлен 4 сентября 2001 - 747
